- Окажите же мне честь остановиться у меня, - попросил герцог. - Вы мне доставите этим удовольствие. Порадуйте меня. Эй, мэтр Илэр!
Дворецкий, до этого мига державшийся на почтительном отдалении, подбежал к ним.
- Приготовьте в левом угловом павильоне комнату для господина де Жослэна, любезно согласившегося быть моим гостем, да разведите в камине пожарче огонь, - приказал герцог, - комнату Сатурна, или комнату Сирен, или комнату Цирцеи.
Тюрлюпэн удовлетворенно кивнул головою, услышав о жарком камине. У вдовы Сабо он зябнул в постели по ночам. Одно только не понравилось ему, что ему придется делить комнату с другими людьми, с Сатурном или Сиренами. Он предпочел бы ночевать в ней один,
- Я сплю чертовски чутко,- сказал он.- Стоит только кому-нибудь произвести самый легкий шум или напевать про себя - и я просыпаюсь.
- Ваша милость не будет иметь оснований жаловаться, - поторопился уверить его дворецкий. - Комната расположена уединенно. Конюшни и каретные сараи находятся по другую сторону дома. - Где осталась поклажа вашей милости?
- Моя поклажа? Я оставил ее в гостинице, где позавтракал, - сказал Тюрлюпэн, как учил его писец в хижине лодочника. И от себя прибавил:
- Я завтра велю нескольким мошенникам-лакеям доставить ее сюда.
Дворецкий отошел. Тюрлюпэн счел своевременным дать ход делу, ради которого он явился.
- Где находится ее светлость герцогиня? - спросил он без обиняков молодого герцога.
- Герцогиня? Она удалилась в свои покои. Сегодня, сударь, вам уже не удастся повидать ее. Она провела весь день в женском монастыре аббатства Пор-Руаяль. Вы знаете, сударь, кончина герцога, отца моего, ввергла ее в крайнюю скорбь. Но мы находим некоторое утешение в сознании, что душа его, утомленная суетными мирскими треволнениями, обрела теперь истинный покой.
Некоторое время юный герцог де Лаван молчал, уйдя в свои мысли. Потом опять оживленно и приветливо обратился к Тюрлюпэну:
- Я, сударь, буду иметь теперь честь представить вас моей сестре, мадемуазель де Лаван. Вы у нее застанете кое-кого из моих друзей. Она будет очень рада познакомиться с вами.
Глава XIV
Не без смущения, но твердо решившись вести себя по-дворянски во всех отношениях, Тюрлюпэн вошел, рядом с герцогом де Лаваном, в комнату, стены которой были в ошеломляющем изобилии покрыты мифологическими фигурами. Был там и царь Цеорей со своим двором, и морское чудовище, и прикованная к скале Андромеда, и Персей, летящий с облаков для ее спасения. Мраморные изваяния стояли в нишах - влюбленные пары, пастухи и пастушки, обнимавшие друг друга. В кресле полулежала мадемуазель де Лаван, пятнадцатилетнее дитя, худенькое и нежное. Два кавалера, опершись о край стола, стояли перед нею, и у одного из них в руке была итальянская лютня. В глубине комнаты сидел перед камином господин де ла Рош-Пишемэр и мрачно смотрел на тлеющие угли, которые бросали красноватые отблески на желтый атлас его рукавов.
- Клеониса, - сказал герцог де Лаван, - я привел к вам господина де Жослэна, сьёра де Кеткана, дворянина из города Кенпе. Он прибыл в Париж сегодня утром и жаждет с вами познакомиться. Подарите его своею дружбою. Он достоин ее.
- Подойдите ближе, сударь, - сказала девушка, - я рада видеть вас.
С несчетным числом поклонов и сильно размахивая шляпою, вышел Тюрлюпэн на середину комнаты.
- Тирсис! Серила! - обратилась мадемуазель де Лаван к обоим кавалерам. - Предложите же стул господину де Жослэну. Кенпе? Об этом городе мне еще не доводилось слышать. Где лежит Кенпе? Простите мое невежество.
Тюрлюпэн оказался в некотором затруднении, он не знал, лежит ли Кенпе на берегу реки, или в горах, или у моря, об этом ему писец ни слова не сказал. Но он постарался вывернуться, как мог.
- Кенпе,-сказал он, - это очень большой городок, лежащий посреди пейзажа.
- Посреди пейзажа! - воскликнула девушка. - Это хорошо сказано. Право, мне нравится это словцо. Дайте доску, я запишу его. Кенпе лежит посреди пейзажа. Серила, вы слышали?
