А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Полнехонек. Еще этот – и уже, считай, четыреста граммов я выпил. А что же дальше будет, если Мишаня-фокусник, как кроликов из цилиндра, новые и новые бутылки из сумки тягает?..
Но колебался я, честно говоря, только секунду. Мужик я в конце концов или кто?!
И тут же залпом осушил второй стакан. Меня аж передернуло – ненавижу сухарь, да еще красный. Чувствую, в голове зашумело еще сильнее и по телу разлилось тепло. Но ощущение, признаюсь, было довольно приятным. Дотянулся я до недоеденного бутерброда и впился в него зубами. Алена же вино только пригубила. Я, конечно, настаивать не стал – она ж все-таки девушка, чего ей с нами, здоровенными мужиками, тягаться. Вдруг вижу, поставила она свой стакан в траву, легко так встала и, ни слова не говоря, не оборачиваясь, пошла в сторону леса.
Я растерянно посмотрел ей вслед, даже жевать перестал. Что случилось-то? Может, я ее чем обидел? Так я и не говорил почти ничего, в общем-то.
Я вслед Алене смотрю, а Мишаня мне и говорит – озабоченно так, серьезно:
– Старик, а ее часом медведи не сожрут? Пока она будет в лесу грибы собирать?
– Какие такие медведи? – искренне удивляюсь я. – Медведей я тут не встречал. Они здесь не водятся. Разве что подальше на северо-запад, в самой глубине охотхозяйства.
– Ну, не знаю, не знаю, – качает Мишаня головой. – Смотри сам. Там ведь чащоба. А то, если с ней чего случится, ногу там подвернет или еще чего, Станислава за лучшую подругу моментально шкуру спустит. А с кого? Ведь ты у нас ответственный за личную безопасность?
– Ну, я, – киваю.
– Значит, с тебя лично и спустит.
Черт!
– Сопроводи девушку, – не отстает Мишаня.
А я прямо не знаю, что делать. Вроде бы действительно надо за Аленой присмотреть.
– Да понимаете, – говорю. – Она же ничего не сказала, куда идет, зачем…
– Не робей, Андрюшенька, – говорит мне Аня.
– Да она ж меня и не звала с собой, – отвечаю я. – Неудобно вроде как-то.
Тут Мишаня начинает хохотать и говорит:
– Неудобно, когда сын на соседа похож. Давай, давай, старичок! Иначе тебе несдобровать!..
И толкает меня в плечо, чтобы я побыстрее вставал и топал за Аленой. И остальные хохочут, как идиоты, чуть ли не до слез, и пихают друг друга. Ну, просто покатываются от смеха, словно не Мишаню слушали, а Геннадия Хазанова.
В общем, так я ничего толком и не понял. Но с одеяла поднялся. При этом меня вдруг ощутимо качнуло в сторону. Проклятое вино! Все же я удержался на ногах. Вроде бы никто ничего не заметил. А я сделал вид, что просто ногу отсидел.
Дожевывая на ходу бутерброд, я пошел следом за Аленой. А она, между прочим, за это время успела отойти довольно далеко. Я пошел, а народ принялся дальше выпивать и закусывать.
Честно говоря, я не понимал, за какими такими грибами отправилась Алена. Потому что был совершенно уверен, что в той стороне не может быть никаких грибов. Там высился только непролазный ельник, где и днем-то всегда темно, как в подвале. Я знал: максимум, что там может вырасти, – это бледные поганки. Ну, может быть, еще свинухи или пара черных груздей, да и то хилых. Не грибное место.
Я заторопился. Алена шла, не оглядываясь, хотя наверняка слышала, что я ее догоняю. Она миновала стайку берез на поросшей высокой травой опушке и остановилась возле ельника: сплошная мрачная стена могучих лап и стволов. И только тогда обернулась и посмотрела на меня. Гляжу, так же, как давеча на платформе, на лице ее появляется загадочная улыбка.
Я подошел поближе и остановился.
– И где же обещанные грибы, Андрюша? – спрашивает Алена негромко.
Смотрит она на меня, чуть склонив голову, покусывает ровными белыми зубами травинку. Я сразу заметил – это у нее такая привычка. А она продолжает:
– Здесь одни елки. Никаких грибов.
