- самодовольно выпалил
Яша, развернувшись ко мне назад настолько, насколько позволяли жесткие
ремни безопасности спортивной машины, способной развивать скорость в 240
километров в час, - во всяком случае, эти цифры были на
серебристо-молочной приборной доске.
- В журналистской жизни всякое бывает, - индифферентно буркнул я, не
догадываясь, в какую сторону гнет Яша.
- С кем угодно, но только не с Сузуки, - разом отбрасывая, словно
маску, веселье, холодно отрезал Яша. - Осторожность и предусмотрительность
- черты японского характера.
- Уж не начинаешь ли ты жалеть о содеянном? - спросил я, стараясь
раскачать Яшу, - больше всего мне не нравилась неопределенность.
- Возможно. Но не от излишней предусмотрительности или осторожности,
хотя и это присутствует в нашем характере. Ты не посвятил меня в суть
дела, и именно это меня беспокоит. А вдруг ты втягиваешь меня в
какую-нибудь противозаконную акцию?
- Извини, Яша, только и впрямь до встречи с тем парнем ничего
рассказать тебе не могу. Мне даже трудно предположить, что откроет мне
этот визит. Поверь, не темню. Но разговор многое может проявить и
расставить все, что я пока имею, по своим местам. Тогда я и введу тебя в
курс дела... Надеюсь, ты не подвержен шпиономании? В противном случае мне
останется лишь попросить тебя остановить автомобиль и высадить меня...
- Я достаточно долго жил в Москве, и у меня много советских знакомых
и друзей, чтобы навсегда избавиться от этого комплекса. - В голосе Сузуки
всплеснулась обида.
- Вот и лады, Яша. Давай лучше условимся, как поведем себя на месте.
Мне не хотелось бы подводить парня... У него положение, кажись,
незавидное, и, честное слово, мне вовсе не улыбается перспектива
усугублять его, особенно если он согласится, Сузуки, говорить...
- Мы с Такаси в твоем полном распоряжении, - великодушно объявил Яша.
- В английском он не силен, а уж русского вообще не знает, подробностей
ему я сообщать не стал, и он даже не догадывается, что ты из СССР. Так для
него будет спокойней, не правда ли?
- Тебе виднее, Яша, - согласился я, хотя в душе почувствовал укор
совести - как-никак, человек лишен правдивой информации, а значит, выбора.
Но выбирать и мне не приходилось, и я полностью положился на Яшу - в конце
концов, это его друг. Освободившись от неуместных сейчас сомнений, я
обратился к Сузуки: - Давай-ка продолжим разговор о нашем поведении на
месте... Итак, ты собираешься укатить за границу и потому решил нанять
преподавателя бокса. Мы - твои приятели, лица незаинтересованные, словом,
зеваки. Идет?
- А предположим, он упрется и скажет, что никак не может, ну, скажем,
занят сверх всякой меры, и хозяин порекомендует другого?
- Ты должен настаивать именно на Горте, тебе нужен
преподаватель-европеец, ведь ты отправляешься надолго работать за границу.
А Горт, помнится, ты такое говорил, единственный иностранец в школе.
Выходит, как ни крути, он и никто другой!
Пусть будет так, - согласился Яша и что-то быстро выпалил своему
приятелю. Тот молча выслушал, но не повернул в его сторону даже головы,
внимательно следя за дорогой, несмотря на ранний час, забитой
автомобилями. Я уже давно обратил внимание, что несущиеся навстречу
грузовики, легковушки, автобусы и трайлеры, контейнеровозы и автокраны
сплошь японского производства. Такого единодушия на европейских или
американских трассах не увидишь.
Водитель только раз едва заметно кивнул головой в знак согласия со
словами Сузуки, но губ так и не разлепил.
- Я попросил Такаси быть предельно внимательным, но без надобности не
встревать, - объяснил мне Яша и добавил: - Хотя предупреждать его излишне
- у этого молчаливого и неповоротливого, на первый взгляд, субъекта
феноменальная реакция на опасность. Поверь мне, я с ним вырос, учился в
одной школе, но никогда не услышал десяти слов, произнесенных за раз.
