А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

В гостиной, где они
расположились, чиновник с небрежной откровенностью включил свой карманный
звукоотражатель.
- Надеюсь, - сказал он, - нам не придется слишком утруждать вас,
директор Ларкин.
- Я не люблю титулов, - отозвался Макс. - Называйте меня Ларкин или,
если угодно, просто Макс.
- Моя фамилия Менигстайн. Что же касается дела, по которому я пришел,
то не могу сказать, что это незначительный вопрос, увы - нет, хотя вас он
касается лишь косвенно. Нам необходимы сведения об одном человеке, и мы
полагаем, что вы в состоянии нам их дать.
- О Лаберро? - спросил Макс.
- Вам что-нибудь известно? - тотчас откликнулся Менигстайн.
- Ничего, - покачал головой Макс. - И пока я не догадываюсь, в чем
дело. Но вот уже несколько лет мы с Лаберро состоим в переписке, а больше
ни с кем из "Атомикса" я не знаком. - Он помолчал. - Странно, почему вы
предварительно не проверили все эти факты.
- Нам всегда приписывают значительно большую тщательность при
проверках, чем это есть на самом деле, - пожаловался Менигстайн. - Вы,
наверное, знаете, какими средствами мы располагаем. Будь у нас достаточный
штат для сбора тех сведений, которые, как думают, к нам поступают, я,
наверное, не сидел бы в эту минуту у вас. Да, дело касается Лаберро. Что
вы можете мне о нем рассказать?
- Как я уже упомянул, - начал Макс, - мы несколько лет состоим в
переписке. То есть пишем друг другу письма, а не ограничиваемся
телеграммами, как это нынче принято. Вы, вероятно, уже успели прочесть
некоторые из них, а значит, вам известен характер нашей переписки. Мы оба
историки-любители, мы... изучаем события. События, касающиеся
человечества.
- Что вы можете сказать о характере Лаберро? - терпеливо продолжал
выспрашивать чиновник из "Атомикса". Его цепкий взгляд скользил по
комнате. - Нас интересуют не какие-либо особые его качества, а лишь образ
мышления.
- Образ мышления? Он, пожалуй, идеалист. Идеалист в моем понимании -
тот, кто не только придерживается высокого мнения о себе, но и полагает,
что весь мир должен быть с ним солидарен. А так как обычно люди не
оправдывают возложенных на них надежд, то его можно назвать разочарованным
идеалистом. - Макс в упор взглянул на Менигстайна. - Я говорю сейчас о
моем старом друге. Но, как видите, я отношусь с полным уважением к вашей
деятельности.
- По правде говоря, - спокойно отозвался Менигстайне, - я сам знаю
Мэтью вот уже несколько лет. Потому мне и поручили это дело. Не думайте,
что оно мне по душе, но все это очень важно.
- Понятно, - Макс нажал кнопку звонка в ручке своего кресла. - Надо
думать, важно, если нам угрожают атомным взрывом, способным уничтожить всю
планету.
Менигстайн, никак не проявив удивления, только поудобнее устроился в
кресле.
- К чему дурачить Службу безопасности, Макс? - спросил он. - Вы могли
бы сразу рассказать мне все, что вам известно.
- Теперь, - ответил Макс, - я, кажется, догадался. - Он взял со стола
журнал и, открыв его на той странице, где начиналась статья Мэтью, подал
Менигстайну. - Сложите два и два, и вы получите четыре. Это не истина, это
тавтология.
Вошел Джузеппе с подносом, на котором стояли низкие бокалы,
наполненные "Lacrimae Christi di Orvieto" 61-го года. Менигстайн быстро,
но внимательно читал статью из "Искателя". Не отрываясь от текста, он взял
поставленный рядом бокал и поднес к губам, но, вдохнув букет, помедлил и с
улыбкой взглянул на Макса.
- У вас, говорят, недурной винный погреб. - Он пристально
рассматривал свой бокал. - Когда пьешь такое вино, грех не выпить за
что-нибудь. Например, за будущее человечества?
Макс поднял свой бокал.
- Как ни странно, это то немногое, во что я верю. А пока введите-ка
меня в курс дела. Неужто Мэтью действительно может сделать такое?
