По крайней мере, одну такую лодку можно взять напрокат, размышлял я, ведь Молокаи, по сути дела, за углом.
Собственно, остров прокаженных было видно из окна нашей машины. На мой сухопутный взгляд до него было не то чтобы рукой подать, и путешествие в маленькой лодке представлялось большим риском. Впрочем, цель моего визита также была связана с немалыми опасностями. Но, так или иначе, я могу сделать вид, что готовлюсь к поездке, а значит, дам загорелому гавайцу и крючконосому американцу материал для донесений и, возможно, тем самым немного отвлеку их внимание от Джилл, где бы она ни находилась.
Затем нам стали попадаться шикарные отели. На лужайке возле одного из них атлетического вида мужчины и женщины раскатывали на маленьких электротачках. Береговая линия делалась все более и более изрезанной. Наконец мы увидели прелестный холм, возвышавшийся над уютной песчаной бухтой. По склону этого холма сбегал гостиничный комплекс, на создание которого было потрачено немало вкуса и выдумки, что даже как-то не увязывалось с общим местным стилем.
Но это был первоклассный отель, который не следовало путать ни с чем иным. Когда мы стали подъезжать к нему, Изобел раскрыла свой косметический сундучок и стала приводить в порядок прическу и подкрашивать губы. Быстрым и нервным движением она закурила сигарету и бросила зажигалку в сумочку.
— Я готова что-нибудь выпить, — сообщила она мне. — И хорошо бы сделать это до того, как будем переодеваться к обеду.
— Понятно, — отозвался я. — Будет тебе выпивка. И мне тоже, если ты намерена культивировать сегодня головную боль.
— Разве я виновата, что какой-то сукин сын огрел меня по голове, — плаксиво отозвалась она.
Мы продолжали разыгрывать сцену легкой ссоры и в баре, а затем перенесли ее и в номера, которые были не рядом, хотя и в одном коридоре — это лучшее, что мне удалось достать, не имея в запасе времени. Я быстро удостоверился, что Изобел устроилась на новом месте, и двинулся к двери. Она окликнула меня.
— Мэтт!
— Да?
Изобел прошла к двери, заперла ее и повернулась ко мне лицом.
— У меня действительно раскалывается голова, мой милый, — сказала она. — Ты бы мог хоть немного посочувствовать, а не делать вид, что со мной невозможно иметь дело. — Говорила она очень убедительно. Актриса из нее вышла бы неплохая.
Я немного помолчал, размышляя, что лучше сказать для подслушивающих, если таковые имелись. Затем я произнес:
— Извини, я эгоцентричный подлец. Дай мне пинка, детка.
Она засмеялась, подошла ко мне, взяла мое лицо в ладони и поцеловала в губы. Но то, что должно было по идее являть собой символ примирения, под ее опытным руководством превратилось в нечто гораздо более страстное. Это явно не имело никакого отношения к тому плану, который я разработал для нее. Она обняла меня за шею, а затем произошло еще кое-что — весьма тяжкое испытание для человека, вот уже несколько недель ведшего самую целомудренную жизнь.
— Какая стерва, — нежно проворковал я, пытаясь высвободиться настолько, чтобы можно было говорить.
В ее глазах играла смесь озорства и злости. Она прижалась своей щекой к моей и прошептала в ухо:
— В чем дело? Разве это вас отвлекает от работы, мистер Секретный Агент? Вам ведь предстоит трудная ночь, не забыли? А у меня такая жуткая головная боль...
Мне вовсе незачем было дальше выдерживать свою целомудренную роль. Да, в Гонолулу я вел себя благородно, но зеленая девица, играющая в Мату Хари, — это одно дело, а взрослая женщина, знающая толк в эротических забавах, — совсем другое. Я от чистого сердца предложил ей роль, которая давала возможность оставаться в безопасности. Если она отказывается, это ее дело.
— Это саботаж, — сказал я, тесно прижимаясь к ней. — Я же говорил — не надо делаться неотразимой.
— Не забывай о микрофонах, милый, — насмешливо отозвалась она.
— К черту микрофоны.
Я крепко прижал ее к себе и, целуя, стал причинять ущерб целостности ее костюма.
