Беседовала с двумя парнями. Один из них профессионал, он работает в секс-клубе, и съемки для него та же работа. Ему прилично платили. Второй служит в магазине мужской одежды, участвовал в съемках потому, что ему это нравилось. Практически бесплатно снимался. У меня еще длинный список, кого мне хотелось бы разыскать.
Мартин Бек задумчиво кивнул, потом поглядел на нее с сомнением.
— Не знаю, даст ли это что-нибудь, — продолжала Оса. — Но если ты не против, доведу дело до конца.
— Доводи, если вытерпишь.
— Осталось посмотреть всего-то одну картину, — сообщила Оса. — «Признания ночной сиделки». Ужас. Привет!
Кончилась эта неделя, и в последний день июля вернулась Рея.
Вечером они устроили пир: копченый угорь, датские сыры, пиво и водка — все из Копенгагена.
Рея болтала почти без перерыва, пока не уснула у него на плече.
Мартин Бек лежал, радуясь, что она наконец приехала, но водка сделала свое, и скоро он тоже уснул.
На другой день одно событие следовало за другим.
Было первое августа и лил проливной дождь.
Мартин Бек ощущал приток энергии, несмотря на легкую головную боль и вкус водки и старого сыра во рту, который даже зубная паста не перебила.
Он пришел на работу с опозданием: как-никак, разлука длилась три недели, а накануне Рее так не терпелось рассказать о своем пребывании на датском острове и они так налегали на пиво, водку и закуски, что их сразу сморил сон. Утром они решили наверстать упущенное, и, поскольку дети остались в Дании, им никто не мешал. В конце концов Рея прогнала Мартина Бека, напомнив об его ответственности и о долге начальника показывать хороший пример подчиненным.
Бенни Скакке нетерпеливо ждал его уже третий час. Не успел Мартин Бек сесть за свой стол, как он ворвался в кабинет.
— Привет, Бенни, — сказал Мартин Бек. — Ну, как дела?
— Отлично, по-моему.
— Все еще подозреваешь этого любителя железного лома?
— Нет, я его только сначала подозревал. Живет напротив, в мастерской полно железных штырей, труб и прочего хлама. Так что поначалу я на него грешил. Во-первых, он хорошо знаком с Мод Лундин, во-вторых, ему ничего не стоило перейти улицу с какой-нибудь железякой и пришибить старичка, как только Лундин укатила на работу. Чем не правдоподобная версия.
— Но ведь у него алиби?
— Ну да. У него в тот раз ночевала одна девчонка, и утром они вместе поехали в город. Кроме того, он симпатичный парень, и у него не было никаких дел с Петрусом. И девушке, как будто, можно верить. Она говорит, у нее плохо со сном, и она еще долго читала после того, как он уснул. Утверждает, что он спал как убитый до десяти утра.
Мартин Бек с улыбкой поглядел на взволнованное лицо Скакке.
— Так что же ты все-таки раскопал?
— Понимаешь, я ведь довольно долго слонялся там, в Рутебру. Ходил, изучал местность, беседовал с этим скульптором. Вчера тоже навестил его, мы распили банку пива, и я обратил внимание на большие ящики в гараже Мод Лундин Это его ящики, он пакует в них скульптуры, когда посылает на выставки. В своем гараже места нет, так Мод Лундин разрешила пользоваться ее гаражом. В этом году их с марта месяца никто не трогал. Ну вот, я и подумал, что убийца Петруса вполне мог прийти ночью, когда не надо было опасаться, что его увидят, и ждал за ящиками, пока старик не остался один в доме.
— Но потом он прошел через поле, где его все могли видеть.
— Верно. Но если он прятался за ящиками, то это, скорее всего, потому, что Вальтер Петрус обычно уходил сразу после Мод Лундин. И ему надо было использовать минуты, пока старик оставался один. А из своего укрытия он мог слышать, когда она ушла.
Мартин Бек потер переносицу.
— Что ж, это правдоподобно. А ты проверял, там вообще можно спрятаться? Ящики не придвинуты вплотную к стене?
Бенни Скакке отрицательно покачал головой:
— Нет, есть просвет, в самый раз. Правда, Колльберг с его пузом не поместился бы, а обычный человек — вполне.
