С ними она всегда прекрасно ладила. Просто записывала все, что они говорят, а потом искренне и горячо благодарила за сотрудничество. Но вне стен лаборатории могла вспылить от любого пустяка.
Он старательно исполнял роль миротворца:
– Но, Джинни, доктор Оубелл прав, считая, что мы должны выступить с заявлением.
– Вы не имеете права заявлять, что моя компьютерная программа будет закрыта! – воскликнула она. – Это губительно для всего моего проекта!
Морис сердито поджал губы.
– Я не могу допустить, чтобы «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью, где говорится, что ученые из Джонс-Фоллз вторгаются в частную жизнь граждан, – возразил он. – Мы потеряем миллионы спонсорских денег.
– Прошу вас, давайте найдем золотую середину! – взмолилась Джинни. – Напишем, что вы занимаетесь этой проблемой. Даже создали для этого специальный комитет. И он призван следить за тем, чтобы охранять частную жизнь граждан.
О нет, только не это, подумал Беррингтон. Разумное предложение, а потому опасное.
– Комитет по этике уже существует, – заметил он, стараясь выиграть время. – Есть такой подкомитет в сенате. – «Сенатом» они называли совет директоров университета, в который входили все профессора – руководители кафедр и факультетов. – Мы можем заявить, что передаем эту работу им.
– Ерунда! – резко заметил Морис. – Всем прекрасно известно, что это отстойник.
– Неужели вы не понимаете, что, настаивая на незамедлительных действиях, практически отсекаете тем самым любую разумную дискуссию? – возразила Джинни.
Самое время завершить весь этот базар, подумал Беррингтон. Они оба упертые, как черти, их не свернешь, каждый останется при своем мнении. И надо прекратить спор, пока им снова не взбредет в головы искать компромисс.
– А вот это точно подмечено, Джинни, – сказал он. – Позвольте сделать одно предложение, если вы, конечно, не против, Морис.
– Конечно. Давайте послушаем.
– У нас две проблемы. Первая: следует найти какой-то выход, чтобы Джинни могла продолжать исследования и одновременно не допустить скандала. Этот вопрос мы можем решить вместе с Джинни, и я поговорю об этом с ней позже. И вторая: как преподнести все это в средствах массовой информации? И эту проблему должны решить мы с вами, Морис.
Морис облегченно вздохнул:
– Что ж, очень разумно.
– Спасибо и извини, что оторвали тебя от работы, Джинни, – сказал Беррингтон.
Она поняла, что ее попросту выгоняют, и поднялась, озабоченно хмурясь. Она чувствовала, что ее стараются обвести вокруг пальца, но сделать ничего не могла.
– Так вы мне позвоните? – спросила она Беррингтона.
– Да, конечно.
– Хорошо… – Она поколебалась секунду-другую, потом вышла из кабинета.
– Непростая штучка, – заметил Морис.
Беррингтон подался вперед, молитвенно сложил руки и с самым униженным видом начал:
– Тут есть и моя вина, Морис, я это понимаю. – Морис отрицательно покачал головой, но Беррингтон не унимался: – Ведь это я нанял Джинни Феррами. Нет, конечно, тогда я и понятия не имел, что она изобретет подобную методику. Но все равно ответственность лежит и на мне. И я считаю, что должен, просто обязан снять этот груз с твоих плеч.
– И что же ты предлагаешь?
– Я не могу просить тебя, чтобы ты не публиковал этот пресс-релиз, просто не имею права. И прекрасно понимаю, что ты не можешь подставить под удар весь университет из-за какого-то одного проекта. – Он выжидательно уставился на Мориса.
Тот явно колебался. Беррингтон с ужасом подумал: а что, если Морис заподозрил, что его специально загоняют в угол? Но мысль эта промелькнула и тут же улетучилась.
– Рад, что ты был откровенен со мной, Берри, – сказал Морис. – Но как ты собираешься поступить с Джинни?
Беррингтон облегченно вздохнул. Похоже, план его удался.
– Ну, Джинни – это моя проблема. Так что предоставь решать ее мне.
22
Стив заснул только к утру.