- По такой остроте сразу видно человека просвещенного, - откликнулся молодой дворянин.
Герцог де Лаван продолжал между тем знакомить Тюрлюпэна с присутствующими:
- Господин де ла Рош-Пишемэр, господин де Гюнольде, господин де Сент-Эньян. Имя господина де Сент-Эньяна вам, вероятно, знакомо. Он сочинил, по правилам Академии, трагедию в стихах, "Дидону", которая была поставлена в Лувре, в прошлом году, в день рождения королевы.
- Ваш покорный слуга, сударь! - сказал Тюрлюпэн с величавой учтивостью, которая вошла у него в привычку при его профессии. Мадемуазель, я весь к вашим услугам. Сударь, я предан вам, как никому.
Он оглянулся и только в этот миг заметил господина де ла Рош-Пишемэра, сидевшего поодаль, перед камином. Этому дворянину он также засвидетельствовал свое почтение:
- Я весьма рад познакомиться с вами, - заверил он его, - мне крайне приятно сказать вам...
Он растерялся и принялся медленно пятиться к двери, потому что узнал в господине де ла Рош-Пишемэре того дворянина, чья лошадь на Красном мосту поразила насмерть калеку-нищего.
- Мне также крайне приятно, - сказал со скучающим видом господин де ла Рош-Пишемэр, не отводя взгляда от пламени в камине.
Это прозвучало успокоительно для Тюрлюпэна. Он легко вздохнул, потому что уже боялся, как бы этот знатный господин не узнал в нем парикмахерского подмастерья, стоявшего на Красном мосту с бритвами и кочаном капусты, в заплатанных башмаках и старом плаще.
- Подсядьте к нам, сударь! - крикнул ему господин де Гюнольде. Окажите нам эту честь. Тут есть вино, айвы и персики в сахаре. Отведайте-ка этого миндального торта.
К Тюрлюпэну вернулось прежнее самообладание, когда он увидел, что господин де ла Рош-Пишемэр не обращает на него внимания, а остальные так любезно принимают его. Писец оказался в самом деле прав: в этом парике и при шпаге Тюрлюпэн совершенно преобразился.
Он поднял свой стакан и осушил его, стоя, за здоровье мадемуазель де Лаван. Только после этого уселся он за стол.
- Клеониса, - сказал герцог с низким поклоном, - я должен просить вас отпустить меня теперь. Вы знаете, обязанности, лежащие на мне в этом доме, лишают меня возможности продлить удовольствие беседы с вами. Господа, я в любое время ваш преданный и покорный слуга.
- Это вино, - объявил Тюрлюпэн, - лучшее, какое я пил в своей жизни.
- Сразу видно знатока, - сказал господин де Гюнольде.
- Клянусь всеми турками и маврами, оно в самом деле превосходно, уверял Тюрлюпэн.
- О, - воскликнула мадемуазель де Лаван. - Пощадите же своих друзей, господин де Жослэн. Оставьте в покое турков и мавров, такими неразумными и грубыми существами не клянутся. Клянутся приятными предметами родственной нам природы: синевою неба, нежным шепотом зефира, плясками ореад, мягко зыблемыми нивами... Продолжайте, Тирсис!
- Желанием, которое будят во мне ваши уста, Клеониса, - заговорил господин де Сент-Эньян, - всеми стонами, которые я посвятил своей любви, океаном, завидующим синеве ваших глаз, пылом страсти, которою я полн...
- Довольно! Молчите, Тирсис! - приказала девушка, с весьма немилостивым выражением лица.- Это было нехорошо. Фи, страсть - это нечто очень некрасивое.
- Это верно, - подтвердил Тюрлюпэн, - от возбуждения делаются прыщи.
- Это для меня новость, - заметил господин де Гюнольде.
- Я прочитал об этом в книге, которая называется "Печатью мудрости", доверчиво сообщил Тюрлюпэн.-В ней указываются очень полезные вещи. Между прочим, в ней говорится, что из телячьих ножек получается самая лучшая помада.
- Из телячьих ножек! Это надо бы рассказать Его Величеству королю, сказал господин де Гюнольде, - он часами занимается приготовлением всевозможных помад.
Тюрлюпэн поднес рюмку к губам, но так был озадачен этими словами, что не осушил ее.
- Приготовлением помад? - воскликнул он. - Король собственноручно растирает помады? А его мошенники-слуги стоят при этом сложа руки?
