— Да, месье Доминик хочет расширить свою промышленную базу, — подтвердил Жан-Мишель. — Но хочет он этого не ради себя или Франции. Он делает это ради Европы.
Рихтер снова скривился в ухмылке.
— Lass mich in Ruhe, — сказал он и решительно и взмахнул рукой. Придвинув пистолеты поближе к себе, он наклонился к бару между сиденьями и выпил газированной воды. Затем устроился поудобней и прикрыл глаза.
Оставьте меня в покое, повторил Жан-Мишель про себя последнюю фразу Рихтера. Это какое-то безумие. Рихтер лишился разума. В машине болтаются два трупа, мир стоит на пороге беспорядков и передела, а этот сумасшедший устроил себе послеобеденный сон.
— Герр Рихтер, — настойчиво обратился Жан-Мишель. — Я настоятельно прошу вас о сотрудничестве с месье Домиником. Он способен вам помочь, и он поможет, я обещаю.
— Месье Хорн, — отозвался немец, не открывая глаз, — я не хочу ни о чем больше слышать. У меня был длинный и напряженный день, в нашем распоряжении как минимум два часа спокойного пути. Некоторые сельские дороги немного разбиты. Возможно, вы тоже хотели бы слегка прикорнуть. Выглядите вы не лучшим образом.
— Герр Рихтер, пожалуйста, — не мог успокоиться Жан-Мишель. — Вы только выслушайте меня. Рихтер покачал головой.
— Нет. Давайте сейчас помолчим, а попозже придется послушать уже вам. А потом вы доложите Доминику. А может быть, вы решите остаться здесь. Потому что увидите, почему я так уверен в том, что именно Феликс Рихтер, а не Жирар Доминик станет следующим фюрером Европы.
Глава 37
Четверг, 17 часов 47 минут, Гамбург, Германия
Отель «Амбассадор» находился в Хайденкампфсвеге, на другом краю Гамбурга. Во время езды Худ едва обращал внимание на многолюдные улицы и красоту водоемов и пересекающихся узеньких каналов. Подъехав к гостинице, он кинулся к местному телефону и попросил оператора соединить его с мисс Босуорт. В трубке наступила томительная пауза, и Худ готов был подумать, что Нэнси уже выехала или что она его обманула и никого с таким именем среди постояльцев не окажется.
— Подождите, пожалуйста, — наконец попросил оператор по-английски, — я соединю вас прямо с номером.
Худ поблагодарил и снова принялся ждать. Ему никак не удавалось унять бешеное сердцебиение. Его мысли метались, он ни на чем конкретно не мог остановиться. Следовало обдумать дела с Домиником, связь с его сомнительными компьютерными играми. Худ пытался это сделать, однако все его мысли кончались одним и тем же — Нэнси. Тем, что у них было. Что она натворила. Что они потеряли. Он был зол на себя, что из-за этого его сердце тоже не бьется спокойней. Его снова увлекла Нэнси-Джо. Даже при том, что его желание быть с нею могло и пройти, она так бы никуда и не делась из его сознания.
— Алло?
Худ прислонился плечом к стенке кабины.
— Привет, — сказал он в трубку.
— Пол? Это ты? — В голосе Нэнси послышались неподдельное удивление и радость.
— Да, Нэнси, я внизу в холле. Мы могли бы поговорить?
— Конечно! Поднимайся.
— Лучше ты спускайся вниз, — возразил он.
— Но почему? Боишься, я на тебя накинусь, как это делала когда-то?
— Нет, — ответил Пол, почувствовав себя неудобно от собственных мыслей. Он ничуть не боится, черт его побери.
— Тогда поднимайся наверх и помоги мне собраться, — настояла она. — Пятый этаж, направо, последняя дверь по левую сторону.
Она повесила трубку, и Худ какое-то время стоял, слушая короткие гудки. По крайней мере они заглушали стук его сердца.
Что же ты делаешь, дерьмо? — спросил он себя. И после короткого приступа жалости к себе ответил, что собирается добыть сведения о Доминике. Об играх, проповедующих насилие. О том, что, возможно, происходит в Тулузе. А потом ты отправишься в офис к Хаузену, мысленно приказал он себе, и доложишь о том, что удалось обнаружить.
Вставив трубку обратно в ячейку, Худ прошел к лифту и поднялся на пятый этаж.
