Определенно», — восторгался собой Беркутов. Он пребывал сейчас в эйфории. А в этом состоянии он уже был не способен относиться к себе объективно и часто завышал данные ему природой ли, Богом ли, Космосом ли возможности. И, надо сказать, здорово завышал. Определенно.
Ноги Дмитрия выплясывали что-то наподобие лезгинки, призывая хозяина к действию. А действительно, что это он расселся, когда дорога каждая минута? Действовать надо. Действовать. Но Пригоду трогать рано. Этот умный сукин сын сразу все поймет и примет меры. Что же делать? Надо встретиться с веселой вдовой и вытянуть из неё максимум информации. Но сделать это надо так, чтобы не вызвать у неё ни малейшего подозрения. А это возможно лишь в одном случае — притвориться влюбленным.
«Светочка! Любовь моя! — мысленно обратился он к любимой. — Видит Бог, я это делаю не по собственной воле и, даже можно сказать, с большой неохотой. Но я порой не принадлежу себе, моя милая. Работа — будь она неладна! Сыщик — пленник обстоятельств. Именно они чаще всего диктуют ему линию поведения и толкают на рискованные авантюры. Но что поделаешь, дорогая, не менять же мне работу в тридцать четыре, верно? Это было бы слишком глупо. И потом, я ведь ничего другого и не умею. Не дал мне Бог разумения ни в чем другом. Так что терпи, радость моя».
Облегчив душу покаянием, Дмитрий стал думать, что же ему необходимо сделать в первую очередь. Прежде чем отправиться на рандеву с веселой вдовой, решил перетолковать с парнями из управления по борьбе с экономическими преступлениями о Пригоде — этом любителе престижных и дорогих иномарок. Чем черт не шутит — может быть они чем на него располагают, верно? Но, увы, театральный критик и сочинитель сомнительных пьес и детективов в их списках не значился. Не смертельно. Придется добывать доказательства в открытом бою с превосходящими силами противника. И первый бастион в череде многочисленных фортификационных сооружений неприятеля, который ему предстоит взять приступом, — вдова Аристархова. Здесь главное — не потерять голову, а тем паче — свое лицо. Ни та ситуация, чтобы паниковать. Видал он в своей жизни и похлеще. Вперед, сыскарь! Маэстро, туш! Крутой мужик выходит на спецзадание!
Но Мутант, подлец, видно разгадал намерения хозяина, и напрочь отказался заводиться. Вот, козел! Поборник нравственности, да?! И сколько Дмитрий не объяснял ему, что все это необходимо для дела, ничего не помогла. Даже угроза сдать его в металлолом, обычно приводившая к положительным результатам, сейчас не возымела действия. В конце-концов пришлось добираться общественным транспортом.
При виде Беркутова глаза вдовы распахнулись удивлением, а лицо выразило радость ослепительной улыбкой. Но радость эта была до того неустойчива, что тут же сменилась беспокойтвом, даже тревогой.
— Дмитрий Константинович! — растерянно проговорила она, продолжая улыбаться. — Какими судьбами?! Вот никак не ожидала вновь вас увидеть! А я думала, что вы обо мне давно забыли.
Она стояла в дверях и не спешила приглашать его в квартиру, как бы давая понять, что сегодня они не в настроении. Да-с. Волосы растрепаны. В небрежно запахнутые полы легкомысленного шелкового халата соблазнительно выглядывал перпетуум-мобиле сильной половины человечества — её главное оружие в борьбе под солнцем.
«Чем же ты, дорогуша, так обеспокоена?» — подумал Дмитрий, бесцеремонно шагнув через порог.
— Мира Владимировна, разве же это возможно — вас забыть? — проговорил он довольно искренне. — Кто однажды имел несчастье увидеть ваши прелести, тот уже никогда не сможет спокойно спать.
Комплемент был пошлый сверх всякой меры, но хозяйке понравился. Он вернул в её обеспокоенную сущность былую уверенность. Она сделала ему глазками, томно вздохнула, отчего её царственная грудь изобразила морской прилив.
— Вы все шутите, Дмитрий Константинович!
— Вот это вы зря, Мира Владимировна. У меня даже в мыслях и все такое. Я никогда ещё в своей жизни не был так серьезен, как сейчас.