- Наш великий король Людовик мастер на все руки,-объяснил ему молодой дворянин. - Он изготовляет веревки, сети и седла, варит варенье, а весною растит зеленый горошек. Он также отлично бреет. Всем своим дворовым офицерам он сбрил бороды.
- Бреет... Нет, это невозможно! - воскликнул Тюрлюпэн в ошеломлении и выпучил глаза на господина де Гюнольде. - Я никогда не видел над воротами Лувра парикмахерской вывески.
- Его Величество находит в этом удовольствие. Тюрлюпэн поставил рюмку на стол.
- Этого я не понимаю, - сказал он, покачивая головою. - Я нахожу, что это весьма раздражающее занятие. И к тому же это чрезвычайно несправедливо. Как же цирюльникам достигнуть благосостояния, если люди будут ходить бриться к королю? И это ему доставляет удовольствие? Ну, знаете ли, я прямо слов не нахожу...
- Тирсис! - воскликнула мадемуазель де Лаван. - Вы сидите, предаваясь благородной меланхолии. Я позволяю вам выразить свои чувства в красивых стихах.
- Никогда бы не поверил, - бормотал Тюрлюпэн, который все еще не мог прийти в себя.
- Ваше слово для меня закон, Клеониса, - сказал господин де Сент-Эньян.
Он опустился на табурет у ног молодой девушки, мечтательно поднял глаза на обшитый деревом потолок и запел очень приятным голосом, аккомпанируя на лютне стихам собственного сочинения:
Когда на небе, пламенея,
Светила нам любви звезда,
От синих глаз твоих пьянея...
- А парики он тоже делает? - спросил Тюрлюпэн.
...Ах, как я счастлив был тогда,
Какие нежные названья
Дарили мне уста твои!
Нетленны все воспоминанья...
- Скоблит людям подбородки! Король! Я ошеломлен! - говорил Тюрлюпэн.
...О нашей сладостной любви.
И как я ни вздыхаю томно,
Сердечной муки не уйму...
- Довольно! - крикнула мадемуазель де Лаван. - Ваши стихи, Тирсис, весьма посредственны сегодня. Видела я уже влюбленных, сочинявших лучшие стихи.
Грустные, минорные аккорды исторг из своего инструмента господин де Сент-Эньян и пропел в заключение:
Я опускаю лютню скромно,
Покорный слову твоему.
Потом он встал и произнес, подняв страдальческие глаза к потолку, вздохнув и поклонившись:
- Вы очень жестоки, Клеониса, к преданнейшему из ваших друзей. Вы знаете, что я вас люблю.
- Я это знаю,- сказала девушка и швырнула хлебным шариком в грудь Андромеды. - Знаю, но никогда не придавала значения вашим чувствам.
- Я нахожу, - сказал Тюрлюпэн, - что слова, пропетые этим господином, чье имя я позабыл, заслуживают внимания. Мне жаль, что я не обучен играть на этом инструменте и петь под его аккомпанемент.
- До вашего прихода, сударь, у меня еще была некоторая надежда, обратился к Тюрлюпэну несчастный влюбленный, - но теперь мне приходится опасаться злейших бед. Клеониса любит вас, в этом невозможно сомневаться. Замолвите же ей словечко для меня. Я этого жду от вашей доброты.
Тюрлюпэн дружески похлопал молодого дворянина по плечу.
- Я в этих делах мало понимаю, - ответил он, - однако, вижу, что мадемуазель принадлежит к тем особам, по отношению к которым нужно вести себя настойчиво. Не следует падать духом. Мой совет - попытайтесь-ка взять ее подарочками: подносите ей то цветы, то ленты или перчатки, или скляночки с духами.
- Черт побери! - воскликнул господин де Гюнольде.-Это совсем неплохая мысль. Что вы на это скажете, Клеониса?
- Скажу, - ответила девушка, хлопнув веером по парику Тюрлюпэна, - что этот господин де Жослэн изрядный бесстыдник. Но дворянину, приехавшему из таких далеких краев, нужно многое прощать. Он мне нравится. Я нахожу его очаровательным. Господин де Жослэн, я знаю, что вы меня любите и разрешаю вам признаться мне в этом.
- Клеониса! - простонал господин де Сент-Эньян.-Сжальтесь же надо мною. Вы меня убиваете. Каждое ваше слово пронзает мне сердце.
Господин де ла Рош-Пишемэр поднялся со своего места. Он стоял, скрестив руки на груди, и лицо его, озаренное отблесками огня, выражало злобу и презрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17