Мне даже показалось, что я слышу, что он говорит.
Я посмотрел на часы. Было четверть пятого.
* * *
Шарон закончила наводить марафет, захлопнула пудреницу и отправила ее назад в косметичку.
— И как ты только смеешь поднимать девушек в такую немилосердную рань? Ты знаешь, что мы уже почти подъехали к Линтону, а время всего десять?
— Детям положено вставать рано, — поддел я ее.
Ее брови полезли вверх, и Шарон одарила меня тем странным взглядом, который уже не впервые появлялся в ее глазах и который мне никак не удавалось расшифровать.
— Детям? И где это ты видишь ребенка?
— Сколько тебе, сахарная моя?
— Достаточно, чтобы знать, что я не желаю играть роль девочки на выходные.
— Тебя никто не заставлял ехать со мной.
— Мистер Келли, да я ни за что на свете не упустила бы такую возможность! Даже за все золото мира. Знаешь, что болтают о тебе в нашем кружке кройки и шитья?
— Расскажи-ка. — Я повернулся и поглядел на нее.
— Есть в тебе что-то глубинное и темное. Дик Лаген надеется на самое худшее, а Мона Мерриман, кажется, считает, что ты являлся супругом некоей юной леди, дочери самодержавного диктатора в одной из этих новоиспеченных стран... и папочку застрелили почти сразу после вашей свадьбы.
— Ох уж мне эти сплетни!
— Это правда? — Шарон смотрела вперед через ветровое стекло, ее руки были сложены на коленях.
— Если и так, то ты вскоре прочтешь об этом в их газетенках.
— Не похоже, чтобы тебя это слишком сильно волновало.
— Я бросил волноваться лет сто назад, куколка.
Примерно с милю девушка сидела молча, потом вдруг развернулась ко мне, и я почувствовал на себе ее пристальный взгляд.
— Тогда что случилось с Ли?
Я пожал плечами и включил левый поворотник.
— Ничего.
— Дог... да он до смерти напуган. Смотрит на тебя так, будто ты... ты собираешься взорваться или что-то вроде того.
— Ты ведь знаешь Ли.
— Не так хорошо, как тебе кажется, но достаточно, чтобы сказать: раньше я его таким никогда не видела. — Шарон остановилась на мгновение, а потом продолжила: — Это ведь как-то связано с тем днем, не так ли? То есть с теми двумя парнями. Кое-что промелькнуло в газетах...
— Простое совпадение.
— И по телевизору тоже говорили. Сказали, что на них напали и... изувечили до неузнаваемости. Полиция отрабатывает версии.
— Знаю. Они приходили ко мне.
— И?
— Я ничем не смог им помочь. И они убрались несолоно хлебавши.
— Дог... они и со мной связывались. Я... сказала им, что мы там были...
Я протянул руку и потрепал ее по коленке.
— Ты правильно сделала, медовая моя. Чего нам скрывать? Нью-Йорк — огромный город. Случиться может что угодно. Ну, оказались на месте происшествия, с кем не бывает.
— Дог...
— Послушай, ты же сама знаешь, сколько меня не было... минуты полторы, не больше. Неужели ты думаешь, что за это время мне удалось напасть на двоих здоровых парней и изувечить их, а самому выбраться из переделки без единой царапины?
Шарон надолго замолчала. Наверное, вспоминала кровь на моей рубашке.
— Ну, не знаю, — выдохнула она в конце концов.
— Ты мне льстишь, малышка, — хохотнул я.
Шарон улыбнулась мне в ответ и с явным облегчением откинулась на подушки.
Далеко впереди, над самой кромкой деревьев, показались очертания Линтона. Фабрика Барринов выставила в небо четыре пальца своих труб. Три из них дремали до поры до времени, а четвертая нещадно чадила, источая из своих недр омерзительный серый дым. Если Линтон являлся зеркальным отражением «Баррин индастриз», то процветающим местом его можно было назвать лишь с большой натяжкой.
