Вздохнув, он подчинился.
Через две минуты Леша в третий раз за вечер приступил к изложению обстоятельств исчезновения. Марк и Генрих, уже слышавшие его отчет, молча пили чай, зато Прошка ежеминутно перебивал рассказчика вопросами и замечаниями:
— А зачем вообще она поперлась в Питер?
— А они, часом, не поругались с Сандрой на прогулке?
— Хо, в ресторан! Красиво жить не запретишь!
И наконец:
— И из-за этого весь сыр-бор! Нашли повод для беспокойства. Да от Варвары можно ожидать чего угодно!
— Чего, например? — уточнил Марк. — Свинского отношения к Сандре? Пренебрежения к собственным обещаниям?
Прошка хмыкнул и приумолк, но потом его осенило:
— Я понял! Сандра — Варькина сообщница. Это спектакль специально для нас. Слушайте: Варвара не на шутку разозлилась на нас из-за душки Селезнева, ее просто бесило, что мы не принимаем его с распростертыми объятиями, верно? Она пыталась добиться своего не мытьем, так катаньем, но не вышло. Любой другой на ее месте давно бы одумался и отказался от нового знакомства ради согласия в кругу старых добрых друзей, но Варвара, по обыкновению, закусила удила. Если уж ей втемяшилось что-то в голову, она от своего не отступится, согласны? Так вот, исчерпав все мыслимые средства и не добившись своего, она придумывает план: поехать в Питер и там «исчезнуть». Сообщница Сандра должна поднять тревогу и известить нас. Мы отправляемся в Питер, носимся как угорелые по городу, ломая руки и заклиная небеса вернуть нам наше сокровище. И когда накал страстей достигает апогея, на сцену выходит доблестный опер Селезнев и освобождает голубку из мрачного подземелья. Мы, рыдая от счастья, осыпаем поцелуями его, Варьку, Сандру и друг друга. Под всеобщее ликование занавес опускается. Финал.
— Ну, если окажется, что она нам такое устроила… — заговорил Марк после долгого молчания.
— Чепуха! — перебил его Леша. — На такие фокусы она не способна.
— Откуда ты знаешь? — накинулся на него Прошка. — Согласен, раньше она себе такого не позволяла, но ведь раньше ей и не приходило в голову навязывать нам знакомство с ментами. Что ей делать, если Селезнев безумно дорог ее сердцу, а мы ни в какую не желаем видеть его в своих рядах? Порвать с нами? Вот на это даже Варвара, надеюсь, не способна.
— Тогда она ни в чем не виновата, — огласил свой вердикт Генрих. — Если ты прав и она не нашла иного способа примирить нас с Селезневым, то поделом нам. Нечего было воротить рожи, пока нас уговаривали по-хорошему.
— А с какой стати она носится со своим Селезневым, как дурак с писаной торбой? Отмахал он пять лет ледорубом, чтобы она могла жить отдельно от родителей и братца, неподалеку от факультета? Рисовал он ей плакаты целую ночь перед защитой диплома? Стоял в девяностом в километровых очередях, чтобы эта лентяйка не померла с голоду? Или он рисковал своей шкурой, играя в прятки с убийцей, когда Варьку угораздило найти себе неподходящего жениха? А может, Селезнев носил ее на руках в туалет, когда она лежала в бреду с воспалением легких?
— Ну, положим, ледорубом ты махал не только ради Варьки — ты и сам с удовольствием жил в этой квартирке, удрав из общежития, — напомнил Леша. — А что касается прочих твоих заслуг, то Варвара за все расплатилась с лихвой. К твоей защите диплома она не только плакаты рисовала, она еще и печатала твое творение на машинке и формулы вписывала. И вообще, Варька хоть раз отказала тебе в помощи?
— Ну хватит вам, — поморщился Генрих. — Какие тут могут быть счеты? Очевидно, что, не приняв Селезнева, мы перед Варькой виноваты.
— Ну уж нет! — возмутился Прошка. — С этим я не могу согласиться. С какой такой радости я должен плясать вокруг субъектов, к которым она неровно дышит? Я же не заставляю Варвару умиляться моим девочкам. Да ее попробуй заставь! Только перья полетят. А чем мои девочки хуже ее опера? И вообще, мы это одно, а всякие шуры-муры — совсем другое. Нужно быть идиоткой, чтобы навязывать друзьям общество любовника.
