Сэр Блад сделал несколько шагов ему навстречу, снял и отбросил шляпу, отстегнул ножны и, вытащив из них шпагу, тоже отбросил.
Дон Мануэль стремительно приближался, стуча каблуками по плитам, которыми была вымощена площадка перед дворцом.
* * *
Элен успела оттолкнуть руку Лавинии, и лезвие просвистело всего в нескольких дюймах от ее лица. Отбегая, Элен схватила за спинку кресло и повалила на пол. Лавиния, прихрамывая, обошла препятствие, не упуская из виду жертву. Та вынуждена была отступить в угол между стеной и бамбуковой ширмой.
— Так, значит, ты все-таки не хочешь уйти со мной?
— Нет, — ответила Элен, хотя было понятно, что Лавиния разговаривает сама с собой.
— Значит, не хочешь?
— Нет, не... — опять открыла рот Элен, но бросок Лавинии прервал ее на полуслове. Элен успела увернуться, но на портьере, которая висела у нее за спиной, остался длинный вертикальный разрез. Повалив ширму, Элен бросилась к двери; с проклятиями высвободив нож из портьеры, Лавиния кинулась вслед за ней. Несмотря на хромоту, ей удалось совершить стремительный бросок, и она наверняка настигла бы беглянку и вонзила ей нож в спину, если бы не зацепилась за труп Сабины. Таким образом тюремщица оказала своей подопечной последнюю услугу.
Выскочив в коридор, Элен на мгновение растерялась — куда бежать?! По черной лестнице в апельсиновую рощу или по парадной в город? Нет, в рощу нельзя, там в замкнутом пространстве, Лавиния рано или поздно ее настигнет, поэтому... Додумать свою мысль она не успела — разъяренная преследовательница тоже уже была в коридоре. Элен схватила за железную рукавицу стоящего в нише рыцаря и, обрушив его поперек прохода, побежала в глубь дворца, оставив за спиной грохот железа и клубы столетней пыли. Лавиния перебралась через груду доспехов и заковыляла следом. В другой обстановке вид переодетой хромающей женщины с ножом в руке мог бы показаться комичным, но надо было взглянуть в глаза этой дамы: в их блеске осталось мало человеческого — холодная, хищная ярость светилась в них, — и Элен охватил ужас.
Она мчалась в сторону парадной лестницы, надеясь спуститься по ней на площадь перед дворцом или хотя бы попасть в руки стражников, которые помогут ей избавиться от «лучшей подруги».
Но оказалось, что путь вниз отрезан, второй этаж был полностью охвачен бушующим пламенем. Вверх по лестничному проему валил дым, и по ковру, устилавшему мраморные ступени, ползли торопливые языки пламени.
Элен затравленно оглянулась — по коридору, качаясь и ковыляя, неумолимо приближалась Лавиния с поблескивающим в руке кинжалом.
* * *
— С вашей стороны было очень вежливо дать мне возможность расквитаться с вами, сэр, — наступал дон Мануэль, проворно орудуя клинком.
— Я очень рад, что даже в подобной ситуации вы способны оценить хорошее обхождение, — отбивался сэр Блад. Он с первого удара почувствовал, что поединок будет нелегким. Дон Мануэль был прекрасно обучен в фехтовальному искусству и плюс к этому молод и силен. «Встретиться бы с ним лет десять назад», — думал сэр Блад, с трудом отражая мощные удары молодого испанца. Умом капитан прекрасно понимал действия противника, но рука немела, а дыхание перехватывало.
— Вы хорошо держитесь для ваших лет, — издевательским тоном сообщил дон Мануэль, — он чувствовал, что побеждает, и не мог отказать себе в удовольствии покуражиться. — Я пощадил бы вашу старость, но, думаю, вы были бы оскорблены таким проявлением снисходительности.
Сэр Блад отступил вплотную к дворцу и отбивался, прижавшись спиной к высоким дверям. Он уже не мог отвечать на издевательские реплики своего молодого соперника: не хватало дыхания, а выпады дона Мануэля становились все более угрожающими. Один раз он увернулся в последний момент, и острие, направленное ему в грудь, скользнуло по одному из бронзовых шишаков, которыми была обита дверь.
