А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– Великолепно, вам бы романы писать...
– Может быть, на пенсии...
– Однако же, я читал сообщение служащего Аустерлицкого вокзала...
– Этого пьянчуги? Чтобы сесть на поезд, надо, по крайней мере, купить билет на перрон. Как вы объясните, что Кастэн успел взять этот билет и не успел купить билет на поезд?
– Мне нечего объяснять. Вы меня обвиняете, я защищаюсь. Я не отравлял Кастэна и не был сообщником в его отравлении. Более того, он не был отравлен.
– А что же?
– А ничего... Или отпускайте меня, или арестовывайте; я вам больше ничего не скажу. Я все отрицаю, вот и все. Ясно?
Вместо ответа он снял трубку внутреннего телефона и сказал:
– Соедините меня с судьей Саливо... Господин судья Саливо? Это старший инспектор Шарвье. Мне нужно два ордера на арест той четы по делу Кастэна.
Чета по делу Кастэна? Меня это поразило даже больше, чем его просьба.
Я понимал, что скрывалось за этой просьбой.
– Это юридическая ошибка, – заявил я тусклым голосом.
– Да нет же, Деланж. Я знаю, что вы оба виноваты. Я старая лиса и не могу ошибаться.
– Вы нас обвиняете только на основании вашего предчувствия?
– Нет, на основании интуиции и кое-каких доказательств.
Инспектор позвонил, вошли полицейские. Он молча показал на меня. Легавые подали мне знак встать. Я понял, что протестовать бесполезно, они были сильнее.
И впервые с тех пор как я стал взрослым, мне захотелось заплакать.
Почти с нежностью я подумал об оставшихся снаружи улицах, отныне предназначенных для свободных людей.
16
Ничто так не заставляет задуматься о зыбкости жизни в целом и счастья человека в частности, как первая ночь в тюрьме. Счастье! Возможно ли оно?
Всю ночь я не сомкнул глаз. Больше всего угнетало меня не то, что я оказался в камере, а отравление Кастэна.
Я-то строил свою защиту совсем на другом, а мне подсунули неожиданный вопрос, к которому я не был готов по той простой причине, что ничего об этом не знал.
Часами, вытянувшись в одежде на узкой кровати, я обдумывал эту проблему. Я знал, что полиция ошибается. Я не отравлял Кастэна. А думать, что в этом виновата Жермена, значило плохо ее знать. И тем не менее в теле был яд! Должно же быть какое-то объяснение?
Может быть, ошибся кто-то в аптеке, где он покупал свои лекарства? Такие случаи бывают... Я терялся в догадках. Но внезапно я все понял. Это же было так очевидно... Я знал, кто отравил Кастэна. Виновного звали Креман, и он умер раньше своей жертвы! Злые слухи по поводу вдовы Кремана были обоснованны. Эта экстравагантная румынка отравила своего мужа, как утверждала людская молва.
Я читал сообщения о делах такого рода. Из них я узнал, что мышьяк – это яд, который может перейти от отравленного на другой объект. В выкопанных трупах находили яд только потому, что его содержала земля. Чем больше я раздумывал об этом, тем больше проникался уверенностью, что мышьяк, найденный в теле Кастэна, попал к нему от мертвого торговца.
Никакого сомнения: Креман был отравлен. Потом, когда оба мертвеца находились вместе, часть яда перешла в Кастэна...
Я открыл чудовищную жестокость случайности. С момента, когда я увидел Жермену на почте, выходящей из телефонной кабины, случай швырнул меня в свои зловещие шестерни. Мне долгое время казалось, что я сам распоряжаюсь своей судьбой, а на деле – я оказался всего лишь ее жалким рабом.
Внезапно на меня напал страх перед правосудием. Но не людским правосудием, нет, с этим мы сладим... Но другим правосудием, более беспощадным. Более неизбежным... Божественным...
"На этот раз тебе не выкарабкаться, – говорил я себе, – на этот раз ты в лапах у Шарвье, а он пойдет до конца, потому что уже слишком далеко зашел, чтобы остановиться... По древней пословице: "Ищите, кому это выгодно" – он начнет давить на нас с Жерменой".
Я думал и о ней. Мысль о том, что в этот самый момент она всматривается в сумрак камеры, была непереносимой. Любовь моя... Ей не везло с мужчинами. Она была зачата и рождена на свет, чтобы стать кроткой супругой, а стала женой больного, умалишенного и убийцы...
Если я отверчусь, то мишенью для полицейских станет она. Инспектор заявил: "Яд – это оружие женщин". Нет, я не хотел... не хотел... Жермене не везло в жизни, у нее было слишком много разочарований и унижений. Она имела право на спокойствие и счастье...
* * *
В десять часов следующего дня меня опять привели в кабинет Шарвье. Он сменил костюм и был одет в желтую рубашку и замшевую куртку. Его ячмень немного спал, но по-прежнему из-за него взгляд главного инспектора был какой-то косой.
– Как дела, Деланж?
– Плохо!
– Бессонная ночь?
– Да уж...
– Вы подумали над моими вчерашними вопросами?