В камерах стояла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием Свинтуса. Стив не спал вот уже почти двое суток. Он пытался бороться со сном, прокручивал в уме речь с просьбой о выпуске под залог, которую собирался произнести завтра перед судьей, но усталость брала свое, и он то и дело проваливался в сон, и видел судью, который, добродушно улыбаясь, говорил ему следующее: «Ваша просьба о выпуске под залог удовлетворена. Освободите этого человека!» И вот он выходит из здания суда на залитую солнцем улицу. Он сидел в камере на полу в своей обычной позе, привалившись спиной к решетке. Глаза у него слипались, голова свешивалась на грудь, и тут неимоверным усилием воли он заставил себя проснуться, но, в конце концов, природа взяла свое и он провалился в глубокий сон.
Разбудил его сильный удар в ребра. Он ахнул и открыл глаза. Над ним наклонился Свинтус, глаза его сверкали безумным блеском.
– Ты спер у меня наркотики, тварь! Где спрятал, говори, сука! Отдай немедленно, иначе ты покойник!
Стив отреагировал молниеносно. Взвился вверх, точно пружина, вытянув правую руку, и ткнул пальцами прямо в глаза Свинтуса. Тот взвыл от боли и отшатнулся. Стив бросился за ним, снова нацелился. Им овладела такая ярость, что он был готов выдавить обидчику глазные яблоки, так, чтобы из них полезли мозги. Откуда-то издалека до него доносился голос. Он походил на его собственный и выкрикивал чудовищные ругательства.
Свинтус отступил еще на шаг и сел на унитаз, закрыв глаза руками.
Стив обхватил его за шею, приподнял голову и врезал коленкой прямо по лицу. Кровь хлынула у Свинтуса изо рта. Стив ухватил его за ворот рубашки, рывком поднял с унитаза и швырнул на пол. И уже собрался бить его ногами, но тут помутнение рассудка начало проходить. Он смотрел на распростертого на полу Свинтуса, на кровь, и ярость его постепенно улетучивалась.
– О нет! – пробормотал он. – Что я наделал?…
Тут дверь в камеру распахнулась, и, размахивая дубинками, вбежали двое полицейских.
Стив поднял руки.
– Уймись, парень, – приказал один из копов.
– Все в порядке, я уже спокоен, – ответил Стив. Полицейские надели на него наручники и вывели из камеры. Один из них сильно ударил его в солнечное сплетение. Стив согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух.
– Это для профилактики, – заметил один из копов. – На тот случай, если снова захочешь затеять здесь драку.
Он услышал, как с грохотом захлопнулась дверь камеры. А потом раздался голос Спайка, говорившего в своей обычной насмешливой манере:
– Может, тебе нужна медицинская помощь, а, Свинтус? Могу вызвать. Тут у нас как раз сидит один ветеринар с Ист-Балтимор-стрит! – И он радостно расхохотался, очень довольный своей шуткой.
Стив медленно выпрямился. Боль еще не прошла, но дышать было можно. Он посмотрел сквозь прутья решетки на Свинтуса. Тот сидел на полу и протирал глаза. А потом сплюнул кровь и злобно пробормотал:
– Чтоб ты сдох, вонючка!
Стив испытал облегчение. Слава Богу, Свинтус не слишком пострадал. Спайк сказал:
– Вообще-то мы пришли за тобой, мальчик из колледжа. Эти ребята отвезут тебя в суд. – Он сверился со списком. – Так, посмотрим, кто там у нас еще едет в Северный окружной суд?… Ага, мистер Роберт Сэндилендс по прозвищу Нюхач…
Он вывел из камер еще троих заключенных, всех их сковали одной цепью со Стивом. Затем полицейские вывели всю эту процессию на автостоянку и усадили в автобус.
Стив отчаянно надеялся, что ему больше не придется возвращаться в это проклятое Богом место.
На улице было еще темно. Должно быть, сейчас около шести утра, подумал Стив. Но ведь суды начинают работать не раньше девяти или десяти часов утра, так что ждать ему придется долго. Они ехали по городу со скоростью не больше пятнадцати – двадцати миль в час и вот наконец въехали в ворота двора, в центре которого находилось здание суда. Они вышли из автобуса, и их отвели в подвальное помещение.
