Дескать, оральный секс в ближайшей туалетной кабинке будет стоить приятному собеседнику 100 американских долларов, и ни центом меньше. Но это будет такой великолепно глубокий орал с проглотом, какого у мужчины никогда не было и никогда больше не будет. И юница облизала пухлые губки кончиком язычка.
Ха! А почему бы и нет? Почему в не расслабиться, давление сбросить и побаловать себя, любимого, секс-десертом? Дорого, конечно, однако надо же маленько билет оправдать, правда? Можно, конечно, поторговаться, фигу-две на весь полупустой состав найдется достаточное количество эротоманов, согласных отстегнуть сто гринов за отсос, и, ясное дело, милашка залудила сразу несусветную цену, имея в виду возможный торг, но торговаться Охотнику было лень.
Что ж, он согласился. Вот только туалетные кабинки проводники вряд ли уже открыли.
Девушка заметно обрадовалась. Так заметно, что напрашивался вывод, мол, надо было все ж-таки с нею поторговаться. Впрочем... Впрочем, пусть радуется. С хорошим настроением и работать будет лучше, с огоньком, а ста баксов не жалко. Что такое сто баксов для Охотника? Ерунда! А скоро, очень скоро он сможет спокойно сморкаться в стодолларовые бумажки, если, конечно, под рукой не окажется батистового платка.
Обрадованная проститутка уверяла, что кабинки уже открыты или вот-вот откроются. Можно чуть-чуть здесь подождать или лучше покурить в тамбуре. Охотник выбрал вариант с перекуром и с тоской вспомнил себя молодого, курсантом и выпускником спецкурсов, свободного от табакозависимости. После сытной еды, после кофе организм просил никотина. Разумеется, и здесь за столиком не возбраняется покурить, но в тамбуре появится возможность еще и на ощупь попробовать объект, арендованный для послеобеденного удовольствия.
Во время того, как Охотник расплачивается с халдеем, у проститутки появилась возможность полюбоваться его тугим бумажником, она, можно сказать, влюбилась с первого взгляда в него, в туго набитый бумажник.
Они вышли из-за столика, и девушка направилась было в головной вагон. Он ее перенаправил, мотнув головой в противоположную сторону. Он собирался перекурить в тамбуре и употребить проститутку в своем вагоне, где помимо него, Охотника, в пятом купе ехал Гном, а последнее занял Вепрь.
Они вошли в тамбур. Охотник шагнул поближе к ввинченной в стену пепельнице, к запертой двери вовне, за борт мчавшегося со скоростью 200 км в час экспресса. Мужчина, шагая и поворачиваясь к девушке, достал из кармана пачку «Мальборо». Она протянула к пачке тонкие пальчики, и ее чуть не зашибло распахнувшейся со свистом, с ветерком, с шумом дверью. Той дверью, что скрывала закуток с кабинкой. Той кабинкой, где не состоится сеанс сногсшибательного орального секса с переплатой.
Девушка, пошатнувшись и ойкнув, припала к широкой груди Охотника. Он подхватил ее за талию ловко, прижал к себе тесно, готовый отругать строго и грубо того идиота, что столь активно ломится в незапертые двери. Он не ожидал, что в тамбур вломится Гном. Да еще и с оружием наголо...
Бывший особый порученец Гном всадил три пули в спину убийцы Вепря и метнулся к восьмому купе. А там пусто! Что за дела?! Гном вспомнил, как за час до посадки они встречались в условленном месте, как зевал Охотник и как, между делом, жаловался на голодный желудок. Ясно, что за дела! Охотник двинул в ресторан! Точно! Он в ресторане.
И Гном побежал по коридору вперед, наплевав на качку, натыкаясь то на прозрачные раздвижные двери слева, то на окна справа. За скорость он расплачивался ушибами локтей, плеч и коленей, а также риском промахнуться навскидку, ежели возникнет необходимость стрелять.
Он перепрыгнул убийцу Вепря, распластанного ничком убийцу, без всяких признаков жизни. Гном едва не споткнулся о руку на ковровой дорожке со «стечкиным» в кулаке. Стоило бы произвести контрольный выстрел в затылок, однако, сопоставив риски, Гном предпочел поберечь патрон. В магазине осталось патронов не густо, перезарядка требует времени, а время сейчас дороже стопроцентной уверенности в том, что и этот сдох столь же благополучно и однозначно, как «проводница» в другом конце. Гном рискнул сохранить патрон и просчитался...
