Я никак не мог успокоиться. У себя, в своей темной комнатке, заново переживал события этой ночи... Сон никак не шел ко мне.
В голове все время прокручивались одни и те же сцены, образы. Они не исчезали, даже если я открывал глаза, и продолжали жить во мне. Я видел светящийся треугольник фар, серую дорогу, ряды мастиковых деревьев и ясно различимый силуэт, кинувшийся мне наперерез. Я тогда и опомниться не успел... Всю свою волю я направил на то, чтобы резко затормозить, невероятным напряжением мускулов воспротивиться неизбежному. Я снова чувствовал удар... И опять в мятущемся сознании, причиняя адские муки, возникал вопрос: что с ней?
Разбитый скрипичный футляр... И всякие мелочи, на которые я тогда и внимания не обратил. Но они тоже остались у меня в памяти и теперь, в густой темноте вдруг появились перед глазами... Я видел разбросанные по асфальту ключи, обрывки струн... Красную подкладку футляра...
Наконец я стал засыпать, погрузился в глубокий сон, сквозь который урчало Средиземное море.
Утром, как обычно, меня разбудили ретивые слуги. Их было трое. Неряха Техеро, ныряльщица Пилар и Пабло, дурачок-подросток, который делал всего понемногу, но в основном утихомиривал папашу Патрисио, когда тот слишком злоупотреблял мансанильей.
На заре все трое убирались в столовой и распевали душераздирающие фламенко, от которых я всегда спасался на пляже. В то утро, едва открыв глаза, я понял, что беспокойство мое за ночь не иссякло. Снова начали одолевать всякие тревожные мысли.
Я соскочил с кровати и босиком кинулся в комнату незнакомки.
Трое слуг с удивлением уставились на меня: они еще ни о чем не знали.
– Amigo? – поинтересовался Техеро.
– Да...
Я толкнул дверь.
* * *
Она уже проснулась. Сидела на кровати, прислонившись к побеленной стене спиной, и разглядывала царапины на руках.
Услышав стук открываемой двери, она подняла голову, и в первый раз я увидел ее глаза.
Какого-то рыжеватого цвета со множеством золотистых прожилок. Умные глаза на красивом лице – похоже, природа ей ни в чем не отказала!
Она смотрела на меня. Наверное, не понимала, почему в эту крошечную комнатку вдруг ворвался какой-то человек в пижаме. Я улыбнулся ей, не зная, с чего начать.
И, конечно, сразу же сморозил глупость.
– Вы хорошо спали?
Она не ответила. Горящие глаза словно проникали до самых потаенных глубин моей души. В них читалось явное желание понять, что происходит.
– Я... Это я случайно наехал на вас ночью... Как вы себя чувствуете?
Я вдруг сообразил, что обращаюсь к ней по-французски, и она, скорее всего, не понимает.
В дверном проеме застыли слуги, с удивлением воззрившись на постоялицу, которую до сих пор не видали. Тупое, бледное лицо Пабло начало действовать мне на нервы. Я ногой захлопнул дверь. Солнце проникало через слуховое окошко над головой девушки в комнату. При свете дня ее кожа словно сняла. Я никогда еще не видел такой гладкой кожи, так и хотелось прикоснуться к ней – до того она казалась нежной и теплой.
Я присел на кровать.
– Можно?
Девушка все еще не спускала с меня свой взгляд дикарки, но волнение в ней понемногу улеглось, и теперь она, как видно, чуть успокоилась.
– Что со мной случилось?
Я чуть не подскочил. Она говорила по-французски без всякого акцента.
– Вы француженка?
– Француженка?
Она задумалась, будто не до конца понимая смысл этого слова.
И чуть кивнула головой.
– Да... Француженка...
Наверное, ночью от удара моя собеседница потеряла память. Я снова встревожился.
– Вы ничего не помните?
Она напряглась. Казалось, каждое слово, доходило до ее сознания с большим трудом.
– Нет...
Она явно страдала от того, что не могла вспомнить. Мучительно хотела узнать.
– Этой ночью... на дороге... Вы...
Я не знал, как быть. Нельзя говорить ей о неудавшейся попытке самоубийства. Слова "несчастный случай" казались мне более подходящими.
– Я задел вас машиной. Вы и правда ничего не помните?
– Нет...