Мы проехали через центр и свернули на дорогу, дугой огибавшую огромный заводской комплекс. Старомодные здания из красного кирпича, архаичная башня, увитые плющом стены — весь комплекс больше походил на какой-нибудь колледж, чем на производственную зону. Куранты, которым давно перевалило за полторы сотни лет, как ни странно, показывали точное время. За низкой стеной простирались ухоженные земли, но нигде не было и намека на складированные материалы, которые, бывало, занимали каждый свободный метр. Изнутри доносился мерный гул, иногда за окном мелькала какая-нибудь одинокая фигурка, и казалось, что вся деятельность была сведена к минимуму. На стоянке скопилось около пятидесяти автомобилей, а один из них красовался прямо перед входом в главное здание, на фоне таблички «Парковка запрещена». И цвет, и марка машины показались мне смутно знакомыми, но мне не пришлось копаться в памяти: вопрос разрешился сам собой, когда на пороге появился Кросс Макмиллан собственной персоной в сопровождении двоих парней. Он по-хозяйски оглядел округу, будто не сегодня завтра собирался стать ее единоличным владельцем.
— А вот и твой дружок, — сказала Шарон. — Интересно, что это он тут забыл?
— Возомнил, что скоро подомнет под себя этот заводик. — Я нажал на газ, чтобы побыстрее убраться подальше от этого места. — Лучше бы ему не слишком распаляться.
— Может, у него есть на то причины. Семейство Макмиллан никогда особой скромностью не отличалось. Это пираты до мозга костей.
— Просто раньше им не приходилось иметь дело с большими пушками.
Шарон снова нахмурилась и закусила уголок рта.
— Что происходит, Дог?
— Этот ублюдок хочет заполучить все до квадратного сантиметра. Он мечтал об этом всю свою жизнь, еще с тех времен, когда старик даже не собирался в могилу.
— И вытеснил отсюда всех и каждого.
— Не всех, детка. — Я был спокоен, как удав.
— Полагаешь, ему не удастся заполучить... — она выразительно обвела рукой промышленный комплекс, — все это?
— Не без драки.
— Но твои кузены совершенно не способны...
— Речь не о них.
— Кто ты такой, Дог? — Голос Шарон дрогнул.
— Просто парень, который хочет вернуться домой.
— И только?
— Однако все рогом уперлись, не желают этого, и точка, — сказал я.
— Но они не могут запретить тебе.
— Теперь — нет, котенок.
Я свернул обратно к городу и кружил по улицам, пока не попал на угол Берган и Хай-стрит. Беспощадное время оставило на окружающих зданиях подтеки старой краски, сильно смахивавшие на старческие шрамы, и раскрошило кирпич, но клуб «У Тода» не брало ничто. Он занимал одно из самых старых зданий, построенных из таких первоклассных материалов и с таким мастерством, что ему была нипочем не только разрушительная смена времен года, но и пренебрежительное отношение владельцев.
Когда-то здесь находился эпицентр политической и общественной жизни города, дважды тут тренировались боксеры перед выходом на большой ринг. Один из тяжеловесов даже завоевал первое место. Теперь же добрая половина нижнего этажа была отдана окрестным магазинчикам, а там, где раньше располагалась площадка для пикников, возвышался уродливый склад. Надо ведь как-то оправдывать стоимость содержания подобной махины.
Мы притормозили у входа, и я помог Шарон выбраться из машины. Она огляделась вокруг, критическим взором окинув пыльные окна и забрызганный грязью кирпич.
— Что за место?
— Не припоминаешь?
Она еще раз поглядела на здание и кивнула:
— Думаю, именно здесь частенько пропадал мой отец. Это нечто вроде клуба, так ведь?
— Ну, вроде того.
— И название какое-то знакомое. «У Тода». Да, точно, папа даже как-то раз брал нас сюда с собой. Там были игры, и бочки с пивом, и брызгалку для детей где-то устанавливали.
— На заднем дворе.
— Точно. А что здесь теперь?
— Не знаю, — ответил я. — Но это наша отправная точка.
Мы зашли внутрь и прошли по знакомому коридору, стены которого были увешаны чучелами рыб и оленьими головами. Бронзовые пластинки под трофеями потускнели, и стало совершенно невозможно разобрать имена героев. Однако большинство этих фамилий давным-давно красовалось на могильных камнях, так что особо жаждущие с гораздо большим успехом могли заглянуть на кладбище, подумалось мне.