Боль окунула сознание Змея в бездну небытия, она же его оттуда и вытолкнула. Как поплавок.
Змей судорожно вздохнул, приподнял голову, разглядел сквозь багровую муть в глазах сдвинутый вместе с ковровой дорожкой труп Вепря, так сдвинутый, чтобы не блокировал дверь. Змей увидел и саму эту открытую дверь, и распахнутую настежь дверь в тамбур. Увидел силуэт низкорослого мужика с «пушкой», снабженной глушителем. Услышал смутно знакомый голос:
— Засада! Вепрь спекся! Смываемся!
С того момента, как «проводница» нажала «кнопку общего оповещения», минуло меньше трех минут. Оперативники в форме служащих ресторана исключены из системы «общего оповещения», а «проводники» и «проводницы» не успеют остановить Охотника. Змей осознал это и застонал.
Змей и не пробовал бороться с болью, он просто продолжал с ней жить...
А Охотник и не пробовал анализировать ситуацию, он просто в нее вписался.
— Стреляй в замок! — приказал Охотник подельнику Гному и прижался спиной к ввинченной в стену пепельнице, прижал к себе девушку, чтобы Гному открылась цель. Выпрыгнуть на ходу из экспресса, пусть даже мчащегося со скоростью 200 км в час, для Охотника с Гномом совсем не проблема.
Гном мелко кивнул, поднял «пушку», и тут у него за спиной загрохотали выстрелы.
Архив аудиопамяти Охотника автоматически подсказал: в спину подельнику лупят из «стечкина» единой очередью.
Заваливаясь на бок, Гном таки нажал на спуск. Чудес не бывает — дверь наружу осталась закрытой, пуля попала в стекло, в большое овальное окошко в двери. В окошке, за которым мелькал хилый лесок, пуля пробила аккуратную дырочку с паутинкой трещинок по краям. И это лучше, чем ничего.
Охотник ухватил за волосы сомлевшую от испуга девушку, мощно сработал бедрами, лишая девушку равновесия, зарычал от натуги и что было силы — а силы у него было много — ударил девичьей головой стекло с пулевой отметиной...
Змей разжал пальцы, выпустил опустошенный «стечкин». Оттолкнулся освободившейся рукой, встал, ничего не чувствуя, кроме боли, слившись с ней воедино. Вставая, Змей слышал звериный рык в тамбуре и звук страшного удара чем-то твердым о стекло, слышал и треск стекла совершенно другой тональности.
Перешагнув порожек закутка перед тамбуром, Змей услышал голос Охотника:
— Я террорист! У меня бомба! В тамбур не входить! Взорвусь!
— Эй, слышишь меня? Я — Змей. Привет, Охотник.
— Змей?!
— Он самый. — Змей вошел в тамбур. — Привет, сволочь.
— Привет, братишка. Замри и стой, где стоишь.
Змей стоял, сутулясь, уронив руки — и пустую, и с пистолетом, — стоял, широко расставив прямые ноги, а у него под ногами валялся Гном.
А Охотник стоял спиной к проему без стекла.
Охотник прикрывался погибшей от его руки проституткой. Правой рукой, кулаком, держал ее на весу за волосы. Лица у девушки не осталось. Вместо лица — кровавое месиво. Из трещины в черепе сочится и капает на пол нечто вязкое и белесое. Гранату Охотник держит в левом кулаке. Озорник ветер теребит волосы хищно улыбающегося мужчины и мертвой девушки без лица.
— Хилая у тебя бомба, Охотник.
— Еще кой-чего по карманам распихано. Сдетонирует, мало не покажется.
— Блефуешь?
Змей вспомнил счастливую семью из купе-номер 3, молодых и здоровых родителей, малыша, непонятно какого пола, и ему стало страшно за них. Почему-то именно за них, хотя бояться надо было за всех пассажиров экспресса.
