— Дай мне поесть.
Женщина встала и вышла на кухню, беглец подтолкнул мальчика, чтобы тот пошел за ней, а сам встал в дверях, наблюдая, как она готовит кофе, оладьи и бекон. Потом все трое вернулись в комнату. Женщина накрыла на стол и снова уселась на кровать вместе с мальчиком.
Мужчина набросился на еду, но глаза его продолжали следить за дверью, окном, женщиной и мальчиком. Револьвер лежал рядом с тарелкой. Из раненой руки все еще текла кровь, и скоро пол и стол усеялись ее пятнами. С лица, рук и волос осыпались кусочки глины, но он не замечал их, даже когда они падали прямо в тарелку.
Почувствовав, что наконец наелся, он, с трудом двигая онемевшей левой рукой, свернул сигарету и закурил.
Словно только сейчас заметив кровь, женщина встала и подошла к нему:
— Вы ранены. Давайте перевяжу.
В его глазах, слипавшихся от усталости и сытости, появилось недоверие. С минуту он изучал лицо женщины, потом откинулся на спинку стула, расстегнул одежду и показал ей недельную пулевую рану.
Женщина принесла воду и чистую холстину для перевязки, промыла и забинтовала рану. Во время всей процедуры оба молчали, потом она снова села на кровать.
— Кто-нибудь заходил к вам в последнее время?
— Я не видела никого уже недель шесть-семь.
— Где ближайший телефон?
— У Нобилей, миль шесть отсюда.
— У вас есть другие лошади кроме той, что во дворе?
— Нет.
Он устало поднялся, подошел к комоду и выдвинул ящики. На дне одного он нашел револьвер и положил его в карман
В сундуке не было ничего интересного, но зато на крючке под одеждой висело ружье. В постели оружия не оказалось.
Он взял два одеяла, ружье, свой плащ и, шатаясь, побрел к двери.
— Я собираюсь немного вздремнуть, — сказал он, еле ворочая языком, — там, под навесом, где у вас лошадь. Я скоро проснусь, надеюсь, что вы будете вести себя разумно. Понятно?
Женщина кивнула, затем, помедлив, сказала:
— Если появится кто-то посторонний, вы, наверное, хотите, чтобы вас разбудили, прежде чем вас увидят?
Он стряхнул с себя сонную одурь и, нетвердо ступая, вернулся к ней. Нагнувшись так, что ее лицо оказалось совсем близко, он вгляделся в ее поблекшие глаза, пытаясь различить, что таится в их глубине.
— На прошлой неделе я убил в Джинго одного парня. — Он говорил монотонно, не спеша, но в голосе его звучали предостережение и угроза. — Это была честная перестрелка. Он прострелил мне плечо, а я уложил его. Но он был местным, а я — нет. И пока они меня не вздернули, у меня был один-единственный шанс, чтобы удрать, и я им воспользовался. Возвращаться на виселицу я не собираюсь. Здесь я долго не задержусь, но если только...
Женщина снова кивнула.
Бросив на нее последний хмурый взгляд, он вышел.
Засыпая на ходу, он привязал лошадь короткой веревкой s углу, расстелил одеяла между ней и дверью и тут же заснул с револьвером в руках.
Проснулся он вечером — дождь все не кончался. Прежде чем вернуться в дом, он тщательно оглядел двор и заглянул в окно.
Женщина прибрала комнату и подмела пол. На ней было уже другое платье, от многих стирок выцветшее до блекло-розового. Она даже расчесала и взбила волосы.
Когда он вошел, женщина подняла лицо от шитья, которым была занята, и оно показалось ему посвежевшим и помолодевшим.
— Где мальчишка? — резко спросил он.
Она махнула в сторону окна:
— На горе. Я послала его наблюдать за ущельем.
Его глаза сузились. Он вышел на улицу и сквозь пелену дождя разглядел маленькую фигурку под низкорослым красным кедром. Мальчик лежал на животе и смотрел на восток.
— Как плечо? — спросила женщина, когда он вернулся в дом.
Он поднял руку:
— Лучше. Собери мне какой-нибудь еды. Мне пора.
— Не валяйте дурака, — спокойно возразила она, выходя на кухню и принимаясь за упаковку мешка с едой. — Вам бы лучше остаться здесь, пока плечо не заживет.
— Слишком близко от Джинго.
