— Она не задавала нескромных вопросов?
— Мадемуазель спросила, кто мне дал адрес доктора. Я ответила, что живу в доме напротив. Впрочем, она задала мне один странный вопрос: «На каком этаже?»
— И это все?
Алин размышляла.
— Почти… Впрочем… Она разглядывала меня с ног до головы. «Вы больше ни на что не жалуетесь?» Я ответила, что нет, и она не настаивала. По-моему, когда идешь к зубному врачу, не надо предъявлять свидетельство о прививке против оспы, не так ли?
Манюэль достаточно знал Мегрэ для того, чтобы понять, что тот приближается к еще ускользающей от него истине. Чувствовалось, что он ощупывает ее со всех сторон — справа, слева… Комиссар протянул Алин фотографию Николь Приер:
— Вы видели ее когда-нибудь на улице Фонтен?
— Это та девица, о которой вы говорили вчера?
Мегрэ кивнул.
— На улице Фонтен на встречала. Но зато видела ее здесь, на тротуаре напротив…
— Она направлялась к дантисту?
— Совершенно верно. Только она никогда не приходила в часы приема.
— Поздно вечером?
— Не очень поздно. Часов в девять, половине десятого…
— Кабинет был освещен?
— Только не в эти вечера.
— Вы хотите сказать, что он бывает освещен в другие вечера?
— Довольно часто.
— Вам что-нибудь видно через тюлевые гардины?
— Нет. Они закрывают ставни. Но свет все равно просачивается через щели.
— Если я правильно понял, то Николь приходит к доктору Мелану не в качестве пациентки. — Он знал это уже со вчерашнего вечера. — Алин, скажите, доктор принимает и других людей вне своих приемных часов? Мужчин? Женщин?
Алин вытаращила на него глаза:
— Погодите… погодите… Я действительно замечала мужчин, но больше женщин.
— Молодых?
— Бывают среди них и молодые, и не очень молодые. Я ведь не консьержка, не шпионю за теми, кто входит и выходит. Случается, что постою у окна…
— Я часто упрекаю ее в этом, — проворчал Манюэль. — Я уже начал было подозревать, нет ли у нее там дружка…
— Не говори глупостей!
— Глупости или не глупости, но я помню, сколько мне лет… И эта проклятая нога — тоже не большая радость.
— Большинство этих молодых тебе в подметки не годится!
Манюэль горделиво улыбнулся. Они действительно были влюблены друг в друга.
— А по вечерам мужчины тоже приходят к доктору?
— Что вам еще пришло в голову?
— Пока ничего определенного. Я нащупываю…
— Мне кажется, вы нащупываете в любопытных местах.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы предполагаете, что эти женщины приходят к доктору лечить вовсе не зубы, а? Черт возьми! Теперь я догадываюсь, почему эта старая грымза осматривала меня снизу вверх и сверху вниз, как будто изучала мою анатомию… И это объясняет также, почему она спросила у меня, на что я еще жалуюсь, кроме зубов…
— А сам врач ничего особенного не сказал вам?
— Он почти не разговаривал. Только и слышно было: «Откройте рот!.. Прополощите!.. Выплюньте!..
Откройте!..»
— Вы должны снова пойти к нему?
— Завтра утром. Он положил в зуб какое-то лекарство, от которого у меня мерзкий привкус во рту.
— Если я вас попрошу…
Но тут вмешался Манюэль:
— Только не это, господин комиссар. Вам оказывают небольшие услуги, и хватит. Эта история похожа на лекарство Алин — она дурно пахнет! И так как я имею решающий голос в этом доме, то я говорю — нет!
Глава 7
В половине двенадцатого Мегрэ вошел в свой кабинет и бросил шляпу в кресло. Не успел он выбрать свежую трубку, как в дверь постучали. Вошел старый Жозеф:
— Господин комиссар, вас просит господин директор уголовной полиции. Он посылает меня уже третий раз.
Комиссар вторично в это утро появился в кабинете начальника.
— Садитесь, Мегрэ…
Ему указали на кресло, которое стояло не совсем в тени, но и не на солнце. Через открытые окна в комнату проникали все уличные шумы. Директор, как бы для того, чтобы придать этой беседе более конфиденциальный характер, поднялся и закрыл окна.