— Мэтт, не надо. Ты же погубишь мой туалет...
— Плевать, — рявкнул я. — Надо было раньше подумать об этом. Я предупреждал тебя, киса, но тебе не терпелось показать всю твою сексуальность. Так что теперь марш в постель и не брыкайся, когда тебя будут насиловать.
— Терпеть не могу приказы, — сердито отозвалась она. — Я уже говорила: я люблю, когда меня просят.
— Не могли бы вы, миссис Марнер, лечь в постель, чтобы вас там изнасиловали, мэм?
— То-то же, — прошептала она. — Так гораздо лучше. Да, мистер Хелм, если вы только позволите мне снять трусики, то я с удовольствием лягу в постель, и насилуйте меня на здоровье, сэр!
Глава 15
Потом мы еще выпили на террасе отеля, вернее, на одной из многих террас на склоне, обращенных в сторону моря и очень походивших на отдельные книжные полки, то здесь, то там выступавшие из стены. Стало темнеть, и купальщики покинули пляжи. Человек в плавках укладывал спать семейство парусных лодок — он снимал разноцветные паруса — маленькие и треугольные — и вытаскивал лодки на берег. Сверху они очень напоминали доски, на которых плавали подростки у берегов Вайкики.
Мы находились на западном побережье острова, где пассаты не могли по-настоящему достать нас, но дальше от берега океан был изрезан волнами, поднятыми ветром. На фоне заката чернел низкий островок — это был Ланаи. На севере чернел массив Молокаи, над которым висели облака. Между нами находился, как я узнал из карт, пролив Паилоло протяженностью десять миль и глубиной до ста тридцати фатомов.
В свое время, по долгу службы, я немного изучил азы мореходства. Тогда это было необходимо, поскольку мы работали в Европе, и не всегда могли рассчитывать на помощь на воде. С тех пор я запомнил, что один фатом равен шести футам. Правда, это мало помогало. При желании можно утонуть и в шести дюймах.
— Позволительно ли прерывать медитации Хозяина? — почтительно осведомилась Изобел.
— Только в случае крайней необходимости, — сказал я, поднимая голову.
— Я просто хотела сказать, что была не права.
— Хороший способ дать понять мужчине, что он доставил даме удовольствие. Она была не права, — усмехнулся я.
— Я не о том, — сказала Изобел без тени улыбки. — Я извиняюсь за то, что вела себя как последняя стерва. Я понимаю, что вы хотели уберечь меня от возможных неприятностей, и потому я за это тебе благодарна.
— Понятно. Теперь посчитаем потери. Будем исходить из того, что они нас подслушивали, но даже если этого не случилось, не надо быть гением дедукции, чтобы понять: дама, которая оказывается в постели с джентльменом еще до того, как рассыльный успел вернуться вниз, не из тех, кто, стиснув зубы, выполняет свою часть неприятного контракта. Так что с этим порядок. Что еще?
— Ничего, — ответила она холодным тоном. Я только рассмеялся.
— Я понимаю, герцогиня, что вам хотелось бы услышать более респектабельное описание случившегося. Извините, но я пытаюсь смотреть на это глазами противника. Теперь нам никак не заставить их поверить в то, что вы сбоку припека. После нашей короткой, но жаркой интерлюдии это исключено. Не важно, слышали они нас или нет, но они никогда не поверят в то, что вы понятия не имеете обо мне и моей работе. Они будут убеждены, что вы прекрасно об этом осведомлены. Более того, они могут подумать, что вы сами агент спецслужб и присланы мне на подмогу, как это случалось раньше...
— Как это случалось раньше? — повторила Изобел. — Как-нибудь вы мне обязательно расскажете подробнее о вашей работе, мистер Хелм. Отдельные фрагменты звучат просто потрясающе.
— Ждите, ждите! — фыркнул я. — После вашей выходки, миссис Марнер, у вас все шансы понять, что такое наша работа, на вашем личном опыте. Теперь можно без преувеличения сказать, что вы увязли во всем этом по шею.
Какое-то время она молчала, потом протянула руку и накрыла своей ладонью мою.