Он осекся. При Мартине Беке лучше было не задевать Колльберга, но на сей раз вроде бы обошлось. И Скакке продолжал:
— Я заглянул за ящики, там на полу накопилось довольно много песка, земли и пыли. Может быть, стоит провести исследование? Попробовать зафиксировать следы ног, просеять землю — вдруг что-нибудь обнаружится?
— Пожалуй, неплохая мысль, — заключил Мартин Бек. — Я позабочусь о том, чтобы этим занялись сейчас же.
Проводив Скакке, Мартин Бек позвонил криминалистам и попросил немедленно произвести осмотр гаража Мод Лундин.
Только он положил трубку, как в кабинет без стука вошла Оса Турелль.
Она запыхалась, и вид у нее был по меньшей мере такой же взволнованный, как перед тем у Скакке.
— Садись и успокойся, — сказал Мартин Бек. — Опять порнофильм смотрела? Понравились тебе признания сиделки?
— Ужас. А пациенты-то какие. Бодрячки, я бы сказала.
Мартин Бек рассмеялся.
— Надеюсь, больше мне никогда не придется смотреть порнофильмы, — добавила Оса, — а теперь слушай.
Мартин Бек поставил локти на стол и приготовился слушать, подперев подбородок ладонями.
— Ты помнишь, я тебе про список говорила. Список всех, кто снимался у Петруса.
Он кивнул, и она продолжала:
— В некоторых лентах худшего сорта — ты, кажется, видел кое-какие из них, черно-белые короткометражки с объятиями на старом диване — так вот, там участвует девушка по имени Кики Хелль. Я попыталась ее разыскать, но оказалось, что она выехала из Швеции. Но я узнала кое-что от одной ее подруги. На самом деле Кики Хелль зовут Кристина Хелльстрём, несколько лет назад она жила в Юрсхольме на одной улице с Вальтером Петрусом. Что ты на это скажешь?
Мартин Бек выпрямился и хлопнул себя по лбу ладонью.
— Хелльстрём, — сказал он. — Садовник.
— Вот именно. Кики Хелльстрём — дочь садовника Вальтера Петруса. Подробностей пока что не знаю. Будто бы она уехала года два назад, и никто не знает, где она теперь.
— Слушай, Оса, похоже, ты напала на что-то существенное. Ты на машине?
Оса кивнула.
— Ждет на стоянке. Едем в Юрсхольм?
— Незамедлительно, — ответил Мартин Бек. — Продолжим разговор в машине.
В машине Оса спросила:
— Думаешь, это он?
— Во всяком случае, у него были причины остро ненавидеть Вальтера Петруса, — сказал Мартин Бек. — Если все было так, как мне представляется. Петрус использовал дочь садовника в своих фильмах, и когда отец об этом узнал, он вряд ли обрадовался. Сколько ей лет?
— Сейчас девятнадцать. Но фильмы четырехлетней давности, ей тогда было всего пятнадцать.
Помолчав, Оса спросила:
— А может, все было наоборот?
— То есть?
— Отец подбил ее сниматься, чтобы выкачивать деньги из Петруса.
— Ты хочешь сказать, что он торговал собственной дочерью. Бр-р-р, Оса, у тебя испорченное воображение, слишком много дряни насмотрелась.
Они оставили машину на обочине и вошли на соседний с Петрусами участок. Здесь ворота не были снабжены фотоэлементами.
Широкая дорожка тянулась вдоль изгороди налево, к гаражу и к желтому одноэтажному домику. Между домиком и гаражом стояла низенькая постройка — то ли мастерская, то ли сарай.
— Очевидно, он здесь живет, — заключила Оса, и они направились к желтому дому.
Сад был огромный, и главное здание, которое они видели от ворот, совершенно скрылось за высокими деревьями.
Хелльстрём, очевидно, услышал шаги по гравию. Он появился в открытых дверях сарая и выжидательно смотрел, как они приближаются.
Высокий, крепкого сложения, лет сорока пяти, он стоял неподвижно, расставив ноги, слегка сутулясь.
Синие прищуренные глаза, массивное мрачное лицо. В косматых темных волосах серебрилась проседь, а короткие баки и вовсе были почти белые. Он держал в руке рубанок, и несколько светлых стружек пристали к грязному синему комбинезону
— Мы оторвали вас от работы? — спросила Оса.
Хелльстрём пожал плечами и глянул через плечо в сарай.