- Здесь все сказано, - кивнул Менигстайн и постучал пальцами по
журналу. - К сожалению, это не блеф. Как вы выразились, он...
историк-любитель. Сначала штаб-квартира ван Марка находилась в
Филадельфии. И именно в филадельфийском отделении Мэтью получил пост
директора. Помещение, где когда-то стоял атомный реактор, последнее время
служило складом для разных материалов. Никто и не помнил, каково было его
первоначальное назначение. Мэтью очистил его и заполнил секторы в главной
камере изотопом урана-287 с массой чуть ниже критической. Предварительно
он проверил действие экранов. Теперь стоит лишь нажать кнопку, чтобы
началась реакция.
- И ему удалось все это сделать так, что никто не заметил? - удивился
Макс.
Менигстайн устало усмехнулся.
- Да, нашу Службу безопасности это никак не характеризует с лучшей
стороны. Старая песня - в "Атомиксе" всем на все наплевать. Никому и в
голову не пришло спросить, зачем туда доставляют уран.
- Еще один вопрос, - сказал Макс, - почему мы до сих пор не взлетели
на воздух?
- Сложилась любопытная ситуация, - усмехнулся Менигстайн. -
Поэтому-то я и сижу у вас. Обсудим ее здесь или?..
Висевшие на стене часы в футляре из севрского фарфора мелодично
прозвонили семь раз.
- Если мы сейчас же отправимся в Филадельфию, - предложил Макс, - то
не потеряем ни минуты. Там тоже будет семь часов. Обычно я не пользуюсь
стратолайнерами, но нет правил без исключения. А в пути вы мне изложите
все по порядку.

В восемнадцать сорок восемь они прибыли в филадельфийский порт, а
оттуда на геликоптере добрались до расположенного на окраине города штаба
"Атомикса". Накренившись на крыло, геликоптер вынырнул из зимних сумерек
прямо в россыпь огней вокруг наклоненного, как обычно, на бок пилона
"Атомикса". На посадочной площадке стоял высокий мужчина с холодным,
напряженным выражением лица и седеющей головой. Это был Сильвестро -
генеральный директор "Атомикса". Сдержанно кивнув Максу, он повернулся к
Менигстайну.
- Надеюсь, у вас были основания привезти сюда постороннего человека?
Менигстайн, пренебрегая субординацией, ответил, как равный равному:
- Не более тех, о которых я уже упомянул в моем телеразговоре из
Неаполя. Это директор Ларкин. Он друг Лаберро, и у него есть кое-какие
идеи, которые могут нам пригодиться.
Поистине удивительно, подумал Макс, как возможность взлететь на
воздух пробудила в этом молодом человеке чувство независимости. Сильвестро
выслушал Менигстайна и молча повел прибывших к выходу.
- Есть что-нибудь новое? - спросил Менигстайн.
Генеральный директор "Атомикса" покачал головой.
- Он дал нам неделю. Это было три дня назад. Он хочет - совершенно
непонятно зачем, - чтобы мы известили людей о том, что им предстоит
взлететь на воздух. Когда мы посылаем к нему кого-нибудь для переговоров,
он неизменно упоминает об этом. Конец света предопределен, и люди должны
это знать.
- Неделя... - начал Макс.
Сильвестро взглянул на него.
- Ководрин. Он пичкает себя ководрином. В случае нужды он сможет не
спать и целый месяц. А мы не смеем его тронуть.
- А если действовать силой? Например, использовать какое-нибудь
кибернетическое устройство?
На этот вопрос ответил Менигстайн.
- Вы читали его статью, Макс, - задумчиво сказал он. - Ведь это идея
ван Марка, а ван Марк отличался методичностью в разработке своих планов.
Вокруг письменного стола Лаберро воздвигнут барьер из фотоэлементов.
Достаточно пересечь этот барьер, когда он включен, и взрыв неминуем. А он
включен постоянно. Пытаясь приблизиться к Лаберро, мы должны быть
предельно осторожны.
- Понятно, - кивнул Макс. Они подошли к лифту. - Я, пожалуй, пройду
прямо к нему.
Сильвестро окинул его недоверчивым взглядом.
- Большого вреда от этого не будет, - угрюмо процедил он.