По кругу располагались восемь камер за толстыми стальными прутьями, в каждой скамья и туалет. Они были гораздо просторнее камер в полицейском управлении, а потому всех четырех заключенных запихнули туда, где уже находились шесть человек. Там с них сняли цепи и сложили их на стол в центре помещения. Охранников здесь было несколько, и командовала ими высокая чернокожая женщина, сержант полиции со злобным выражением лица.
В течение следующего часа привезли еще человек тридцать заключенных. Их рассадили по камерам – по двенадцать человек в каждую. Потом ввели небольшую группу женщин – их появление приветствовали улюлюканьем и свистом. Женщин поместили в камеру в дальнем конце помещения.
После этого на протяжении нескольких часов вообще ничего не происходило. Принесли завтрак, но Стив снова отказался от еды – он не привык есть рядом с туалетом. Кое-кто из заключенных громко переговаривались между собой, но большинство мрачно молчали. Многие выглядели измученными. Никаких перепалок между охранниками и заключенными не возникало, и Стив приписал это тому, что они находились в подчинении у женщины.
Тюрьма совсем не похожа на то, что показывают по телевизору, мрачно размышлял он. В телерепортажах и фильмах камеры напоминают номера второразрядных гостиниц, там не увидишь ни грязных туалетов, ни избиения тех, кто, по мнению охранников, ведет себя не так, как надо. И громкой ругани там тоже не слышно.
Сегодня его последний день в тюрьме. Может стать последним. Если бы он верил в Бога, то молился бы об этом от всего сердца.
И вот, наконец, заключенных начали группами выводить из камер – по его расчетам, был полдень.
Стив оказался во второй партии. На них снова надели наручники и, сковав одной цепью сразу десять человек, повели в суд.
Зал суда напоминал помещение методистской церкви. Внизу стены выкрашены зеленой краской, затем, примерно на уровне груди, проведена черная линия, выше стены кремовые; на полу зеленый ковер, девять рядов скамей из светлого дерева.
И тут вдруг в самом заднем ряду Стив увидел отца с матерью.
Он был потрясен.
На отце военная форма, фуражка лежит на коленях. Он сидит, выпрямив спину, точно по стойке «смирно». У отца типично кельтская внешность: синие глаза, черные волосы, небольшая бородка, чисто выбритые щеки. Лицо напряженное, деланно спокойное. А мама сидит рядом – маленькая, полненькая, с таким знакомым, бесконечно милым и опухшим от слез лицом.
Стиву захотелось провалиться сквозь землю. Он предпочел бы вернуться в камеру к Свинтусу, лишь бы не видеть сейчас родителей. Остановился, как вкопанный, и тупо смотрел на них, задерживая всю цепочку заключенных. Стоял до тех пор, пока охранник не дал ему пинка, и только тогда, спотыкаясь, он побрел к первому ряду скамей.
Лицом к заключенным сидела женщина в мантии судьи. У двери дежурил охранник. Еще одним и последним официальным лицом в зале был чернокожий мужчина в очках, галстуке, одетый в черный пиджак и синие джинсы. Он по очереди спрашивал фамилии заключенных и сверялся с каким-то списком.
Стив осторожно оглянулся. На остальных скамьях для публики не было никого, кроме его родителей. Конечно, он был благодарен своим родным за то, что пришли поддержать его, – ни к кому из присутствующих здесь заключенных не пришел никто. И одновременно он предпочел бы пройти через все эти унижения в одиночку.
Внезапно отец поднялся и подошел к мужчине в синих джинсах.
– Да, сэр? – спросил тот.
– Я отец Стивена Логана. И мне хотелось бы поговорить с ним. – Голос отца, как всегда, звучал уверенно и властно. – Позвольте узнать, с кем имею честь?
– Дэвид Пуди, детектив. Это я звонил вам сегодня утром.