— Да нет. Рейки тут обстругиваю. Не к спеху.
— Нам надо поговорить с вами, — сказал Мартин Бек. — Мы из уголовного розыска.
— Здесь уже был один, — ответил Хелльстрём. — Вряд ли я смогу что-нибудь добавить.
Оса показала свое удостоверение, но Хелльстрём уже отвернулся, чтобы положить рубанок на верстак у входа. Она убрала удостоверение.
— Что я могу вам сказать про директора Петруса, — продолжал он. — Я его почти и не знал, только работал у него.
— У вас есть дочь, если не ошибаюсь, — сказал Мартин Бек.
— Есть, но она тут больше не живет.
Он стоял к ним вполоборота, перебирая инструмент на верстаке.
— Мы хотели бы поговорить о ней, — объяснил Мартин Бек. — Нельзя ли зайти куда-нибудь и потолковать?
— Можно зайти ко мне, — ответил Хелльстрём. — Я только комбинезон сниму.
Оса и Мартин Бек подождали, пока он снимал комбинезон и вешал его на гвоздь. Под комбинезоном у него были синие джинсы и черная рубашка с подвернутыми рукавами. Брюки поддерживались на бедрах широким кожаным ремнем с большой пряжкой в виде подковы.
Дождь прекратился, но листва высокого каштана около дома роняла тяжелые капли.
Наружная дверь была не заперта. Хелльстрём отворил и пропустил в прихожую Осу и Мартина Бека. Потом провел их в небольшую гостиную.
Через полуоткрытую дверь они увидели спальню. Сверх того в доме была еще маленькая кухонька, выходившая в прихожую.
Диван и два разномастных кресла заполняли почти всю гостиную. В углу стоял телевизор старой марки; вдоль стены тянулась самодельная полка, наполовину заставленная книгами.
Оса села на диван, хозяин удалился на кухню, а Мартин Бек стал читать надписи на корешках. Классики, в том числе Достоевский, Бальзак и Стриндберг, и неожиданно много поэтических сборников — как в твердых переплетах, так и более дешевые издания: Нильс Ферлин, Эльмер Диктониус, Эдит Сёдергран и другие.
На кухне зашумела вода, потом в дверях появился Хелльстрём, вытирая руки грязным полотенцем.
— Может, чай приготовить, — сказал он. — Больше мне нечем угощать Кофе не пью и не держу.
— Да вы о нас не беспокойтесь, — ответила Оса
— Все равно себе заваривать, — объяснил он.
— Ну, тогда и мы с удовольствием выпьем чаю, — сказала она.
Хелльстрём вернулся на кухню, Мартин Бек сел в одно из кресел.
На столе лежала открытая книга — стихотворения Ральфа Парланда.
Садовник Вальтера Петруса явно знал толк в литературе и обладал хорошим вкусом.
Хелльстрём принес кружки, сахарницу, пакет молока, снова вышел на кухню и через некоторое время вернулся с чайником. Сел в кресло, достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и спички.
Закурив, разлил чай по кружкам и сказал:
— Так вы хотели поговорить о моей дочери. С ней что-нибудь случилось?
— Нам ничего такого не известно, — ответил Мартин Бек. — Где она находится?
— Последний раз писала из Копенгагена.
— Что она там делает? — спросила Оса. — Работает?
— Не знаю точно, — произнес Хелльстрём, глядя на сигарету, которую держали его загорелые пальцы.
— Когда это было? — поинтересовался Мартин Бек. — Когда она писала?
Хелльстрём не сразу ответил.
— Вообще-то она ничего не писала. Я сам туда ездил и видел ее. Весной это было.
— И чем она тогда занималась? — спросила Оса. — У нее там есть мужчина?
Хелльстрём горько усмехнулся.
— Можно сказать, что есть. И не один к тому же.
— Вы хотите сказать, что она…
— Вот именно, занимается проституцией, — с горечью перебил он и продолжал: — Потаскухой стала. Кормится этим. Тамошние органы социального надзора помогли мне найти ее. Вся истаскалась. Меня и слушать не захотела. Я уговаривал ее ехать домой — куда там.
Он помолчал, вертя в пальцах сигарету.
— Ей скоро двадцать, никто не может помешать ей жить по-своему.
— Вы ведь ее в одиночку растили?
Мартин Бек молчал, предоставив Осе вести беседу.
