— Они дали мне шанс, — кивнул я. — Но при этом держали на коротком поводке.
— Они потратили кучу денег, чтобы доставить воду в Штаты.
Я покачал головой.
— Не такую уж и кучу. Не забывай, я достаточно долго проработал в «Плескассье», чтобы знать, что почем. Я знаю, сколько стоит заливка бочки водой и ее транспортировка. Двадцать штук, которые я им отослал, покрывают все их расходы. Они даже остались с прибылью.
Жизель молчала.
Я смахнул бухгалтерские книги на пол.
— Черт бы их побрал! Я знаю, они хотят потратить почти два миллиона долларов на рекламу своей воды во Франции. Почему они думают, что рекламная кампания в Америке должна обойтись дешевле? Американцы знать не знают о «плескассье»
— Почему бы тебе снова не переговорить с Джей-Пи? — спросила Жизель. — Он далеко не глуп.
— Может, и нет. А вот его отец глуп. К тому же телефонные разговоры ничего не дают. Мы словно говорим на разных языках.
— Так почему бы тебе не съездить к нему во Францию?
— Я не выдержу еще восемь дней качки.
— В Европу и обратно летают самолеты трех авиакомпаний, — улыбнулась Жизель. — Ты доберешься туда за день.
Я посмотрел на нее.
— Ты полетишь со мной?
Она все улыбалась.
— С тобой я готова на все.
— Ты рехнулся! — воскликнул Бадди. — Во Франции тебе делать нечего!
— А что мне делать здесь? Опять идти работать в киоск к дяде Гарри или учиться продавать сельтерскую у Риты с Эдди? Там мне тоже не хватило ума. Стоило уйти в армию, как мой гребаный дядя и его подружка вышибли меня вон.
— Но в армии ты научился руководить ремонтниками. В Америке много крупных автодилеров, которым нужны менеджеры ремонтных мастерских. Многие из тех, кто работает на этой должности, тебе в подметки не годятся, но прекрасно живут.
Я посмотрел на него.
— Что значит «прекрасно живут», Бадди? Они зарабатывают девять или десять «штук» в год. Это же семечки. Ты вот имеешь никак не меньше сорока тысяч. А на десять «штук» я даже не смогу снимать ту дешевую квартирку, где сейчас живу.
— А во Франции ты устроишься лучше?
— Возможно. Жизнь там не такая дорогая. И в «Плескассье» я заработаю больше, чем в ремонтной мастерской любого автодилера.
— Тебя уговорила Жизель? — спросил Бадди. — Я знаю, что ей хочется домой.
— Решение принимаю я, а не она. Не забывай, «плес-кассье» — не единственная родниковая вода Европы. «Эвиан» и «перрье» даже во Франции продаются лучше. И я знаю, что они рвутся в Америку. Возможно, в какой-нибудь из этих компаний я смогу получить работу.
— Это все вилами по воде писано.
— Мне терять нечего Все равно я по уши в дерьме.
— За «бьюик» я выручу для тебя тысячу семьсот пятьдесят баксов. Во Франции он тебе не понадобится. Я рассмеялся.
— Когда я его покупал, разговор шел о двух с половиной тысячах.
— Ты бы столько и получил, если бы проездил на нем три-четыре месяца, а не восемь. Скоро появятся новые модели.
— Ладно, сукин сын, — рассмеялся я. — Придет час, когда я с тобой поквитаюсь.
Из Штатов самолеты летали только в три города Европы. «Пан америкэн» бралась доставить пассажиров в Лондон, «Транс уорд эйрлайнс» — в Рим, а голландская авиакомпания «КЛМ» — в Амстердам.
Я решил лететь в Лондон. Там по крайней мере говорили по-английски.
В Париже нас ждал сюрприз. По прибытии в «Орли» нас встретил Поль. Он обнял и расцеловал сначала Жизель, потом меня, и наконец, мы обменялись крепким рукопожатием.
Поль широко улыбнулся Жизель.
— Ты еще прекраснее, чем прежде. И выглядишь настоящей американкой. — Он повернулся ко мне. — Или ты так не думаешь?
Я улыбнулся.
— По мне она настоящая француженка. Поль взял меня под руку.
— Когда носильщик принесет ваш багаж к машине, я отвезу вас в уютную квартиру, где вы и остановитесь. Я повернулся к нему.
— Я два дня не разговаривал с Джей-Пи и думал, что он или его отец захотят встретиться со мной. Поль посмотрел на меня, потом на Жизель.