Нэнси открыла дверь. Она была в узких джинсах и розовой облегающей водолазке, которая подчеркивала изящество плеч. Стоячий воротничок демонстрировал длинную шею. Волосы были собраны в «конский хвост», как она делала это, когда они отправлялись на велосипедные прогулки.
Нэнси улыбнулась ему и, повернувшись, подошла к кровати. На покрывале лежал раскрытый чемодан. Она стала укладывать последние вещи, и Худ приблизился к ней.
— Вот уж не ожидала тебя увидеть, — призналась она. — Я решила, когда мы расстались, что это конец.
— В который раз?
Нэнси подняла глаза. Худ стоял у края кровати, наблюдая за ней.
— Туше, — сдалась Нэнси, слегка улыбнувшись. Закончив сборы, она закрыла чемодан и поставила его на пол.
Затем присела, медленно и грациозно, словно леди в дамское седло.
— Итак, Пол, в чем дело? — спросила она. Улыбка почти исчезла с ее лица. — Почему ты пришел?
— Честно? Чтобы задать тебе пару вопросов о твоей работе, — ответил Худ.
Нэнси удивленно вперила в него взгляд.
— Ты это что, серьезно? Он прикрыл глаза и кивнул.
— Думаю, с большим удовольствием я выслушала бы какую-то ложь, — сказала она, вставая и отворачиваясь. — Ты ничуть не изменился, не правда ли, Пол? Романтичный, как Скарамуш в постели, и целомудренный, как святой Франциск в своем деле.
— Не правда, — возразил Худ. — Мы находимся в спальне, а я сохраняю целомудрие.
Она взглянула на него, и Пол улыбнулся ей. Нэнси рассмеялась.
— Два-ноль в твою пользу, святой Пол! — воскликнула она.
— Теперь уже папа Пол, — поправил ее Худ. — По крайней мере, так меня прозвали в Вашингтоне.
— Меня это не удивляет, — заметила Нэнси. Она подошла к нему ближе. — Готова поспорить, кличку придумала отчаявшаяся воздыхательница.
— Должен сознаться: так оно и было, — смутился Худ. Нэнси подошла совсем близко. Худ хотел было отойти в сторону, но она положила руки ему на пояс, зацепив большие пальцы за брючный ремень. И посмотрела ему в глаза.
— Хорошо, папа Пол, — вздохнула она, — так что ты хотел спросить о моей работе?
Худ смотрел сверху вниз на ее лицо и не знал, куда девать свои руки. В конце концов он сложил их за спиной. Одна ее коленка была рядом с его, другая — с внутренней стороны ноги.
Черт побери, сказал он себе, а ты думал, что это будет как-то иначе? Ты ведь знал, что придется нелегко. Однако больше его беспокоило то, что почти все в нем желало именно этого. Да поможет ему Бог, но это так.
— Это глупо, — сказал он вслух. — Как я могу с тобой разговаривать в такой позе?
— Ты только что уже сделал это, — мягко подметила она. — Теперь сделай это снова.
Лоб его горел, сердце было готово выскочить, а кровь стучала в висках. Он узнал запах шампуня, исходивший от ее волос, ощущал тепло ее тела, видел глаза, в которые столько раз смотрел во мраке спальни...
— Нэнси, нет, — сказал он как можно тверже, потом, взяв за запястья, отвел ее руки и сделал шаг назад. — Нам нельзя этого делать. Нельзя.
Она опустила голову, и ее такая притягательная чувственная фигурка сникла.
— Твоя работа... — продолжил Худ и глубоко вздохнул. — Необходимо, чтобы ты мне рассказала... Я имею в виду, мне хотелось бы, чтобы ты рассказала, над чем ты работаешь.
Нэнси одарила его неприязненным взглядом.
— Тебе известно, что ты сошел с ума? — поинтересовалась она. Скрестив руки на груди, Нэнси встала вполоборота к нему.
— Нэнси...
— Ты меня отвергаешь и тем не менее хочешь, чтобы я тебе помогла? Я вижу тут малюсенькую нестыковку, Пол.
— Я уже сказал, я не отвергал тебя, — возразил ей Худ. — Я тебя вовсе не отвергал.
— Тогда почему я здесь, а ты там?
Пол полез в карман пиджака и достал портмоне.
— Потому, что это ты отвергла меня. Он извлек билеты в кино и дал им спорхнуть на кровать. Нэнси молча смотрела на бумажки.
— Ты отвергла меня, и я устроил свою жизнь по-иному, — продолжил Худ. — И я не стану ее предавать. Просто не могу.