Старик в рабочей робе мыл полы в западном зале для встреч, старые прожженные сигаретами столы и скамейки были сдвинуты в одну сторону. Ресторан, который в старые времена составлял гордость Линтона, теперь поделили на секции и отдали под офисы. Три помещения пустовали, а в двух других располагались конструкторское бюро и фирма недвижимости. Из самого дальнего конца раздавались голоса, пытающиеся перекричать телевизионную мыльную оперу, и мы направились на звук в сторону полуоткрытых дверей.
Эта комната осталась такой, какой я ее помнил. Абсолютно никаких перемен. Огромная пятнадцатиметровая стойка бара тянулась до самых раздаточных окошек, зияющих в стене, зеркало в золоченой раме отражало сотни свисающих с деревянных крючков экземпляров антикварного спортивного оружия и шесть ухмыляющихся медвежьих голов, добытых давно почившим Хирамом Тодом. Моль объела с них почти весь мех еще во времена моего детства, и теперь казалось, что мумифицированные скальпы скалят на посетителей свои зубы, а стеклянные глаза, небрежно закрепленные в глазницах, придавали мордам ирреалистическую одухотворенность.
Парочка потрепанных посетителей распивала пиво из высоких стаканов и, упершись ногами в бронзовую рельсу, яростно спорила о бейсболе. Старый тощий бармен в рубашке, висевшей на нем как на вешалке, демонстративно игнорировал их присутствие и усердно делал вид, что протирает и без того начищенные до блеска бокалы.
Стоило нам усесться на высокие стулья и попросить пива, как эти двое бросили болтать, осмотрели нас с ног до головы и, удовлетворив свое любопытство, возобновили спор. Бармен поставил перед нами стаканы, сгреб деньги, погремел монетками и бросил мне сдачу. Я изучающе посмотрел на него, на его фигуру, лицо и все остальное, пытаясь найти черты того огромного, словно башня, парня, который мог запросто одним толчком выкатить из погреба бочонок пива, или хотя бы услышать эхо густого голоса, от одного звука которого мы, бывало, опрометью неслись на строго отведенное нам место, когда нам милостиво позволялось прибирать столы после пикников.
— Тод? — спросил я.
Старик обернулся, прищурился и кивнул.
— Особая диета?
Тод хохотнул и улыбнулся, обнажив вставные зубы:
— Особый вид рака. Правда, это было давно, и теперь уже никто не помнит меня толстым. А ты кто такой?
Я протянул руку и подождал, пока старик пожмет ее.
— Камерон Баррин — мой дед.
— Ты же не... — резко отдернул он руку.
Я отрицательно покачал головой прежде, чем он успел закончить:
— Я тот самый незаконнорожденный, Тод. Догерон Келли. Бегал со всякими поручениями для тебя, когда удавалось улизнуть из поместья.
Неожиданно улыбка расплылась по всему лицу Тода, и он снова ухватился за мою руку.
— Черт возьми, мальчик мой! Конечно же я тебя помню. Тебя и того пацаненка Полаков, с которым вы дрались за право поработать на пикниках. Я поставил на победителя пять баксов.
— Этот Полак вполне мог побить меня, — сказал я.
— Да, но выиграл-то ты. — Он снова засмеялся и налил себе еще пива. — Знаешь, я и на Полака поставил пятерку.
— Вот неудача.
— Моя вина. Надо было помнить, что ты сын своего отца.
Пиво застряло у меня в горле на полпути к желудку.
— Ты знал его? — закашлялся я.
— Ясное дело. И его, и твою мать. Но это было еще до того, как начались неприятности. Вот это был ирландец! Настоящий сорвиголова. Бывало, встречался с твоей матерью прямо здесь, наверху. О, никто об этом и не подозревал. Ни об этом, ни о чем другом. Она любила петь в нашем заведении, а старина Барни подыгрывал ей на пианино. — Тод остановился на минутку и искоса поглядел на меня. — Я же не наболтал ничего лишнего, так ведь? Иногда мы, старики...
— Брось, Тод. Правда, я не знал об этом, но очень рад, что ты рассказал мне. Я просто счастлив услышать, что у моей матери было достаточно куража и смелости, чтобы сбегать из своего стада, когда представлялась такая возможность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Я посмотрел на часы. Было четверть пятого.
