Это раз. В толпе будут кишмя кишеть агенты в штатском. Это два. Между толпой и папой будет все же известная дистанция. Это три. Серые господа в штатском, как ты мог убедиться, снабжены металлоискателями, а у Николая Ивановича нет ничего, кроме большого черного пистолета, от которого металлоискатель воет как сигнализация машины «ауди» в три часа ночи. Это, наконец, четыре.
— Значит, ты считаешь, что Дед попытается втесаться непосредственно в эскорт?
— Вот именно. Вся логика за это. Но в каком костюме, в каком виде?
— А нам-то какая разница? Мы-то его в любом виде узнаем.
— Не скажи. Боцман ведь не узнал его в костюме дворника, а у Боцмана глаз достаточно цепкий. Кроме того, чем больше мы будем знать о планах капитана, тем больше шансов будет его остановить.
— Хорошо. И что, у тебя есть хоть одна версия?
— Четкой нет, есть варианты. К сожалению, мы слишком мало знаем о старике. Надо учитывать, во-первых, что он старик. Значит, добра молодца он ни в каком случае изображать не будет. Должно выполняться еще одно условие. Старик должен неплохо знать типаж, который собирается изобразить. Вот тут-то мы и попадаем в тупик. Ну, положим, он может прикинуться пожилым чиновником. Но тогда ему пришлось бы внедриться в какую-нибудь делегацию, что, конечно, исключено. В советское время он бы нацепил ордена и его бы, возможно, пропустили, куда ему нужно. Это, разумеется, тоже отпадает. Конечно, он мог бы...
Но Док не успел договорить. Направляясь к нам, по скверу шел длинный сутулый нескладный человек, размахивая, как мельница, громадными руками, креня голову, да и весь корпус, и хитрюще ухмыляясь. Он старательно делал вид, что идет не к нам, а мимо, но при этом пристально в меня всматривался. Наконец он распознал сквозь бороду мои незабвенные черты, ухмыльнулся совсем уж хитро, прямо заговорщически, и решительно приблизился. Сбросил с плеча на лавку какой-то тюк, присел рядом, наклонился и хрипло прошептал мне на ухо:
— Смерть фашистам!
— Смерть! — дал я отзыв, а Док дико вытаращился.
— Если враг не сдается, его уничтожают!
— Согласен.
— Я знаю все!
— Что именно?
— Враг разгромлен в его логове!
Да уж, наша тихая операция в Карпатах все же вызвала в городе определенный резонанс. Док продолжал дико таращиться.
— Сергей Тяньшанский, — представил я ему подсевшего. — Химик, подрывник и революционер-бомбист.
Но химик не заметил иронии. Он, озираясь по сторонам, разворачивал тюк. При этом он подозрительно косился на Дока и вопрошающе смотрел на меня.
— Это мой коллега, — успокоил я Тяньшанского, — у меня от него секретов нет.
Тогда Сергей, не обнаружив вокруг нас любопытных глаз, вынул из тюка явное взрывное устройство, выглядевшее самопально, но вполне зловеще.
— Смерть фашистам и попам! — глухо прохрипел он.
— А попы-то тут при чем? — поинтересовался Док.
— Религия — опиум для народа! — Химик явно предпочитал изъясняться лозунгами.
— Сергей, — как можно деликатнее спросил я — я вообще старался обращаться с ним, как с миной, впрочем, он и был человеком-миной, — скажи конкретно, что ты затеял?
Придурок чуть не влез носом мне в ухо и зашептал, дыша горячо:
— Плюю на папу! Он приехал для захвата! На воздух папу!
— Скажи, пожалуйста, ты это сам придумал или тебя надоумил кто?
— Сам! Папа — на воздух, и всем будет ясно, что Бога нет!
— Ты атеист?
— Я материалист-дарвинист!
— Хорошо. Но только вот что. Наше задание в городе не окончено. Мы на нелегальном положении, за нами следят. К сожалению, если в ближайшие три дня в городе произойдет нечто экстраординарное, нам будет грозить провал.
Тяньшанский был явно озадачен, и я пошел ва-банк:
— Так что папу взорвешь в следующий раз.
