Ее голос задрожал.
— И кой черт тебя дернул вообще с ней заговорить? Ну кто тебя об этом просил? Ведь дело было закрыто! Джеффри Грей преспокойно сидит в тюрьме! Если бы ты держала язык за зубами, все было бы в порядке. И как, интересно, я могу тебе после этого доверять?
— Я никогда ничего не говорила, клянусь тебе!
Голос Альфреда Мерсера упал до зловещего шепота:
— А почему тогда она потащилась в Ледлингтон? Что она делала на дороге в Ледстоу? И неужели она оказалась бы в том коттедже, если бы ты по доброте душевной не дала ей понять, что знаешь, как можно вытащить ее обожаемого мистера Грея из тюрьмы?
— Я ничего не говорила ей, Альфред. Ничего!
— О да! Ты никому ничего не говоришь. Если бы я сам не нашел следы ее ботинок за коттеджем, так бы и не знал, что она была там и что-то вынюхивала. И как, интересно, я могу знать, что именно ты в тот раз ей наговорила? Да я даже не могу быть уверен, что ты не сдала нас полиции!
— Я поклянусь на Библии! — в отчаянии вскричала миссис Мерсер. Ее голос сорвался, и она зарыдала.
— Заткнись! — бросил Мерсер. — Это тебе не поможет. Дверь закрыта, внешняя — тоже. Никто тебя не услышит, хоть ты тут оборись. Здесь и своих крикунов хватает — я тебе уже говорил. Потому-то мы сюда и приехали, Лу. Через лестничную площадку живет парень, который напивается минимум трижды в неделю, не считая воскресений, и после этого бьет жену, и, когда он ее бьет, она кричит как резаная. Так, мне говорили, кричит, что просто волосы встают дыбом. Только вчера обсуждал это на лестнице с одним парнем. Просто ужас, говорит, как кричит. А когда я спросил у него: «А что же соседи?», он рассмеялся и сказал: «Да они все уже привыкли». «Неужели даже полицию никто не вызовет?» — спрашиваю, а он отвечает: «Будто им делать больше нечего, чем в семейные дела лезть, а если бы вдруг и полезли, потом долго бы еще жалели». Так что криком тут не поможешь, Лу.
Наступила тишина. Потом что-то прошелестело по полу, и Хилари мысленно увидела картину, которую застала, войдя в комнату: миссис Мерсер, отступившую к стене и вцепившуюся в спинку кровати. Она так ясно увидела ее перекошенное ужасом лицо, будто дверцы шкафа были распахнуты настежь. Потом тишину нарушил жесткий голос Мерсера:
— Ну, хватит! Теперь будь умницей. Подойди сюда, сядь за стол и пиши, что я тебе скажу.
Хилари услышала, как у миссис Мерсер вырвался вздох облегчения. Она явно ждала другого. Замерев от ужаса, она приготовилась уже к боли и смерти, и теперь, когда ей приказывали всего-навсего подойти к столу и написать что-то, она ожила и, всхлипнув, начала дышать снова.
— Что мне писать, Альфред?
— Подойди и сядь. Я скажу что.
Хилари снова услышала шаркающие шаги — медлительные, усталые шаги по дощатому полу. Потом скрипнул стул, зашуршала бумага, и снова раздался голос Альфреда Мерсера:
— Напишешь, что я скажу, и не вздумай возиться с этим весь день. У тебя вполне прилично получается, когда захочешь. Если что-нибудь пропустишь или, наоборот, добавишь, пеняй на себя. Поехали. Сверху поставь число: двадцать седьмое ноября. Теперь с красной строки. «Я не могу больше этого выносить. Я совершила тяжкий грех и должна покаяться, чтобы мистер Джеффри Грей смог обрести наконец свободу».
Раздался скрип отодвигаемого стула и взволнованный лепет миссис Мерсер.
— Что ты задумал? Ты говорил, что сердце мне вырежешь, если я проболтаюсь.
— Ты будешь писать или нет? — заорал Мерсер. — Значит, нет. Видишь этот нож, Лу? Видишь? Он острый. Хочешь проверить, насколько он острый? Не хочешь. Тогда садись и пиши, что тебя велят.
Миссис Мерсер снова уселась. В комнате было так тихо, что Хилари слышала, как скользит по бумаге перо — едва различимый торопливый шелест. Голос Мерсера и тихий шелест пера, и снова голос Мерсера и тяжелое прерывистое дыхание его жены.
