— Надо производить тщательный осмотр помещения.
На их счастье, помещение оказалось не очень большим. Оттого и осмотр не затянулся на всю ночь. В платяном шкафу за женским бельем Клементьев нашел сумочку. В ней лежали два загранпаспорта на имена Ивановой Ирины Юрьевны и Харченко Андрея Григорьевича с фотографиями Лены и Полещука. Так, что тут еще? — бубнил Клементьев, роясь своими мощными руками в сумочке. — Ого, Павел Николаевич, тут письмо какое-то… На-ка, держи…
Николаев взял письмо, написанное женским почерком.
«Здравствуй, Кирилл! Я решила написать тебе, потому что меня ужасно мучает совесть. В последние дни я просто места себе не нахожу. Я поступила подло по отношению к тебе и твоим родителям. Я не хочу валить все на Андрея, я сама во всем происшедшем виновата. Теперь я нахожусь здесь, у меня ценности, принадлежавшие вашей семье, но они не приносят мне никакой радости, я не могу на них смотреть. На чужом несчастье счастья не построишь. Я не знаю, для чего я все это пишу, мне просто очень плохо. Я так страдаю без Вики, моя дочка снится мне каждую ночь, и я просыпаюсь в ужасе от того, что она осталась во сне, и ее нет со мной. Я думала, что с Андреем я сумею забыть про все, уверенная, что моя дочь, которая стала и твоей дочерью, будет сыта, одета, обута, образована и т.д. Но теперь здесь, в оторванности от всех близких, я поняла, что все это не так. Я не могу жить без нее и не знаю, как буду жить дальше. Я даже стала подумывать, не вернуться ли мне домой. Я знаю — меня будут судить и посадят в тюрьму, но у меня будут хоть какие-то надежды на свидание с Викой. Я всю жизнь любила Андрея, да, я не любила тебя, но этой любви для счастья оказалось недостаточно. Я не знаю, зачем я все это пишу и отправлю ли это письмо, наверняка, нет, просто побоюсь, но пишу, потому что должна все высказать хоть листу бумаги. Прости меня, если можешь, поверь мне, я очень несчастна…» Все. На этом письмо прерывается, — закончил чтение Николаев. Эвона как, — задумчиво протянул Клементьев. — Отправила бы, была бы жива… А кто же это все-таки позвонил в милицию? — сузив глаза и глядя в сторону задал риторический вопрос Николаев. — Именно сейчас, зная, что они погибли. Раньше-то почему не сообщали? Ты хочешь сказать, что кому-то выгодно, чтобы мы это прочитали именно сейчас? Конечно. И странно еще то, что Полещук с Леной пошли в такое людное место, как ресторан в гостинице «Ялта», чтобы отметить ее день рождения, как будто нельзя было это событие отметить, например, здесь, в таком уединенном месте, на берегу моря. Больше того, там зарисовался столь известный в городе человек, как этот Исаак Борисович. То есть, кому-то захотелось, чтобы видели, как Полещук встречается с человеком, скупающим старинные ювелирные изделия. Ведь, наверняка, Полещук не собирался продавать кольцо старику за гроши, не такой это был человек. А мог бы и продать, кстати, — не согласился Клементьев. — Когда деньги нужны позарез, и пара тысяч долларов — большие деньги. Тем более, колечко далеко не последнее… Позарез? У Полещука должно было быть около ста тысяч долларов. На кой черт ему продавать кольцо по дешевке, да вдобавок светиться в городе с этим кольцом? Почему вообще они не умотались за кордон с этими паспортами? Паспорта, похоже, совершенно подлинные. За деньги сейчас что угодно можно купить. А вот с этими побрякушками просто так не улизнешь, не имея прикрытия. Нужна серьезная подготовка, большие связи. И потом вот еще что: странно, что у них при себе были их подлинные паспорта… Хочешь сказать, все подстроено? И мы должны были увидеть убитых Воропаеву и Полешука? Но ведь их опознали…
Николаев махнул рукой. Пойди в машину, позвони, узнай, кому хоть принадлежит этот домик.