— Никто не полезет в эту грязь за вами. Ни лошадь, ни машина здесь не пройдут. Но если бы, как вы думаете, они знали, что вы здесь, они бы давно уже пришли за вами. Этот дождь не для вашей раны.
Она нагнулась, чтобы поднять мешок с пола. Сквозь тонкое розовое платье четко обрисовались контуры ее груди, бедер, ягодиц. Она выпрямилась, перехватила его взгляд, и ее веки дрогнули, лицо вспыхнуло, и губы чуть приоткрылись.
Мужчина прислонился к дверному косяку и большим пальцем потрогал грязную щетину на подбородке.
— Может, вы и правы, — сказал он.
Она принесла из-под навеса железную ванну, взяла из угла цинковое ведро и несколько раз сходила к роднику, пока ванна не наполнилась. Все это время он стоял в дверях и следил за ней.
Женщина разожгла огонь, достала из комода белье, голубую рубашку, пару носков, сняла с крючка серые брюки и достала из груды обуви ковровые тапочки. Все это она сложила на стул на кухне. Потом вернулась в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
Пока мужчина раздевался и мылся, он все время слышал, как она что-то напевает без слов. Дважды он на цыпочках подкрадывался к двери и следил за ней в щелку. Но она сидела на кровати, склонившись над шитьем, мурлыча песенку, и лицо ее пылало.
Мужчина начал одеваться и уже просунул одну ногу в брючину, как вдруг мурлыканье резко оборвалось.
Его рука метнулась к пистолету, который он предусмотрительно положил на стул в пределах досягаемости, пока мылся. Затем, не обращая внимания на волочащиеся за ним брюки, рванулся к двери и, распластавшись по стене, осторожно заглянул в щель.
В дверях дома стоял высокий молодой человек в плаще, блестевшем от дождя. Оба дула его ружья, словно два злобных глаза, были уставлены на дверь кухни.
Мужчина на кухне поднял револьвер, и его палец привычно нащупал спусковой крючок.
Задняя дверь пристройки распахнулась.
— Бросай оружие!
Беглец резко обернулся на скрип двери и, прежде чем услышал приказ, увидел нового врага.
Два выстрела грянули одновременно.
Беглец отскочил в сторону, но волочащиеся за ним брюки стреножили его, и он рухнул на пол. С трудом поднявшись на колени, он выстрелил в парня в дверях, но пуля ушла в пространство. Зато одна из чужих пуль вонзилась в стену буквально в дюйме от головы беглеца. Все еще выпутываясь из брюк, он выстрелил снова.
Мужчина в дверях чуть покачнулся, развернулся, но не упал. А палец беглеца был снова на спусковом крючке.
Из второй двери прогремел выстрел.
Беглец поднялся во весь рост, на лице его отразилось недоумение; секунду он простоял неподвижно, а потом рухнул на пол.
Парень с двустволкой подошел ко второму мужчине и осторожно коснулся его плеча:
— Он что, задел тебя, Дик?
— Да пустяки, царапина. Ты, похоже, уложил его, Боб.
— Похоже, да. И поделом ему.
Вошла женщина.
— А где Бадди?
— С малышом все в порядке, миссис Одамс, — заверил ее
Боб, — но он промок насквозь, и Ма уложила его в постель. Человек, лежавший на полу, застонал и открыл глаза. Миссис Одамс и Боб опустились рядом с ним на колени и попытались перевернуть его, чтобы осмотреть рану на спине, но он остановил их:
— Бесполезно. — Пока он говорил, в уголках рта появились две струйки крови. — Оставьте меня.
Его дикие красные, стекленеющие глаза встретились с глазами женщины.
— Вы... жена... Дэна... Одамса... — с трудом выговорил он.
Ее ответ прозвучал преувеличенно вызывающе, словно она искала себе оправдание:
— Да.
Черты его лица заострились, без глиняной коросты оно казалось совсем осунувшимся и отрешенным. И было невозможно понять, как он воспринял эту новость и о чем думал.
— Чучело, — почти беззвучно произнес он, найдя глазами фигурку на горе, которую принимал за мальчика.
Женщина кивнула.
Человек, который убил Дэна Одамса, отвернулся, сплюнул заполнявшую рот кровь и снова посмотрел женщине в глаза:
— Хорошая девочка, — отчетливо произнес он. И умер.

1 2