— Да, жена умерла, когда Кики и двух месяцев не было. Тогда мы не здесь жили, в городе.
Оса кивнула, и он продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Мартин Бек задумчиво кивнул, потом поглядел на нее с сомнением.
— Не знаю, даст ли это что-нибудь, — продолжала Оса. — Но если ты не против, доведу дело до конца.
— Доводи, если вытерпишь.
— Осталось посмотреть всего-то одну картину, — сообщила Оса. — «Признания ночной сиделки». Ужас. Привет!
Кончилась эта неделя, и в последний день июля вернулась Рея.
Вечером они устроили пир: копченый угорь, датские сыры, пиво и водка — все из Копенгагена.
Рея болтала почти без перерыва, пока не уснула у него на плече.
Мартин Бек лежал, радуясь, что она наконец приехала, но водка сделала свое, и скоро он тоже уснул.
На другой день одно событие следовало за другим.
Было первое августа и лил проливной дождь.
Мартин Бек ощущал приток энергии, несмотря на легкую головную боль и вкус водки и старого сыра во рту, который даже зубная паста не перебила.
Он пришел на работу с опозданием: как-никак, разлука длилась три недели, а накануне Рее так не терпелось рассказать о своем пребывании на датском острове и они так налегали на пиво, водку и закуски, что их сразу сморил сон. Утром они решили наверстать упущенное, и, поскольку дети остались в Дании, им никто не мешал. В конце концов Рея прогнала Мартина Бека, напомнив об его ответственности и о долге начальника показывать хороший пример подчиненным.
Бенни Скакке нетерпеливо ждал его уже третий час. Не успел Мартин Бек сесть за свой стол, как он ворвался в кабинет.
— Привет, Бенни, — сказал Мартин Бек. — Ну, как дела?
— Отлично, по-моему.
— Все еще подозреваешь этого любителя железного лома?
— Нет, я его только сначала подозревал. Живет напротив, в мастерской полно железных штырей, труб и прочего хлама. Так что поначалу я на него грешил. Во-первых, он хорошо знаком с Мод Лундин, во-вторых, ему ничего не стоило перейти улицу с какой-нибудь железякой и пришибить старичка, как только Лундин укатила на работу. Чем не правдоподобная версия.
— Но ведь у него алиби?
— Ну да. У него в тот раз ночевала одна девчонка, и утром они вместе поехали в город. Кроме того, он симпатичный парень, и у него не было никаких дел с Петрусом. И девушке, как будто, можно верить. Она говорит, у нее плохо со сном, и она еще долго читала после того, как он уснул. Утверждает, что он спал как убитый до десяти утра.
Мартин Бек с улыбкой поглядел на взволнованное лицо Скакке.
— Так что же ты все-таки раскопал?
— Понимаешь, я ведь довольно долго слонялся там, в Рутебру. Ходил, изучал местность, беседовал с этим скульптором. Вчера тоже навестил его, мы распили банку пива, и я обратил внимание на большие ящики в гараже Мод Лундин Это его ящики, он пакует в них скульптуры, когда посылает на выставки. В своем гараже места нет, так Мод Лундин разрешила пользоваться ее гаражом. В этом году их с марта месяца никто не трогал. Ну вот, я и подумал, что убийца Петруса вполне мог прийти ночью, когда не надо было опасаться, что его увидят, и ждал за ящиками, пока старик не остался один в доме.
— Но потом он прошел через поле, где его все могли видеть.
— Верно. Но если он прятался за ящиками, то это, скорее всего, потому, что Вальтер Петрус обычно уходил сразу после Мод Лундин. И ему надо было использовать минуты, пока старик оставался один. А из своего укрытия он мог слышать, когда она ушла.
Мартин Бек потер переносицу.
— Что ж, это правдоподобно. А ты проверял, там вообще можно спрятаться? Ящики не придвинуты вплотную к стене?
Бенни Скакке отрицательно покачал головой:
— Нет, есть просвет, в самый раз. Правда, Колльберг с его пузом не поместился бы, а обычный человек — вполне.
Он осекся. При Мартине Беке лучше было не задевать Колльберга, но на сей раз вроде бы обошлось. И Скакке продолжал:
— Я заглянул за ящики, там на полу накопилось довольно много песка, земли и пыли. Может быть, стоит провести исследование? Попробовать зафиксировать следы ног, просеять землю — вдруг что-нибудь обнаружится?