— Так вы ничего не знаете?
— А что мы должны знать?
— Месье Мартин est mort. Потому-то я и встретил вас. Джей-Пи просил передать, что увидится с вами, как только закончится траур. Семья эта очень набожная, из французских гугенотов, поэтому Джей-Пи будет соблюдать все обычаи. К делам он вернется где-то через месяц.
Поль подвел нас к «ситроену ДС-21». В то время это был самый большой французский автомобиль. Выпускали их только одного цвета — черного. Поль сказал, что позволить себе такого монстра могли только политики, нувориши и гангстеры. Я рассмеялся.
— А к какой категории ты относишь себя? Он улыбнулся.
— Я корсиканец. Это отдельная категория. Мы с Жизель залезли на заднее сиденье.
— Я бы хотела повидаться со своей семьей, — сказала Жизель. Поль кивнул.
— Я уже позаботился об этом. На следующей неделе поедешь в Лион.
— А моя сестра тоже будет?
— Конечно. Приедет из Бретони со своим новым мужем.
Я посмотрел на Жизель.
— Ты не говорила мне, что Тереза вышла замуж.
— Я думала, тебя это не интересует. И потом в Америке я увидела столько интересного, что просто об этом забыла.
Поль повернулся к нам с переднего сиденья. Только тут я заметил, что за рулем сидит все тот же толстяк. Я наклонился вперед и протянул ему руку. Толстяк улыбнулся, взглянул на Жизель.
— Добрый день, мадемуазель.
Она рассмеялась и чмокнула его в щеку.
— Здравствуй, дорогой. Я откинулся на спинку.
— Значит, я опять в дерьме. Жаль, что я не узнал о смерти старика до отлета. И что я буду целый месяц делать в Париже?
Поль рассмеялся.
— В Париже ты не останешься. Мы едем на кинофестиваль в Каннах. Он начинается двенадцатого мая, но я должен прибыть туда на несколько дней раньше.
— А какое ты имеешь отношение к кинофестивалю? — полюбопытствовал я.
— Мы давно не общались. Я агент очень известных артистов. Многие снялись в фильмах, которые будут участвовать в конкурсе.
— Значит, ты будешь весь в делах. А что прикажешь делать мне?
— Позагораешь. Посмотришь хорошие фильмы, полюбуешься красотками на пляже. Жизель поймала взгляд Поля.
— Без меня Джерри не будет любоваться красотками.
— Естественно, — согласился Поль. — Джек Кокрэн, приятель Джей-Пи, пригласил вас обоих погостить на его вилле.
ГЛАВА 5
Полю принадлежал многоквартирный дом на улице Георга Пятого, стоящий чуть ли не напротив знаменитого отеля. Построили этот дом лет тридцать назад, а купил его Поль сразу после войны, когда недвижимость в Париже шла за бесценок. В конце войны немцы использовали дом под офицерское общежитие. После их ухода он представлял собой жалкое зрелище. Утащили все: сантехнику, гобелены, даже копии картин. Так что Поль заплатил практически за голые стены. На ремонт ушел год, но, как с улыбкой сообщил нам Поль, он корсиканец, а корсиканцы знают, как добиться от рабочих максимальной отдачи. В итоге его дом отремонтировали одним из первых во всем Париже.
Помимо ремонта, Поль перепланировал три нижних этажа, приспособив их под офисы. Остальные девять остались жилыми. Себе он, разумеется, оставил квартиру на верхнем этаже. Примерно в это же время под контроль Поля перешли несколько известных кабаре. Он начал вести дела выступающих там артистов. Для многих нашел роли в кино, французские киностудии оживали после войны. Вскоре Поль стал одним из ведущих агентов кинобизнеса. Многочисленные красотки из его клубов и кабаре повиновались каждому слову Поля. Пусть кто-то не умел играть, зато все знали свое дело, укладываясь на спину. А танцовщиков, в большинстве своем геев, отличал и острый ум. Красивые тела были не единственным их достоинством, они обладали актерским талантом. Поль быстро понял, какие возможности открывает перед ним кино. Клубы он не продал, но теперь уделял им гораздо меньше внимания, перепоручив все дела корсиканцам-управляющим, которым полностью доверял. А на первом этаже своего дома он открыл контору:
ПОЛЬ РЕНАР — АРТИСТИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО. Поль привел нас в очень милую, уютную квартиру. Гостиная, спальня, кухня. Все новенькое, с иголочки. Жизель квартира очень понравилась.