— Написала? Хорошо. Теперь дальше. «Я не хотела убивать мистера Эвертона. Мы с Альфредом давно уже любим друг друга, и он сказал, что женится на мне, если мы устроимся к мистеру Эвертону под видом семейной пары. Я согласилась, но Альфред все откладывал и откладывал свадьбу, и однажды мистер Эвертон все узнал…»
Хилари услышала медленный протяжный вздох.
— Да что же это такое? — прошептала миссис Мерсер.
— Узнаешь, когда напишешь, крошка, — ответил ее муж. — Написала: «однажды мистер Эвертон все узнал»? Ладно. Поехали дальше. «Мистер Эвертон был очень рассержен, но как раз в тот день приехал из Шотландии его племянник Берти, и ему было не до нас. Альфред сказал, что все уладит, и подал заявление, но было уже поздно. Мистер Эвертон сказал, чтобы мы уходили, и что уволить нас — его прямой долг. Поэтому я пошла и взяла в нижнем ящике комода пистолет, который мистер Джеффри забыл там при переезде. Это было шестнадцатого июля. На ужин мы пригласили нашу соседку, миссис Томпсон. Проходя мимо двери кабинета, я услышала, что мистер Эвертон звонит Джеффри Грею и просит его немедленно приехать. Я решила, что он хочет рассказать ему о нас с Альфредом. Это случилось в восемь часов вечера. Я тут же поняла, что мне следует делать. Теперь я знала, во сколько должен был появиться мистер Джеффри. Когда пришло время, я сказала, что мне нужно разобрать постель, взяла пистолет…»
— Альфред! — это был скорее выдох, чем восклицание, и он тут же сменился слабым испуганным вскриком.
— И еще получишь, если не перестанешь напрашиваться. Ну! Готова? «…пистолет мистера Джеффри». Написала? Хорошо. «Я спрятала его под фартук и вошла в кабинет. Я умоляла мистера Эвертона сжалиться надо мной и никому не рассказывать о нас с Альфредом, но он не пожелал и слушать, а потом назвал меня плохим словом, и я в него выстрелила».
Хилари услышала, как прошуршал по столу лист бумаги, который с силой отпихнула от себя миссис Мерсер.
— Я не стану! Я не стану этого писать! Меня повесят! — обезумев от ужаса, прошептала она.
— Для этого хватит и того, что ты уже написала, — сказал Альфред Мерсер. — Только ты напрасно беспокоишься, Лу. Никто тебя не повесит. У них просто не получится, потому что, когда ты допишешь эту бумагу и поставишь свою подпись, ты выпьешь кое-что из бутылки, которую я принес, ляжешь спать и больше никогда уже не проснешься.
— Я не стану! — прошептала миссис Мерсер. — Не стану!
— Ах, не станешь? Ну, тогда… — Теперь он говорил так тихо, что Хилари не могла расслышать ни слова. До нее доносились только отрывистые резкие звуки. Вот точно так — хрипло и тяжело — дышит загнанное в угол животное.
Потом раздался визг миссис Мерсер и ее прерывистый задыхающийся голос:
— Не надо! Не надо, я все сделаю!
— Так-то лучше. Давай! Я не собираюсь возиться с тобой весь день. Ничего-ничего: здесь уже столько клякс, что еще парочка ничего не изменит. Пиши: «…я в него выстрелила». И поразборчивей. Ну!
Снова зашуршала бумага и заскрипело перо. Миссис Мерсер тихо скулила. Голос ее мужа звучал жестко и холодно:
— «Заперев дверь, я протерла ключ и ручку. Пистолет я протерла тоже и положила его на коврик возле двери в сад. Потом выбралась наружу, обогнула дом и снова залезла внутрь через одно из окон гостиной, после чего закрыла его. Таким образом, когда полиция прибыла на место, все окна были заперты. Я оставалась у окна до тех пор, пока мимо него не прошел, направляясь к кабинету, мистер Джеффри. Тогда я выбежала в холл и закричала. Тут же появился Альфред, а вслед за ним и миссис Томпсон, и они начали стучать в дверь. Они решили, что это сделал мистер Джеффри, и я промолчала. Я никогда ничего не говорила об этом ни Альфреду, ни кому-либо другому. Он ничего не знал и, как все, был уверен, что убийца — мистер Джеффри. На слушаниях и на суде я дала ложные показания, но это мучило меня и мучает до сих пор. Мы с Альфредом поженились, как он и обещал, и он был очень добр ко мне, но я не могу больше. Я совершила смертный грех и должна умереть». Теперь поставь внизу свою подпись. Она должна быть четкой и разборчивой. Подписывайся своим полным именем: Луиза Кьеза Мерсер.