Так, значит, вот как папа и мама узнали, понял Стив. Следовало бы догадаться раньше. Ведь та женщина говорила, что должна проверить все его данные. И проще всего было позвонить его родителям. При мысли об этом телефонном звонке он досадливо поморщился. Интересно, что именно сказал им этот сыщик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Он старательно исполнял роль миротворца:
– Но, Джинни, доктор Оубелл прав, считая, что мы должны выступить с заявлением.
– Вы не имеете права заявлять, что моя компьютерная программа будет закрыта! – воскликнула она. – Это губительно для всего моего проекта!
Морис сердито поджал губы.
– Я не могу допустить, чтобы «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью, где говорится, что ученые из Джонс-Фоллз вторгаются в частную жизнь граждан, – возразил он. – Мы потеряем миллионы спонсорских денег.
– Прошу вас, давайте найдем золотую середину! – взмолилась Джинни. – Напишем, что вы занимаетесь этой проблемой. Даже создали для этого специальный комитет. И он призван следить за тем, чтобы охранять частную жизнь граждан.
О нет, только не это, подумал Беррингтон. Разумное предложение, а потому опасное.
– Комитет по этике уже существует, – заметил он, стараясь выиграть время. – Есть такой подкомитет в сенате. – «Сенатом» они называли совет директоров университета, в который входили все профессора – руководители кафедр и факультетов. – Мы можем заявить, что передаем эту работу им.
– Ерунда! – резко заметил Морис. – Всем прекрасно известно, что это отстойник.
– Неужели вы не понимаете, что, настаивая на незамедлительных действиях, практически отсекаете тем самым любую разумную дискуссию? – возразила Джинни.
Самое время завершить весь этот базар, подумал Беррингтон. Они оба упертые, как черти, их не свернешь, каждый останется при своем мнении. И надо прекратить спор, пока им снова не взбредет в головы искать компромисс.
– А вот это точно подмечено, Джинни, – сказал он. – Позвольте сделать одно предложение, если вы, конечно, не против, Морис.
– Конечно. Давайте послушаем.
– У нас две проблемы. Первая: следует найти какой-то выход, чтобы Джинни могла продолжать исследования и одновременно не допустить скандала. Этот вопрос мы можем решить вместе с Джинни, и я поговорю об этом с ней позже. И вторая: как преподнести все это в средствах массовой информации? И эту проблему должны решить мы с вами, Морис.
Морис облегченно вздохнул:
– Что ж, очень разумно.
– Спасибо и извини, что оторвали тебя от работы, Джинни, – сказал Беррингтон.
Она поняла, что ее попросту выгоняют, и поднялась, озабоченно хмурясь. Она чувствовала, что ее стараются обвести вокруг пальца, но сделать ничего не могла.
– Так вы мне позвоните? – спросила она Беррингтона.
– Да, конечно.
– Хорошо… – Она поколебалась секунду-другую, потом вышла из кабинета.
– Непростая штучка, – заметил Морис.
Беррингтон подался вперед, молитвенно сложил руки и с самым униженным видом начал:
– Тут есть и моя вина, Морис, я это понимаю. – Морис отрицательно покачал головой, но Беррингтон не унимался: – Ведь это я нанял Джинни Феррами. Нет, конечно, тогда я и понятия не имел, что она изобретет подобную методику. Но все равно ответственность лежит и на мне. И я считаю, что должен, просто обязан снять этот груз с твоих плеч.
– И что же ты предлагаешь?
– Я не могу просить тебя, чтобы ты не публиковал этот пресс-релиз, просто не имею права. И прекрасно понимаю, что ты не можешь подставить под удар весь университет из-за какого-то одного проекта. – Он выжидательно уставился на Мориса.
Тот явно колебался. Беррингтон с ужасом подумал: а что, если Морис заподозрил, что его специально загоняют в угол? Но мысль эта промелькнула и тут же улетучилась.
– Рад, что ты был откровенен со мной, Берри, – сказал Морис. – Но как ты собираешься поступить с Джинни?
Беррингтон облегченно вздохнул. Похоже, план его удался.
– Ну, Джинни – это моя проблема. Так что предоставь решать ее мне.
22
Стив заснул только к утру.