Она подошла почти вплотную, ударила кончиками остро отточенных коготков ему в грудь, дохнула в лицо запахом дорогого ещё не успевшего перегореть коньяка, рассмеялась гортанным, похожим на клекот журавля в брачный период, смехом, проговорила с предыханием:
— Какой вы опасный мужчина, Дмитрий Константинович! Какой загадочный и непредсказуемый!
Беркутова едва не сташнило и от этих слов, и от всех этой пошлой сцены. Ведь эта Лукреция сексуальной политики Кремля убеждена, что мент стал очередной её жертвой, что перед её перпетуум-мобиле не может устоять ни один здравомыслящий мужик? Под его натиском рушаться моральные устои и вековые традиции. И провалиться ему на этом самом месте, если она где-то по большому счету не права.
— Я такой, — ответил он хмуро.
— Проходите в зал. Я скоро, только пере-о-де-нусь. — Последнее слово она произнесла речитативом, как бы давая понять, что процесс переодевания включает две стадии — это, во-первых, раздевание, а уж потом все остальное. Во-вторых, по обоюдному согласию сторон, можно вполне ограничиться первой стадией и продить её до бесконечности.
— Хорошо, — сказал он, отстраняясь от её опасной близости.
В зал Дмитрий вошел уже в мрачном настроении. Сел в кресло. Закурил. И мысли в его голове теперь бродили тоже мрачные, даже зловещие. Очень он себя не уважал. Очень. Спецзадание у него, видите ли. Ха-ха! Не надо грязи, милейший! Кого ты хочешь обмануть? Захотел трахнуть смазливую бабенку — вот и все твое спецзадание. Оно тебе потребовалось для оправдания своей гнилой сущности. Определенно. И ещё вспоминал всуе имя святой женщины, козел. «Светлана! Любовь моя!» Не сметь, пошляк! Ты не достоен и мизинца этой женщины. Боже, где только у неё глаза! Ведь его, сукиного сына, и на пушечный выстрел нельзя подпускать к порядочным женщинам.
Когда Аристархова вплыла в зал в том самом платье, в глубоком вырезе которого упруго волновалось все тоже аморальное «блюдо», Беркутов её уже ненавидел. И что он в ней нашел? Самка. Обыкновенная породистая самка. Не больше и не меньше. Да еще, ко всему прочему, соучастница убийства своего мужа. Неужели же он, Дмитрий, так низко пал?!
Он сделал официальное лицо и суконным голосом проговорил:
— Присаживайтесь, Мира Владимировна. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.
— Что?! — удивленно спросила она, разом проглотив лучезарную улыбку и все остальное, а «перпетуум-мобиле» наконец-то остановился, стал неподвижным и твердым, как Самсон в Петродворце, раздирающий пасть этому... Как его? Гривастый такой? Царь зверей. Вот. «Перпетуум-мобиле» стал холодным и твердым, как Самсон раздирающий пасть льву. Определенно.
Беркутов положил на колени дипломат. Медленно раскрыл его. Долго перебирал бланки протоколов допроса. Может быть допросить её сразу в качестве подозреваемой? Было бы очень недурственно. «Гражданка Аристархова, вы подозреваетесь в убийстве вашего бывшего супруга.» «Ах! Ох!» Слезы. Истерика. Мысленно насладившись воображаемой картиной, Дмитрий поборол это искушение и извлек бланк протокола допроса свидетеля, положил его на дипломат, взял наизготовку авторучку. Еще не вечер. Будет она ещё и подозреваемой, и обывиняемой, и, даст Бог, подсудимой. Дай срок, будет белка и свисток. Определенно. А пока не надо травить гусей и бежать впереди паровоза.
Хозяйка продолжала стоять, а красивое её лицо выражало крайнюю степень недоумения — что же такое случилось с гостем и почему он из веселого и приятного во всех отношениях мужчины, вдруг стал таким бякой и занудой? Поэтому Дмитрий был вынужден строго сказать:
— Садитесь!
Она плюхнулась в кресло напротив.
— Но... Но... — капризно запрыгали её ярко-малиновые губы. — Но почему вы на меня кричите?!
— Я не кричу. Я вас официально допрашиваю. Понятно, гражданочка?
Слово «гражданочка» кажется доконало её окончательно.