— Зачем блефовать? Окстись, Змей! И одного этого фрукта, — Охотник поднял кулак с «лимонкой» до уровня своего смеющегося лица, — за глаза хватит, чтоб поезд с рельсов сошел. Нет, серьезно, при мне столько всякой разной бабахающей бяки, аж страшно в окно прыгать. Ты, брат, пистолетик-то лучше брось, а то пульнешь ненароком, еще в меня попадешь, и такое будет, ой! Или промахнешься, так вдруг пулька в меня отрикошетит, и будет та-акой бо-ольшой бу-ум! Жалко, мы с тобой его не услышим.
Пистолет упал к ногам Змея.
— А теперь, брат Змей, проваливай к ядреной матери обратно в пучину воспоминаний о моей правильной молодости. Вошел, наплевав на мой запрет, повидались с тобой, и будя. Хорошенького понемножку. Мне пора кувыркаться на свежем воздухе. Зрители мне не нужны. — Охотник разжал правый кулак, и девушка с обезображенной головой пала меж ними, между двумя внешне обычными мужчинами с необычными навыками.
Хилый лесок за железнодорожной насыпью сменила панорама полей. Насыпь сделалась круче, поезд помчался по гребню высокого земляного вала.
Что помешает Охотнику выпрыгнуть и метнуть «лимонку» под колеса экспресса? Навыков у него хватит — грамотно сопоставит риски, метнет, избавится от гранаты без кольца и покатится по косогору. По такому крутому косогору, ой, да-алеко можно укатиться от эпицентра аварии. А потом рвануть через поле к дороге — вон, во-он она, дорога виднеется — и кто откажет чудом выжившему после аварии в просьбе подвезти до больницы?
Дорога за полем виднеется, а автосопровождения экспресса, обещанного Уполномоченным Ветераном, на ней, увы, не видать. Поди-ка, обеспечь сопровождение поезду, мчащемуся с такой скоростью...
— Змей, проснись! Задумался, как бы меня того-этого? Зря башку напрягаешь. Проваливай! Охотнику охота покувыркаться по травке.
— Кувыркайся... — Прыжок у Змея вышел нереально молниеносным. Опровергнув все школьные законы физики, он без подготовки — даже без намека! — бросился на Охотника торпедой. Стоял, сутулый, уронив руки, на прямых ногах, дышал ровно, и будто не сам прыгнул, а какая-то сила швырнула его головой вперед. Быть может, то была сила не покорившейся очевидному воли?
Макушка Змея врезалась в подбородок Охотника, пальцы Змея поймали кулак с «лимонкой», сковали, обжали кулак террориста крепко-накрепко. Змей буквально вышиб Охотника в проем с мелкими остатками стекол по краям и вылетел вместе с ним. Их вместе перевернуло в воздухе, припечатало к траве, и они клубком покатились вниз по крутому склону. Их кости хрустели, ломаясь в унисон, их жилы рвались одновременно, их души рука об руку покидали бренную плоть. Рука Змея продолжала держать руку Охотника и после смерти обоих. Пальцы Змея и кулак Охотника разжались не скоро, и все-таки они разжались, и внизу под горкой, на изрядном расстоянии от железнодорожных путей, уносящемуся на Север экспрессу как будто салютовал залп тяжелых орудий, и под весенней синевой неба распустился огненно-оранжевый веер...
2006 год, весна
Секретные файлы
Запись последняя
Как будто в насмешку всю неделю (все ночи) наверху было тихо, а во второй половине дня, в воскресенье, ка-а-ак грянуло! Так музычка грянула, что люстра затряслась. И немудрено, что звонки в прихожей я не сразу услышала.
Я ожидала эти звонки. Я вновь ждала в гости гонца от автора, симпатичного мне Игоря Палыча.
Опять у автора появились какие-то его авторские (или семейные) дела (или делишки), и снова Игорь Палыч любезно согласился ко мне заскочить.
На сей раз к его визиту я подготовилась по полной программе: в квартире суперопрятно; журнальный столик сервирован интеллигентно (правда, чашки разные, но и это в какой-то мере признак интеллигентности, если вы понимаете, о чем я); хозяйка в меру нарядна, причесана, с аккуратными ногтями и (самое главное) на каблучках. Все, короче, о'кей, и вот зазвенел, прорвался сквозь технотранс-аккорды звонок.
Я цок-цок-цок на каблучках в прихожую и опять на те же грабли! Учит меня жизнь, учит, а я опять щелкнула замками, и дверь нараспашку, не заглянув в «глазок», не поинтересовавшись: «Кто там?»