В камерах стояла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием Свинтуса. Стив не спал вот уже почти двое суток. Он пытался бороться со сном, прокручивал в уме речь с просьбой о выпуске под залог, которую собирался произнести завтра перед судьей, но усталость брала свое, и он то и дело проваливался в сон, и видел судью, который, добродушно улыбаясь, говорил ему следующее: «Ваша просьба о выпуске под залог удовлетворена. Освободите этого человека!» И вот он выходит из здания суда на залитую солнцем улицу. Он сидел в камере на полу в своей обычной позе, привалившись спиной к решетке. Глаза у него слипались, голова свешивалась на грудь, и тут неимоверным усилием воли он заставил себя проснуться, но, в конце концов, природа взяла свое и он провалился в глубокий сон.
Разбудил его сильный удар в ребра. Он ахнул и открыл глаза. Над ним наклонился Свинтус, глаза его сверкали безумным блеском.
– Ты спер у меня наркотики, тварь! Где спрятал, говори, сука! Отдай немедленно, иначе ты покойник!
Стив отреагировал молниеносно. Взвился вверх, точно пружина, вытянув правую руку, и ткнул пальцами прямо в глаза Свинтуса. Тот взвыл от боли и отшатнулся. Стив бросился за ним, снова нацелился. Им овладела такая ярость, что он был готов выдавить обидчику глазные яблоки, так, чтобы из них полезли мозги. Откуда-то издалека до него доносился голос. Он походил на его собственный и выкрикивал чудовищные ругательства.
Свинтус отступил еще на шаг и сел на унитаз, закрыв глаза руками.
Стив обхватил его за шею, приподнял голову и врезал коленкой прямо по лицу. Кровь хлынула у Свинтуса изо рта. Стив ухватил его за ворот рубашки, рывком поднял с унитаза и швырнул на пол. И уже собрался бить его ногами, но тут помутнение рассудка начало проходить. Он смотрел на распростертого на полу Свинтуса, на кровь, и ярость его постепенно улетучивалась.
– О нет! – пробормотал он. – Что я наделал?…
Тут дверь в камеру распахнулась, и, размахивая дубинками, вбежали двое полицейских.
Стив поднял руки.
– Уймись, парень, – приказал один из копов.
– Все в порядке, я уже спокоен, – ответил Стив. Полицейские надели на него наручники и вывели из камеры. Один из них сильно ударил его в солнечное сплетение. Стив согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух.
– Это для профилактики, – заметил один из копов. – На тот случай, если снова захочешь затеять здесь драку.
Он услышал, как с грохотом захлопнулась дверь камеры. А потом раздался голос Спайка, говорившего в своей обычной насмешливой манере:
– Может, тебе нужна медицинская помощь, а, Свинтус? Могу вызвать. Тут у нас как раз сидит один ветеринар с Ист-Балтимор-стрит! – И он радостно расхохотался, очень довольный своей шуткой.
Стив медленно выпрямился. Боль еще не прошла, но дышать было можно. Он посмотрел сквозь прутья решетки на Свинтуса. Тот сидел на полу и протирал глаза. А потом сплюнул кровь и злобно пробормотал:
– Чтоб ты сдох, вонючка!
Стив испытал облегчение. Слава Богу, Свинтус не слишком пострадал. Спайк сказал:
– Вообще-то мы пришли за тобой, мальчик из колледжа. Эти ребята отвезут тебя в суд. – Он сверился со списком. – Так, посмотрим, кто там у нас еще едет в Северный окружной суд?… Ага, мистер Роберт Сэндилендс по прозвищу Нюхач…
Он вывел из камер еще троих заключенных, всех их сковали одной цепью со Стивом. Затем полицейские вывели всю эту процессию на автостоянку и усадили в автобус.
Стив отчаянно надеялся, что ему больше не придется возвращаться в это проклятое Богом место.
На улице было еще темно. Должно быть, сейчас около шести утра, подумал Стив. Но ведь суды начинают работать не раньше девяти или десяти часов утра, так что ждать ему придется долго. Они ехали по городу со скоростью не больше пятнадцати – двадцати миль в час и вот наконец въехали в ворота двора, в центре которого находилось здание суда. Они вышли из автобуса, и их отвели в подвальное помещение.