— Варвара тебе сто раз объясняла, что Селезнев ей не любовник и не жених, — сказал Леша.
— Вранье! Если так, тогда вообще непонятно, кто он такой и зачем Варьке нужен. Ради чего тогда она копья ломает, ссорится со старыми друзьями? Ради ни к чему не обязывающего знакомства?
— Какая разница! — взорвался Марк. — Мы зачем собрались? Чтобы обсудить Варькино отношение к Селезневу? Или нам нужно решить: едем мы в Питер или нет? Если дикая версия Прошки верна, то ехать, разумеется, глупо…
— Почему? — не согласился Генрих. — Я считаю, что ехать нужно в любом случае. Если Варвара попала в беду — вопросов нет. А если это ее способ воззвать к нашей совести, мы обязаны ей подыграть. Разве она не заслуживает такой маленькой поблажки с нашей стороны?
— Да что тут вообще обсуждать? — неожиданно вспылил Леша. — Лично я ни на йоту не верю, будто она воспользовалась таким подлым способом достижения своих целей. Во-первых, она не интриганка, а во-вторых, я разговаривал с Селезневым и Сандрой и не думаю, что они ломали комедию.
— Все! Решено, — сказал Марк. — Едем в Питер. Леша, когда ближайший поезд?
Леша на досуге читает не только энциклопедии, но и всевозможные расписания. Наверное, он единственный в мире человек, которого можно разбудить ночью и спросить, когда ближайший поезд, скажем, из Парижа в Милан, не сомневаясь, что получишь точный ответ.
— До утра уже нет. Первый в двенадцать шестнадцать, но он идет больше одиннадцати часов. «Аврора» отправляется в семнадцать двадцать, а прибывают они практически одновременно. Разница — три минуты. Правда, на «Аврору» дороже билеты, но ненамного.
— Едем на «Авроре», — решил Марк. — Генрих, ты успеешь до пяти съездить в Опалиху, предупредить Машеньку и вернуться — или к тебе приставить надсмотрщика?
— Не надо, я успею, — поспешно заверил Генрих.
Марк хмыкнул, но спорить не стал.
— Теперь давайте прикинем, хватит ли нам денег. У меня при себе около тысячи рублей и двести долларов.
— У меня триста пятьдесят долларов и двести сорок восемь рублей.
Леша во всем любит точность.
— А у меня при себе всего около сотни, — виновато сказал Генрих. — Дома найдется еще рублей пятьсот, но я не могу оставить своих без копейки. Дадите в долг?
— Прекрати, Генрих! — Марк даже фыркнул от возмущения. — Сам же призывал не считаться. Никаких долгов. Тебе детей кормить, так что помалкивай. А не то оставим здесь. Прошка, у тебя сколько?
— Рублей триста. Я же ехал в гости к девушке, а не на спасательные работы.
— А теперь едешь на спасательные работы! Рано утром отправишься домой, вытащишь из-под матраса чулок с деньгами и уложишь в дорожную сумку. И выгребешь все, что хранится на черный день! Учти, если я потом узнаю о нетронутой заначке, так накостыляю, что вся она уйдет на поправку здоровья.
Запасливый Прошка заметно поскучнел, но спорить не осмелился, только пробормотал себе под нос:
— Ну, если окажется, что Варька ломала комедию, я с нее такие проценты стребую — до конца жизни не расплатится!
* * *
Селезнев добрался в половине пятого утра. Сандра открыла дверь немедленно, даже не спросив — кто? Судя по разочарованию, отразившемуся на ее лице, она ждала Варвару. Правда, приглядевшись к визитеру, Сандра улыбнулась и сразила Селезнева очаровательными ямочками.
— Дон? Заходите! Я ждала вас не раньше десяти. Вы что же, летели на самолете?
Селезнев вступил в огромную прихожую и от неожиданности едва не присвистнул. Варвара описывала ему Сандру, не скупясь на краски, но ни словом не обмолвилась о хоромах, в которых живет ее питерская подруга. Сандра заметила изумление гостя и усмехнулась:
— Не бойтесь, я не из новых русских. Это родительская квартира, а папа был контр-адмиралом. Их с мамой давно уже нет.
— Простите. — Селезнев сконфуженно опустил голову.