— Да? — Химик был расстроен. Но тут же добавил: — Я на проспекте живу. Приходит ко мне фашист и говорит, что во время, пока ихний главный поп, то есть папа, будет во Львове, мне нельзя даже подходить к своему собственному окну! Представляете? Если подойду, меня снайпер фашистский снимет! Видали? Пусть попробует! Это я папу сниму!
— Увы, но это полностью сорвет всю нашу работу.
— Правда? — Серега, видимо, все же склонялся к тому, чтобы подчиниться воле подпольного обкома.
— Безусловно. Это приказ. Бомбу — разобрать и уничтожить как опасную улику. Впрочем, нет. Давай-ка ее лучше сюда, я, кажется, придумал, на что она еще может сгодиться.
— Да, да, пожалуйста... Я тогда пойду. А вы возьмите вот это, раз вы конспирируетесь...
Серега сунул мне в руки свой тюк.
— Что здесь?
— Это поповская одежа. Ну, ряса, как у ксендза. В таком виде я мог бы пробраться к папе, а вы, то есть кто-то один из вас сможет законспирироваться. Сейчас уже в городе полно ксендзов, если надеть рясу, то не будет никаких подозрений.
Когда Серега говорил это, его лицо казалось умным и грустным. Вполне осмысленным. Но вдруг оно вновь преобразилось, исказилось ухмылкой привычного идиота.
— Я пойду, — сказал он. — Смерть фашистам!
— Смерть! — поддержал я химика в его идиотизме.
— Смерть! — поддержал и Док и, когда Серега походкой шпиона из худших комедий удалился, спросил меня: — Это что за взрослый ребенок?
— Хорош ребенок! Как бы то ни было, поздравляю нас всех, Док! Только что мы предотвратили одну из попыток покушения на папу. Интересно, сколько в этом городе сумасшедших, вынашивающих террористические планы? Был один. Теперь оказалось — двое. Может, есть еще? Боюсь, что, если мы даже остановим Деда, все едино, папу нам не уберечь. Он обречен. Да, я тебе не ответил! Это Серега Тяньшанский, одноклассник Бороды, химик, псих. Он нас аммоналом снабдил. Спасибо ему.
— Спасибо ему за вот это, — Док указал на тюк. — Подсказал.
— Ты думаешь?
— Мелькала в голове такая мысль. Но только я ее отбрасывал все время. Николай Иванович ведь не католик. Откуда ему знать повадки ксендзов? Но теперь я подумал: все же он полвека живет здесь, может, и видел несколько раз католических попов, особенно в последнее время. А кстати, жена! Жена у него была полька! Возможно, и не верующая, но опять же почему не допустить, что он бывал с ней в костеле во время праздников! Подумай, что может быть лучше рясы, если ты хочешь попробовать приблизиться к папе?
— Твоя правда. И ничего лучше рясы не придумаешь, чтобы контролировать ситуацию. Артист нам сыграет такого ксендза, что папа его тут же произведет в кардиналы. Он в театральном учился, французский знает. Французы — католики, так что сойдет. Пошли звонить.
Артиста мы вынимали из его логова с помощью нехитрого конспиративного трюка. Не было никакой уверенности, что Ларисин телефон не прослушивается. Поэтому я звонил, трубку брала хозяйка, я звал к телефону кого попало, получал ответ, что здесь такие не живут, извинялся, и после этого отправлялся к месту встречи, которое назначал Артисту заранее. Лариса, зная меня по голосу, сообщала Артисту о звонке.
Артист приплелся, нет, даже притащился на рандеву не то что не в духе, он был не в себе.
— Где Борода? — спросил он с яростью, вместо того чтобы поздороваться.
— Мы увидим его вечером в аэропорту.
— Ладно, — злобно прорычал Артист и после этого замкнулся.
Я стал втолковывать ему, что от него требуется, что он должен будет, вырядившись ксендзом, держаться постоянно поблизости от папы и глядеть в оба, не появится ли на горизонте Дед с большим черным пистолетом. Но Семен слушал невнимательно, был погружен в себя, отвечал односложно и, кажется, автоматически.
— Что с тобой? — спросил я.
— Все в порядке, — буркнул Артист.
У меня, честно говоря, не было настроения приводить Семена в чувство. Устал я работать психотерапевтом в ходе данной операции. Я зло сообщил ему, что до вечера он свободен, пусть побродит где-нибудь в парке на окраине, чтоб не попадаться никому на глаза, и заодно проветрит мозги. Странно, но он не стал пререкаться, ему попросту было не до нас. Он повернулся и пошел.