– А где вы живете?
Она поднесла руку к голове... На лбу от напряжения появились морщины.
– Не знаю!
– Вы живете в Испании?
От удивления она вздрогнула и недоверчиво пролепетала:
– В Испании? Почему в Испании?
– Разве вы не знаете, что мы сейчас в Испании?
В глазах ее промелькнула смешинка.
– Вы шутите?
– Да нет, не шучу... Мы в Кастельдефельсе, в нескольких километрах к югу от Барселоны. Ну, Барселона... вы что, не знаете?
В горле у меня пересохло. Если она не помнила, что оказалась в Испании, значит, дело плохо.
И я повторил срывающимся голосом:
– Барселона...
– Нет, правда?
Вдруг она неожиданно зарыдала. Безутешно, как ребенок, не скрывая слез.
– Что со мной случилось? Что со мной случилось?
Я положил руку ей на затылок. Шея была теплая, нежная – даже больше, чем я думал.
– Не расстраивайтесь, это у вас шок. Все пройдет... Давайте попробуем по-другому, а то я веду себя, как последний идиот.
Она перестала плакать. В лице лучиком отразилась надежда. Девушка внимательно взглянула на меня.
– Что-нибудь болит?
– Нога чуть-чуть... И голова... И в ушах шумит...
– Это от контузии... Говорю вам, все пройдет... Не бойтесь, я отвезу вас к лучшему барселонскому врачу.
Ее передернуло.
– Опять Барселона!
Да, я вел себя по-слоновьи неуклюже.
– Как вас зовут?
Она покачала головой.
– Но я...
– Что?
– Не знаю!
Я почувствовал что-то похожее на злость. Ну что за невезение! Нет, с этим-то уж мириться никак нельзя.
– Как это не знаете! У всех есть имя... Имя нельзя забыть! Господи, да попробуйте же вспомнить... Как ваше имя? Фамилия? Дюран? Мартен? Буало? Это фамилии понимаете? Вот меня например, зовут Даниель, Даниель Мерме.
Моя вспышка буквально потрясла ее. Она потеряла ко мне всякое доверие. Но больше не плакала. Только низко опустила голову, как будто от стыда.
Я вконец расстроился.
– Простите меня... Просто ужасно, что вы из-за меня так переживаете...
Я погладил ее по волосам. Почувствовал под пальцами шишку на виске. От боли раненая встрепенулась.
– Вам больно?
– Да...
Я осмотрел шишку. Она была большая, лиловая, а сверху черная точка, как отверстие. Как будто через эту дырку и улетучилась ее память.
– Ведь у вас должны быть документы. За границу без паспорта не ездят.
Рядом на табуретке валялись ее вещи. Я порылся в них. Но не нашел ничего путного, кроме носового платка с инициалом "М".
– Ваше имя должно начинаться на "М". Может быть, Мария?
– Мария... Мария... – повторила она.
– Нет, не Мария. Я понял это по тому, как она произносила это имя. Оно было ей незнакомо.
– Подождите, сейчас еще попробуем... Не торопитесь... Может, Мариетта?
– Нет...
– Закройте глаза... Вот так... Сейчас я буду называть вас разными именами, которые начинаются на "М". Может быть, какое-то имя покажется вам знакомым. Правда, Марсель?
– Она открыла глаза.
– Меня зовут не Марсель.
В комнате можно было задохнуться. Я открыл окошко, и шум моря стал громче... У жары тоже есть свои звуки... Самые прекрасные в мире, на мой взгляд... От жары все весело потрескивает, хрустит... Жужжит... И всегда по-разному... Ну просто здорово!
– Послушайте, Мартина...
Жуткая какая-то игра. Я чувствовал себя ужасно. К чему все это может привести? Если столько времени уходит на то, чтобы узнать ее имя, то скольких усилий потребуется, чтобы хоть как-то восстановить в ее памяти прошлое?
– Маргарита?
– Нет...
– Мадлен?
– Нет...
Чем больше имен мы перебирали, тем грустнее становилась она, тем короче звучали ее неизменные "нет".
– Марта?
Теперь она в ответ только покачала головой. А потом, измученная долгой пыткой, прикрыла глаза. И уснула. Я на цыпочках вышел из комнаты и осторожно, приподняв створку, чтобы не заскрипела, закрыл за собой дверь.