У начальника Мегрэ — Ролана Блютте — был крайне смущенный вид. Чувствовалось, что он не знает, с чего начать.
— Я вызывал вас уже три раза, Мегрэ…
— Мне только что сказали об этом.
Директор не знал, куда смотреть. Рука его дрожала, когда он прикуривал папиросу.
— Я полагал, что ваши люди в основном занимаются похитителями драгоценностей и их последним подвигом на авеню Виктора Гюго…
— Совершенно верно.
— Сейчас половина двенадцатого. Разрешите спросить, где вы провели все утро?
Это было тяжелее, чем у префекта. Во-первых, это происходило на набережной Орфевр. Не в чужом, а в своем доме. В этот кабинет он входил без пиджака, чтобы поболтать с начальниками — старыми коллегами и друзьями.
Кроме того, Блютте плохо играл свою роль.
— Я был у зубного врача.
— Полагаю, вы выбрали врача в своем районе?
— Я обязан вам отвечать, господин директор? До сих пор, за исключением вчерашнего дня, я вел множество допросов, но ни разу не подвергался им сам.
Я не знал, что мы обязаны сообщать имена и адреса наших дантистов, наших врачей, а может быть, и наших портных…
— Я понимаю вас…
— Неужели? — бросил Мегрэ иронически.
— Я ставлю себя на ваше место, поверьте мне…
И мне очень тягостно в этот момент находиться на своем. Я действую только по приказу сверху. Что вы ответите, если я потребую у вас отчета, как вы провели время, час за часом, начиная с полудня вчерашнего дня?
— Я подам в отставку.
— Попробуйте войти в мое положение… Вам известно, какой шум подняла пресса вокруг ограбления ювелирных магазинов, которые повторяются с небывалой дерзостью вот уже в течение двух месяцев…
— Больше половины их произошло на Лазурном берегу и в Довилле, за пределами нашего ведомства.
— Одной и той же шайкой! Во всяком случае, одними и теми же методами. Последняя кража была совершена вчера утром. Вы отправились, как вы это делаете обычно, на место преступления?
— Нет.
— Вы прочли рапорты ваших инспекторов?
— Нет.
— Вы напали на какой-нибудь след?
— Я иду по одному и тому же следу с того момента, как возобновились эти грабежи.
— Без всякого результата?
— У меня нет еще никаких улик, это верно… Я жду какой-нибудь ошибки, неосторожности, какого-нибудь маленького и незначительного с виду факта, который позволил бы мне начать действовать.
— Сегодня утром вы не пошли к своему дантисту, но были у врача на улице Акаций, хотя ваши зубы в абсолютном порядке. Не подозреваете ли вы, что этот дантист замешан каким-то образом в краже драгоценностей?
— Нет.
— Ваш второй визит вы нанесли в дом напротив…
— Где живет один из моих осведомителей…
— Вы говорили с ним о краже драгоценностей?
— Нет.
— Послушайте, Мегрэ. Вы знаете, что, когда я начал здесь работать, я испытывал восхищение вами как человеком и как полицейским… Ничего не изменилось… Как я уже вам сказал, я поставлен перед необходимостью играть роль, которая мне не нравится…
Вчера вас вызывали к префекту полиции. Он говорил с вами об одном деле, которое меня не касается и которое мне известно лишь в самых общих чертах. Прежде чем расстаться с вами, он настойчиво рекомендовал вам не заниматься этим делом, ни с кем о нем не говорить. Даже со своими коллегами и инспекторами.
Это верно?
— Верно.
Шеф бросил взгляд на бумагу, лежавшую перед ним.
— Вчера, однако, после беседы с префектом вы заперлись в своем кабинете и просидели там до трех часов дня. Потом отправились в маленькое бистро на улице Сены под вывеской «У Дезире». Немного позднее вас видели в отеле на улице Эколь, где вы в течение нескольких минут разговаривали с хозяйкой отеля. Эти два места имеют какую-нибудь связь с тем делом, которым вам запретили заниматься?
— Да.
— Затем вы в сопровождении инспектора Жанвье отправились на улицу Акаций, где провели довольно длительное время у подозрительного субъекта по имени Манюэль Пальмари.
