Затем делает остановку у круглосуточного кафе и берет себе чашку кофе. Просидев над ней достаточно долгое время, чтобы сделаться неприметным для окружающих, он направляется в туалет и с помощью клейкой ленты прикрепляет конверт с посланием за унитазным бачком, надев предварительно перчатки, чтобы не наследить.
Все так же, в перчатках, он покидает закусочную, идет к ближайшей телефонной будке и набирает номер газеты «Чикаго трибюн».
– Говорит Пряничный человек, – сообщает он сидящему на телефоне молодому сотруднику, – и я собираюсь сделать вас знаменитыми.
В течение следующих сорока минут он околачивается вокруг, пока какой-то человек быстрым шагом, явно в напряженной спешке, не заходит в забегаловку и не выходит оттуда две минуты спустя с конвертом.
Скоро начнут прибывать копы. Может быть, даже Джек собственной персоной. Он остается и из окна углового бара наблюдает за завораживающим зрелищем на противоположной стороне улицы.
Там суматоха уже разгорается во всю: четыре патрульные полицейские машины, пять теленовостных микроавтобусов, десятки самозабвенных зевак.
Джек среди них нет.
Он нервничает, ерзает на месте, растягивает свое пиво вплоть до закрытия, недоумевая, почему Джек не показывается. Ее жирного напарника тоже не видно. Может, несколько частей, отчлененных от тела, и какое-то там письмо еще не повод, чтобы вырвать их из сладкого сна. В четыре часа утра всех выставляют из бара, и он решает в этом удостовериться просто так, для себя.
Он паркуется аж в трех кварталах от дома Джек, не будучи уверен, насколько близко расположилась ее группа охраны. Потом быстро движется к дому пешком, засунув руки в карманы и опустив голову – с таким видом, будто полностью поглощен своими делами.
На улице Джек он засекает ее команду: они припарковались примерно в квартале от дома. Машина с тонированными стеклами – так, чтобы нельзя было заглянуть снаружи. Но он все равно их вычисляет: поскольку на улице холодно, они включили печку и мотор работает. Чарлз видит выхлоп еще за сотню ярдов, меняет траекторию, поворачивает обратно и возвращается тем же путем, что пришел.
Если «хвост» Джек еще там, то и сама она еще там. Так что легче всего следить за Джек, следя за ее «хвостом».
Они будут искать того, кто преследует Джек.
Но не будут искать того, кто следует за ними.
Пряничный человек залезает обратно в свой фургон водопроводчика и отыскивает место для парковки на расстоянии квартала от группы «охраны».
Затем выключает мотор, поглубже засовывает руки в карманы и принимается ждать.
Глава 29
Как обычно, Харб оказывается на работе раньше меня.
– Не знал, что у тебя есть джинсы, – хмыкает он.
– Я под прикрытием.
– Не знал, что до сих пор выпускают «Bon Jour».
– Хочешь сказать, что я безнадежно устарела?
– А это что? Неужели рубашка от «Izod»? Не видал таких уже лет пятнадцать.
Чья бы корова мычала! Сам сегодня напялил галстук с ручной росписью в виде ананаса.
– Ты уволен, – объявляю я ему.
Не обращая на меня внимания, Харб целиком отдается коробке с выпечкой. Звонит телефон.
– Дэниелс.
– Ко мне в кабинет, немедленно! Бенедикт – тоже!
И Бейнс бросает трубку. Не мешало бы ему поработать над своими манерами.
– Нам надлежит незамедлительно проследовать в кабинет начальства, – информирую я своего напарника.
Он кивает, заталкивая в рог остаток сдобной булочки, при этом его щеки бассета раздуваются на манер шаров. Из пса он за две секунды превращается в бурундука.
Мы идем по коридору: Харб, бешено двигающий челюстями, и я, старающаяся держать ровный шаг, потому что предусмотрительно оставила трость в кабинете. И речи быть не может о том, чтобы выглядеть слабой и хрупкой перед всемогущим капитаном Бейнсом. Харб делает быстрое, выразительное, как в мультике, глотательное движение – и мы входим в кабинет.
Капитан Бейнс оторвал взгляд от стола, снял очки для чтения и кивнул нам.
