— Не успели еще... — утратив разом былую самоуверенность, пробубнил Харин.
Я развел руками, дескать, кто ж вам виноват, и успел перехватить уничтожающий взгляд, который Мнишин бросил искоса на своего подчиненного. Но голос его, когда он снова обратился ко мне, был все такой же невыразительный, словно зам по розыску зачитывал товарную накладную:
— Так зачем вас все-таки приглашал к себе Блумов? Что ему было известно о подготовке на него покушения? Откуда он знал, что исполнителем будет Мойва?
— Пригласил он меня потому, что знал о моих поисках в связи со смертью Шурпина, который, как вам известно, был моим клиентом. Он не сомневался, что все это заказные убийства, и боялся за свою жизнь.
— А что насчет Мойвы? — вцепившись в меня взглядом, Харин даже бросил полировать ногти и весь подался вперед.
Но на меня уже снизошло вдохновение, я врал напропалую, сходу импровизируя, мешая, как положено, полуправду с полуложью:
— Блумов ведь, знаете ли, сам сидел, тот еще бандит, у него полно знакомств среди уголовников. А Мойву он увидел случайно, тот позавчера терся возле его дома. Как его зовут, ему не было известно, только кличка. Это все, что он мне рассказал, потому что дальше я отказался слушать и сказал, что не могу взяться за это дело.
— Почему? — проскрипел Мнишин.
Я пожал плечами.
— По-моему, это ясно. Во-первых, я не люблю иметь дело с подобным контингентом — от таких клиентов всегда больше неприятностей. А во-вторых, для меня лично стало очевидно, что эта история мне не по зубам.
На этот раз Мнишин кивнул, кажется, удовлетворенно и спросил уже совсем миролюбиво:
— Вы говорили про наследство. Изложите подробнее.
Поняв, что атака, похоже, отбита с минимальными потерями в личном составе, я внутренне перевел дух. Покопавшись в ящике, извлек оттуда листок и бросил на стол, сказав небрежно:
— Вот тут у меня составлена небольшая схемка... Она мне теперь больше не нужна, может, вам пригодится.
Качнувшись вперед, Харин цапнул бумажку, как кошка кусочек колбасы. Сделав два быстрых шага, Мнишин остановился у него за спиной и тоже стал рассматривать результат художественного творчества Прокопчика. А когда я начал делать пояснения, диктуя адреса и фамилии мужей Саввовых внучек, Харин, отбросив остатки самомнения, выхватил ручку и блокнот.
В конце концов они ушли от меня чрезвычайно воодушевленные. Прокопчик пошел провожать их до дверей, а я остался наедине с собственной совестью, которая сердито нашептывала мне, что теперь за мной, кроме ряда предыдущих, числятся еще как минимум два уголовно наказуемых деяния: лжесвидетельство и заранее не обещанное укрывательство преступления. Я, как мог, отбивался, втолковывая ей, что если и погрешил тут маленько против истины, то это еще не называется лжесвидетельством, потому что сделано было не под присягой и даже не на допросе у следователя, а уж говорить об укрывательстве и вовсе не имеет смысла, ибо я действительно не знаю, кто стоит за всеми этими убийствами. Но совесть, зараза этакая, как упрямый кивала в нарсуде, записала-таки особое мнение.
Шутки шутками, но если я действительно решил довести до конца обещанное Котику расследование, надо было как можно скорее садиться и думать, что делать дальше: теперь, когда в дело активно включилась такая сила, как государственная машина в лице боевых офицеров Харина и Мнишина, не говоря об их коллегах из других ведомств и организаций типа прокуратуры, МУРа и РУОПа, свобода действий у меня становится куда более ограниченной. Или я что-то отрою в самое ближайшее время, или придется втыкать штык в землю.
Но сосредоточиться мне не дали. Раздался звонок в дверь, Прокопчик пошел было открывать, но я машинально щелкнул тумблером видеофона и еле успел ему крикнуть:
— Стой!
Вероятно, было в моем голосе что-то такое, от чего он буквально замер на полдороге, обернувшись ко мне с обеспокоенным выражением. И действительно причины для беспокойства имелись: с экрана на меня бесстрастно взирало широкое и плоское, как совковая лопата, лицо с выпученными лягушачьими глазами. К нам лично пожаловал бывший чемпион страны по боксу в полусреднем весе, а ныне лидер ванинской преступной группировки Серега Сатюков по кличке Динамит.