Минут пять мы стояли молча. Я даже несколько растерялся. Артист, на которого я как раз возлагал все надежды, выбыл из игры в последний момент. До прилета папы оставались считанные часы. Молчание прервал Док.
— Не расстраивайся, командир, — сказал он. — Давай рясу, будет у нас ксендз. А тебе, равно как и всем остальным, несмотря на бородатость, лучше всего будет покинуть город. Я думаю, тебя наши взрослые дети в любом виде узнают, а тогда...
— Где ты возьмешь ксендза?
— Сам оденусь.
— Ты ж даже не знаешь, как креститься по-ихнему!
— Отчего же? На Кубе насмотрелся на католическую братию. Так что попробую вжиться в образ.
— А язык? На каком языке говорить-то будешь? Не по-русски же!
— А я буду молчаливым ксендзом. Но в случае чего, и язык найдется. Не переживай. И если ты намерен геройствовать и не оставлять друга одного — знаю я тебя, никуда ты не уедешь, — то прошу: держись от папского кортежа подальше. Извини, но ты мне будешь только мешать. Это касается и остальных. Все, я пошел переодеваться. В любом случае нам всем лучше быть порознь. Так что встретимся в Москве.
* * *
Если утром мало что выдавало перенасыщенность города людьми — ну, ментов много, ну, шляются по улицам группки туристов, — то к вечеру вся скрытая масса народа выявилась, выплеснулась и громадной гусеницей протянулась по всему папскому маршруту. Пробиться в аэропорт оказалось несколько труднее, чем хотелось бы. Но Борода предусмотрительно назначил точку встречи не в самом порту, а на опушке примыкавшего к нему лесопарка. Там народу не было. Борода с Боцманом пришли раньше, я их заметил издалека. Борода курил, Боцман что-то ему мудро втолковывал. При моем появлении Боцман переключился на меня, причем с явным облегчением — заполучил наконец более просвещенного собеседника.
— Маршрут мы проверили, — доложил Боцман, — в особенности точки, где папа будет выгружаться из папамобиля. Город хороший. Для снайпера. Я десяток мест прикинул, из которых выстрел в принципе возможен. Но повторяю, для снайпера. Пистолетный выстрел я исключаю практически. Не отвергаю бомбометание. Но в этом случае вероятность поражения цели, то есть папы, крайне невелика. Это может попробовать безумец, но не профессионал. Мое мнение: контролировать папу по всем маршрутам перемещений и невозможно, и бессмысленно.
— А мне кажется, — даже как-то обиженно вставил Борода, — что можно при желании стрельнуть и из пистолета. Мы должны всю дорогу следовать за кортежем, тогда, может, и напоремся на Деда.
— Дилетантов попрошу помолчать! — уже раздраженно прервал его Боцман. — Ты не видел, я видел. Стрельба из пистолета невозможна.
Я не успел сообщить ребятам о нашей с Доком разработке, как появился Артист. Он подлетел к нам как вихрь и сразу ухватил Бороду за грудки.
— Ты?! Ты?! — невнятно бормотал он. Намечалась, кажется, дуэль на любовной почве, причем участь Бороды, на мой взгляд, в этом случае была бы предрешена. Боцман, похоже, тоже пожалел художника, мы с ним одновременно, не сговариваясь, нежно прихватили Артиста за плечи. Нетренированный Борода с едва зажившей дыркой в левом боку был слишком уж недостойным противником для спецназовца, пусть даже крайне чем-то обиженного. Я взял на себя роль арбитра.
— В чем дело?
Но Артист, хоть и отлип от Бороды, даже не обратил на меня ни малейшего внимания. Он говорил, вернее, орал только Бороде:
— Это ты рассказал Светлане о Ларисе?!
— Господи, — облегченно вздохнул перепугавшийся было Борода. — Да нет же, конечно. Мне-то что? Я уж смирился...
— В чем дело, Семен?! — повторил я более решительно и непосредственно в ухо разъяренному Артисту.
Тот, кажется, начал приходить в себя.
— Свете кто-то рассказал, что я все это время живу у Ларисы...
— Но это ведь так оно и есть, — заметил Боцман.
— Мне эта шлюха ни на черта не нужна! Я же по вашему заданию, для дела у нее ошиваюсь!