Помещение, где находился главный рубильник, оказалось почти пустым,
лишь посредине стоял большой письменный стол, а за ним кресло. Возле самой
двери, где не действовал барьер из фотоэлементов, стояло еще одно кресло.
Макс с облегчением заметил, что оно широкое и удобное.
В кресле за письменным столом сидел Мэтью Лаберро. Макс пристально
вгляделся в него. Друзья по многолетней переписке, они ни разу не
встречались и даже не общались друг с другом по видеофону. Макс почему-то
считал Мэтью высоким и удивился, увидев перед собой человека ростом много
ниже себя, почти карлика. У Мэтью было худое, изрезанное морщинами лицо и
мешки под глубоко посаженными глазами. Он смотрел на входившего в комнату
Макса.
- Разрешите представиться, Мэтью, - сказал Макс. - Я Макс Ларкин.
Губы Лаберро растянулись в улыбке.
- За последние дни у меня здесь было вдоволь посетителей, - произнес
Мэтью. Говорил он тихо, мягко и настороженно. - Философы, служители церкви
и прочие джентльмены, которые прямо и откровенно признавались в том, что
заинтересованы в дальнейшем существовании нашей планеты. Неплохо они
придумали, заполучив вас. Значит, вы Макс? Год падения Ниневии?
- Шестьсот двенадцатый.
- Да, вы Макс. Не могу сказать, что рад встрече. При наших отношениях
нам вовсе не требовалось видеться друг с другом. Быть может, вы решили,
что нам следует повидаться, до того как мы... все отойдем в лучший мир? Я
теряюсь в догадках, Макс.
- Нет, - ответил Макс. - Я всегда действую только из корыстных
побуждений. - Он помолчал, не сводя глаз с Лаберро. - Я разочарован. Я-то
думал, что в одном мы единодушны: непрошеное вмешательство есть безумие.
- В ограниченных размерах - безусловно. Что же касается тотального
вмешательства, так сказать в космическом масштабе, это несколько меняет
дело, верно?
- Масштабы, разумеется, не те, - согласился Макс. Он поудобнее уселся
в кресло. - И давно вы задумали все это, Мэтью?
- Года три назад, - пожав плечами, ответил Лаберро. - Вскоре после
того, как меня сюда перевели, я наткнулся на бумаги ван Марка. Честно
говоря, первоначально мои намерения были чисто умозрительного характера.
Мне хотелось выяснить, может ли человек в одиночку справиться со всем
этим, то есть создать такой запас энергии, который, если ее освободить, в
состоянии стереть человеческую жизнь с лица земли. - Он улыбнулся. - А раз
уж такой фитиль создан, то почему бы его не поджечь?
- Ваши первоначальные побуждения мне понятны, - не спеша отозвался
Макс. - Мне и самому трудно было бы отказаться от возможности сыграть
подобного рода штуку. Но она не из тех, которые человек здравомыслящий
доводит до конца.
- Меня этим не возьмешь, Макс, - сказал Лаберро. - Могучий инстинкт
самосохранения есть непременное условие продолжения жизни. Любой моральный
кодекс назовет безумцем человека, пожелавшего сделать то, что намерен
сделать я. Ответьте мне на один вопрос, Макс. Жизнь, по-вашему, плоская
шутка или есть в ней какое-то назначение, какая-то цель? Если жизнь всего
лишь шутка, то важен ли ее конец? А если в ней есть назначение, то почему
не рассматривать мои действия как часть этого назначения?
- Середины, значит, нет? - спросил Макс. - Вы меня удивляете, Мэтью.
А что вы скажете о цели как результате прогресса?
- "Сила жизни" Шови? Аргумент атеиста, оправдывающий его дальнейшее
существование. Вы меня удивляете, Макс.
- Но вы же не можете не принять это во внимание! И фамилия его была
не Шови, а Шоу. Впрочем, мне понятны ваши заблуждения. Конечно, я не
надеюсь, что мои слова хоть чем-нибудь помогут, но беда ваша в том, что вы
становитесь все более надменным.
- Мы, читающие "Искатель", - ответил Лаберро, - сознаем свое
превосходство над обычными людьми нашего времени.
1 2 3 4