Я оглянулся. Поляна осталась далеко позади. Ребята развели костер – в той стороне виднелось чуть оранжевое в подступающем сумраке вечера пламя. Голоса-то еще слышались, но слов уже было не разобрать.
– Ну, вообще-то грибов тут действительно нет, – объясняю я Алене. – Я совсем другие места имел в виду. Но они подальше… Долго топать придется.
– Значит, ты меня обманул, – говорит Алена, а сама на меня смотрит строго и, кажется, даже неприязненно. Прямо как мой тренер, Павел Сергеевич, когда он не в духе.
Я испугался. А что, если она сейчас меня пошлет куда подальше, а сама уйдет? Что же делать?! И тут мне в голову приходит просто замечательная мысль. Я и говорю:
– А знаешь, вон там, не очень далеко, – и показываю рукой вправо, – возле озера есть классный малинник. Хочешь, туда пойдем?
– Пошли, – коротко говорит Алена и протягивает мне руку. Как тогда, в бору возле платформы.
Я осторожно взял Алену за руку и повел ее по еле заметной тропинке вдоль ельника. Мы все больше удалялись от места пикника.
К этому времени солнце уже побагровело и начало скатываться сквозь тонкие перистые облака к рваной линии леса, видневшегося на другой стороне озера. Завтра, наверное, снова тепло будет. В темнеющем воздухе заплясали облачка мошек. Но было по-прежнему жарко и безветренно – черная гладь озера застыла, словно слюдяная.
Глава 13. УБИЙЦА
Обнаженный человек все еще неподвижно стоял в комнате. Глаза его были закрыты. Он походил на мраморную статую. Но на самом деле все мышцы его тела были напряжены до предела. На виске лихорадочно пульсировала тонкая жилка.
Человек был в отчаянии, граничащем с безумием.
Потому что до прошлой ночи он надеялся, он был почти уверен, что ЭТО ушло навсегда. И никогда, никогда уже к нему не вернется.
Ведь с тех пор как он, подчиняясь неумолимому приказу, исходившему откуда-то из неизведанных глубин его (его ли?) существа, убил человека, прошло уже целых семь лет: это случилось давным-давно, в другой, забытой жизни, когда он сам был совсем другим – нечеловеческим существом. Он скорее смутно догадывался, чем помнил, что и до этого, последнего убийства были другие убийства, много убийств – и все безнаказанные; был пряный запах крови, и вопли ужаса, и предсмертные хрипы жертв, и хруст костей на острых клыках. Он догадывался обо всем этом, но не более того. ЭТО, засевшее в его мозгу, всегда услужливо стирало практически все подробности убийств, которые он совершал, будучи нечеловеком. Более того, он не помнил никого из жертв: ни лиц, ни имен, ни тем более фамилий и обстоятельств их смерти. ЭТО неизменно ставило в его сознании психологический барьер, заставлявший его сразу же после возвращения в человеческое обличье забывать все случившееся. Не будь этого барьера, он наверняка бы давно спятил или покончил с собой, потому что ужасающие подробности тех многочисленных убийств непременно свели бы с ума любого нормального человека. А он, пока в него не вселялось ЭТО, был абсолютно нормален.
Он никогда не мог вспомнить, что он делал, будучи нечеловеком. Более того, не помнил, какой именно нечеловеческий облик он принимал.
Да, после того, как его посещало ЭТО, к нему неизменно возвращалось человеческое обличье. Рано или поздно. Но что именно с ним происходило, что и как он совершал, когда ЭТО вытесняло из сознания его самого, – он либо совсем не помнил, либо помнил весьма смутно, коротко вспыхивающими в мозгу обрывками, разрозненными кусками. При любой попытке составить хотя бы приблизительное целое из этих мозаичных кусков у него начинались дикие головные боли, такие, что пару раз он терял сознание. Поэтому он давно оставил подобные попытки и даже на уровне подсознания не возвращался к воспоминаниям о том, что он делал с людьми в ночи полнолуния.
Но делал ли он это действительно? Может быть, все было только галлюцинациями, следствием таинственной болезни, угнездившейся у него в мозгу?..
Нет. Он знал – нет.
Но, в любом случае, внутри него таились два разных существа. Человек, который жил обычной, не отличимой от других людей жизнью. И ЭТО, которое вообще не было ни на что похоже.