Я хотел было заметить, что он, Артист, всегда умеет совмещать выполнение задания с насыщенной интимной жизнью, но решил не подливать масла в огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Значит, ты считаешь, что Дед попытается втесаться непосредственно в эскорт?
— Вот именно. Вся логика за это. Но в каком костюме, в каком виде?
— А нам-то какая разница? Мы-то его в любом виде узнаем.
— Не скажи. Боцман ведь не узнал его в костюме дворника, а у Боцмана глаз достаточно цепкий. Кроме того, чем больше мы будем знать о планах капитана, тем больше шансов будет его остановить.
— Хорошо. И что, у тебя есть хоть одна версия?
— Четкой нет, есть варианты. К сожалению, мы слишком мало знаем о старике. Надо учитывать, во-первых, что он старик. Значит, добра молодца он ни в каком случае изображать не будет. Должно выполняться еще одно условие. Старик должен неплохо знать типаж, который собирается изобразить. Вот тут-то мы и попадаем в тупик. Ну, положим, он может прикинуться пожилым чиновником. Но тогда ему пришлось бы внедриться в какую-нибудь делегацию, что, конечно, исключено. В советское время он бы нацепил ордена и его бы, возможно, пропустили, куда ему нужно. Это, разумеется, тоже отпадает. Конечно, он мог бы...
Но Док не успел договорить. Направляясь к нам, по скверу шел длинный сутулый нескладный человек, размахивая, как мельница, громадными руками, креня голову, да и весь корпус, и хитрюще ухмыляясь. Он старательно делал вид, что идет не к нам, а мимо, но при этом пристально в меня всматривался. Наконец он распознал сквозь бороду мои незабвенные черты, ухмыльнулся совсем уж хитро, прямо заговорщически, и решительно приблизился. Сбросил с плеча на лавку какой-то тюк, присел рядом, наклонился и хрипло прошептал мне на ухо:
— Смерть фашистам!
— Смерть! — дал я отзыв, а Док дико вытаращился.
— Если враг не сдается, его уничтожают!
— Согласен.
— Я знаю все!
— Что именно?
— Враг разгромлен в его логове!
Да уж, наша тихая операция в Карпатах все же вызвала в городе определенный резонанс. Док продолжал дико таращиться.
— Сергей Тяньшанский, — представил я ему подсевшего. — Химик, подрывник и революционер-бомбист.
Но химик не заметил иронии. Он, озираясь по сторонам, разворачивал тюк. При этом он подозрительно косился на Дока и вопрошающе смотрел на меня.
— Это мой коллега, — успокоил я Тяньшанского, — у меня от него секретов нет.
Тогда Сергей, не обнаружив вокруг нас любопытных глаз, вынул из тюка явное взрывное устройство, выглядевшее самопально, но вполне зловеще.
— Смерть фашистам и попам! — глухо прохрипел он.
— А попы-то тут при чем? — поинтересовался Док.
— Религия — опиум для народа! — Химик явно предпочитал изъясняться лозунгами.
— Сергей, — как можно деликатнее спросил я — я вообще старался обращаться с ним, как с миной, впрочем, он и был человеком-миной, — скажи конкретно, что ты затеял?
Придурок чуть не влез носом мне в ухо и зашептал, дыша горячо:
— Плюю на папу! Он приехал для захвата! На воздух папу!
— Скажи, пожалуйста, ты это сам придумал или тебя надоумил кто?
— Сам! Папа — на воздух, и всем будет ясно, что Бога нет!
— Ты атеист?
— Я материалист-дарвинист!
— Хорошо. Но только вот что. Наше задание в городе не окончено. Мы на нелегальном положении, за нами следят. К сожалению, если в ближайшие три дня в городе произойдет нечто экстраординарное, нам будет грозить провал.
Тяньшанский был явно озадачен, и я пошел ва-банк:
— Так что папу взорвешь в следующий раз.
— Да? — Химик был расстроен. Но тут же добавил: — Я на проспекте живу. Приходит ко мне фашист и говорит, что во время, пока ихний главный поп, то есть папа, будет во Львове, мне нельзя даже подходить к своему собственному окну! Представляете? Если подойду, меня снайпер фашистский снимет! Видали? Пусть попробует! Это я папу сниму!