— Пожалуй, неплохая мысль, — заключил Мартин Бек. — Я позабочусь о том, чтобы этим занялись сейчас же.
Проводив Скакке, Мартин Бек позвонил криминалистам и попросил немедленно произвести осмотр гаража Мод Лундин.
Только он положил трубку, как в кабинет без стука вошла Оса Турелль.
Она запыхалась, и вид у нее был по меньшей мере такой же взволнованный, как перед тем у Скакке.
— Садись и успокойся, — сказал Мартин Бек. — Опять порнофильм смотрела? Понравились тебе признания сиделки?
— Ужас. А пациенты-то какие. Бодрячки, я бы сказала.
Мартин Бек рассмеялся.
— Надеюсь, больше мне никогда не придется смотреть порнофильмы, — добавила Оса, — а теперь слушай.
Мартин Бек поставил локти на стол и приготовился слушать, подперев подбородок ладонями.
— Ты помнишь, я тебе про список говорила. Список всех, кто снимался у Петруса.
Он кивнул, и она продолжала:
— В некоторых лентах худшего сорта — ты, кажется, видел кое-какие из них, черно-белые короткометражки с объятиями на старом диване — так вот, там участвует девушка по имени Кики Хелль. Я попыталась ее разыскать, но оказалось, что она выехала из Швеции. Но я узнала кое-что от одной ее подруги. На самом деле Кики Хелль зовут Кристина Хелльстрём, несколько лет назад она жила в Юрсхольме на одной улице с Вальтером Петрусом. Что ты на это скажешь?
Мартин Бек выпрямился и хлопнул себя по лбу ладонью.
— Хелльстрём, — сказал он. — Садовник.
— Вот именно. Кики Хелльстрём — дочь садовника Вальтера Петруса. Подробностей пока что не знаю. Будто бы она уехала года два назад, и никто не знает, где она теперь.
— Слушай, Оса, похоже, ты напала на что-то существенное. Ты на машине?
Оса кивнула.
— Ждет на стоянке. Едем в Юрсхольм?
— Незамедлительно, — ответил Мартин Бек. — Продолжим разговор в машине.
В машине Оса спросила:
— Думаешь, это он?
— Во всяком случае, у него были причины остро ненавидеть Вальтера Петруса, — сказал Мартин Бек. — Если все было так, как мне представляется. Петрус использовал дочь садовника в своих фильмах, и когда отец об этом узнал, он вряд ли обрадовался. Сколько ей лет?
— Сейчас девятнадцать. Но фильмы четырехлетней давности, ей тогда было всего пятнадцать.
Помолчав, Оса спросила:
— А может, все было наоборот?
— То есть?
— Отец подбил ее сниматься, чтобы выкачивать деньги из Петруса.
— Ты хочешь сказать, что он торговал собственной дочерью. Бр-р-р, Оса, у тебя испорченное воображение, слишком много дряни насмотрелась.
Они оставили машину на обочине и вошли на соседний с Петрусами участок. Здесь ворота не были снабжены фотоэлементами.
Широкая дорожка тянулась вдоль изгороди налево, к гаражу и к желтому одноэтажному домику. Между домиком и гаражом стояла низенькая постройка — то ли мастерская, то ли сарай.
— Очевидно, он здесь живет, — заключила Оса, и они направились к желтому дому.
Сад был огромный, и главное здание, которое они видели от ворот, совершенно скрылось за высокими деревьями.
Хелльстрём, очевидно, услышал шаги по гравию. Он появился в открытых дверях сарая и выжидательно смотрел, как они приближаются.
Высокий, крепкого сложения, лет сорока пяти, он стоял неподвижно, расставив ноги, слегка сутулясь.
Синие прищуренные глаза, массивное мрачное лицо. В косматых темных волосах серебрилась проседь, а короткие баки и вовсе были почти белые. Он держал в руке рубанок, и несколько светлых стружек пристали к грязному синему комбинезону
— Мы оторвали вас от работы? — спросила Оса.
Хелльстрём пожал плечами и глянул через плечо в сарай.
— Да нет. Рейки тут обстругиваю. Не к спеху.
— Нам надо поговорить с вами, — сказал Мартин Бек. — Мы из уголовного розыска.