— Может, именно этого я и хотела, Мэтт. Может, мне больше нравится что-то делать, а не сидеть в Гонолулу и смотреть на толстых американских туристов, вырядившихся как туземцы.
— Я уже говорил, это ваше дело. Я только надеюсь, что вам и дальше не откажет чувство юмора.
Изобел рассмеялась, похлопала меня по руке и убрала свою руку. Я откинулся на спинку стула, не спуская с нее глаз. Наш короткий обмен мнениями мало что мог изменить. К этому времени мы достигли того уровня взаимопонимания, каковой может быть достигнут лишь единственным способом. Это не означало, что теперь мы стали больше доверять друг другу и вообще лучше друг к другу относиться, что никак не было связано ни с тем, ни с другим. Это было какое-то необычное понимание чувственного плана, и при всей своей недолговечности оно неплохо грело.
Изобел, однако, мало походила на женщину, недавно совершавшую какие-то открытия в постели. Волосы ее были теперь гладко причесаны, губы неброско, но аккуратно подкрашены. Не было ни предательски разрумянившихся щек, ни поблескивающего носа. Ее темные очки снова придавали ей отстраненно-таинственный вид.
На ней было короткое тонкое платье без рукавов:
по белому фону были разбросаны большие стилизованные, в основном красные цветы. Несмотря на яркость, оно выглядело весьма элегантно. У платья был достаточно глубокий вырез спереди, и я еще раз убедился в том, что в наш век спортивных загорелых девиц белоснежная грудь обладает особой нежной привлекательностью.
Увидев, куда падает мой взгляд, Изобел слегка улыбнулась, но не стала проявлять ложную скромность и оправлять платье. Видом было положено любоваться. И я любовался. В ее зеленых очках отразился архитектурный ансамбль отеля в искаженном виде. Внезапно я протянул руку, снял с Изобел очки и посмотрел в них. А потом рассмеялся.
— В чем дело? — Вопрос Изобел прозвучал довольно нервно.
— Просто однажды я встретил женщину, которая разыгрывала из себя близорукую. Но у нее зрение было в полном порядке, и вместо линз с диоптриями в очках были самые что ни на есть простые стекла. Теперь появляетесь вы, казалось бы, в самых обычных очках, но стекла в них как раз непростые.
— Ну, конечно! — улыбнулась Изобел. — Это маленькая женская хитрость. Я не могу носить контактные линзы, у меня сильно краснеют глаза. Обыкновенные очки превращают женщину в какую-то школьную учительницу. А темные очки, напротив, придают ей вид кинозвезды. Правильно?
— Носите на здоровье, — сказал я. — Кто знает, вдруг пригодятся. Бывают моменты, когда осколок стекла может очень даже сильно выручить.
— Не надо лишних драматических деталей. Мои очки стоят всего-то пятьдесят долларов. Кроме того, без них я как слепая. Ну, а что случилось с той женщиной?
— С которой?
— С той, что прикидывалась близорукой?
— Она умерла.
— Ясно. — Помолчав, Изобел тихо сказала: — Не буду спрашивать, как это случилось. Мне даже не хочется об этом знать. Да и вы, скорее всего, мне не скажете.
— Совершенно верно, — согласился я. — А теперь, если больше пить мы не будем, самое время что-то съесть. Нет, сначала надо кое-что выяснить. Вас сильно укачивает в лодке по вечерам?
Зрачки ее серых глаз слегка расширились от неожиданного вопроса.
— Меня вообще никогда не укачивало, — ответила она.
— Что ж, рано или поздно мы теряем невинность, — сказал я. — Я хочу посмотреть на якобы необитаемый кусок берега — так, чтобы никто об этом не догадался. На Молокаи. Нет, не поворачиваться!