Волосы на висках у Хилари промокли насквозь; по спине между лопатками медленно пробирались капли холодного пота. Это было как в худшем из ночных кошмаров, который завладевает сразу всеми органами чувств: ноздри Хилари вдыхали затхлый воздух замкнутого пространства, взгляд растворялся во тьме, а в ушах звучали жуткие угрозы. Что она услышала сейчас? Чего стоила история, которую Альфред Мерсер продиктовал жене? Было это ложью, которую он под угрозой ножа заставил написать запуганную и сломленную женщину, или все-таки правдой? Потому что это вполне могло оказаться правдой. Это ничему не противоречило и прекрасно все объясняло. Хотя нет, это не объясняло, почему Джеймс Эвертон изменил свое завещание. Но что за беда? Что за беда, если это оправдывало Джефа?
Мысли испуганно и бестолково метались в голове Хилари, а снаружи доносились отчаянные мольбы миссис Мерсер.
— Альфред, ради бога! Я не могу это подписать. Альфред, я никому не скажу ни слова, клянусь тебе! Я уеду куда-нибудь, где никто и никогда меня не найдет. Никто и никогда не услышит от меня ни единого слова, Альфред, я поклянусь в этом на Библии!
Альфред Мерсер с трудом оторвал от своих брюк руки несчастной женщины, ползавшей перед ним на коленях, злобно выругался, но тут же взял в себя в руки. Сначала он должен был получить ее подпись. Он должен был ее получить.
— Встань, Лу. Встань с пола, — произнес он убийственно спокойным голосом.
Миссис Мерсер недоверчиво подняла на него глаза. Она была так напугана, что уже не могла думать. Она боялась, что ее повесят, она боялась смерти и боялась ножа в руке Альфреда Мерсера — ножа больше всего. Она тут же встала. Мерсер приказал ей сесть за стол, и она села. Он приказал ей поставить свою подпись, и ее холодные дрожащие пальцы слепо нащупали на столе ручку.
— Подпиши! — повторил Альфред Мерсер, показывая ей нож.
Пытаясь справиться со своим страхом, Хилари напряженно вслушивалась в мертвую тишину комнаты, ожидая тихого скрипа, с которым перо выведет на бумаге имя Луизы Кьезы Мерсер. «Но, если она подпишет, он убьет ее. Он сразу ее убьет! Я не могу просто сидеть здесь и ждать, когда это произойдет. Но у него нож. Он убьет и меня тоже. Никто не знает, что я здесь. Даже Генри».
— Ты подпишешь сама или тебя заставить? — сказал Альфред Мерсер.
И миссис Мерсер подписала.
Глава 32
Хилари собрала все свое мужество, решив, что в крайнем случае она просто выскочит из шкафа и постарается добраться до дверей, чтобы позвать на помощь. «Хотя рядом живет женщина, которая зовет на помощь трижды в неделю, потому что ее бьет муж, и никто не обращает на это никакого внимания. Нет, криком тут не поможешь. Нечего даже и пытаться. Думай, Хилари, думай! Ты ведь застанешь его врасплох. Вспомни, как расставлена мебель. В центре стоят стол и стулья. Стулья. Вот! Если ты сумеешь схватить один… Да, схватить и ударить — по ногам или по голове. Стул — опасная штука, если им правильно пользоваться. Тут Мерсеру даже нож не поможет».
Она осторожно приоткрыла дверь. Совсем немного. Потом еще и еще — пока не расширила щель настолько, чтобы можно было в нее смотреть. Теперь перед ее глазами находился освещенный сектор комнаты, в который попадала и миссис Мерсер, очень прямо сидевшая на стуле, сложив руки в подоле платья. На ее лице не осталось никаких эмоций — все они сосредоточились теперь в ее глазах. Она не отрываясь смотрела на Альфреда Мерсера, который стоял напротив нее, уперевшись обеими руками в стол. Его лица Хилари не видела, а открыть дверь шкафа пошире она не решалась, вцепившись в нее мертвой хваткой, чтобы она, не дай бог, не распахнулась сама. В поле ее зрения попадали только руки Мерсера. Возле одной из них, у самого края стола, поблескивая на солнце, лежал нож. У него была костяная рукоятка и острое длинное лезвие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— И кой черт тебя дернул вообще с ней заговорить? Ну кто тебя об этом просил? Ведь дело было закрыто! Джеффри Грей преспокойно сидит в тюрьме! Если бы ты держала язык за зубами, все было бы в порядке. И как, интересно, я могу тебе после этого доверять?