– Сегодня ранним утром наш убийца оставил пакет для «Чикаго трибюн». В пакете, в пластиковом мешке, содержались фрагменты тела, которые уже идентифицированы как принадлежавшие Терезе Меткаф. Там было также письмо.
Бейнс бросил взгляд на лежащую на столе бумагу, заключенную в большой пластиковый пакет. Харб взял ее со стола, и мы стали читать.
Жители Чикаго!
Это говорит Пряничный человек. Пора положить конец лжи. Я собирался покинуть этот город после четвертого, но теперь, возможно, задержусь, чтобы отомстить за то, что было обо мне сказано. Я пошалил эту Иуду, а она меня предала. Теперь все вы заплатите за это.
Хочу, чтобы все ясно поняли: я не шучу. Я буду убивать ваших дочерей, жители Чикаго. Ваши сестры претерпят муки. Я буду продолжать убивать, пока мне не окажут должного уважения.
Вышвырните ДЭНИЕЛС. Правда должна восторжествовать.
– Это уже обнародовано? – спросила я.
– Будет, в дневном выпуске. Нам удалось договориться придержать это до тех пор, пока не подтвердится принадлежность частей второй девушке.
– У нас уже есть что-нибудь? – спросил Бенедикт.
– Никаких отпечатков. Он оставил это в кафе, в туалете. Опергруппа до сих пор обшаривает это заведение на предмет отпечатков, опрашивает посетителей и персонал. Место оживленное, народу там бывает много, даже в такой ранний предутренний час. Никто ничего не запомнил. У нас есть аудиозапись телефонного звонка в «Триб» – они автоматически записывают такие вот звонки от частных лиц. Делается расшифровка голоса, но она не поможет, пока мы его не схватим.
– Почему нам не позвонили ночью?
Когда эти слова уже сорвались с моего языка, я поняла, что знаю ответ.
– Мэр распорядился передать дело в ведение ФБР. Официально вы находитесь в отпуске, отстранены в связи с профессиональной халатностью. Вместе с этим письмом газета опубликует соответствующее заявление от начальника полиции.
– Но это же чушь, капитан! – вдруг взорвался Харб, вступаясь за нас обоих. – Федералы и насморка в метель схватить не способны!
– Джек официально временно отстранена. Вы, Харб, остаетесь вести следствие с нашей стороны. А что уж там предпримет Джек по своему усмотрению и в свое личное время – это ее дело.
Я улыбнулась. Все равно я так и так не любила быть в центре внимания.
– А теперь докладывайте, как обстоят дела, – приказал Бейнс.
Мыс Харбом, высказываясь по очереди, отчитались о том, что имели на данный момент и что были намерены делать дальше.
– Значит, между этими женщинами существует связь, – подытожил Бейнс, когда мы закончили.
– Мы так считаем. Не обязательно они связаны между собой, но определенно каждая как-то связана с нашим преступником. Он похищает не женщин определенного типа, он похищает определенных женщин – которых знает и хочет за что-то наказать. Если бы удалось нащупать эту связь, то, возможно, удалось бы найти и его.
– В своей записке он пишет про что-то четвертое. Фэбээровцы считают, что имеется в виду четвертое число следующего месяца.
– Может, и так, – пожала я плечами. – А может, речь идет о четвертом женском трупе.
Зазвонил телефон. Шеф снял трубку, послушал и протянул ее мне.
– Дэниелс.
– Это Бриггс, дежурный. Не хотел беспокоить вас прямо перед начальством, но у нас тут один парень на связи, говорит, что-то случилось с вашей мамой.
Во мне вспыхнула паника.
– Соедините его со мной.
Я быстро кивнула Бейнсу, прошептав беззвучно: «Это он». Тот схватил свой сотовый и отдал приказ отследить звонок.
– Что случилось с моей матерью?
– Просто шутка, Джек, – раздался голос. – Только для того, чтобы они соединили меня с тобой. Но я все-таки оставил тебе подарок, там, в проходе, за вашим зданием. Закуска для пикника. Приятного аппетита! До скорой встречи!
В трубке послышались короткие гудки.
– Он отключился, – сказала я.
– Платный таксофон на Мичиган-стрит, – сказал Бейнс. Времена, когда отследить звонок было долгим делом, отошли в прошлое. Ныне номер, с которого звонят, устанавливается практически мгновенно.