Наскоро объяснив Прокопчику ситуацию, я велел ему на всякий пожарный взять в оружейке пистолет и сидеть у себя в комнате на манер засадного полка, к которому я намерен был прибегнуть только в крайнем случае. Но судя по перекошенной физиономии моего помощника, он был уверен, что крайний случай уже наступил.
— Я из п-пистолета д-давно не с-стрелял, м-могу п-про-махнуться, — объяснил он. — У м-меня от нервов П-пар-кинсон н-начинается.
— Чего? — не понял я.
— Т-тремор рук.
— Тогда возьми гранату, чтоб не даться живым, — кинул я в раздражении на ходу к двери.
— А м-может, п-просто не надо открывать? — словно в последней истоме, пролепетал Прокопчик.
— Надо, — ответил я. — Интересно же, зачем он пришел.
— Н-ну что ж, т-тело хозяйское, — обреченно пробормотал он мне в спину.
При виде меня Динамит удовлетворенно улыбнулся, а когда я посторонился, пропуская его, уверенно шагнул в прихожую и несколько напыщенно произнес:
— Чтоб ты не дергался, скажу сразу: я — голубь мира. Дальше стоит представляться?
— Необязательно, — небрежно бросил я. — Я когда-то болел за «Динамо». Теперь, правда, перестал.
Динамит хмыкнул, давая понять, что оценил мой юмор. Мы прошли ко мне в кабинет, я указал ему на кресло, сам сел за стол и вопросительно воззрился на него. Он был довольно скромно одет — в черные джинсы и серую легкую курточку, в руках держал небольшой «дипломат». Бросив быстрый взгляд по сторонам, Сатюков щелкнул замками, откинул крышку и быстро прошелся пальцами по невидимым с моего места внутренностям чемоданчика. После чего заявил удовлетворенно:
— Подслушек не обнаружено. Но я на всякий случай включу глушилку, ладно?
Я благосклонно кивнул. А он захлопнул крышку, поставил прибор рядом с креслом и ровным маловыразительным голосом сказал:
— Тогда начнем. Сегодня ночью ты у меня из стойла увел кое-какое имущество. Оно мне очень дорого. Какие есть предложения?
Я, честно сказать, оторопел. Наверное, с полминуты мне понадобилось, чтобы найти хотя бы одно правдоподобное объяснение его осведомленности.
— Неужто эти два дуболома все-таки доложили? — спросил я с сомнением.
— Пока только мне, — хохотнул он, довольный произведенным эффектом, и совковая лопата засияла, словно надраенная наждаком. — Не хватало еще, чтобы я не контролировал ситуацию в своем собственном околотке.
Предположим, подумал я. Они ему меня описали, а поскольку последние пару дней мы с этой командой только и делаем, что соревнуемся по олимпийской методике — кто быстрее, выше, сильнее, вычислить меня не составило труда.
— Я думаю, нам надо договориться как деловым людям, — все еще улыбаясь, заметил он.
— Ну да, — согласился я. — Сегодня утром со мной уже вели переговоры. В очень деловой обстановке.
Динамит недовольно сморщился.
— Ребятки перестарались. Им было сказано улучить момент и доставить тебя ко мне. Но ты стал от них сматываться, и они, видать, озверели.
— Это точно, — кивнул я, вспоминая, как развивались события, и с сочувствием поинтересовался: — Как у них со здоровьем?
— В реанимации, — недовольно пробурчал Динамит.
— Но сейчас речь не о них.
— А о чем?
— Я же сказал, — прорычал он, начиная сердиться, но тут? же, впрочем, сумел взять себя в руки. — Мне нужно мое барахло. Тут есть три варианта...
— Ну-ка, ну-ка... — подбодрил я его с интересом.
— Первый: я тебя все равно не оставлю, это ясно? Даже на Луне не спрячешься. Второй... Судя по тому, что ты не сдал всю эту бодягу в ментовку, тебе она самому нравится. Хочешь, небось, торгануть, а? — при этих словах Динамит с коротким понимающим смешком даже подмигнул мне. — Или даже поработать с этим материалом... Сейчас многие полезли, уж больно сладко. Такая, знаешь ли, конкуренция...