— Я никогда ничего не говорила, клянусь тебе!
Голос Альфреда Мерсера упал до зловещего шепота:
— А почему тогда она потащилась в Ледлингтон? Что она делала на дороге в Ледстоу? И неужели она оказалась бы в том коттедже, если бы ты по доброте душевной не дала ей понять, что знаешь, как можно вытащить ее обожаемого мистера Грея из тюрьмы?
— Я ничего не говорила ей, Альфред. Ничего!
— О да! Ты никому ничего не говоришь. Если бы я сам не нашел следы ее ботинок за коттеджем, так бы и не знал, что она была там и что-то вынюхивала. И как, интересно, я могу знать, что именно ты в тот раз ей наговорила? Да я даже не могу быть уверен, что ты не сдала нас полиции!
— Я поклянусь на Библии! — в отчаянии вскричала миссис Мерсер. Ее голос сорвался, и она зарыдала.
— Заткнись! — бросил Мерсер. — Это тебе не поможет. Дверь закрыта, внешняя — тоже. Никто тебя не услышит, хоть ты тут оборись. Здесь и своих крикунов хватает — я тебе уже говорил. Потому-то мы сюда и приехали, Лу. Через лестничную площадку живет парень, который напивается минимум трижды в неделю, не считая воскресений, и после этого бьет жену, и, когда он ее бьет, она кричит как резаная. Так, мне говорили, кричит, что просто волосы встают дыбом. Только вчера обсуждал это на лестнице с одним парнем. Просто ужас, говорит, как кричит. А когда я спросил у него: «А что же соседи?», он рассмеялся и сказал: «Да они все уже привыкли». «Неужели даже полицию никто не вызовет?» — спрашиваю, а он отвечает: «Будто им делать больше нечего, чем в семейные дела лезть, а если бы вдруг и полезли, потом долго бы еще жалели». Так что криком тут не поможешь, Лу.
Наступила тишина. Потом что-то прошелестело по полу, и Хилари мысленно увидела картину, которую застала, войдя в комнату: миссис Мерсер, отступившую к стене и вцепившуюся в спинку кровати. Она так ясно увидела ее перекошенное ужасом лицо, будто дверцы шкафа были распахнуты настежь. Потом тишину нарушил жесткий голос Мерсера:
— Ну, хватит! Теперь будь умницей. Подойди сюда, сядь за стол и пиши, что я тебе скажу.
Хилари услышала, как у миссис Мерсер вырвался вздох облегчения. Она явно ждала другого. Замерев от ужаса, она приготовилась уже к боли и смерти, и теперь, когда ей приказывали всего-навсего подойти к столу и написать что-то, она ожила и, всхлипнув, начала дышать снова.
— Что мне писать, Альфред?
— Подойди и сядь. Я скажу что.
Хилари снова услышала шаркающие шаги — медлительные, усталые шаги по дощатому полу. Потом скрипнул стул, зашуршала бумага, и снова раздался голос Альфреда Мерсера:
— Напишешь, что я скажу, и не вздумай возиться с этим весь день. У тебя вполне прилично получается, когда захочешь. Если что-нибудь пропустишь или, наоборот, добавишь, пеняй на себя. Поехали. Сверху поставь число: двадцать седьмое ноября. Теперь с красной строки. «Я не могу больше этого выносить. Я совершила тяжкий грех и должна покаяться, чтобы мистер Джеффри Грей смог обрести наконец свободу».
Раздался скрип отодвигаемого стула и взволнованный лепет миссис Мерсер.
— Что ты задумал? Ты говорил, что сердце мне вырежешь, если я проболтаюсь.
— Ты будешь писать или нет? — заорал Мерсер. — Значит, нет. Видишь этот нож, Лу? Видишь? Он острый. Хочешь проверить, насколько он острый? Не хочешь. Тогда садись и пиши, что тебя велят.
Миссис Мерсер снова уселась. В комнате было так тихо, что Хилари слышала, как скользит по бумаге перо — едва различимый торопливый шелест. Голос Мерсера и тихий шелест пера, и снова голос Мерсера и тяжелое прерывистое дыхание его жены.