Почему он был так самоуверен? Мне казалось, что он не испытывал ни малейшего сомнения в результатах своего расследования. Этот дьявол неплохо знал своих современников. Меня охватила спокойная печаль.
– Я подумал, месье инспектор.
– Что же?
– Вам не трудно позвать секретаря? Все долго и сложно... А у меня нет желания рассказывать одно и то же несколько раз.
Радостный свет загорелся в его глазах. Он что-то крикнул, и появившийся толстяк сел за машинку. У этого типа был тройной подбородок, на пальце печатка, похожая на епископскую корону.
– Мы слушаем вас, Деланж.
Я еще сомневался. У меня была возможность выбраться. Я закрыл глаза, чтобы собраться с мыслями. Когда начинаешь, надо быть уверенным в своем решении... Шарвье, скрестив руки на столе, молчал. Открыв глаза, я увидел, что он смотрит в окно на деревья вдоль тротуара.
Он, наверно, думал то же, что и я. Я прочистил горло, скрестил ноги, чтобы создать видимость расслабленности.
Затем я начал:
– Так вот, инспектор...
* * *
У меня пересохло горло. Пишущая машинка замолкла одновременно со мной. Толстяк полицейский размял пальцы и развязал галстук. Шарвье закатал манжеты куртки.
– Это все?
– Да, инспектор. Вы не верите мне?
– Ваша версия яда, перешедшего от мертвого, не тянет...
– Что?
– Я проконсультируюсь у экспертов и займусь эксгумацией Кремана.
Более сердечным он не стал. Все тот же легавый. Он меня отправил в камеру, где я провел несколько дней.
Время тянулось бесконечно. Мне не удалось добиться своего. Никогда больше я не обрету ни свободы, ни любви женщины. Меня будут судить. Может быть, отрубят голову... Но я не верил в это, потому что у нас, во Франции, присяжные заседатели чувствительны к любви.
Мне потребовалось время, чтобы понять, что в какой-то ничтожный миг я перешел из счастливого мира к самой черной безнадежности и отчаянию. Но мне потребовалось еще больше времени, чтобы смириться с этим.
* * *
Когда, наконец, я появился в кабинете Шарвье, там была Жермена и инспекторы. Я был поражен темным цветом ее лица и потерянным взглядом. Я улыбнулся ей.
– Здравствуй, Жермена...
Она слабо кивнула в ответ.
– Садитесь, – сказал главный инспектор.
Перед Шарвье лежала стопка бумаг.
– Деланж, мы произвели эксгумацию Кремана. Говорю вам сразу же: придуманная вами версия не пройдет: он умер естественной смертью. Ни малейших следов яда... Так утверждают эксперты. За столь короткое время мышьяк не мог попасть в желудок Кастэна!
Инспектор не блефовал. Это подтверждало подробное, подписанное и заверенное заключение.
Я посмотрел на Жермену. Ее лицо так много выражало... Это она его отравила... Я вспомнил о жалобах могильщика на боль в желудке, о его позывах к рвоте, желтый цвет его лица, его слабость... Неделями она отравляла его. Это был ее ответ на его мелочность и побои.
Шарвье смотрел на нас.
– Я собрал вас обоих с намерением установить истину. Истину! Слышите меня? Кто из вас двоих скормил эту гадость Кастэну? Давайте-ка, детки, время настало!
Я поднялся. Сидеть больше было невмоготу.
– А, ладно, что уж... Да, это я, инспектор! Я один. Таким образом я хотел его уничтожить. А потом, когда я узнал, что он едет в Париж лечиться, я испугался, что врачи доберутся до истины. Тогда я ускорил события и воспользовался представившейся возможностью.
Я не смотрел ни на кого. В таких условиях врать нелегко.
Раздался подозрительный голос Шарвье:
– А зачем тогда вы выдумали эту историю с мышьяком в склепе?
– Я надеялся, что мне поверят... Потому что отравление, которое я совершил, предполагает умысел, не так ли? И мне казалось, что на присяжных это произведет плохое впечатление.
– Мадам Кастэн была вашей сообщницей?
Я пожал плечами:
– Вы думаете, что для того, чтобы бросить щепотку порошка в стакан, нужно несколько человек?
– Она была в курсе ваших действий?
– Абсолютно нет.
– Мадам Кастэн, вы были в курсе этого отравления?
– Нет.
– А того, что было дальше?
– Тоже нет.
Я взглянул на Жермену:
– Если бы она узнала об этом, она ни на минуту не осталась бы со мной. Не так ли, дорогая?
Ее глаза были такими нежными, какими я никогда их не видел. Я понимал, что она принимает мою жертву. И не из эгоизма, но как почесть, которую я воздавал нашей любви. Она чувствовала, что, спасая ее, спасаю в себе что-то более ценное, чем жизнь и свобода.
– Нет, – прошептала она, – я бы не осталась с тобой, Блэз...
Еще одним взглядом я поблагодарил ее за то, что она приняла мой дар. После этого я сел, уставший, как человек, проделавший тяжелую работу.
Когда я повернулся, чтобы взглянуть на Жермену еще раз, ее уже не было...
Ее увели, совсем одну, в жизнь!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13