— Виновата! Дала маху! А за нами следят? Не отвечая на ее вопрос, я сказал:
— Это будет долгая, сырая поездка против ветра, даже если мне удастся раздобыть достаточно надежное средство передвижения. Я-то как раз собирался съездить туда вечером, пока вы боролись бы с головной болью. Если бы все было нормально, я бы сразу же отправился туда. Но раз вы выступили как соучастница, я не могу оставить вас. Как только я исчезну, “наблюдатели” пожелают узнать, куда я делся, а поскольку меня им спросить не удастся, разговор для вас может оказаться не из приятных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Собственно, остров прокаженных было видно из окна нашей машины. На мой сухопутный взгляд до него было не то чтобы рукой подать, и путешествие в маленькой лодке представлялось большим риском. Впрочем, цель моего визита также была связана с немалыми опасностями. Но, так или иначе, я могу сделать вид, что готовлюсь к поездке, а значит, дам загорелому гавайцу и крючконосому американцу материал для донесений и, возможно, тем самым немного отвлеку их внимание от Джилл, где бы она ни находилась.
Затем нам стали попадаться шикарные отели. На лужайке возле одного из них атлетического вида мужчины и женщины раскатывали на маленьких электротачках. Береговая линия делалась все более и более изрезанной. Наконец мы увидели прелестный холм, возвышавшийся над уютной песчаной бухтой. По склону этого холма сбегал гостиничный комплекс, на создание которого было потрачено немало вкуса и выдумки, что даже как-то не увязывалось с общим местным стилем.
Но это был первоклассный отель, который не следовало путать ни с чем иным. Когда мы стали подъезжать к нему, Изобел раскрыла свой косметический сундучок и стала приводить в порядок прическу и подкрашивать губы. Быстрым и нервным движением она закурила сигарету и бросила зажигалку в сумочку.
— Я готова что-нибудь выпить, — сообщила она мне. — И хорошо бы сделать это до того, как будем переодеваться к обеду.
— Понятно, — отозвался я. — Будет тебе выпивка. И мне тоже, если ты намерена культивировать сегодня головную боль.
— Разве я виновата, что какой-то сукин сын огрел меня по голове, — плаксиво отозвалась она.
Мы продолжали разыгрывать сцену легкой ссоры и в баре, а затем перенесли ее и в номера, которые были не рядом, хотя и в одном коридоре — это лучшее, что мне удалось достать, не имея в запасе времени. Я быстро удостоверился, что Изобел устроилась на новом месте, и двинулся к двери. Она окликнула меня.
— Мэтт!
— Да?
Изобел прошла к двери, заперла ее и повернулась ко мне лицом.
— У меня действительно раскалывается голова, мой милый, — сказала она. — Ты бы мог хоть немного посочувствовать, а не делать вид, что со мной невозможно иметь дело. — Говорила она очень убедительно. Актриса из нее вышла бы неплохая.
Я немного помолчал, размышляя, что лучше сказать для подслушивающих, если таковые имелись. Затем я произнес:
— Извини, я эгоцентричный подлец. Дай мне пинка, детка.
Она засмеялась, подошла ко мне, взяла мое лицо в ладони и поцеловала в губы. Но то, что должно было по идее являть собой символ примирения, под ее опытным руководством превратилось в нечто гораздо более страстное. Это явно не имело никакого отношения к тому плану, который я разработал для нее. Она обняла меня за шею, а затем произошло еще кое-что — весьма тяжкое испытание для человека, вот уже несколько недель ведшего самую целомудренную жизнь.
— Какая стерва, — нежно проворковал я, пытаясь высвободиться настолько, чтобы можно было говорить.
В ее глазах играла смесь озорства и злости. Она прижалась своей щекой к моей и прошептала в ухо:
— В чем дело? Разве это вас отвлекает от работы, мистер Секретный Агент? Вам ведь предстоит трудная ночь, не забыли? А у меня такая жуткая головная боль...
Мне вовсе незачем было дальше выдерживать свою целомудренную роль. Да, в Гонолулу я вел себя благородно, но зеленая девица, играющая в Мату Хари, — это одно дело, а взрослая женщина, знающая толк в эротических забавах, — совсем другое. Я от чистого сердца предложил ей роль, которая давала возможность оставаться в безопасности. Если она отказывается, это ее дело.
— Это саботаж, — сказал я, тесно прижимаясь к ней. — Я же говорил — не надо делаться неотразимой.
— Не забывай о микрофонах, милый, — насмешливо отозвалась она.
— К черту микрофоны.
Я крепко прижал ее к себе и, целуя, стал причинять ущерб целостности ее костюма.
— Мэтт, не надо. Ты же погубишь мой туалет...