* * *
Шарон закончила наводить марафет, захлопнула пудреницу и отправила ее назад в косметичку.
— И как ты только смеешь поднимать девушек в такую немилосердную рань? Ты знаешь, что мы уже почти подъехали к Линтону, а время всего десять?
— Детям положено вставать рано, — поддел я ее.
Ее брови полезли вверх, и Шарон одарила меня тем странным взглядом, который уже не впервые появлялся в ее глазах и который мне никак не удавалось расшифровать.
— Детям? И где это ты видишь ребенка?
— Сколько тебе, сахарная моя?
— Достаточно, чтобы знать, что я не желаю играть роль девочки на выходные.
— Тебя никто не заставлял ехать со мной.
— Мистер Келли, да я ни за что на свете не упустила бы такую возможность! Даже за все золото мира. Знаешь, что болтают о тебе в нашем кружке кройки и шитья?
— Расскажи-ка. — Я повернулся и поглядел на нее.
— Есть в тебе что-то глубинное и темное. Дик Лаген надеется на самое худшее, а Мона Мерриман, кажется, считает, что ты являлся супругом некоей юной леди, дочери самодержавного диктатора в одной из этих новоиспеченных стран... и папочку застрелили почти сразу после вашей свадьбы.
— Ох уж мне эти сплетни!
— Это правда? — Шарон смотрела вперед через ветровое стекло, ее руки были сложены на коленях.
— Если и так, то ты вскоре прочтешь об этом в их газетенках.
— Не похоже, чтобы тебя это слишком сильно волновало.
— Я бросил волноваться лет сто назад, куколка.
Примерно с милю девушка сидела молча, потом вдруг развернулась ко мне, и я почувствовал на себе ее пристальный взгляд.
— Тогда что случилось с Ли?
Я пожал плечами и включил левый поворотник.
— Ничего.
— Дог... да он до смерти напуган. Смотрит на тебя так, будто ты... ты собираешься взорваться или что-то вроде того.
— Ты ведь знаешь Ли.
— Не так хорошо, как тебе кажется, но достаточно, чтобы сказать: раньше я его таким никогда не видела. — Шарон остановилась на мгновение, а потом продолжила: — Это ведь как-то связано с тем днем, не так ли? То есть с теми двумя парнями. Кое-что промелькнуло в газетах...
— Простое совпадение.
— И по телевизору тоже говорили. Сказали, что на них напали и... изувечили до неузнаваемости. Полиция отрабатывает версии.
— Знаю. Они приходили ко мне.
— И?
— Я ничем не смог им помочь. И они убрались несолоно хлебавши.
— Дог... они и со мной связывались. Я... сказала им, что мы там были...
Я протянул руку и потрепал ее по коленке.
— Ты правильно сделала, медовая моя. Чего нам скрывать? Нью-Йорк — огромный город. Случиться может что угодно. Ну, оказались на месте происшествия, с кем не бывает.
— Дог...
— Послушай, ты же сама знаешь, сколько меня не было... минуты полторы, не больше. Неужели ты думаешь, что за это время мне удалось напасть на двоих здоровых парней и изувечить их, а самому выбраться из переделки без единой царапины?
Шарон надолго замолчала. Наверное, вспоминала кровь на моей рубашке.
— Ну, не знаю, — выдохнула она в конце концов.
— Ты мне льстишь, малышка, — хохотнул я.
Шарон улыбнулась мне в ответ и с явным облегчением откинулась на подушки.
Далеко впереди, над самой кромкой деревьев, показались очертания Линтона. Фабрика Барринов выставила в небо четыре пальца своих труб. Три из них дремали до поры до времени, а четвертая нещадно чадила, источая из своих недр омерзительный серый дым. Если Линтон являлся зеркальным отражением «Баррин индастриз», то процветающим местом его можно было назвать лишь с большой натяжкой.