По кругу располагались восемь камер за толстыми стальными прутьями, в каждой скамья и туалет. Они были гораздо просторнее камер в полицейском управлении, а потому всех четырех заключенных запихнули туда, где уже находились шесть человек. Там с них сняли цепи и сложили их на стол в центре помещения. Охранников здесь было несколько, и командовала ими высокая чернокожая женщина, сержант полиции со злобным выражением лица.
В течение следующего часа привезли еще человек тридцать заключенных. Их рассадили по камерам – по двенадцать человек в каждую. Потом ввели небольшую группу женщин – их появление приветствовали улюлюканьем и свистом. Женщин поместили в камеру в дальнем конце помещения.
После этого на протяжении нескольких часов вообще ничего не происходило. Принесли завтрак, но Стив снова отказался от еды – он не привык есть рядом с туалетом. Кое-кто из заключенных громко переговаривались между собой, но большинство мрачно молчали. Многие выглядели измученными. Никаких перепалок между охранниками и заключенными не возникало, и Стив приписал это тому, что они находились в подчинении у женщины.
Тюрьма совсем не похожа на то, что показывают по телевизору, мрачно размышлял он. В телерепортажах и фильмах камеры напоминают номера второразрядных гостиниц, там не увидишь ни грязных туалетов, ни избиения тех, кто, по мнению охранников, ведет себя не так, как надо. И громкой ругани там тоже не слышно.
Сегодня его последний день в тюрьме. Может стать последним. Если бы он верил в Бога, то молился бы об этом от всего сердца.
И вот, наконец, заключенных начали группами выводить из камер – по его расчетам, был полдень.
Стив оказался во второй партии. На них снова надели наручники и, сковав одной цепью сразу десять человек, повели в суд.
Зал суда напоминал помещение методистской церкви. Внизу стены выкрашены зеленой краской, затем, примерно на уровне груди, проведена черная линия, выше стены кремовые; на полу зеленый ковер, девять рядов скамей из светлого дерева.
И тут вдруг в самом заднем ряду Стив увидел отца с матерью.
Он был потрясен.
На отце военная форма, фуражка лежит на коленях. Он сидит, выпрямив спину, точно по стойке «смирно». У отца типично кельтская внешность: синие глаза, черные волосы, небольшая бородка, чисто выбритые щеки. Лицо напряженное, деланно спокойное. А мама сидит рядом – маленькая, полненькая, с таким знакомым, бесконечно милым и опухшим от слез лицом.
Стиву захотелось провалиться сквозь землю. Он предпочел бы вернуться в камеру к Свинтусу, лишь бы не видеть сейчас родителей. Остановился, как вкопанный, и тупо смотрел на них, задерживая всю цепочку заключенных. Стоял до тех пор, пока охранник не дал ему пинка, и только тогда, спотыкаясь, он побрел к первому ряду скамей.
Лицом к заключенным сидела женщина в мантии судьи. У двери дежурил охранник. Еще одним и последним официальным лицом в зале был чернокожий мужчина в очках, галстуке, одетый в черный пиджак и синие джинсы. Он по очереди спрашивал фамилии заключенных и сверялся с каким-то списком.
Стив осторожно оглянулся. На остальных скамьях для публики не было никого, кроме его родителей. Конечно, он был благодарен своим родным за то, что пришли поддержать его, – ни к кому из присутствующих здесь заключенных не пришел никто. И одновременно он предпочел бы пройти через все эти унижения в одиночку.
Внезапно отец поднялся и подошел к мужчине в синих джинсах.
– Да, сэр? – спросил тот.
– Я отец Стивена Логана. И мне хотелось бы поговорить с ним. – Голос отца, как всегда, звучал уверенно и властно. – Позвольте узнать, с кем имею честь?
– Дэвид Пуди, детектив. Это я звонил вам сегодня утром.
Так, значит, вот как папа и мама узнали, понял Стив. Следовало бы догадаться раньше. Ведь та женщина говорила, что должна проверить все его данные. И проще всего было позвонить его родителям. При мысли об этом телефонном звонке он досадливо поморщился. Интересно, что именно сказал им этот сыщик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75