— Не за что. Честно говоря, я их почти не помню. Меня вырастила сестра у нас с ней четырнадцать лет разницы. Сейчас она живет во Владивостоке, поскольку, следуя семейной традиции, вышла замуж за военного моряка. Наденьте какие-нибудь тапочки и проходите на кухню — я пошла ставить чай. Если хотите умыться с дороги, ванная за холлом, вторая дверь направо. Первая дверь, соответственно, туалет. А кухня вон там.
Селезнев, воспользовавшись любезностью хозяйки, быстро привел себя в порядок и явился к столу. Сандра усадила его напротив себя, разлила чай и придвинула к гостю тарелку с бутербродами. Несколько минут они молча жевали, исподволь изучая друг друга.
— Знаете, Дон, а в жизни вы даже приятнее, чем на снимке, — сообщила наконец Сандра, чем вогнала Селезнева в краску. — Хотя фото тоже очень симпатичное. Мне Варька вчера показывала… — Она нахмурилась. — Мы тоже здесь чаевничали, болтали, обменивались сплетнями… Она сидела на вашем месте, потом вспомнила про снимки, схватила сумку, половину барахла вывалила на стол… Она всегда двигается так стремительно и нетерпеливо, будто опаздывает на последнюю электричку. Впрочем, вы, конечно, знаете…
Селезнев кашлянул.
— Сандра, могу я вас кое о чем попросить? Если вы называете меня Доном, давайте перейдем на «ты». Дон — это Варькино изобретение, никто меня так больше не называет, а с ней мы выпили на брудершафт еще в первый день знакомства. «Дон» и «вы» звучит для меня, точно фальшивая нота. Я вас не обидел?
— Нисколько. — Сандра снова ослепила Селезнева улыбкой с пленительными ямочками. — Я тоже с удовольствием выпью с вами на брудершафт. Что для этого лучше подойдет: коньяк или вермут? Есть еще пиво, но оно, вероятно, не годится.
— Кхм-кхм, — снова закашлялся Селезнев, не зная, куда деваться от смущения. Мысль о ритуале пития на брудершафт неожиданно вогнала его в краску. — Откровенно говоря, не знаю, что положено пить в таких случаях, но я бы предпочел коньяк. Только совсем чуть-чуть. Мне нужна ясная голова.
Сандра, истинная дочь Евы, ничем не выдала, что заметила его смущение. Она достала пузатую бутылку и широкие рюмки, плеснула в обе немного коньяку и подошла к Селезневу. Тот встал и с видом мученика принял рюмку у нее из рук. Сандра девушка крупная, глаза их находились почти на одном уровне, и, хотя она скромно опустила ресницы, Селезнев все же успел заметить насмешливый огонек, блеснувший в этих черных угольках. Снова зардевшись, будто красна девица, он как положено сцепил руку с рюмкой с рукой Сандры и опрокинул в себя сразу все. Сандра, напротив, пила коньяк медленно, по глоточку, потом так же медленно опустила руку и подставила губы для поцелуя. Селезнев из последних сил завершил обряд и плюхнулся на стул, едва удержавшись, чтобы не вытереть со лба пот. Сандра, не спуская с него насмешливого взора, села на свое место. Молчание, наступившее вслед за знаменательной сценой, длилось долго. Селезнев сражался с чувством неловкости, а Сандра не приходила ему на помощь из чистого лукавства. Но тут внезапно кольнувшая ее мысль о Варваре прогнала прочь игривое настроение.
— Как мы будем искать ее, Дон? — спросила она с тревогой. — У тебя есть какая-нибудь идея?
— Самая нехитрая. — Дон криво усмехнулся. — Часа через два пойдем к тому дому, где она потерялась, и начнем опрашивать жильцов, у кого окна выходят на улицу. Попозже я позвоню кое-кому — возможно, нам выделят помощника. У тебя найдется несколько четких снимков Варвары?
— Спрашиваешь! Загляни в комнаты — там все стены увешаны этюдами, и не меньше трети из них — ее портреты. У нее очень богатая мимика — не женщина, а мечта фотографа. Ох, совсем из головы вон! Я же вчера нащелкала целую пленку! Это, наверное, то, что нужно, да? Ведь народ в первую очередь обращает внимание не на лицо, а на одежду. Если кто-то видел вчера Варьку, то по вчерашним снимкам узнает ее гораздо быстрее.