Через несколько минут он вошел. Дом принадлежит некой Ворониной, бывшей сотруднице Никитского Ботанического сада. Сейчас она проживает в Симферополе, а этот домик использует летом в качестве дачи. Но в нем можно, как видишь, жить и зимой. Отопление, вода, все, как видишь, удобства. Ее покойный муж занимал высокий пост в горисполкоме. Да, такой домик просто так не дадут приватизировать…Ладно, Григорий Петрович, поехали в Симферополь. Спать нам с тобой, видно, сегодня не придется. Время не терпит. Позвоню-ка я Косте, — сказал в машине Николаев. — Глаз он не должен спускать с Воропаева. Все меньше и меньше нравится мне этот господин в кашемировом пальто. Думаю, и Воронина нам сообщит нечто интересное, — крутя баранку по горным дорогам, пробасил Клементьев. Костя, — услышал Николаев голос Гусева. — Что там наш друг Кирилл поделывает? Я его давно не видел. Не выпускай его из гостиницы. Мы с Клементьевым едем из Никитского Ботанического сада в Симферополь. Кто-то позвонил в милицию и сообщил адрес пребывания покойных. А старику Исааку Борисовичу, кстати, Полещук предлагал кольцо. По дешевке. Все, подробности потом, а сейчас беги к нашему другу, проверь, в номере ли он. И глаз не спускай…
Николаев закурил и проворчал: Мне кажется, сегодня ночью нас ожидают интереснейшие сюрпризы. Посвяти в ход мысли, Павел Николаевич. Погоди, Гриш, дай срок…Давай, доедем до Симферополя, побеседуем с этой Ворониной. Там, уверен, многое прояснится, а что будет неясно, я попытаюсь объяснить.
В машину позвонил Гусев и сообщил, что Кирилла в номере нет.
Николаев что-то проворчал, а потом крепко выругался. Его мучало предчувствие чего-то страшного, чего предотвратить никто не мог. Видимо, им противостояли грозные силы…
В Симферополь приехали далеко за полночь. Но Воронину разыскали быстро — Клементьев знал город как свои пять пальцев… Что такое? Кто вы? — через цепочку было видно лицо пожилой женщины. Капитан Клементьев из уголовного розыска и майор Николаев из Москвы. Откройте, пожалуйста, — протянул ей удостоверение Клементьев.
Дверь открылась. Что случилось такое? Убили, что ли, кого? До утра нельзя было потерпеть? — Воронина говорила властным голосом, ка женщина, знающая себе цену. Вы Воронина? Я Воронина Галина Петровна. Что такое произошло? Вы совершенно правы, — мрачно произнес Клементьев. — Убили кое-кого. И не кое-кого, а ваших квартирантов. Потому-то до утра никак невозможно. Иру и Андрюшу?!!! Они представились вам так? Я видела документы. Иванова Ира и Харченко Андрей. Они из Москвы. Медовый месяц. Такие хорошие ребята…. — хваталась за голову Воронина. Да, месяц у них получился очень даже медовый, медовее не бывает, — проворчал Клементьев. — Но дело не в этом, Нас интересует один вопрос — кто вам порекомендовал этих квартирантов. Ваш домик даже уголовному розыску отыскать невозможно, уж до того он хорошо привязан к местности…Так что, такие дома для счастливых молодоженов можно найти лишь по большому блату. Кто порекомендовал? — удивленно подняла брови Галина Петровна. — Кирюша Воропаев, я его очень хорошо знаю.