Нэнси взяла билеты и бережно пропустила между большим и указательным пальцами. Затем неожиданно разорвала их пополам. Два клочка она возвратила Полу, а еще два засунула в карман своих джинсов.
— Я тебя не отвергала, — тихонько проговорила она. — Не было ни единого дня, чтобы я не пожалела, что не схватила тебя в охапку и не увезла с собой. Потому что, помимо всего прочего, я ценила в тебе убежденность истинного рыцаря. В моей жизни ты остаешься единственным человеком, которому нет нужды зарекаться в предновогоднюю ночь. Ты всегда поступал так, как думал, и не менял своих решений.
Худ спрятал половинки билетов в бумажник.
— Если это послужит утешением, я чертовски жалею, что ты меня не сгребла и не увезла с собой. — Он ухмыльнулся. — Хоть я и не уверен, как воспринял бы Пола и Нэнси в роли Бонни и Клайд.
— Паршиво, — заверила она. — Ты меня скорей всего заставил бы явиться с повинной.
Он обнял ее и прислонил ее голову к своей груди. Она крепко прижалась к нему и еще крепче обняла. Однако на этот раз объятие было невинным. И какой-то частице в нем стало очень-очень грустно.
— Нэнс?.. — позвал он.
— Я знаю, — откликнулась она, все еще укрываясь в его объятиях. — Ты хочешь знать про мою работу.
— Кое-что непотребное творится в компьютерных сетях, — пояснил Худ.
— И кое-что прекрасное происходит здесь, — сказала она. — Я чувствую себя такой защищенной. Неужели мне нельзя понаслаждаться хоть капельку еще?
Худ стоял, вслушиваясь в тиканье своих часов и глядя на смеркающееся небо за окном, он старался сосредоточиться хоть на чем-нибудь, лишь бы не на той самой мечте, которая оставалась в его руках и в его памяти. Он подумал о том, что выписка из гостиницы происходит сразу после полудня. Она осталась, чтобы повидаться с ним, и не рассчиталась, потому что ожидала продолжения.
Однако он здесь находился не для этого. И пора было со всем кончать.
— Нэнси, — шепнул он ей на ухо, — я должен спросить тебя...
— Да? — мечтательно откликнулась она.
— Ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Жирар Доминик?
Нэнси напряглась в его руках, а затем отстранилась.
— Неужели ты не можешь быть хоть чуточку романтичней? Лицо Худа передернулось от упрека, словно от пощечины.
— Прости, — извинился он. — Ты ведь знаешь... — Пол остановился и заглянул ей в глаза. — Ты ведь знаешь, что я могу. Тебе следовало бы понимать, что мне этого очень хотелось бы. Но приехал я сюда не за романтикой.
Глаза Нэнси наполнились болью, и она посмотрела на часы.
— Есть рейс, на который я могла бы еще успеть, и я думаю, что мне следует поторопиться. — Она перевела взгляд с часов на кровать, с кровати на чемодан. — И не надо меня провожать. Ты можешь идти.
Худ даже не шелохнулся. Словно и не прошло этих двадцати лет, и он снова стоял посреди ее квартиры и участвовал в одной из тех их размолвок, что начинались с безобидной снежинки и вдруг обрушивались на вас бураном. Было любопытно, как память уменьшала их серьезность, но случались они более чем часто.
— Нэнси, — снова заговорил Худ, — мы считаем, что Жирар Доминик стоит за производством видеоигр, проповедующих расизм, и они уже начали появляться в Америке. Только что подобная игра объявилась в компьютере Хаузена, и один из ее персонажей был с лицом замминистра.
— Такие игры делаются легко, — ответила Нэнси, направляясь в прихожую. Достав с вешалки модный белоснежный пиджак, она набросила его на плечи. — Отсканировать чью-то фотографию тоже несложно. Это под силу любому подростку, имей он хорошую аппаратуру.
— Но еще раньше, сегодня утром, Доминик позвонил по телефону и угрожал Хаузену.
— Правительственным чиновникам вечно кто-нибудь угрожает, — заметила Нэнси. — Может, он это заслужил. Хаузен многим действует на нервы.
— А его тринадцатилетняя дочь тоже действует кому-то на нервы?
Губы Нэнси медленно вытянулись в одну линию.
— Мне очень жаль, — сказала она.
— Конечно, тебе жаль, — согласился Худ. — Но вопрос заключается в том, можешь ли ты мне помочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70