— Здесь уже был один, — ответил Хелльстрём. — Вряд ли я смогу что-нибудь добавить.
Оса показала свое удостоверение, но Хелльстрём уже отвернулся, чтобы положить рубанок на верстак у входа. Она убрала удостоверение.
— Что я могу вам сказать про директора Петруса, — продолжал он. — Я его почти и не знал, только работал у него.
— У вас есть дочь, если не ошибаюсь, — сказал Мартин Бек.
— Есть, но она тут больше не живет.
Он стоял к ним вполоборота, перебирая инструмент на верстаке.
— Мы хотели бы поговорить о ней, — объяснил Мартин Бек. — Нельзя ли зайти куда-нибудь и потолковать?
— Можно зайти ко мне, — ответил Хелльстрём. — Я только комбинезон сниму.
Оса и Мартин Бек подождали, пока он снимал комбинезон и вешал его на гвоздь. Под комбинезоном у него были синие джинсы и черная рубашка с подвернутыми рукавами. Брюки поддерживались на бедрах широким кожаным ремнем с большой пряжкой в виде подковы.
Дождь прекратился, но листва высокого каштана около дома роняла тяжелые капли.
Наружная дверь была не заперта. Хелльстрём отворил и пропустил в прихожую Осу и Мартина Бека. Потом провел их в небольшую гостиную.
Через полуоткрытую дверь они увидели спальню. Сверх того в доме была еще маленькая кухонька, выходившая в прихожую.
Диван и два разномастных кресла заполняли почти всю гостиную. В углу стоял телевизор старой марки; вдоль стены тянулась самодельная полка, наполовину заставленная книгами.
Оса села на диван, хозяин удалился на кухню, а Мартин Бек стал читать надписи на корешках. Классики, в том числе Достоевский, Бальзак и Стриндберг, и неожиданно много поэтических сборников — как в твердых переплетах, так и более дешевые издания: Нильс Ферлин, Эльмер Диктониус, Эдит Сёдергран и другие.
На кухне зашумела вода, потом в дверях появился Хелльстрём, вытирая руки грязным полотенцем.
— Может, чай приготовить, — сказал он. — Больше мне нечем угощать Кофе не пью и не держу.
— Да вы о нас не беспокойтесь, — ответила Оса
— Все равно себе заваривать, — объяснил он.
— Ну, тогда и мы с удовольствием выпьем чаю, — сказала она.
Хелльстрём вернулся на кухню, Мартин Бек сел в одно из кресел.
На столе лежала открытая книга — стихотворения Ральфа Парланда.
Садовник Вальтера Петруса явно знал толк в литературе и обладал хорошим вкусом.
Хелльстрём принес кружки, сахарницу, пакет молока, снова вышел на кухню и через некоторое время вернулся с чайником. Сел в кресло, достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и спички.
Закурив, разлил чай по кружкам и сказал:
— Так вы хотели поговорить о моей дочери. С ней что-нибудь случилось?
— Нам ничего такого не известно, — ответил Мартин Бек. — Где она находится?
— Последний раз писала из Копенгагена.
— Что она там делает? — спросила Оса. — Работает?
— Не знаю точно, — произнес Хелльстрём, глядя на сигарету, которую держали его загорелые пальцы.
— Когда это было? — поинтересовался Мартин Бек. — Когда она писала?
Хелльстрём не сразу ответил.
— Вообще-то она ничего не писала. Я сам туда ездил и видел ее. Весной это было.
— И чем она тогда занималась? — спросила Оса. — У нее там есть мужчина?
Хелльстрём горько усмехнулся.
— Можно сказать, что есть. И не один к тому же.
— Вы хотите сказать, что она…
— Вот именно, занимается проституцией, — с горечью перебил он и продолжал: — Потаскухой стала. Кормится этим. Тамошние органы социального надзора помогли мне найти ее. Вся истаскалась. Меня и слушать не захотела. Я уговаривал ее ехать домой — куда там.
Он помолчал, вертя в пальцах сигарету.
— Ей скоро двадцать, никто не может помешать ей жить по-своему.
— Вы ведь ее в одиночку растили?
Мартин Бек молчал, предоставив Осе вести беседу.
— Да, жена умерла, когда Кики и двух месяцев не было. Тогда мы не здесь жили, в городе.
Оса кивнула, и он продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55