— Написала? Хорошо. Теперь дальше. «Я не хотела убивать мистера Эвертона. Мы с Альфредом давно уже любим друг друга, и он сказал, что женится на мне, если мы устроимся к мистеру Эвертону под видом семейной пары. Я согласилась, но Альфред все откладывал и откладывал свадьбу, и однажды мистер Эвертон все узнал…»
Хилари услышала медленный протяжный вздох.
— Да что же это такое? — прошептала миссис Мерсер.
— Узнаешь, когда напишешь, крошка, — ответил ее муж. — Написала: «однажды мистер Эвертон все узнал»? Ладно. Поехали дальше. «Мистер Эвертон был очень рассержен, но как раз в тот день приехал из Шотландии его племянник Берти, и ему было не до нас. Альфред сказал, что все уладит, и подал заявление, но было уже поздно. Мистер Эвертон сказал, чтобы мы уходили, и что уволить нас — его прямой долг. Поэтому я пошла и взяла в нижнем ящике комода пистолет, который мистер Джеффри забыл там при переезде. Это было шестнадцатого июля. На ужин мы пригласили нашу соседку, миссис Томпсон. Проходя мимо двери кабинета, я услышала, что мистер Эвертон звонит Джеффри Грею и просит его немедленно приехать. Я решила, что он хочет рассказать ему о нас с Альфредом. Это случилось в восемь часов вечера. Я тут же поняла, что мне следует делать. Теперь я знала, во сколько должен был появиться мистер Джеффри. Когда пришло время, я сказала, что мне нужно разобрать постель, взяла пистолет…»
— Альфред! — это был скорее выдох, чем восклицание, и он тут же сменился слабым испуганным вскриком.
— И еще получишь, если не перестанешь напрашиваться. Ну! Готова? «…пистолет мистера Джеффри». Написала? Хорошо. «Я спрятала его под фартук и вошла в кабинет. Я умоляла мистера Эвертона сжалиться надо мной и никому не рассказывать о нас с Альфредом, но он не пожелал и слушать, а потом назвал меня плохим словом, и я в него выстрелила».
Хилари услышала, как прошуршал по столу лист бумаги, который с силой отпихнула от себя миссис Мерсер.
— Я не стану! Я не стану этого писать! Меня повесят! — обезумев от ужаса, прошептала она.
— Для этого хватит и того, что ты уже написала, — сказал Альфред Мерсер. — Только ты напрасно беспокоишься, Лу. Никто тебя не повесит. У них просто не получится, потому что, когда ты допишешь эту бумагу и поставишь свою подпись, ты выпьешь кое-что из бутылки, которую я принес, ляжешь спать и больше никогда уже не проснешься.
— Я не стану! — прошептала миссис Мерсер. — Не стану!
— Ах, не станешь? Ну, тогда… — Теперь он говорил так тихо, что Хилари не могла расслышать ни слова. До нее доносились только отрывистые резкие звуки. Вот точно так — хрипло и тяжело — дышит загнанное в угол животное.
Потом раздался визг миссис Мерсер и ее прерывистый задыхающийся голос:
— Не надо! Не надо, я все сделаю!
— Так-то лучше. Давай! Я не собираюсь возиться с тобой весь день. Ничего-ничего: здесь уже столько клякс, что еще парочка ничего не изменит. Пиши: «…я в него выстрелила». И поразборчивей. Ну!
Снова зашуршала бумага и заскрипело перо. Миссис Мерсер тихо скулила. Голос ее мужа звучал жестко и холодно:
— «Заперев дверь, я протерла ключ и ручку. Пистолет я протерла тоже и положила его на коврик возле двери в сад. Потом выбралась наружу, обогнула дом и снова залезла внутрь через одно из окон гостиной, после чего закрыла его. Таким образом, когда полиция прибыла на место, все окна были заперты. Я оставалась у окна до тех пор, пока мимо него не прошел, направляясь к кабинету, мистер Джеффри. Тогда я выбежала в холл и закричала. Тут же появился Альфред, а вслед за ним и миссис Томпсон, и они начали стучать в дверь. Они решили, что это сделал мистер Джеффри, и я промолчала. Я никогда ничего не говорила об этом ни Альфреду, ни кому-либо другому. Он ничего не знал и, как все, был уверен, что убийца — мистер Джеффри. На слушаниях и на суде я дала ложные показания, но это мучило меня и мучает до сих пор. Мы с Альфредом поженились, как он и обещал, и он был очень добр ко мне, но я не могу больше. Я совершила смертный грех и должна умереть». Теперь поставь внизу свою подпись. Она должна быть четкой и разборчивой. Подписывайся своим полным именем: Луиза Кьеза Мерсер.