— Я вижу, вам нравится растягивать удовольствие, — сказал дон Мануэль.
В этот момент с треском лопнули стекла в нескольких окнах второго этажа, и пламя с гудением вырвалось наружу. Мельком покосившись в сторону языков племени, дон Мануэль пробормотал:
— Пора его кончать.
* * *
Элен бежала по анфиладе комнат, пытаясь каждый раз закрыть двери и отделить себя ими от ножа преследовательницы. Но это ей не удавалось, Элен упиралась плечом в створки, но Лавиния одним ударом отшвыривала свою жертву на середину следующей залы. Элен спешила к очередным дверям — и все повторялось сначала: и судорожные попытки забаррикадироваться, и мощный удар, все сметающий на своем пути.
На втором этаже изо всех окон вырывалось пламя. Весь третий этаж был темен и пуст и, как корабль, плыл по волнам огненного моря.
Дворец Амонтильядо был велик, но и его анфилады были не бесконечны. Элен поняла это, оказавшись в последней комнате, — дальше бежать было некуда. Она бросилась придвигать к закрытым дверям все, что попадалось ей под руки, строя баррикаду. Отчаяние и в нее вселило дополнительные силы. Она в одиночку перетащила большой письменный стол и одним движением взгромоздила на него кресло, в другой обстановке она вряд ли смогла бы сдвинуть его с места. В следующее мгновение дала о себе знать Лавиния. Страшный удар потряс закрытые двери. Под воздействием старинного индейского наркотического средства она была сильнее и опаснее разъяренного дона Диего. Лавиния поняла, что жертва загнана в угол, и это придало ее усилиям нечеловеческую ярость.
* * *
В этот раз сэр Блад не успел увернуться, и рапира дона Мануэля попала ему в горло. Старый капитан упал на колени, схватился руками за рану и, покачавшись, рухнул на бок.
— Пора кончать, — автоматически повторил дон Мануэль, стоя над телом своего злейшего врага, который теперь после смерти станет его тестем.
Теперь ему нужно было что-то делать с пожаром... Элен находится на третьем этаже, надо туда как-то проникнуть. Он уже хотел вытереть шпагу краем плаща и вдруг за спиной услышал:
— Не спешите, дон Мануэль.
Испанец резко обернулся — в нескольких шагах от него стоял Энтони. В руках он сжимал шпагу, видимо подобранную по дороге из тюрьмы.
Дон Мануэль довольно быстро пришел в себя, к нему вернулась его обычная самонадеянность. Он отлично помнил, в каком состоянии был Энтони еще сегодня днем. Что ж, чем меньше останется сегодня родственников у Элен, тем лучше.
— Вы хотели узнать, чья кровь на моем клинке? Я вам отвечу — кровь вашего отца. Если хотите, я могу смешать ее с вашей.
Энтони молча кинулся в атаку. После нескольких выпадов дон Мануэль заметил:
— Знаете, милейший, очень ощущается, что вы давно не держали оружия в руках. В этом деле только повседневные упражнения — залог успеха. В вашем положении было неблагоразумно пренебрегать ими.
Энтони и сам чувствовал, что шпага не слишком хорошо его слушается. Его покормили в кордегардии, но этого было явно недостаточно, чтобы компенсировать несколько недель голодного существования. Но даже сильнее, чем телесная слабость, Энтони мешала путаница в душе. Еще час назад он валялся на соломе в полной уверенности, что Элен его предала, что жизнь его кончена и дальнейшее существование не имеет ни малейшего смысла. Но вдруг явилась Аранта (ей пришлось отдать свои серьги и браслеты стражникам, чтобы они согласились ее пропустить к камере Энтони, и самой остаться вместо него внутри), она успела сказать много, но Энтони понял только одно: все обстоит не так просто и не так мрачно, как ему казалось. Надо еще раз объясниться с Элен.
— Что с вами, сэр Энтони, обычно вы весьма словоохотливы во время фехтовальных развлечений!
Лейтенант продолжал молча отступать под натиском неумолимо надвигающегося испанца, и исход поединка был бы скорее всего столь же печальным, как и у сэра Блада, если бы не страшный вопль, донесшийся сверху.