— Отлично! — обрадовался Селезнев. — А улицы, где она пропала, на этой пленке нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Через две минуты Леша в третий раз за вечер приступил к изложению обстоятельств исчезновения. Марк и Генрих, уже слышавшие его отчет, молча пили чай, зато Прошка ежеминутно перебивал рассказчика вопросами и замечаниями:
— А зачем вообще она поперлась в Питер?
— А они, часом, не поругались с Сандрой на прогулке?
— Хо, в ресторан! Красиво жить не запретишь!
И наконец:
— И из-за этого весь сыр-бор! Нашли повод для беспокойства. Да от Варвары можно ожидать чего угодно!
— Чего, например? — уточнил Марк. — Свинского отношения к Сандре? Пренебрежения к собственным обещаниям?
Прошка хмыкнул и приумолк, но потом его осенило:
— Я понял! Сандра — Варькина сообщница. Это спектакль специально для нас. Слушайте: Варвара не на шутку разозлилась на нас из-за душки Селезнева, ее просто бесило, что мы не принимаем его с распростертыми объятиями, верно? Она пыталась добиться своего не мытьем, так катаньем, но не вышло. Любой другой на ее месте давно бы одумался и отказался от нового знакомства ради согласия в кругу старых добрых друзей, но Варвара, по обыкновению, закусила удила. Если уж ей втемяшилось что-то в голову, она от своего не отступится, согласны? Так вот, исчерпав все мыслимые средства и не добившись своего, она придумывает план: поехать в Питер и там «исчезнуть». Сообщница Сандра должна поднять тревогу и известить нас. Мы отправляемся в Питер, носимся как угорелые по городу, ломая руки и заклиная небеса вернуть нам наше сокровище. И когда накал страстей достигает апогея, на сцену выходит доблестный опер Селезнев и освобождает голубку из мрачного подземелья. Мы, рыдая от счастья, осыпаем поцелуями его, Варьку, Сандру и друг друга. Под всеобщее ликование занавес опускается. Финал.
— Ну, если окажется, что она нам такое устроила… — заговорил Марк после долгого молчания.
— Чепуха! — перебил его Леша. — На такие фокусы она не способна.
— Откуда ты знаешь? — накинулся на него Прошка. — Согласен, раньше она себе такого не позволяла, но ведь раньше ей и не приходило в голову навязывать нам знакомство с ментами. Что ей делать, если Селезнев безумно дорог ее сердцу, а мы ни в какую не желаем видеть его в своих рядах? Порвать с нами? Вот на это даже Варвара, надеюсь, не способна.
— Тогда она ни в чем не виновата, — огласил свой вердикт Генрих. — Если ты прав и она не нашла иного способа примирить нас с Селезневым, то поделом нам. Нечего было воротить рожи, пока нас уговаривали по-хорошему.
— А с какой стати она носится со своим Селезневым, как дурак с писаной торбой? Отмахал он пять лет ледорубом, чтобы она могла жить отдельно от родителей и братца, неподалеку от факультета? Рисовал он ей плакаты целую ночь перед защитой диплома? Стоял в девяностом в километровых очередях, чтобы эта лентяйка не померла с голоду? Или он рисковал своей шкурой, играя в прятки с убийцей, когда Варьку угораздило найти себе неподходящего жениха? А может, Селезнев носил ее на руках в туалет, когда она лежала в бреду с воспалением легких?
— Ну, положим, ледорубом ты махал не только ради Варьки — ты и сам с удовольствием жил в этой квартирке, удрав из общежития, — напомнил Леша. — А что касается прочих твоих заслуг, то Варвара за все расплатилась с лихвой. К твоей защите диплома она не только плакаты рисовала, она еще и печатала твое творение на машинке и формулы вписывала. И вообще, Варька хоть раз отказала тебе в помощи?
— Ну хватит вам, — поморщился Генрих. — Какие тут могут быть счеты? Очевидно, что, не приняв Селезнева, мы перед Варькой виноваты.
— Ну уж нет! — возмутился Прошка. — С этим я не могу согласиться. С какой такой радости я должен плясать вокруг субъектов, к которым она неровно дышит? Я же не заставляю Варвару умиляться моим девочкам. Да ее попробуй заставь! Только перья полетят. А чем мои девочки хуже ее опера? И вообще, мы это одно, а всякие шуры-муры — совсем другое. Нужно быть идиоткой, чтобы навязывать друзьям общество любовника.