— Увы, но это полностью сорвет всю нашу работу.
— Правда? — Серега, видимо, все же склонялся к тому, чтобы подчиниться воле подпольного обкома.
— Безусловно. Это приказ. Бомбу — разобрать и уничтожить как опасную улику. Впрочем, нет. Давай-ка ее лучше сюда, я, кажется, придумал, на что она еще может сгодиться.
— Да, да, пожалуйста... Я тогда пойду. А вы возьмите вот это, раз вы конспирируетесь...
Серега сунул мне в руки свой тюк.
— Что здесь?
— Это поповская одежа. Ну, ряса, как у ксендза. В таком виде я мог бы пробраться к папе, а вы, то есть кто-то один из вас сможет законспирироваться. Сейчас уже в городе полно ксендзов, если надеть рясу, то не будет никаких подозрений.
Когда Серега говорил это, его лицо казалось умным и грустным. Вполне осмысленным. Но вдруг оно вновь преобразилось, исказилось ухмылкой привычного идиота.
— Я пойду, — сказал он. — Смерть фашистам!
— Смерть! — поддержал я химика в его идиотизме.
— Смерть! — поддержал и Док и, когда Серега походкой шпиона из худших комедий удалился, спросил меня: — Это что за взрослый ребенок?
— Хорош ребенок! Как бы то ни было, поздравляю нас всех, Док! Только что мы предотвратили одну из попыток покушения на папу. Интересно, сколько в этом городе сумасшедших, вынашивающих террористические планы? Был один. Теперь оказалось — двое. Может, есть еще? Боюсь, что, если мы даже остановим Деда, все едино, папу нам не уберечь. Он обречен. Да, я тебе не ответил! Это Серега Тяньшанский, одноклассник Бороды, химик, псих. Он нас аммоналом снабдил. Спасибо ему.
— Спасибо ему за вот это, — Док указал на тюк. — Подсказал.
— Ты думаешь?
— Мелькала в голове такая мысль. Но только я ее отбрасывал все время. Николай Иванович ведь не католик. Откуда ему знать повадки ксендзов? Но теперь я подумал: все же он полвека живет здесь, может, и видел несколько раз католических попов, особенно в последнее время. А кстати, жена! Жена у него была полька! Возможно, и не верующая, но опять же почему не допустить, что он бывал с ней в костеле во время праздников! Подумай, что может быть лучше рясы, если ты хочешь попробовать приблизиться к папе?
— Твоя правда. И ничего лучше рясы не придумаешь, чтобы контролировать ситуацию. Артист нам сыграет такого ксендза, что папа его тут же произведет в кардиналы. Он в театральном учился, французский знает. Французы — католики, так что сойдет. Пошли звонить.
Артиста мы вынимали из его логова с помощью нехитрого конспиративного трюка. Не было никакой уверенности, что Ларисин телефон не прослушивается. Поэтому я звонил, трубку брала хозяйка, я звал к телефону кого попало, получал ответ, что здесь такие не живут, извинялся, и после этого отправлялся к месту встречи, которое назначал Артисту заранее. Лариса, зная меня по голосу, сообщала Артисту о звонке.
Артист приплелся, нет, даже притащился на рандеву не то что не в духе, он был не в себе.
— Где Борода? — спросил он с яростью, вместо того чтобы поздороваться.
— Мы увидим его вечером в аэропорту.
— Ладно, — злобно прорычал Артист и после этого замкнулся.
Я стал втолковывать ему, что от него требуется, что он должен будет, вырядившись ксендзом, держаться постоянно поблизости от папы и глядеть в оба, не появится ли на горизонте Дед с большим черным пистолетом. Но Семен слушал невнимательно, был погружен в себя, отвечал односложно и, кажется, автоматически.
— Что с тобой? — спросил я.
— Все в порядке, — буркнул Артист.
У меня, честно говоря, не было настроения приводить Семена в чувство. Устал я работать психотерапевтом в ходе данной операции. Я зло сообщил ему, что до вечера он свободен, пусть побродит где-нибудь в парке на окраине, чтоб не попадаться никому на глаза, и заодно проветрит мозги. Странно, но он не стал пререкаться, ему попросту было не до нас. Он повернулся и пошел.