Разговаривая, я тем не менее по въевшейся за годы странствий по
заграницам привычке краем глаз цепко следил за дорогой, запоминая ее.
Сначала мы завернули в центр, сделали поворот на площади, где я обычно
выхожу из подземки на станции Санномия, чтобы перебраться в автоматический
поезд на Остров. Потом долго катили по верхнему ярусу трехэтажной
скоростной дороги на бетонных опорах. Внизу мелькали какие-то склады,
подъездные пути, справа вскоре заплескались отливающие расплавленным
оловом воды залива; на горизонте, распустив павлиний хвост белого дыма,
застыл пароход. Машина неожиданно нырнула вниз, разворачиваясь вправо, и
Такаси снова на несколько секунд впился взглядом в зеркальце.
Нет, в случае чего выбираться будет нелегко, хотя я и приметил
парочку ориентиров - телевизионную башню и далекую трубу отеля на Острове:
находясь в их створе, можно будет хотя бы приблизительно наметить
направление движения.
Когда мы вкатили в узкую и пустынную, точно жители ее давным-давно
вымерли - ни прохожего, ни собаки, улочку, тесно заставленную одноэтажными
фанерными домишками, смахивавшими друг на друга, как близнецы, я невольно
поежился, представив, как бы здесь выглядел, начни поиск самостоятельно.
Миновав перекресток, мы въехали на небольшую овальную площадь,
залитую асфальтом. Две лавки зеленщиков с вынесенными лотками были
завалены дарами местной земли, и несколько женщин в кимоно неторопливо
выбирали овощи.
На наше появление никто не отреагировал. Мы остановились. Первым
выбрался Яша и, разминая затекшие ноги, направился к ближайшей лавке. Он
вежливо поклонился, здороваясь, и продавец, и покупатели глубокими
поклонами отозвались на его слова. Продавец выскочил из магазинчика и,
кланяясь, рукой показывал в переулок, уходящий влево.
Мы снова двинулись вперед и метров через сто пятьдесят остановились у
длинного приземистого здания под красной черепичной крышей со стеклянными
дверями посередине. Несколько японских иероглифов из гнутых неоновых ламп,
по-видимому, сообщали, что это и есть "Школа бокса Яманака". Вокруг больше
ни двери, ни окна: какие-то пакгаузы с металлическими раздвижными
воротами, грязный, замусоренный асфальт, мрачная, гнетущая тишина
дополняла общую картину. Здесь только гангстерские фильмы снимать, подумал
я, и запоздалое раскаяние готово было завладеть мыслями и чувствами. Нет,
страха я не испытывал хотя бы потому, что был не один. Правда,
таинственный и малопонятный мне восьмой дан совершенно незнакомого Такаси
скорее настораживал, чем успокаивал: раз уж Яша пригласил с собой этого
каратиста, значит, даже ему поездка сюда не казалась невинным
путешествием.
Я не любил себя в минуты колебаний и потому, не дав разыграться
воображению, решительно открыл дверцу...
Сузуки что-то сказал водителю, и тот зачем-то несколько раз включил и
выключил мотор, прислушался к его мерному урчанию и лишь затем заглушил
окончательно, но ключ из замка зажигания не вытащил.
- Ну, что ж, мы - у цели, - неуверенно пробормотал Сузуки, и я уловил
в его голосе плохо скрытое волнение, даже скорее - обеспокоенность.
Мы втроем какое-то время в нерешительности потоптались на месте,
выжидая не объявится ли кто, но потом Яша взбежал по трехступенчатой
лестнице и нажал на белую фарфоровую кнопку звонка. Где-то в глубине
раздалась тихая нежная трель.
Дверь почти тут же распахнулась, и на пороге вырос - другого слова я
не подберу, так неожиданно он появился - немолодой, некогда могучего
телосложения низенький человек: бицепсы его вряд ли охватишь двумя руками,
а голову, вросшую в шею, он поворачивал вместе с плечами; человек был лыс,
безбров, полное лицо и маленькие, заплывшие жиром глазки дополняли
портрет.