— Варвара тебе сто раз объясняла, что Селезнев ей не любовник и не жених, — сказал Леша.
— Вранье! Если так, тогда вообще непонятно, кто он такой и зачем Варьке нужен. Ради чего тогда она копья ломает, ссорится со старыми друзьями? Ради ни к чему не обязывающего знакомства?
— Какая разница! — взорвался Марк. — Мы зачем собрались? Чтобы обсудить Варькино отношение к Селезневу? Или нам нужно решить: едем мы в Питер или нет? Если дикая версия Прошки верна, то ехать, разумеется, глупо…
— Почему? — не согласился Генрих. — Я считаю, что ехать нужно в любом случае. Если Варвара попала в беду — вопросов нет. А если это ее способ воззвать к нашей совести, мы обязаны ей подыграть. Разве она не заслуживает такой маленькой поблажки с нашей стороны?
— Да что тут вообще обсуждать? — неожиданно вспылил Леша. — Лично я ни на йоту не верю, будто она воспользовалась таким подлым способом достижения своих целей. Во-первых, она не интриганка, а во-вторых, я разговаривал с Селезневым и Сандрой и не думаю, что они ломали комедию.
— Все! Решено, — сказал Марк. — Едем в Питер. Леша, когда ближайший поезд?
Леша на досуге читает не только энциклопедии, но и всевозможные расписания. Наверное, он единственный в мире человек, которого можно разбудить ночью и спросить, когда ближайший поезд, скажем, из Парижа в Милан, не сомневаясь, что получишь точный ответ.
— До утра уже нет. Первый в двенадцать шестнадцать, но он идет больше одиннадцати часов. «Аврора» отправляется в семнадцать двадцать, а прибывают они практически одновременно. Разница — три минуты. Правда, на «Аврору» дороже билеты, но ненамного.
— Едем на «Авроре», — решил Марк. — Генрих, ты успеешь до пяти съездить в Опалиху, предупредить Машеньку и вернуться — или к тебе приставить надсмотрщика?
— Не надо, я успею, — поспешно заверил Генрих.
Марк хмыкнул, но спорить не стал.
— Теперь давайте прикинем, хватит ли нам денег. У меня при себе около тысячи рублей и двести долларов.
— У меня триста пятьдесят долларов и двести сорок восемь рублей.
Леша во всем любит точность.
— А у меня при себе всего около сотни, — виновато сказал Генрих. — Дома найдется еще рублей пятьсот, но я не могу оставить своих без копейки. Дадите в долг?
— Прекрати, Генрих! — Марк даже фыркнул от возмущения. — Сам же призывал не считаться. Никаких долгов. Тебе детей кормить, так что помалкивай. А не то оставим здесь. Прошка, у тебя сколько?
— Рублей триста. Я же ехал в гости к девушке, а не на спасательные работы.
— А теперь едешь на спасательные работы! Рано утром отправишься домой, вытащишь из-под матраса чулок с деньгами и уложишь в дорожную сумку. И выгребешь все, что хранится на черный день! Учти, если я потом узнаю о нетронутой заначке, так накостыляю, что вся она уйдет на поправку здоровья.
Запасливый Прошка заметно поскучнел, но спорить не осмелился, только пробормотал себе под нос:
— Ну, если окажется, что Варька ломала комедию, я с нее такие проценты стребую — до конца жизни не расплатится!
* * *
Селезнев добрался в половине пятого утра. Сандра открыла дверь немедленно, даже не спросив — кто? Судя по разочарованию, отразившемуся на ее лице, она ждала Варвару. Правда, приглядевшись к визитеру, Сандра улыбнулась и сразила Селезнева очаровательными ямочками.
— Дон? Заходите! Я ждала вас не раньше десяти. Вы что же, летели на самолете?
Селезнев вступил в огромную прихожую и от неожиданности едва не присвистнул. Варвара описывала ему Сандру, не скупясь на краски, но ни словом не обмолвилась о хоромах, в которых живет ее питерская подруга. Сандра заметила изумление гостя и усмехнулась:
— Не бойтесь, я не из новых русских. Это родительская квартира, а папа был контр-адмиралом. Их с мамой давно уже нет.
— Простите. — Селезнев сконфуженно опустил голову.