А там...
Нет, только не это! Точнее, не этот!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Ха! А почему бы и нет? Почему в не расслабиться, давление сбросить и побаловать себя, любимого, секс-десертом? Дорого, конечно, однако надо же маленько билет оправдать, правда? Можно, конечно, поторговаться, фигу-две на весь полупустой состав найдется достаточное количество эротоманов, согласных отстегнуть сто гринов за отсос, и, ясное дело, милашка залудила сразу несусветную цену, имея в виду возможный торг, но торговаться Охотнику было лень.
Что ж, он согласился. Вот только туалетные кабинки проводники вряд ли уже открыли.
Девушка заметно обрадовалась. Так заметно, что напрашивался вывод, мол, надо было все ж-таки с нею поторговаться. Впрочем... Впрочем, пусть радуется. С хорошим настроением и работать будет лучше, с огоньком, а ста баксов не жалко. Что такое сто баксов для Охотника? Ерунда! А скоро, очень скоро он сможет спокойно сморкаться в стодолларовые бумажки, если, конечно, под рукой не окажется батистового платка.
Обрадованная проститутка уверяла, что кабинки уже открыты или вот-вот откроются. Можно чуть-чуть здесь подождать или лучше покурить в тамбуре. Охотник выбрал вариант с перекуром и с тоской вспомнил себя молодого, курсантом и выпускником спецкурсов, свободного от табакозависимости. После сытной еды, после кофе организм просил никотина. Разумеется, и здесь за столиком не возбраняется покурить, но в тамбуре появится возможность еще и на ощупь попробовать объект, арендованный для послеобеденного удовольствия.
Во время того, как Охотник расплачивается с халдеем, у проститутки появилась возможность полюбоваться его тугим бумажником, она, можно сказать, влюбилась с первого взгляда в него, в туго набитый бумажник.
Они вышли из-за столика, и девушка направилась было в головной вагон. Он ее перенаправил, мотнув головой в противоположную сторону. Он собирался перекурить в тамбуре и употребить проститутку в своем вагоне, где помимо него, Охотника, в пятом купе ехал Гном, а последнее занял Вепрь.
Они вошли в тамбур. Охотник шагнул поближе к ввинченной в стену пепельнице, к запертой двери вовне, за борт мчавшегося со скоростью 200 км в час экспресса. Мужчина, шагая и поворачиваясь к девушке, достал из кармана пачку «Мальборо». Она протянула к пачке тонкие пальчики, и ее чуть не зашибло распахнувшейся со свистом, с ветерком, с шумом дверью. Той дверью, что скрывала закуток с кабинкой. Той кабинкой, где не состоится сеанс сногсшибательного орального секса с переплатой.
Девушка, пошатнувшись и ойкнув, припала к широкой груди Охотника. Он подхватил ее за талию ловко, прижал к себе тесно, готовый отругать строго и грубо того идиота, что столь активно ломится в незапертые двери. Он не ожидал, что в тамбур вломится Гном. Да еще и с оружием наголо...
Бывший особый порученец Гном всадил три пули в спину убийцы Вепря и метнулся к восьмому купе. А там пусто! Что за дела?! Гном вспомнил, как за час до посадки они встречались в условленном месте, как зевал Охотник и как, между делом, жаловался на голодный желудок. Ясно, что за дела! Охотник двинул в ресторан! Точно! Он в ресторане.
И Гном побежал по коридору вперед, наплевав на качку, натыкаясь то на прозрачные раздвижные двери слева, то на окна справа. За скорость он расплачивался ушибами локтей, плеч и коленей, а также риском промахнуться навскидку, ежели возникнет необходимость стрелять.
Он перепрыгнул убийцу Вепря, распластанного ничком убийцу, без всяких признаков жизни. Гном едва не споткнулся о руку на ковровой дорожке со «стечкиным» в кулаке. Стоило бы произвести контрольный выстрел в затылок, однако, сопоставив риски, Гном предпочел поберечь патрон. В магазине осталось патронов не густо, перезарядка требует времени, а время сейчас дороже стопроцентной уверенности в том, что и этот сдох столь же благополучно и однозначно, как «проводница» в другом конце. Гном рискнул сохранить патрон и просчитался...