"Он похож на старого сенбернара", - почему-то подумал я, вспомнив
огромную собаку, что жила у нас в гостинице в Гштаде, в Швейцарских
Альпах, ежедневно будившую всех громоподобным лаем, бросаясь за серой,
изящной кошечкой, принадлежавшей американской туристке такого преклонного
возраста, что оставалось загадкой, для чего она прилетела из-за океана на
этот известный горнолыжный курорт, да еще в разгар сезона. Она не то что
на лыжах - на ногах едва держалась.
Но встретивший нас тип осклабился, и подобострастная улыбка не
улыбка, но нечто, должное придать некоторую мягкость его гангстерскому
обличию, появилось на одутловатом, лоснящемся лице.
- Добрый день! - сказал он по-английски и низко наклонился, чего
никак нельзя было ожидать от его бочкообразного тела.
- Здравствуйте, господин... Яманака, если не ошибаюсь?
- Да, да, господин...
- Сузуки.
- Сузуки-сан, - произнес "бочонок".
- Благодарю вас за любезное согласие оказать мне услугу и надеюсь,
что мы сговоримся с тренером. - Я догадался, что Яша намеренно завел
разговор по-английски, чтобы я слышал, о чем идет речь.
- Можете быть уверены, господин...
Этот тип мне явно не нравился.
- Сузуки...
- ...господин Сузуки, - на довольно приличном английском отвечал
хозяин. Мне не понравились и его глаза: они были липки, как липучка, на
которую ловят летом мух, и одновременно быстры, умны и... насторожены.
- Итак, займемся делом, - добродушно, по-видимому, избавившись от
опасений, бросил Яша и шагнул вовнутрь помещения.
Мы последовали за Сузуки, и хозяин прикрыл за нами дверь. Я держался
рядом с Яшей и с интересом разглядывал простую, но рациональную обстановку
зала. Вдоль стен располагалось большое количество различных тренажеров -
стоявших, лежавших, подвешенных к потолку; пожалуй, эти никелированные
устройства позволяли, не выходя из зала, получать нагрузку марафонца,
тяжелоатлета и гимнаста. Широкая зеркальная стена отражала весь зал, и
одновременно любой спортсмен мог видеть каждое свое движение. Чисто было,
как в операционной: простой некрашеный пол с тщательно, как на корабельной
палубе, пригнанными и выдраенными до светло-золотого цвета досками, пахло
свежими матами, пеньковыми канатами и еще чем-то неуловимым, что присуще
только спортивному залу с его особым ароматом - запахом крепкого тела и
соперничества.
Между тем хозяин ввел нас в другую, меньшую комнату, служившую,
по-видимому, для отдыха и волевой закалки: стены сплошь - от пола до
потолка - завешаны портретами боксеров в полный рост, над каждым портретом
было что-то написано иероглифами, а над некоторыми были даже укреплены
венки из искусственного лавра.
- Это галерея наших выпускников, - объяснил хозяин и почему-то
поклонился портретам. - О, господа, моя школа дала трех чемпионов Японии,
двух победителей Азиатских игр...
- Вам не хватает, Яманака-сан, одного-двух олимпийских чемпионов, -
произнес я.
Хозяин бросил на меня быстрый, колючий взгляд и, чуть поклонившись,
воскликнул:
- О, мы верим, что дух нашей школы поможет ее ученикам достичь и
подобных вершин! Вполне возможно, - добавил он, - что такое случится в
Сеуле. Трое моих парней входят в состав олимпийского резерва страны. Но
вообще-то мы - школа для профессиональных боксеров и для любителей вроде
господина Сузуки, коим льстит заниматься рядом со "звездами"...
- Да, это действительно воодушевляет! - надулся петухом Яша, напрочь
забыв, что уж кто-кто, а он не собирается подставлять свою физиономию под
чьи-то, даже смягченные перчатками, кулаки.