Я молчал, стараясь не выдать лицом своего отношения к его прогнозам и ожидая продолжения.
— Так тебе все равно такой кусок одному не заглотнуть — морда треснет. Предлагаю по-хорошему: возьми себе часть, остальное отдай.
Динамит испытующе уставился мне в лицо таким честным открытым взглядом, что я не удержался:
— И как только я все отдам, мне тут же конец, разве нет?
— Да, — с неожиданной искренностью подтвердил голубь мира, посуровев лицом и откидываясь на спинку кресла. — Поэтому остается только один третий вариант. Иди работать ко мне в бригаду.
Предложение было настолько неожиданным, что я оторопел. Но главной моей задачей сейчас являлось тянуть время любыми способами, и я сказал первое, что пришло в голову:
— Видишь ли... Много лет назад я поклялся больше не убивать людей, если речь не идет о самообороне. С тех пор, правда, было одно исключение, но у него имелась серьезная причина.
— А-а... — протянул он. — То-то я удивлялся, что ты моих бойцов, которые контору охраняли, не замочил. И Муху там, на стройплощадке, почему-то не добил... Ну ничего, у меня и без мокрухи дел хватает. А я за тобой понаблюдал — ты парень что надо. И бабки будешь грести побольше, чем с твоих засратых клиентов. Решай.
— Я подумаю, — сказал я.
Динамит нахмурился.
— Чего тут думать-то? Другого выхода у тебя все равно нет. И у меня времени в обрез, мне работать надо, заказов тьма.
— Я подумаю, — твердо повторил я.
— Только не долго, — сурово произнес он, вставая. — Даю тебе сутки. И имей в виду — больше никаких глупостей, в контору ко мне без спросу соваться не советую, я теперь там наладил охрану. И вообще не вздумай шалить: ты влез в историю, за которую тебя и через сто лет найдут.
Он вышел, даже не кивнув на прощание, а я щелкнул тумблером видеофона, переключив его на уличную камеру, и мог наблюдать, как он усаживается в белоснежный «лексус» и отчаливает. Голубь мира улетел, оставив меня наедине с действительно тяжкими раздумьями.
Подобраться к этому арсеналу я теперь лишен возможности — поэтому взорвать его не могу.
Отдать преступникам в руки средства для убийства десятков и сотен людей — не хочу.
А стукнуть в милицию о местонахождении оружия и потом всю оставшуюся жизнь существовать под домокловым мечом бандитской мести — боюсь.
В общем, как говаривала в подобных случаях моя покойная бабушка, надо бы разменять сто рублей — так их нет!
23. Имеющий уши
Андрей Игоревич Эльпин оказался на телевидении человеком известным, и после недолгих телефонных поисков меня соединили наконец с его рабочим кабинетом в Останкине. Эльпин был немногословен, но очень понятлив. Поэтому разговор у нас с ним получился коротким, однако продуктивным.
— Вы слышали насчет Блумова? — спросил я.
— Слышал.
— Его убили вместе с женой.
— Да.
— А до этого убили Шурпину с мужем. И Малея с... с...
— Понятно, я в курсе.
— Остались Забусовы, Дадашева и вы с сыном.
На этот раз он промолчал, но я отчетливо слышал в трубке его дыхание.
— У меня есть кое-какая информация по этому поводу, — сказал я. — Вы не могли бы со мной встретиться?
— Мог бы. Когда?
— Да хоть сейчас.
— Сейчас — нет. У меня два совещания. Вечером?
— В любое время. Назначайте сами.
— Десять устроит?
— Хорошо. У меня в бюро. Шестой подъезд «жилтовского», первый этаж, железная дверь справа.
— Буду.
Он положил трубку, а я для себя отметил, что чего-чего, а эмоции у шоумена через край не бьют.
В сущности у меня впервые за последнее время вдруг образовалось свободное время. И я решил провести его с максимальной пользой: под крайне неодобрительными взглядами Прокопчика, которому, чтоб не скучал, было, впрочем, оставлено несколько персональных поручений, пошел к себе и опять завалился на койку. На этот раз безо всяких сновидений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50