Боль окунула сознание Змея в бездну небытия, она же его оттуда и вытолкнула. Как поплавок.
Змей судорожно вздохнул, приподнял голову, разглядел сквозь багровую муть в глазах сдвинутый вместе с ковровой дорожкой труп Вепря, так сдвинутый, чтобы не блокировал дверь. Змей увидел и саму эту открытую дверь, и распахнутую настежь дверь в тамбур. Увидел силуэт низкорослого мужика с «пушкой», снабженной глушителем. Услышал смутно знакомый голос:
— Засада! Вепрь спекся! Смываемся!
С того момента, как «проводница» нажала «кнопку общего оповещения», минуло меньше трех минут. Оперативники в форме служащих ресторана исключены из системы «общего оповещения», а «проводники» и «проводницы» не успеют остановить Охотника. Змей осознал это и застонал.
Змей и не пробовал бороться с болью, он просто продолжал с ней жить...
А Охотник и не пробовал анализировать ситуацию, он просто в нее вписался.
— Стреляй в замок! — приказал Охотник подельнику Гному и прижался спиной к ввинченной в стену пепельнице, прижал к себе девушку, чтобы Гному открылась цель. Выпрыгнуть на ходу из экспресса, пусть даже мчащегося со скоростью 200 км в час, для Охотника с Гномом совсем не проблема.
Гном мелко кивнул, поднял «пушку», и тут у него за спиной загрохотали выстрелы.
Архив аудиопамяти Охотника автоматически подсказал: в спину подельнику лупят из «стечкина» единой очередью.
Заваливаясь на бок, Гном таки нажал на спуск. Чудес не бывает — дверь наружу осталась закрытой, пуля попала в стекло, в большое овальное окошко в двери. В окошке, за которым мелькал хилый лесок, пуля пробила аккуратную дырочку с паутинкой трещинок по краям. И это лучше, чем ничего.
Охотник ухватил за волосы сомлевшую от испуга девушку, мощно сработал бедрами, лишая девушку равновесия, зарычал от натуги и что было силы — а силы у него было много — ударил девичьей головой стекло с пулевой отметиной...
Змей разжал пальцы, выпустил опустошенный «стечкин». Оттолкнулся освободившейся рукой, встал, ничего не чувствуя, кроме боли, слившись с ней воедино. Вставая, Змей слышал звериный рык в тамбуре и звук страшного удара чем-то твердым о стекло, слышал и треск стекла совершенно другой тональности.
Перешагнув порожек закутка перед тамбуром, Змей услышал голос Охотника:
— Я террорист! У меня бомба! В тамбур не входить! Взорвусь!
— Эй, слышишь меня? Я — Змей. Привет, Охотник.
— Змей?!
— Он самый. — Змей вошел в тамбур. — Привет, сволочь.
— Привет, братишка. Замри и стой, где стоишь.
Змей стоял, сутулясь, уронив руки — и пустую, и с пистолетом, — стоял, широко расставив прямые ноги, а у него под ногами валялся Гном.
А Охотник стоял спиной к проему без стекла.
Охотник прикрывался погибшей от его руки проституткой. Правой рукой, кулаком, держал ее на весу за волосы. Лица у девушки не осталось. Вместо лица — кровавое месиво. Из трещины в черепе сочится и капает на пол нечто вязкое и белесое. Гранату Охотник держит в левом кулаке. Озорник ветер теребит волосы хищно улыбающегося мужчины и мертвой девушки без лица.
— Хилая у тебя бомба, Охотник.
— Еще кой-чего по карманам распихано. Сдетонирует, мало не покажется.
— Блефуешь?
Змей вспомнил счастливую семью из купе-номер 3, молодых и здоровых родителей, малыша, непонятно какого пола, и ему стало страшно за них. Почему-то именно за них, хотя бояться надо было за всех пассажиров экспресса.
— Зачем блефовать? Окстись, Змей! И одного этого фрукта, — Охотник поднял кулак с «лимонкой» до уровня своего смеющегося лица, — за глаза хватит, чтоб поезд с рельсов сошел. Нет, серьезно, при мне столько всякой разной бабахающей бяки, аж страшно в окно прыгать. Ты, брат, пистолетик-то лучше брось, а то пульнешь ненароком, еще в меня попадешь, и такое будет, ой! Или промахнешься, так вдруг пулька в меня отрикошетит, и будет та-акой бо-ольшой бу-ум! Жалко, мы с тобой его не услышим.