— Но вы ведь только-что... Вы ведь сами, — в конец стушевалась Аристархова, все ещё не веря, что и на этот раз ей не обломилось и она не смогла затащить в постель нужного клиента. А так было бы здорово сделать из этого самоуверенного мента ручного попугая. И вроде все к этому шло. Что же случилось? И вообще, неприятный он тип. Никогда не угадаешь, что у него на уме.
А Беркутов почувствовал, как к нему вернулась былая уверенность и даже юмор, и увидел сидящую напротив пышнотелую стареющую красавицу, растерянную и несчастную. От волнения, от страха ли, но только на побледневшее лицо её высыпали многочисленные веснушки. И Дмитрий понял, что брюнеткой её сделал ландоколор или что-то в этом роде, А в детстве она была рыженькой девочкой, и испытала от этого массу неудобств. Мальчишки всех племен и народов также, как быки, отчего-то терпеть не могут красного цвета. И тело у неё скорее всего в конопушках. По белому рыхлому этакие крупных коричневые пятнышки. Бр-р! Картина не для слабонервных, да? Неужели он так низко пал?! Ведь ещё каких-то несколько минут назад мысли его двигались в совершенно другом направлении. Очень Беркутов не уважал себя в эту минуту, Ну очень, если не сказать больше.
— Как понимать ваше — «только-что» и что означает — вы сами"? — строго спросил он. — Мне непонятны ваши намеки, понимаете ли, и, не побоюсь этого слова, инсинуации? Почему вы себе позволяете и все такое? Я что, дал вам повод так себя вести по отношению к представителю власти? Я тут не в бирюльки пришел и никому не позволю дискредитировать. А то много развелось охотников вбить клинья. А все почему? А потому, что безответственность и беспринципность. Вот. Они далеко могут завести страну, если уже не завели. Это-то вы хоть понимаете?
Совершенно дебильная речь Дмитрия настолько заплела мозги и напугала Аристархову, что, казалось, лишила последних сил.
— Извините, — полепетала она помертвевшими губами.
Беркутов понял, что она созрела настолько, что пора приступать к делу.
— Мира Владимировна, вы знакомы с Олегом Николаевичем Пригодой?
Похоже, она давно ждала этого вопроса, так как слишком поспешно ответила:
— Да, знакома. — Глаза её теперь выражали страх, страх и ничего, кроме страха.
— Какие между вами отношения?
— А причем тут это... Я вас не понимаю, Дмитрий Константинович?
— А я вас, Мира Владимировна? Я что, спросил что-то недозволенное? Заставил вас нарушить клятву? Оскорбил вашу добродетель? Нет. Я всего навсего поинтересовался, как хорошо вы знаете Пригоду и какие между вами отношения.
— Но вы это сказали с таким подтекстом, что я невольно подумала, что вы имеете в виду... Извините. У нас вполне нормальные отношения.
— Что это означает? Расшифруйте, пожалуйста.
— Мы были друзьями.
— Ну-ну, — усмехнулся Дмитрий. — Вы давно знакомы?
— Да, очень давно. Лет уже пятнадцать, пожалуй. Но мне непонятно, отчего вы усмехаетесь? Странно.
Но Беркутов решил пропустить её вопро мимо ушей. Глядя ей прямо в глаза, жестко спросил:
— Это он попросил Шмыгова познакомить вас с Аристарховым?
Вопрос это ещё больше напугал Аристархову. Такое впечатление, что с ней вот-вот случиться обморок. Этого только не доставало.
— Но откуда вам это... И вообще, я вас не совсем понимаю, Дмитрий Константинович, — попыталась она уйти от прямого ответа.
— Прошу отвечать. Уклонение свидетелей от дачи показаний предусмотрено статьей уголовного кодекса. Вам это понятно?
— Да, он, — кивнула она и заплакала. Слезы — последний и давно испытанный метод большинства женщин, когда не сработали все остальные. Вот почему Дмитрий терпеть не мог женских слез и где-то по большому счету даже их боялся. Потому несколько раздраженно спросил:
— Это он подал вам идею, каким образом завладеть богатством бизнесмена?
На его глаза с Аристарховой произошла стремительная метаморфоза. Из несчастной, растерянной женщины она мгновенно превратилась в свирепую фурию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53