Сколько же всего их было, этих кровавых ночей полнолуния?.. Не важно. Он забыл. За прошедшие семь лет он сумел обо всем этом забыть. Он никого не убивал: минувшее – кошмарные сны, не более того. И он постарался забыть о существовании ЭТОГО. И ему почти удалось это сделать – загнать ужасные воспоминания об ЭТОМ в такие глубины памяти, где они, казалось, были похоронены навсегда.
До прошлой ночи он надеялся, что больше никогда не почувствует себя убийцей, что ЭТО ушло из него и теперь он стал таким же, как все люди.
Он устал от убийств.
Потому что на самом деле человек в нем никогда никого не хотел убивать. Всегда хотело убивать и убивало ЭТО, а он с ЭТИМ ничего не мог поделать. К своему ужасу, он все прекрасно понимал. Не помнил, но понимал.
И вот ЭТО снова вернулось.
Человек глубоко вздохнул. Он не хотел двигаться с места, не хотел выходить из дома и бежать туда, куда вот-вот – он предчувствовал – неизбежно позовет и направит его ЭТО. Потому что знал: чтобы хоть ненадолго избавиться от ЭТОГО, он обязательно должен был кого-нибудь убить. Сегодня.
Человек стоял и прислушивался к себе.
Он ощущал, как лихорадочно колотится в груди сердце, как подрагивают кончики пальцев, как в ушах шумит быстрый ток крови. Он все же надеялся, что ничего не произойдет, что ЭТО его отпустит. Хотя бы сегодня. Что ЭТО попросту не придет. Человек снова медленно и глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешеный бег крови по жилам. Но вдруг почувствовал, как начали медленно неметь кончики пальцев и тут же в мозгу, в самом его центре, родилась и стала все сильнее и жарче разгораться ослепительно яркая горячая звездочка. Человек мгновенно покрылся липким холодным потом, и леденящий ужас сковал его по рукам и ногам: к сожалению, он прекрасно помнил, как ЭТО приходит, – не в первый раз он проходил через кошмарный сон перевоплощения. И ощутив все мощнее расцветающую хрустальную звезду в своем мозгу, он с тоскливым прозрением понял: ЭТО его не оставило, оно пришло снова.
Сияние внутри него нарастало болезненно пульсирующими толчками. Он почувствовал, как часть его мозга начинает плавиться, уплотняться и превращаться в один большой кристалл. В нем вспыхивали и тут же угасали невероятно яркие видения: какие-то дергающиеся голые люди с искаженными страданием лицами; потрескавшаяся от удушающей жары, высохшая земля, по которой ветер, пахнущий солью и степной травой, гнал спутанные шары перекати-поля; заснеженная бескрайняя тундра, пересеченная крутящимися змеями поземки, черное, изгибающееся полусферой небо, усыпанное кровавыми сгустками звезд и косматыми хвостами комет, и еще многое и многое, чему он не мог подобрать ни слов, ни определений.
Сияющая волна накатилась. С чудовищной болью, отдавшейся во всем теле, захлестнула его и смыла остатки человеческого разума.
Человек обессиленно опустился на колени.
Взгляд его остекленел, и зрачки расширились почти во всю радужку. Тоненький ободок радужной оболочки приобрел странный алый оттенок. По всему телу пробежала дрожь. Кожа продолжала покрываться мелкими капельками пота и вздрагивала от частых судорог, сотрясавших изнутри мышцы тела.
Потом человек как-то по-собачьи встряхнул головой, медленно поднялся с колен и подошел к шкафу. Походка у него стала неловкой, дерганой, как у игрушки, работающей на батарейках. Человек передвигался, глядя в пустоту, словно лунатик.
Он открыл створку шкафа, вытащил одежду и стал ее на себя натягивать. Неуклюже влез в черный комбинезон на молнии и надел черные кожаные, вроде ичигов, сапоги на мягкой подошве. Натянул обтягивающую голову шерстяную шапочку, тоже черного цвета, а на руки – тонкие перчатки черной кожи. Все так же скованно двигаясь, он снова подошел к узкой бойнице окна и уставился на круглую серебряную луну, уже довольно ярко выделяющуюся на ультрамариновом небосводе.
– У-у-у-убить, – вырвался из горла человека свистящий шепот, переходящий во все тот же постепенно угасающий волчий вой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67