3
Снова очутившись в большой прохладной комнате, где завтракали другие постояльцы, я слегка растерялся. Все они были испанцы. А мне хотелось поговорить о том, что произошло, но поговорить на моем родном языке. Те же из обитателей Кастельдефельса, кто говорил по-французски, для долгой беседы не подходили. Их скудные познания в этом языке ограничивались лишь несколькими гастрономическими замечаниями.
Папаша Патрисио уплетал свой завтрак, щедро орошая каждый кусок своим любимым красным вином. Он высоко поднимал бутылку с двойным горлышком, и в глотку ему лилась ярко-фиолетовая струйка. Увидев меня, трактирщик кивнул.
– Сеньора, хорошо спать, – объявил он с довольным видом.
– Да.
– Она француженка, – счел нужным предупредить я.
Похоже, это вызвало у него облегчение.
– А-а...
– Да, да.
Я умолк. С ружьями через плечо, в роскошных треуголках показались двое карабинеров, являвшихся по три раза на дню делать обход пляжа. Карабинеры уставились на ноги курортниц в купальниках.
Папаша Патрисио в знак приветствия поднял руку. Все здешние жители, как чумы, боялись карабинеров и всячески старались им услужить. Те уселись за столик, который обслуживался Техеро, и тот своей ленивой походкой направился к ним с двумя стаканами и полной бутылкой.
Патрисио стал что-то неторопливо объяснять им. По всей видимости, рассказывал о ночном происшествии, потому что карабинеры то и дело с интересом взглядывали на меня. В рассказе старика несколько раз прозвучало слово "франсес". Когда он закончил, то сразу же запихнул в рот целую четверть батона колбасы с чесноком, а карабинеры направились к двери, за которой спала незнакомка.
Я пошел за ними. Невольно я стремился защитить ее. Полицейские открыли дверь, но внутрь не вошли. От их мундиров исходил кислый запах пота. Они стояли и молча глядели на раненую. Потом укоризненно взглянули на меня и закрыли дверь.
– Papeles!, – буркнул тот, что помоложе, с шерстяной нашивкой на мундире.
Я сначала не понял.
– Pasaporte!
Я согласно кивнул головой и пошел за своим паспортом.
Они стали внимательно его изучать, потом переключились на международные водительские права и документы на машину.
– Пасапорте де ла сеньора!
– У меня его нет... Я не знаю, кто она...
Жестами и словами я попытался объяснить, что она потеряла память... И рассказал, как все произошло... Они махнули рукой, и я понял, что все в порядке. Потом записали мои данные в какой-то блокнот и отправились допивать вино. Патрисио подмигнул мне.
Вскоре карабинеры вышли из таверны на раскаленный пляж, и я увидел, как их длинные кривые тени заплясали по волнистому песку.
– Очень хорошо, – сказал папаша Патрисио.
Он, как мог, объяснил мне, что карабинерам не было никакого дела до француза, наехавшего на француженку. Главное, чтобы в общественном месте не валялся труп, а все остальное их не касается.
Вздохнув, я отправился в общий душ. Побрился и сменил пижаму на джинсы и клетчатую рубашку. В углу уныло стоял мольберт. Я машинально перекинул через плечо тесемку от ящика с принадлежностями для рисования.
Хозяйка как раз выходила из комнаты незнакомки. Я вопросительно взглянул на нее. Мамаша Патрисио, любезная толстушка, имела, на мой взгляд, только один недостаток: пристрастие к особо жирным блюдам.
Приложив ладонь к своей пухлой щеке, она дала мне понять, что раненая все еще спала. Муж, наверное, посвятил хозяйку в подробности ночного происшествия, и она буквально сгорала от любопытства.
Я вышел из дома. В то утро море было такого зеленого цвета, что даже чем-то напоминало Адриатическое. Натура художника в конце концов взяла во мне верх. Я спустился на пляж и укрепил треногу у самого моря, там, где мокрый песок, но куда не достает вода.
Но рисовать я хотел не море, а живописные строения, пестрой гирляндой окаймлявшие все побережье.
В конце концов еще есть время установить личность моей жертвы. Прежде всего надо было получить заключение врача. После обеда поеду в Барселону во французское консульство. Там мне скажут, что делать. Установление личности не потребует долгих хлопот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15