Сражающиеся невольно разошлись на несколько шагов и подняли головы. Второй этаж пылал, в проеме между окнами третьего на узком карнизе стояла Элен, с ужасом глядя вниз. Из открытого окна к ней тянулось странное существо в черном костюме. Ни дон Мануэль, ни Энтони не узнали в нем Лавинии. В правой руке она держала свой кинжал, которым пыталась дотянуться до своей жертвы. Она наносила один удар за другим и каждый промах сопровождала разочарованным криком. Элен медленно отступала по узкому бордюру, лезвие ножа царапало стену в нескольких дюймах от ее плеча. Один раз Лавинии удалось зацепить руку Элен, и капли крови упали на белое платье. Понимая, что из окна ей не дотянуться до жертвы, Лавиния начала выбираться на карниз. В отличие от Элен она передвигалась лицом к стене, держась за ее выступы левой рукой, отводя правую для удара. Отступать дальше Элен было некуда. Лезвие кинжала зловеще сверкало в пламени пожара. Лавиния максимально отвела руку и замерла, выбирая момент для удара. Они находились в полуярде друг от друга. Дон Мануэль и Энтони затаили дыхание. Соперницы на карнизе тоже на мгновение оцепенели. Так продолжалось несколько томительных секунд, наполненных только ревом пожара. В этот момент, когда Лавиния нанесла удар, Элен не стала от нее отшатываться, как можно было бы предположить. Наоборот, она сделала движение навстречу своей «лучшей подруге», так что та оказалась у нее на груди. Нож снова ударил в камень, но уже за плечом. Лавиния потеряла равновесие и стала заваливаться на спину, она что-то кричала, ее руки хватали воздух. Элен на всю жизнь запомнила, как она будто пыталась вцепиться в нее своим сумасшедшим взглядом.
Пролетев сквозь волну пламени, фигура в черном бархатном костюме плашмя упала на каменную мостовую и, шевельнувшись несколько раз, затихла.
Но время вздохнуть свободнее для Элен отнюдь не наступило. В комнату, из которой она выбралась в простенок между окнами, вошло пламя. Огонь бушевал и начинал ломиться в окна. Девушка, не выдержав, крикнула:
— Спасите!
Внизу стояли двое мужчин, имевших основание думать, что этот крик обращен к одному из них. Они замерли с обнаженными шпагами в руках. Крик «Спасите» своей безличностью как бы уравнивал их в правах. Им нужно было знать, к кому именно он обращен. И Элен это поняла, она закричала:
— Энтони, Энтони, спаси меня!
И вот тут лейтенант Блад показал, как он умеет драться. Страсть одолеет силу, решимость — умение. Любовь в конце концов бьет ненависть.
Буквально после первого же бешеного удара, дон Мануэль упал, пронзенный насквозь. Свою тяжелую кирасу он сбросил на поле боя, чтобы было легче бежать, настало время пожалеть об этом.
Но Энтони тоже было рано радоваться. Из обоих окон, меж которыми стояла Элен, вырвались два огромных огненных щупальца. «Это конец», — мелькнула мысль в голове лейтенанта. Прыгать с высоты пятнадцати ярдов было бы самоубийством. Оставалось только сгореть.
Лейтенант завертелся на месте, скрипя зубами в бессильной ярости. Времени совсем не было: ни принести лестницу, ни... в этот момент он увидел лежащего у стены отца. Плащ! Он бросился к телу, и шепча: «Прости, папа, прости», снял с него плащ. В это время на площади появились первые из ворвавшихся в город корсаров. Энтони крикнул им, чтобы они шли к нему.
— Это молодой Блад, — сказал кто-то из них.
— Смотри, а вон там дочка капитана!
Корсары подбежали. Плащ был расправлен, он оказался очень широким. Энтони и еще трое человек, держа его за углы, встали под тем простенком, на котором металась охваченная смертельным дыханием огня Элен.
— Прыгай! — крикнул Энтони.
Прыгать было страшно, Элен зажмурилась от ужаса, ей никак не удавалось заставить себя шагнуть в пустоту. Сверху отцовский плащ казался не больше носового платка.
— Прыгай! — заорали все корсары, собравшиеся на площади.
Языки пламени уже буквально облизывали Элен. И она прыгнула.
Эпилог
Победа далась корсарам тяжело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44