Пистолет упал к ногам Змея.
— А теперь, брат Змей, проваливай к ядреной матери обратно в пучину воспоминаний о моей правильной молодости. Вошел, наплевав на мой запрет, повидались с тобой, и будя. Хорошенького понемножку. Мне пора кувыркаться на свежем воздухе. Зрители мне не нужны. — Охотник разжал правый кулак, и девушка с обезображенной головой пала меж ними, между двумя внешне обычными мужчинами с необычными навыками.
Хилый лесок за железнодорожной насыпью сменила панорама полей. Насыпь сделалась круче, поезд помчался по гребню высокого земляного вала.
Что помешает Охотнику выпрыгнуть и метнуть «лимонку» под колеса экспресса? Навыков у него хватит — грамотно сопоставит риски, метнет, избавится от гранаты без кольца и покатится по косогору. По такому крутому косогору, ой, да-алеко можно укатиться от эпицентра аварии. А потом рвануть через поле к дороге — вон, во-он она, дорога виднеется — и кто откажет чудом выжившему после аварии в просьбе подвезти до больницы?
Дорога за полем виднеется, а автосопровождения экспресса, обещанного Уполномоченным Ветераном, на ней, увы, не видать. Поди-ка, обеспечь сопровождение поезду, мчащемуся с такой скоростью...
— Змей, проснись! Задумался, как бы меня того-этого? Зря башку напрягаешь. Проваливай! Охотнику охота покувыркаться по травке.
— Кувыркайся... — Прыжок у Змея вышел нереально молниеносным. Опровергнув все школьные законы физики, он без подготовки — даже без намека! — бросился на Охотника торпедой. Стоял, сутулый, уронив руки, на прямых ногах, дышал ровно, и будто не сам прыгнул, а какая-то сила швырнула его головой вперед. Быть может, то была сила не покорившейся очевидному воли?
Макушка Змея врезалась в подбородок Охотника, пальцы Змея поймали кулак с «лимонкой», сковали, обжали кулак террориста крепко-накрепко. Змей буквально вышиб Охотника в проем с мелкими остатками стекол по краям и вылетел вместе с ним. Их вместе перевернуло в воздухе, припечатало к траве, и они клубком покатились вниз по крутому склону. Их кости хрустели, ломаясь в унисон, их жилы рвались одновременно, их души рука об руку покидали бренную плоть. Рука Змея продолжала держать руку Охотника и после смерти обоих. Пальцы Змея и кулак Охотника разжались не скоро, и все-таки они разжались, и внизу под горкой, на изрядном расстоянии от железнодорожных путей, уносящемуся на Север экспрессу как будто салютовал залп тяжелых орудий, и под весенней синевой неба распустился огненно-оранжевый веер...
2006 год, весна
Секретные файлы
Запись последняя
Как будто в насмешку всю неделю (все ночи) наверху было тихо, а во второй половине дня, в воскресенье, ка-а-ак грянуло! Так музычка грянула, что люстра затряслась. И немудрено, что звонки в прихожей я не сразу услышала.
Я ожидала эти звонки. Я вновь ждала в гости гонца от автора, симпатичного мне Игоря Палыча.
Опять у автора появились какие-то его авторские (или семейные) дела (или делишки), и снова Игорь Палыч любезно согласился ко мне заскочить.
На сей раз к его визиту я подготовилась по полной программе: в квартире суперопрятно; журнальный столик сервирован интеллигентно (правда, чашки разные, но и это в какой-то мере признак интеллигентности, если вы понимаете, о чем я); хозяйка в меру нарядна, причесана, с аккуратными ногтями и (самое главное) на каблучках. Все, короче, о'кей, и вот зазвенел, прорвался сквозь технотранс-аккорды звонок.
Я цок-цок-цок на каблучках в прихожую и опять на те же грабли! Учит меня жизнь, учит, а я опять щелкнула замками, и дверь нараспашку, не заглянув в «глазок», не поинтересовавшись: «Кто там?»
А там...
Нет, только не это! Точнее, не этот!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41