Минут пять мы стояли молча. Я даже несколько растерялся. Артист, на которого я как раз возлагал все надежды, выбыл из игры в последний момент. До прилета папы оставались считанные часы. Молчание прервал Док.
— Не расстраивайся, командир, — сказал он. — Давай рясу, будет у нас ксендз. А тебе, равно как и всем остальным, несмотря на бородатость, лучше всего будет покинуть город. Я думаю, тебя наши взрослые дети в любом виде узнают, а тогда...
— Где ты возьмешь ксендза?
— Сам оденусь.
— Ты ж даже не знаешь, как креститься по-ихнему!
— Отчего же? На Кубе насмотрелся на католическую братию. Так что попробую вжиться в образ.
— А язык? На каком языке говорить-то будешь? Не по-русски же!
— А я буду молчаливым ксендзом. Но в случае чего, и язык найдется. Не переживай. И если ты намерен геройствовать и не оставлять друга одного — знаю я тебя, никуда ты не уедешь, — то прошу: держись от папского кортежа подальше. Извини, но ты мне будешь только мешать. Это касается и остальных. Все, я пошел переодеваться. В любом случае нам всем лучше быть порознь. Так что встретимся в Москве.
* * *
Если утром мало что выдавало перенасыщенность города людьми — ну, ментов много, ну, шляются по улицам группки туристов, — то к вечеру вся скрытая масса народа выявилась, выплеснулась и громадной гусеницей протянулась по всему папскому маршруту. Пробиться в аэропорт оказалось несколько труднее, чем хотелось бы. Но Борода предусмотрительно назначил точку встречи не в самом порту, а на опушке примыкавшего к нему лесопарка. Там народу не было. Борода с Боцманом пришли раньше, я их заметил издалека. Борода курил, Боцман что-то ему мудро втолковывал. При моем появлении Боцман переключился на меня, причем с явным облегчением — заполучил наконец более просвещенного собеседника.
— Маршрут мы проверили, — доложил Боцман, — в особенности точки, где папа будет выгружаться из папамобиля. Город хороший. Для снайпера. Я десяток мест прикинул, из которых выстрел в принципе возможен. Но повторяю, для снайпера. Пистолетный выстрел я исключаю практически. Не отвергаю бомбометание. Но в этом случае вероятность поражения цели, то есть папы, крайне невелика. Это может попробовать безумец, но не профессионал. Мое мнение: контролировать папу по всем маршрутам перемещений и невозможно, и бессмысленно.
— А мне кажется, — даже как-то обиженно вставил Борода, — что можно при желании стрельнуть и из пистолета. Мы должны всю дорогу следовать за кортежем, тогда, может, и напоремся на Деда.
— Дилетантов попрошу помолчать! — уже раздраженно прервал его Боцман. — Ты не видел, я видел. Стрельба из пистолета невозможна.
Я не успел сообщить ребятам о нашей с Доком разработке, как появился Артист. Он подлетел к нам как вихрь и сразу ухватил Бороду за грудки.
— Ты?! Ты?! — невнятно бормотал он. Намечалась, кажется, дуэль на любовной почве, причем участь Бороды, на мой взгляд, в этом случае была бы предрешена. Боцман, похоже, тоже пожалел художника, мы с ним одновременно, не сговариваясь, нежно прихватили Артиста за плечи. Нетренированный Борода с едва зажившей дыркой в левом боку был слишком уж недостойным противником для спецназовца, пусть даже крайне чем-то обиженного. Я взял на себя роль арбитра.
— В чем дело?
Но Артист, хоть и отлип от Бороды, даже не обратил на меня ни малейшего внимания. Он говорил, вернее, орал только Бороде:
— Это ты рассказал Светлане о Ларисе?!
— Господи, — облегченно вздохнул перепугавшийся было Борода. — Да нет же, конечно. Мне-то что? Я уж смирился...
— В чем дело, Семен?! — повторил я более решительно и непосредственно в ухо разъяренному Артисту.
Тот, кажется, начал приходить в себя.
— Свете кто-то рассказал, что я все это время живу у Ларисы...
— Но это ведь так оно и есть, — заметил Боцман.
— Мне эта шлюха ни на черта не нужна! Я же по вашему заданию, для дела у нее ошиваюсь!
Я хотел было заметить, что он, Артист, всегда умеет совмещать выполнение задания с насыщенной интимной жизнью, но решил не подливать масла в огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54