— Плевать, — рявкнул я. — Надо было раньше подумать об этом. Я предупреждал тебя, киса, но тебе не терпелось показать всю твою сексуальность. Так что теперь марш в постель и не брыкайся, когда тебя будут насиловать.
— Терпеть не могу приказы, — сердито отозвалась она. — Я уже говорила: я люблю, когда меня просят.
— Не могли бы вы, миссис Марнер, лечь в постель, чтобы вас там изнасиловали, мэм?
— То-то же, — прошептала она. — Так гораздо лучше. Да, мистер Хелм, если вы только позволите мне снять трусики, то я с удовольствием лягу в постель, и насилуйте меня на здоровье, сэр!
Глава 15
Потом мы еще выпили на террасе отеля, вернее, на одной из многих террас на склоне, обращенных в сторону моря и очень походивших на отдельные книжные полки, то здесь, то там выступавшие из стены. Стало темнеть, и купальщики покинули пляжи. Человек в плавках укладывал спать семейство парусных лодок — он снимал разноцветные паруса — маленькие и треугольные — и вытаскивал лодки на берег. Сверху они очень напоминали доски, на которых плавали подростки у берегов Вайкики.
Мы находились на западном побережье острова, где пассаты не могли по-настоящему достать нас, но дальше от берега океан был изрезан волнами, поднятыми ветром. На фоне заката чернел низкий островок — это был Ланаи. На севере чернел массив Молокаи, над которым висели облака. Между нами находился, как я узнал из карт, пролив Паилоло протяженностью десять миль и глубиной до ста тридцати фатомов.
В свое время, по долгу службы, я немного изучил азы мореходства. Тогда это было необходимо, поскольку мы работали в Европе, и не всегда могли рассчитывать на помощь на воде. С тех пор я запомнил, что один фатом равен шести футам. Правда, это мало помогало. При желании можно утонуть и в шести дюймах.
— Позволительно ли прерывать медитации Хозяина? — почтительно осведомилась Изобел.
— Только в случае крайней необходимости, — сказал я, поднимая голову.
— Я просто хотела сказать, что была не права.
— Хороший способ дать понять мужчине, что он доставил даме удовольствие. Она была не права, — усмехнулся я.
— Я не о том, — сказала Изобел без тени улыбки. — Я извиняюсь за то, что вела себя как последняя стерва. Я понимаю, что вы хотели уберечь меня от возможных неприятностей, и потому я за это тебе благодарна.
— Понятно. Теперь посчитаем потери. Будем исходить из того, что они нас подслушивали, но даже если этого не случилось, не надо быть гением дедукции, чтобы понять: дама, которая оказывается в постели с джентльменом еще до того, как рассыльный успел вернуться вниз, не из тех, кто, стиснув зубы, выполняет свою часть неприятного контракта. Так что с этим порядок. Что еще?
— Ничего, — ответила она холодным тоном. Я только рассмеялся.
— Я понимаю, герцогиня, что вам хотелось бы услышать более респектабельное описание случившегося. Извините, но я пытаюсь смотреть на это глазами противника. Теперь нам никак не заставить их поверить в то, что вы сбоку припека. После нашей короткой, но жаркой интерлюдии это исключено. Не важно, слышали они нас или нет, но они никогда не поверят в то, что вы понятия не имеете обо мне и моей работе. Они будут убеждены, что вы прекрасно об этом осведомлены. Более того, они могут подумать, что вы сами агент спецслужб и присланы мне на подмогу, как это случалось раньше...
— Как это случалось раньше? — повторила Изобел. — Как-нибудь вы мне обязательно расскажете подробнее о вашей работе, мистер Хелм. Отдельные фрагменты звучат просто потрясающе.
— Ждите, ждите! — фыркнул я. — После вашей выходки, миссис Марнер, у вас все шансы понять, что такое наша работа, на вашем личном опыте. Теперь можно без преувеличения сказать, что вы увязли во всем этом по шею.
Какое-то время она молчала, потом протянула руку и накрыла своей ладонью мою.
— Может, именно этого я и хотела, Мэтт. Может, мне больше нравится что-то делать, а не сидеть в Гонолулу и смотреть на толстых американских туристов, вырядившихся как туземцы.