Я слово в слово передала разговор, а Бенедикт его записал. Через минуту зазвонил мобильник шефа.
– Они его упустили, – сообщил он нам. – Час пик, растворился в толпе.
– Пойдемте проверим переулок, – сказал Бенедикт.
Здание, где располагался районный полицейский участок, находилось на углу двух улиц, а с третьей стороны находилась автостоянка. Проход, о котором шла речь, не был переулком в полном смысле слова: просто кусок территории, окруженный чужими владениями, на котором стояли большие контейнеры для мусора. Мы осторожно приблизились, тщательно обшаривая все глазами. Поскольку оба мы превосходили Харба в звании, то именно ему выпала честь копаться в мусоре.
– Похоже на… – проговорил он, сдвинув в сторону несколько мешков. – Здоровенный.
Бейнс велел продолжать. Харб, обмотав руку носовым платком, приподнял крышку мини-холодильника.
– Боже милостивый!
Это было скверно. По-настоящему скверно. Это уже превзошло стадию убийства и походило на мясницкий промысел.
– Нужно отгородить это место и вызвать сюда опергруппу, – покачал головой Бейнс.
Третье тело, найденное прямо на задворках вверенного ему участка, не поспособствует его продвижению по служебной лестнице.
Я покинула место преступления и позвонила маме, просто для того, чтобы удостовериться, что она жива и здорова. Потом опустилась на ступеньки перед зданием участка – как была, без пальто, словно налагая на себя епитимью в виде холода.
Я дала умереть еще одному человеку.
Подтянулась опергруппа, репортеры и толпа зевак.
Я сидела и думала о своей работе, и о своей матери, и о своей бессоннице, и о своем сегодняшнем свидании, и о Доне.
Я думала о Бенедикте, и о Финеасе Траутте, и о Гарри Макглейде, и о своем прошлом, о своем бывшем муже, и о собаке, которая была у меня в детстве, которую пришлось усыпить, потому что она сломала ногу, гоняясь за кроликом.
Я думала о звездах в небе. Я уже годами не видела звезд. Смог в Чикаго был таким густым, что полностью их скрывал. По мне – их вообще там больше не было.
Я задавалась вопросом, в чем причина. Почему все несчастны? Каждый день приносит какое-нибудь новое несчастье, новую проблему, какую-нибудь новую боль. И если тебе удастся уберечься от рака, СПИДа, наркотиков, дорожных аварий, недоброжелательства судьбы – все равно остается шанс, что какой-нибудь псих похитит тебя или твоего ребенка и замучит до смерти, просто так, без всякой причины.
Я попыталась вспомнить, когда в последний раз смеялась до коликов. Я попыталась вспомнить день, когда ложилась спать счастливой.
У меня ничего не получилось.
От толпы отделились два специальных агента, Дейли и Кореи, в одинаковых длинных непромокаемых плащах с поясом, и быстрым шагом направились ко мне. Они двигались совершенно синхронно: левая нога, правая нога – как в рекламе «Ригли Даблминт». Я не удержала разочарования, когда они остановились передо мной, в моем раздавленном состоянии.
– Мы надеемся, с вашей стороны никаких обид? – произнес Дейли.
Я тупо посмотрела на него, не понимая, о чем он.
– По поводу вашего отстранения отдела. Мы понимаем, каково это, и сделаем все, что в наших силах, чтобы вы остались в профессии.
Ну и как вам это нравится? Оливковая ветвь.
– В порядке компенсации мы могли бы позаимствовать некоторое количество ваших людей.
Пусть левая рука не ведает, что делает правая.
– Для чего?
– Мы убеждены, что отыскали ту лошадь. Мы бы хотели установить за ней круглосуточное наблюдение.
Оба ожидали моего ответа. Прошло несколько секунд, прежде чем я его дала.
– Вы спятили?
– Что, простите?
– У меня только что погибла еще одна девушка, а вы хотите отвлечь моих людей от дела, чтобы они выслеживали вашу лошадь? Да вы потеряли ваши последние чертовы мозги.
– Лейтенант, я надеюсь, вы отдаете себе…
– Я отдаю себе отчет, что вы отнимаете у меня время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38