— Не за что. Честно говоря, я их почти не помню. Меня вырастила сестра у нас с ней четырнадцать лет разницы. Сейчас она живет во Владивостоке, поскольку, следуя семейной традиции, вышла замуж за военного моряка. Наденьте какие-нибудь тапочки и проходите на кухню — я пошла ставить чай. Если хотите умыться с дороги, ванная за холлом, вторая дверь направо. Первая дверь, соответственно, туалет. А кухня вон там.
Селезнев, воспользовавшись любезностью хозяйки, быстро привел себя в порядок и явился к столу. Сандра усадила его напротив себя, разлила чай и придвинула к гостю тарелку с бутербродами. Несколько минут они молча жевали, исподволь изучая друг друга.
— Знаете, Дон, а в жизни вы даже приятнее, чем на снимке, — сообщила наконец Сандра, чем вогнала Селезнева в краску. — Хотя фото тоже очень симпатичное. Мне Варька вчера показывала… — Она нахмурилась. — Мы тоже здесь чаевничали, болтали, обменивались сплетнями… Она сидела на вашем месте, потом вспомнила про снимки, схватила сумку, половину барахла вывалила на стол… Она всегда двигается так стремительно и нетерпеливо, будто опаздывает на последнюю электричку. Впрочем, вы, конечно, знаете…
Селезнев кашлянул.
— Сандра, могу я вас кое о чем попросить? Если вы называете меня Доном, давайте перейдем на «ты». Дон — это Варькино изобретение, никто меня так больше не называет, а с ней мы выпили на брудершафт еще в первый день знакомства. «Дон» и «вы» звучит для меня, точно фальшивая нота. Я вас не обидел?
— Нисколько. — Сандра снова ослепила Селезнева улыбкой с пленительными ямочками. — Я тоже с удовольствием выпью с вами на брудершафт. Что для этого лучше подойдет: коньяк или вермут? Есть еще пиво, но оно, вероятно, не годится.
— Кхм-кхм, — снова закашлялся Селезнев, не зная, куда деваться от смущения. Мысль о ритуале пития на брудершафт неожиданно вогнала его в краску. — Откровенно говоря, не знаю, что положено пить в таких случаях, но я бы предпочел коньяк. Только совсем чуть-чуть. Мне нужна ясная голова.
Сандра, истинная дочь Евы, ничем не выдала, что заметила его смущение. Она достала пузатую бутылку и широкие рюмки, плеснула в обе немного коньяку и подошла к Селезневу. Тот встал и с видом мученика принял рюмку у нее из рук. Сандра девушка крупная, глаза их находились почти на одном уровне, и, хотя она скромно опустила ресницы, Селезнев все же успел заметить насмешливый огонек, блеснувший в этих черных угольках. Снова зардевшись, будто красна девица, он как положено сцепил руку с рюмкой с рукой Сандры и опрокинул в себя сразу все. Сандра, напротив, пила коньяк медленно, по глоточку, потом так же медленно опустила руку и подставила губы для поцелуя. Селезнев из последних сил завершил обряд и плюхнулся на стул, едва удержавшись, чтобы не вытереть со лба пот. Сандра, не спуская с него насмешливого взора, села на свое место. Молчание, наступившее вслед за знаменательной сценой, длилось долго. Селезнев сражался с чувством неловкости, а Сандра не приходила ему на помощь из чистого лукавства. Но тут внезапно кольнувшая ее мысль о Варваре прогнала прочь игривое настроение.
— Как мы будем искать ее, Дон? — спросила она с тревогой. — У тебя есть какая-нибудь идея?
— Самая нехитрая. — Дон криво усмехнулся. — Часа через два пойдем к тому дому, где она потерялась, и начнем опрашивать жильцов, у кого окна выходят на улицу. Попозже я позвоню кое-кому — возможно, нам выделят помощника. У тебя найдется несколько четких снимков Варвары?
— Спрашиваешь! Загляни в комнаты — там все стены увешаны этюдами, и не меньше трети из них — ее портреты. У нее очень богатая мимика — не женщина, а мечта фотографа. Ох, совсем из головы вон! Я же вчера нащелкала целую пленку! Это, наверное, то, что нужно, да? Ведь народ в первую очередь обращает внимание не на лицо, а на одежду. Если кто-то видел вчера Варьку, то по вчерашним снимкам узнает ее гораздо быстрее.
— Отлично! — обрадовался Селезнев. — А улицы, где она пропала, на этой пленке нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46