— Полагаю, господин директор, наблюдение за мной вела, как ее называют газеты, параллельная полиция?
Он не назвал шефа патроном, как делал обычно. В нем поднималась волна отвращения. Ко всему, еще и солнце добралось до его кресла и лицо стало влажным…
Ролан Блютте сделал вид, что не слышал вопроса.
— Вернувшись на Набережную, вы вызвали к себе в кабинет старого инспектора по фамилии Барнакль, которому дали одно поручение. Он должен был сфотографировать особу, которой префект полиции…
— Запретил мне заниматься.
— Немного позднее вы очутились в маленьком баре на улице Месье-ле-Пренс в обществе инспектора Люка и одного из швейцаров Сорбонны. Разговор у вас шел о краже драгоценностей?
— Нет.
— Значит, о молодой девушке, о которой я говорил?
— Да.
— Вы случайно повели мадам Мегрэ обедать в ресторан на авеню Гранд-Арме?
— Нет.
— Это правда, что, расспрашивая некоего Лендри, вы сумели уговорить его показать вам список членов клуба?
— Все совершенно верно, господин директор. Признаюсь, мне не пришло в голову убедиться в том, что за мной никто не следит. До сих пор я жил по другую сторону барьера.
— Если вас это интересует, смею вас заверить, что я никакого отношения к этой слежке не имею и что только сегодня утром мне стало известно то немногое, что я знаю об этом деле. По-видимому, ему придают большое значение в высших сферах. Я только исполнитель.
И я должен выполнить до конца миссию, которую на меня возложили.
— Вы желаете, чтобы я вам подал письменные объяснения?
— Не делайте мою задачу еще более трудной, Мегрэ. Я не очень горжусь ею, поверьте.
— Охотно этому верю.
— Мне остается сказать, что в течение двадцати четырех часов вы использовали трех подчиненных вам инспекторов для своих личных дел. Я не думаю, чтобы к ним были применены какие-либо санкции, так как эти люди ничего не знали о вашей беседе с префектом полиции. Мне остается… — Директору тоже стало жарко, и он вытер лоб платком. — Мне остается сказать вам… Вы нуждаетесь в отдыхе… Вы очень много работали последнее время без всякого отпуска… Вы подадите заявление с просьбой об отпуске по болезни, который будет длиться до того времени, пока не закончится следствие по вашему делу… — Директор с трудом договорил до конца.
Он не смел поднять глаза на человека, сидевшего перед ним. У него было такое чувство, будто он нанес ему смертельную рану. — Это, по-видимому, продлится не более нескольких дней. Согласно уставу, вам дадут возможность защищаться. Насколько мне известно, вы уже изложили письменно свою версию происшедшего.
Мегрэ с трудом поднялся:
— Благодарю вас, господин директор. — Затем, к большому удивлению шефа, он направился к одному из окон. — Полагаю, их снова можно открыть?
Мегрэ открыл одно за другим все три окна, постоял несколько минут, чтобы вдохнуть знойный уличный воздух.
— Ваш отпуск начнется с настоящего момента, не так ли?
Мегрэ кивнул в знак согласия и вышел. Шеф не протянул ему руки, но держал ее немного выдвинутой, готовой схватить руку комиссара, если тот протянет свою.
Но комиссар не протянул руки. Он сразу прошел в кабинет инспекторов.
— Люка! Жанвье!
Барнакля не было на месте.
— Зайдите ко мне, ребята. Вам придется некоторое время поработать без меня.
Жанвье побледнел. Челюсти его так сжались, что он не мог произнести ни слова.
— Я устал, возможно, болен. Администрация — добрая фея — проявляет заботу о моем здоровье и разрешает мне отдохнуть.
Он шагал по кабинету, желая скрыть от своих помощников влажные глаза.
— Продолжайте заниматься драгоценностями. Вы оба знаете, что я думаю об этом деле. — Мегрэ положил потухшую трубку в большую стеклянную пепельницу и набил табаком другую. — Там, в высоких сферах, известны все ваши поступки, начиная со вчерашнего дня. А также и мои, разумеется. Надо предупредить Барнакля, как только он вернется. Скорее всего, за вами будут продолжать следить, как следили за мной. Если вас накажут, мне это не поможет, скорее повредит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14