Мы проехали через центр и свернули на дорогу, дугой огибавшую огромный заводской комплекс. Старомодные здания из красного кирпича, архаичная башня, увитые плющом стены — весь комплекс больше походил на какой-нибудь колледж, чем на производственную зону. Куранты, которым давно перевалило за полторы сотни лет, как ни странно, показывали точное время. За низкой стеной простирались ухоженные земли, но нигде не было и намека на складированные материалы, которые, бывало, занимали каждый свободный метр. Изнутри доносился мерный гул, иногда за окном мелькала какая-нибудь одинокая фигурка, и казалось, что вся деятельность была сведена к минимуму. На стоянке скопилось около пятидесяти автомобилей, а один из них красовался прямо перед входом в главное здание, на фоне таблички «Парковка запрещена». И цвет, и марка машины показались мне смутно знакомыми, но мне не пришлось копаться в памяти: вопрос разрешился сам собой, когда на пороге появился Кросс Макмиллан собственной персоной в сопровождении двоих парней. Он по-хозяйски оглядел округу, будто не сегодня завтра собирался стать ее единоличным владельцем.
— А вот и твой дружок, — сказала Шарон. — Интересно, что это он тут забыл?
— Возомнил, что скоро подомнет под себя этот заводик. — Я нажал на газ, чтобы побыстрее убраться подальше от этого места. — Лучше бы ему не слишком распаляться.
— Может, у него есть на то причины. Семейство Макмиллан никогда особой скромностью не отличалось. Это пираты до мозга костей.
— Просто раньше им не приходилось иметь дело с большими пушками.
Шарон снова нахмурилась и закусила уголок рта.
— Что происходит, Дог?
— Этот ублюдок хочет заполучить все до квадратного сантиметра. Он мечтал об этом всю свою жизнь, еще с тех времен, когда старик даже не собирался в могилу.
— И вытеснил отсюда всех и каждого.
— Не всех, детка. — Я был спокоен, как удав.
— Полагаешь, ему не удастся заполучить... — она выразительно обвела рукой промышленный комплекс, — все это?
— Не без драки.
— Но твои кузены совершенно не способны...
— Речь не о них.
— Кто ты такой, Дог? — Голос Шарон дрогнул.
— Просто парень, который хочет вернуться домой.
— И только?
— Однако все рогом уперлись, не желают этого, и точка, — сказал я.
— Но они не могут запретить тебе.
— Теперь — нет, котенок.
Я свернул обратно к городу и кружил по улицам, пока не попал на угол Берган и Хай-стрит. Беспощадное время оставило на окружающих зданиях подтеки старой краски, сильно смахивавшие на старческие шрамы, и раскрошило кирпич, но клуб «У Тода» не брало ничто. Он занимал одно из самых старых зданий, построенных из таких первоклассных материалов и с таким мастерством, что ему была нипочем не только разрушительная смена времен года, но и пренебрежительное отношение владельцев.
Когда-то здесь находился эпицентр политической и общественной жизни города, дважды тут тренировались боксеры перед выходом на большой ринг. Один из тяжеловесов даже завоевал первое место. Теперь же добрая половина нижнего этажа была отдана окрестным магазинчикам, а там, где раньше располагалась площадка для пикников, возвышался уродливый склад. Надо ведь как-то оправдывать стоимость содержания подобной махины.
Мы притормозили у входа, и я помог Шарон выбраться из машины. Она огляделась вокруг, критическим взором окинув пыльные окна и забрызганный грязью кирпич.
— Что за место?
— Не припоминаешь?
Она еще раз поглядела на здание и кивнула:
— Думаю, именно здесь частенько пропадал мой отец. Это нечто вроде клуба, так ведь?
— Ну, вроде того.
— И название какое-то знакомое. «У Тода». Да, точно, папа даже как-то раз брал нас сюда с собой. Там были игры, и бочки с пивом, и брызгалку для детей где-то устанавливали.
— На заднем дворе.
— Точно. А что здесь теперь?
— Не знаю, — ответил я. — Но это наша отправная точка.
Мы зашли внутрь и прошли по знакомому коридору, стены которого были увешаны чучелами рыб и оленьими головами. Бронзовые пластинки под трофеями потускнели, и стало совершенно невозможно разобрать имена героев. Однако большинство этих фамилий давным-давно красовалось на могильных камнях, так что особо жаждущие с гораздо большим успехом могли заглянуть на кладбище, подумалось мне.