- Я оставлю вас на минутку и приглашу господина Горта, он
переодевается, - сказал Яманака и, снова отвесив нижайший поклон,
выкатился из парадной залы, как я окрестил комнату отдыха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Яша, развернувшись ко мне назад настолько, насколько позволяли жесткие
ремни безопасности спортивной машины, способной развивать скорость в 240
километров в час, - во всяком случае, эти цифры были на
серебристо-молочной приборной доске.
- В журналистской жизни всякое бывает, - индифферентно буркнул я, не
догадываясь, в какую сторону гнет Яша.
- С кем угодно, но только не с Сузуки, - разом отбрасывая, словно
маску, веселье, холодно отрезал Яша. - Осторожность и предусмотрительность
- черты японского характера.
- Уж не начинаешь ли ты жалеть о содеянном? - спросил я, стараясь
раскачать Яшу, - больше всего мне не нравилась неопределенность.
- Возможно. Но не от излишней предусмотрительности или осторожности,
хотя и это присутствует в нашем характере. Ты не посвятил меня в суть
дела, и именно это меня беспокоит. А вдруг ты втягиваешь меня в
какую-нибудь противозаконную акцию?
- Извини, Яша, только и впрямь до встречи с тем парнем ничего
рассказать тебе не могу. Мне даже трудно предположить, что откроет мне
этот визит. Поверь, не темню. Но разговор многое может проявить и
расставить все, что я пока имею, по своим местам. Тогда я и введу тебя в
курс дела... Надеюсь, ты не подвержен шпиономании? В противном случае мне
останется лишь попросить тебя остановить автомобиль и высадить меня...
- Я достаточно долго жил в Москве, и у меня много советских знакомых
и друзей, чтобы навсегда избавиться от этого комплекса. - В голосе Сузуки
всплеснулась обида.
- Вот и лады, Яша. Давай лучше условимся, как поведем себя на месте.
Мне не хотелось бы подводить парня... У него положение, кажись,
незавидное, и, честное слово, мне вовсе не улыбается перспектива
усугублять его, особенно если он согласится, Сузуки, говорить...
- Мы с Такаси в твоем полном распоряжении, - великодушно объявил Яша.
- В английском он не силен, а уж русского вообще не знает, подробностей
ему я сообщать не стал, и он даже не догадывается, что ты из СССР. Так для
него будет спокойней, не правда ли?
- Тебе виднее, Яша, - согласился я, хотя в душе почувствовал укор
совести - как-никак, человек лишен правдивой информации, а значит, выбора.
Но выбирать и мне не приходилось, и я полностью положился на Яшу - в конце
концов, это его друг. Освободившись от неуместных сейчас сомнений, я
обратился к Сузуки: - Давай-ка продолжим разговор о нашем поведении на
месте... Итак, ты собираешься укатить за границу и потому решил нанять
преподавателя бокса. Мы - твои приятели, лица незаинтересованные, словом,
зеваки. Идет?
- А предположим, он упрется и скажет, что никак не может, ну, скажем,
занят сверх всякой меры, и хозяин порекомендует другого?
- Ты должен настаивать именно на Горте, тебе нужен
преподаватель-европеец, ведь ты отправляешься надолго работать за границу.
А Горт, помнится, ты такое говорил, единственный иностранец в школе.
Выходит, как ни крути, он и никто другой!
Пусть будет так, - согласился Яша и что-то быстро выпалил своему
приятелю. Тот молча выслушал, но не повернул в его сторону даже головы,
внимательно следя за дорогой, несмотря на ранний час, забитой
автомобилями. Я уже давно обратил внимание, что несущиеся навстречу
грузовики, легковушки, автобусы и трайлеры, контейнеровозы и автокраны
сплошь японского производства. Такого единодушия на европейских или
американских трассах не увидишь.
Водитель только раз едва заметно кивнул головой в знак согласия со
словами Сузуки, но губ так и не разлепил.
- Я попросил Такаси быть предельно внимательным, но без надобности не
встревать, - объяснил мне Яша и добавил: - Хотя предупреждать его излишне
- у этого молчаливого и неповоротливого, на первый взгляд, субъекта
феноменальная реакция на опасность. Поверь мне, я с ним вырос, учился в
одной школе, но никогда не услышал десяти слов, произнесенных за раз.