Волосы на висках у Хилари промокли насквозь; по спине между лопатками медленно пробирались капли холодного пота. Это было как в худшем из ночных кошмаров, который завладевает сразу всеми органами чувств: ноздри Хилари вдыхали затхлый воздух замкнутого пространства, взгляд растворялся во тьме, а в ушах звучали жуткие угрозы. Что она услышала сейчас? Чего стоила история, которую Альфред Мерсер продиктовал жене? Было это ложью, которую он под угрозой ножа заставил написать запуганную и сломленную женщину, или все-таки правдой? Потому что это вполне могло оказаться правдой. Это ничему не противоречило и прекрасно все объясняло. Хотя нет, это не объясняло, почему Джеймс Эвертон изменил свое завещание. Но что за беда? Что за беда, если это оправдывало Джефа?
Мысли испуганно и бестолково метались в голове Хилари, а снаружи доносились отчаянные мольбы миссис Мерсер.
— Альфред, ради бога! Я не могу это подписать. Альфред, я никому не скажу ни слова, клянусь тебе! Я уеду куда-нибудь, где никто и никогда меня не найдет. Никто и никогда не услышит от меня ни единого слова, Альфред, я поклянусь в этом на Библии!
Альфред Мерсер с трудом оторвал от своих брюк руки несчастной женщины, ползавшей перед ним на коленях, злобно выругался, но тут же взял в себя в руки. Сначала он должен был получить ее подпись. Он должен был ее получить.
— Встань, Лу. Встань с пола, — произнес он убийственно спокойным голосом.
Миссис Мерсер недоверчиво подняла на него глаза. Она была так напугана, что уже не могла думать. Она боялась, что ее повесят, она боялась смерти и боялась ножа в руке Альфреда Мерсера — ножа больше всего. Она тут же встала. Мерсер приказал ей сесть за стол, и она села. Он приказал ей поставить свою подпись, и ее холодные дрожащие пальцы слепо нащупали на столе ручку.
— Подпиши! — повторил Альфред Мерсер, показывая ей нож.
Пытаясь справиться со своим страхом, Хилари напряженно вслушивалась в мертвую тишину комнаты, ожидая тихого скрипа, с которым перо выведет на бумаге имя Луизы Кьезы Мерсер. «Но, если она подпишет, он убьет ее. Он сразу ее убьет! Я не могу просто сидеть здесь и ждать, когда это произойдет. Но у него нож. Он убьет и меня тоже. Никто не знает, что я здесь. Даже Генри».
— Ты подпишешь сама или тебя заставить? — сказал Альфред Мерсер.
И миссис Мерсер подписала.
Глава 32
Хилари собрала все свое мужество, решив, что в крайнем случае она просто выскочит из шкафа и постарается добраться до дверей, чтобы позвать на помощь. «Хотя рядом живет женщина, которая зовет на помощь трижды в неделю, потому что ее бьет муж, и никто не обращает на это никакого внимания. Нет, криком тут не поможешь. Нечего даже и пытаться. Думай, Хилари, думай! Ты ведь застанешь его врасплох. Вспомни, как расставлена мебель. В центре стоят стол и стулья. Стулья. Вот! Если ты сумеешь схватить один… Да, схватить и ударить — по ногам или по голове. Стул — опасная штука, если им правильно пользоваться. Тут Мерсеру даже нож не поможет».
Она осторожно приоткрыла дверь. Совсем немного. Потом еще и еще — пока не расширила щель настолько, чтобы можно было в нее смотреть. Теперь перед ее глазами находился освещенный сектор комнаты, в который попадала и миссис Мерсер, очень прямо сидевшая на стуле, сложив руки в подоле платья. На ее лице не осталось никаких эмоций — все они сосредоточились теперь в ее глазах. Она не отрываясь смотрела на Альфреда Мерсера, который стоял напротив нее, уперевшись обеими руками в стол. Его лица Хилари не видела, а открыть дверь шкафа пошире она не решалась, вцепившись в нее мертвой хваткой, чтобы она, не дай бог, не распахнулась сама. В поле ее зрения попадали только руки Мерсера. Возле одной из них, у самого края стола, поблескивая на солнце, лежал нож. У него была костяная рукоятка и острое длинное лезвие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38