Старик в рабочей робе мыл полы в западном зале для встреч, старые прожженные сигаретами столы и скамейки были сдвинуты в одну сторону. Ресторан, который в старые времена составлял гордость Линтона, теперь поделили на секции и отдали под офисы. Три помещения пустовали, а в двух других располагались конструкторское бюро и фирма недвижимости. Из самого дальнего конца раздавались голоса, пытающиеся перекричать телевизионную мыльную оперу, и мы направились на звук в сторону полуоткрытых дверей.
Эта комната осталась такой, какой я ее помнил. Абсолютно никаких перемен. Огромная пятнадцатиметровая стойка бара тянулась до самых раздаточных окошек, зияющих в стене, зеркало в золоченой раме отражало сотни свисающих с деревянных крючков экземпляров антикварного спортивного оружия и шесть ухмыляющихся медвежьих голов, добытых давно почившим Хирамом Тодом. Моль объела с них почти весь мех еще во времена моего детства, и теперь казалось, что мумифицированные скальпы скалят на посетителей свои зубы, а стеклянные глаза, небрежно закрепленные в глазницах, придавали мордам ирреалистическую одухотворенность.
Парочка потрепанных посетителей распивала пиво из высоких стаканов и, упершись ногами в бронзовую рельсу, яростно спорила о бейсболе. Старый тощий бармен в рубашке, висевшей на нем как на вешалке, демонстративно игнорировал их присутствие и усердно делал вид, что протирает и без того начищенные до блеска бокалы.
Стоило нам усесться на высокие стулья и попросить пива, как эти двое бросили болтать, осмотрели нас с ног до головы и, удовлетворив свое любопытство, возобновили спор. Бармен поставил перед нами стаканы, сгреб деньги, погремел монетками и бросил мне сдачу. Я изучающе посмотрел на него, на его фигуру, лицо и все остальное, пытаясь найти черты того огромного, словно башня, парня, который мог запросто одним толчком выкатить из погреба бочонок пива, или хотя бы услышать эхо густого голоса, от одного звука которого мы, бывало, опрометью неслись на строго отведенное нам место, когда нам милостиво позволялось прибирать столы после пикников.
— Тод? — спросил я.
Старик обернулся, прищурился и кивнул.
— Особая диета?
Тод хохотнул и улыбнулся, обнажив вставные зубы:
— Особый вид рака. Правда, это было давно, и теперь уже никто не помнит меня толстым. А ты кто такой?
Я протянул руку и подождал, пока старик пожмет ее.
— Камерон Баррин — мой дед.
— Ты же не... — резко отдернул он руку.
Я отрицательно покачал головой прежде, чем он успел закончить:
— Я тот самый незаконнорожденный, Тод. Догерон Келли. Бегал со всякими поручениями для тебя, когда удавалось улизнуть из поместья.
Неожиданно улыбка расплылась по всему лицу Тода, и он снова ухватился за мою руку.
— Черт возьми, мальчик мой! Конечно же я тебя помню. Тебя и того пацаненка Полаков, с которым вы дрались за право поработать на пикниках. Я поставил на победителя пять баксов.
— Этот Полак вполне мог побить меня, — сказал я.
— Да, но выиграл-то ты. — Он снова засмеялся и налил себе еще пива. — Знаешь, я и на Полака поставил пятерку.
— Вот неудача.
— Моя вина. Надо было помнить, что ты сын своего отца.
Пиво застряло у меня в горле на полпути к желудку.
— Ты знал его? — закашлялся я.
— Ясное дело. И его, и твою мать. Но это было еще до того, как начались неприятности. Вот это был ирландец! Настоящий сорвиголова. Бывало, встречался с твоей матерью прямо здесь, наверху. О, никто об этом и не подозревал. Ни об этом, ни о чем другом. Она любила петь в нашем заведении, а старина Барни подыгрывал ей на пианино. — Тод остановился на минутку и искоса поглядел на меня. — Я же не наболтал ничего лишнего, так ведь? Иногда мы, старики...
— Брось, Тод. Правда, я не знал об этом, но очень рад, что ты рассказал мне. Я просто счастлив услышать, что у моей матери было достаточно куража и смелости, чтобы сбегать из своего стада, когда представлялась такая возможность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60