— Я уже говорил, это ваше дело. Я только надеюсь, что вам и дальше не откажет чувство юмора.
Изобел рассмеялась, похлопала меня по руке и убрала свою руку. Я откинулся на спинку стула, не спуская с нее глаз. Наш короткий обмен мнениями мало что мог изменить. К этому времени мы достигли того уровня взаимопонимания, каковой может быть достигнут лишь единственным способом. Это не означало, что теперь мы стали больше доверять друг другу и вообще лучше друг к другу относиться, что никак не было связано ни с тем, ни с другим. Это было какое-то необычное понимание чувственного плана, и при всей своей недолговечности оно неплохо грело.
Изобел, однако, мало походила на женщину, недавно совершавшую какие-то открытия в постели. Волосы ее были теперь гладко причесаны, губы неброско, но аккуратно подкрашены. Не было ни предательски разрумянившихся щек, ни поблескивающего носа. Ее темные очки снова придавали ей отстраненно-таинственный вид.
На ней было короткое тонкое платье без рукавов:
по белому фону были разбросаны большие стилизованные, в основном красные цветы. Несмотря на яркость, оно выглядело весьма элегантно. У платья был достаточно глубокий вырез спереди, и я еще раз убедился в том, что в наш век спортивных загорелых девиц белоснежная грудь обладает особой нежной привлекательностью.
Увидев, куда падает мой взгляд, Изобел слегка улыбнулась, но не стала проявлять ложную скромность и оправлять платье. Видом было положено любоваться. И я любовался. В ее зеленых очках отразился архитектурный ансамбль отеля в искаженном виде. Внезапно я протянул руку, снял с Изобел очки и посмотрел в них. А потом рассмеялся.
— В чем дело? — Вопрос Изобел прозвучал довольно нервно.
— Просто однажды я встретил женщину, которая разыгрывала из себя близорукую. Но у нее зрение было в полном порядке, и вместо линз с диоптриями в очках были самые что ни на есть простые стекла. Теперь появляетесь вы, казалось бы, в самых обычных очках, но стекла в них как раз непростые.
— Ну, конечно! — улыбнулась Изобел. — Это маленькая женская хитрость. Я не могу носить контактные линзы, у меня сильно краснеют глаза. Обыкновенные очки превращают женщину в какую-то школьную учительницу. А темные очки, напротив, придают ей вид кинозвезды. Правильно?
— Носите на здоровье, — сказал я. — Кто знает, вдруг пригодятся. Бывают моменты, когда осколок стекла может очень даже сильно выручить.
— Не надо лишних драматических деталей. Мои очки стоят всего-то пятьдесят долларов. Кроме того, без них я как слепая. Ну, а что случилось с той женщиной?
— С которой?
— С той, что прикидывалась близорукой?
— Она умерла.
— Ясно. — Помолчав, Изобел тихо сказала: — Не буду спрашивать, как это случилось. Мне даже не хочется об этом знать. Да и вы, скорее всего, мне не скажете.
— Совершенно верно, — согласился я. — А теперь, если больше пить мы не будем, самое время что-то съесть. Нет, сначала надо кое-что выяснить. Вас сильно укачивает в лодке по вечерам?
Зрачки ее серых глаз слегка расширились от неожиданного вопроса.
— Меня вообще никогда не укачивало, — ответила она.
— Что ж, рано или поздно мы теряем невинность, — сказал я. — Я хочу посмотреть на якобы необитаемый кусок берега — так, чтобы никто об этом не догадался. На Молокаи. Нет, не поворачиваться!
— Виновата! Дала маху! А за нами следят? Не отвечая на ее вопрос, я сказал:
— Это будет долгая, сырая поездка против ветра, даже если мне удастся раздобыть достаточно надежное средство передвижения. Я-то как раз собирался съездить туда вечером, пока вы боролись бы с головной болью. Если бы все было нормально, я бы сразу же отправился туда. Но раз вы выступили как соучастница, я не могу оставить вас. Как только я исчезну, “наблюдатели” пожелают узнать, куда я делся, а поскольку меня им спросить не удастся, разговор для вас может оказаться не из приятных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29