— Я бы могла остаться тут навсегда, — с улыбкой сказала она мне. 1 — Тесновато, знаешь ли, — скептически ответил я.
— Такая квартира наверняка стоит больше, чем та, в которой мы жили в Нью-Йорке. Она обошлась бы нам в две тысячи долларов в месяц, тогда как там мы платили лишь пятьсот пятьдесят.
Я вытаращился на нее.
— А я-то думал, во Франции жизнь дешевле, чем в Штатах.
— Улица Георга Пятого в Париже все равно, что Пятая авеню в Нью-Йорке. Я узнавала, сколько стоят там квартиры, поэтому мне известен уровень цен. На Пятой авеню нам пришлось бы платить те же две тысячи.
— Тогда я не представляю себе, как мы сможем тут жить.
— Дурачок! — Она засмеялась. — Кто сказал, что мы собираемся тут поселиться?
На следующий день мне позвонил Джек Кокрэн.
— Привет, Джерри. Все нормально? Жизель счастлива?
— У нас все в порядке, Джек, — ответил я. — Спасибо, что позвонил.
— Я вот подумал, может, мы сегодня пообедаем?
— Джей-Пи в Париже? — спросил я.
— Нет. Он в своем родовом гнезде, в Плескассье. Останется там чуть ли не на месяц. Это семейная традиция.
— А где ты, Джек? Я думал, ты в Каннах. Он рассмеялся.
— Я на другой стороне улицы, в отеле. Подумал, а почему бы нам не пообедать? Потом немного развлечемся.
— Я возьму Жизель.
— Конечно. Куда же без нее. Я тоже приведу приятеля. Он английский комик, но сыграл в нескольких французских фильмах. Он вам понравится.
— Отлично. Я только свяжусь с Полем. Вдруг он для нас уже что-то запланировал.
— Я с ним уже связался. Поль дал добро.
— Тогда полный вперед. Спасибо тебе. Только один вопрос. Как там Джей-Пи? Он был очень близок с отцом. Джей-Пи оклемается?
— Можешь не беспокоиться. Он шлет тебе и Жизель наилучшие пожелания. Давай встретимся в баре отеля в восемь.
— В восемь так в восемь. До встречи.
— Черный костюм, — строго предупредила меня Жизель. — Это Париж.
— Хоть не придется надевать фрак,. — пробурчал я. Она рассмеялась.
— Как сказать. Если мы пойдем обедать в «Максим», а ты будешь не во фраке, тебя скорее всего не пустят на порог, а если и пустят, то посадят за столик возле кухни.
— Какое-то безумие. — Я покачал головой. — Во время войны тут радовались любому клиенту, хоть голому, лишь бы он платил. А потчевали нас, если не ошибаюсь, кониной.
— За десять лет мир изменился, — ответила Жизель. — Да и мы стали старше.
— Только не ты, — возразил я. — Ты такая же юная, как и в день нашей встречи. А вот я начинаю лысеть.
— Ты отлично выглядишь, — заверила она меня. А если чуть поседеешь, то вообще сойдешь за джентльмена. И ты очень красивый. Так что волноваться тебе не о чем.
В «Максим» мы в тот вечер не пошли. Джек привел нас в другой, не менее роскошный ресторан, и посадили нас не рядом с кухней, а за лучший столик. Джека здесь знали все. Швейцар, гардеробщица, бармен, метрдотель. Даже владелец ресторана подошел к столику, чтобы поздороваться с ним.
Джек заказал вино, я, как обычно, остановился на пиве. Джек оглядел нас.
— Меню мне знакомо. Не будете возражать, если я все закажу?
— Отлично, Джек, — ответила Жизель, искоса Глянув на меня.
Я кивнул.
— Нет вопросов.
Арчи, приятель Джека, нам понравился. И Джек нас не подвел, мы отлично пообедали. Гей он или нет, подумал я, но жить умеет.
Из ресторана мы вышли в полночь. Джек усадил нас в свой серебристый «ролле» и назвал шоферу адрес известного кабаре, попасть в которое мог далеко не каждый. Поговаривали, что туда даже не пустили президента Франции. По той причине, что он не был геем и не мог появляться на публике с высокопоставленными чиновниками, отдающими предпочтение однополой любви.
В этом году там выступали трансвеститы. Однако, глядя на них, я просто не мог в это поверить. Я повернулся к Жизель.
— По-моему, они прекраснее любого кордебалета, какой мы видели, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44