Разговаривая, я тем не менее по въевшейся за годы странствий по
заграницам привычке краем глаз цепко следил за дорогой, запоминая ее.
Сначала мы завернули в центр, сделали поворот на площади, где я обычно
выхожу из подземки на станции Санномия, чтобы перебраться в автоматический
поезд на Остров. Потом долго катили по верхнему ярусу трехэтажной
скоростной дороги на бетонных опорах. Внизу мелькали какие-то склады,
подъездные пути, справа вскоре заплескались отливающие расплавленным
оловом воды залива; на горизонте, распустив павлиний хвост белого дыма,
застыл пароход. Машина неожиданно нырнула вниз, разворачиваясь вправо, и
Такаси снова на несколько секунд впился взглядом в зеркальце.
Нет, в случае чего выбираться будет нелегко, хотя я и приметил
парочку ориентиров - телевизионную башню и далекую трубу отеля на Острове:
находясь в их створе, можно будет хотя бы приблизительно наметить
направление движения.
Когда мы вкатили в узкую и пустынную, точно жители ее давным-давно
вымерли - ни прохожего, ни собаки, улочку, тесно заставленную одноэтажными
фанерными домишками, смахивавшими друг на друга, как близнецы, я невольно
поежился, представив, как бы здесь выглядел, начни поиск самостоятельно.
Миновав перекресток, мы въехали на небольшую овальную площадь,
залитую асфальтом. Две лавки зеленщиков с вынесенными лотками были
завалены дарами местной земли, и несколько женщин в кимоно неторопливо
выбирали овощи.
На наше появление никто не отреагировал. Мы остановились. Первым
выбрался Яша и, разминая затекшие ноги, направился к ближайшей лавке. Он
вежливо поклонился, здороваясь, и продавец, и покупатели глубокими
поклонами отозвались на его слова. Продавец выскочил из магазинчика и,
кланяясь, рукой показывал в переулок, уходящий влево.
Мы снова двинулись вперед и метров через сто пятьдесят остановились у
длинного приземистого здания под красной черепичной крышей со стеклянными
дверями посередине. Несколько японских иероглифов из гнутых неоновых ламп,
по-видимому, сообщали, что это и есть "Школа бокса Яманака". Вокруг больше
ни двери, ни окна: какие-то пакгаузы с металлическими раздвижными
воротами, грязный, замусоренный асфальт, мрачная, гнетущая тишина
дополняла общую картину. Здесь только гангстерские фильмы снимать, подумал
я, и запоздалое раскаяние готово было завладеть мыслями и чувствами. Нет,
страха я не испытывал хотя бы потому, что был не один. Правда,
таинственный и малопонятный мне восьмой дан совершенно незнакомого Такаси
скорее настораживал, чем успокаивал: раз уж Яша пригласил с собой этого
каратиста, значит, даже ему поездка сюда не казалась невинным
путешествием.
Я не любил себя в минуты колебаний и потому, не дав разыграться
воображению, решительно открыл дверцу...
Сузуки что-то сказал водителю, и тот зачем-то несколько раз включил и
выключил мотор, прислушался к его мерному урчанию и лишь затем заглушил
окончательно, но ключ из замка зажигания не вытащил.
- Ну, что ж, мы - у цели, - неуверенно пробормотал Сузуки, и я уловил
в его голосе плохо скрытое волнение, даже скорее - обеспокоенность.
Мы втроем какое-то время в нерешительности потоптались на месте,
выжидая не объявится ли кто, но потом Яша взбежал по трехступенчатой
лестнице и нажал на белую фарфоровую кнопку звонка. Где-то в глубине
раздалась тихая нежная трель.
Дверь почти тут же распахнулась, и на пороге вырос - другого слова я
не подберу, так неожиданно он появился - немолодой, некогда могучего
телосложения низенький человек: бицепсы его вряд ли охватишь двумя руками,
а голову, вросшую в шею, он поворачивал вместе с плечами; человек был лыс,
безбров, полное лицо и маленькие, заплывшие жиром глазки дополняли
портрет.
"Он похож на старого сенбернара", - почему-то подумал я, вспомнив
огромную собаку, что жила у нас в гостинице в Гштаде, в Швейцарских
Альпах, ежедневно будившую всех громоподобным лаем, бросаясь за серой,
изящной кошечкой, принадлежавшей американской туристке такого преклонного
возраста, что оставалось загадкой, для чего она прилетела из-за океана на
этот известный горнолыжный курорт, да еще в разгар сезона. Она не то что
на лыжах - на ногах едва держалась.
Но встретивший нас тип осклабился, и подобострастная улыбка не
улыбка, но нечто, должное придать некоторую мягкость его гангстерскому
обличию, появилось на одутловатом, лоснящемся лице.
- Добрый день! - сказал он по-английски и низко наклонился, чего
никак нельзя было ожидать от его бочкообразного тела.
- Здравствуйте, господин... Яманака, если не ошибаюсь?
- Да, да, господин...
- Сузуки.
- Сузуки-сан, - произнес "бочонок".
- Благодарю вас за любезное согласие оказать мне услугу и надеюсь,
что мы сговоримся с тренером. - Я догадался, что Яша намеренно завел
разговор по-английски, чтобы я слышал, о чем идет речь.
- Можете быть уверены, господин...
Этот тип мне явно не нравился.
- Сузуки...
- ...господин Сузуки, - на довольно приличном английском отвечал
хозяин. Мне не понравились и его глаза: они были липки, как липучка, на
которую ловят летом мух, и одновременно быстры, умны и... насторожены.
- Итак, займемся делом, - добродушно, по-видимому, избавившись от
опасений, бросил Яша и шагнул вовнутрь помещения.
Мы последовали за Сузуки, и хозяин прикрыл за нами дверь. Я держался
рядом с Яшей и с интересом разглядывал простую, но рациональную обстановку
зала. Вдоль стен располагалось большое количество различных тренажеров -
стоявших, лежавших, подвешенных к потолку; пожалуй, эти никелированные
устройства позволяли, не выходя из зала, получать нагрузку марафонца,
тяжелоатлета и гимнаста. Широкая зеркальная стена отражала весь зал, и
одновременно любой спортсмен мог видеть каждое свое движение. Чисто было,
как в операционной: простой некрашеный пол с тщательно, как на корабельной
палубе, пригнанными и выдраенными до светло-золотого цвета досками, пахло
свежими матами, пеньковыми канатами и еще чем-то неуловимым, что присуще
только спортивному залу с его особым ароматом - запахом крепкого тела и
соперничества.
Между тем хозяин ввел нас в другую, меньшую комнату, служившую,
по-видимому, для отдыха и волевой закалки: стены сплошь - от пола до
потолка - завешаны портретами боксеров в полный рост, над каждым портретом
было что-то написано иероглифами, а над некоторыми были даже укреплены
венки из искусственного лавра.
- Это галерея наших выпускников, - объяснил хозяин и почему-то
поклонился портретам. - О, господа, моя школа дала трех чемпионов Японии,
двух победителей Азиатских игр...
- Вам не хватает, Яманака-сан, одного-двух олимпийских чемпионов, -
произнес я.
Хозяин бросил на меня быстрый, колючий взгляд и, чуть поклонившись,
воскликнул:
- О, мы верим, что дух нашей школы поможет ее ученикам достичь и
подобных вершин! Вполне возможно, - добавил он, - что такое случится в
Сеуле. Трое моих парней входят в состав олимпийского резерва страны. Но
вообще-то мы - школа для профессиональных боксеров и для любителей вроде
господина Сузуки, коим льстит заниматься рядом со "звездами"...
- Да, это действительно воодушевляет! - надулся петухом Яша, напрочь
забыв, что уж кто-кто, а он не собирается подставлять свою физиономию под
чьи-то, даже смягченные перчатками, кулаки.
- Я оставлю вас на минутку и приглашу господина Горта, он
переодевается, - сказал Яманака и, снова отвесив нижайший поклон,
выкатился из парадной залы, как я окрестил комнату отдыха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41