Николаев и Клементьев переглянулись. Вот тебе и маменькин сыночек, — пробормотал Николаев. Что вы сказали? — не поняла Воронина. Я говорю, хороший парень Кирюша, правда? — сжимая кулаки под столом, сказал Николаев. Очень, очень хороший, — приняла его слова за чистую монету Галина Петровна. — Такой вежливый, интеллигентный. Сейчас таких мало, все стали такие грубые, вульгарные, даже девушки… Об этом позже, — оборвал ее Клементьев. Откуда вы знаете Воропаева? Он биолог, а я работала в Никитском Ботаническом саду. Он приезжал к нам студентом на практику, мы познакомились, он жил у меня дома, а потом еще несколько раз приезжал с друзьями. Ему очень нравился мой домик. Он шутил все, говорил — домик прямо для шпионов, стоит отдельно, никого вокруг, годами можно прятаться, никто не отыщет. Даже света в окнах с дороги не видно, а уж летом, когда растительность, он просто растворяется в ней, как будто и нет его. Но многие деревья вечнозеленые, так что и зимой его почти не видно… Вот… А потом моего покойного мужа оперировал Кирюшин папа, и благодаря ему он прожил лет на пять больше. Мой муж работал в горисполкоме… Я знаю, — с какой-то злобой произнес Клементьев. — Продолжайте по делу… В последний раз он приехал году в восемьдесят пятом или шестом. А потом как-то звонил мне сюда, когда я жила здесь. После смерти мужа я переехала сюда. Так вот, он звонил и говорил, что женился и приедет с молодой женой. Но так и не собрался, так я его жены и не видела, они куда-то в другое место отдыхать поехали. А тут недавно объявился, позвонил, сказал, что у его друзей медовый месяц, и им надо ото всех уединиться. А прямо первого января приехали эти ребята, заплатили мне, и я их на машине отвезла туда, сами-то они бы не нашли. Машину Андрюша оплатил туда и обратно. И очень хорошо заплатили, сейчас таких денег никто бы не дал. Потом Андрюша Харченко приехал в начале февраля, заплатил мне еще за месяц, сказал, что ему продлили отпуск, и им так у меня понравилось, что они решили пожить еще. Вот, собственно, и все. А что, уточнила Воронина, морщась. — Их что, прямо там… У меня в доме? Нет. Можете на этот счет не беспокоиться, — проворчал Клементьев. — Пока единственный ущерб вашему домику нанес лично я, взломав замки. Вы, кстати, можете жаловаться, это нарушение закона, взлом, обыск…Но у нас времени не было, дело очень серьезное… Да что вы, зачем я буду жаловаться? Только вот замок надо новый вставлять, это теперь все так дорого… Замок мы вам завтра вставим. Подъезжайте часикам к десяти, если сможете. Где у вас телефон? — спросил Николаев. Мне надо срочно позвонить. В соседней комнате. Там внучка спит. Придется побеспокоить. Он прошел в соседнюю комнату, где спала девочка лет десяти и набрал номер Гусева. Павел?! А я звоню в машину, никто не подходит. Нет его нигде. Сгинул. Ключи от номера оставил портье. Его надо срочно задержать. Ах так… Именно так. Бери ключи у портье и осмотри номер. И держи в курсе. Мы в Симферополе, скоро выезжаем в Ялту.
Девочка проснулась, с испугом глядела на Николаева. Тот подмигнул ей и вышел Вот что, Галина Петровна, — сказал на прощание Николаев. — Никому не открывайте, а особенно — Кириллу, если он вдруг появится у вас. Да?! — испуганно вытаращила глаза Воронна. — Хорошо, хорошо. Утром внучка в школу пойдет, а я сразу на автобус, и в Ялту…
Николаев и Клементьев откланялись и пошли в машину. Было уже около половины второго. Настроение у обоих было довольно боевое, открытия этой ночи впечатляли. Тем более, что, скорее всего, должно было быть продолжение. Какого же рожна он все это затеял? — удивлялся Клементьев, умело крутя баранку "Волги. — Никак я это в толк не возьму.
Николаев молчал, о чем-то напряженно думая. А. Павел Николаевич! Я все обдумываю всю эту историю и не могу уловить ход мыслей этого Воропаева. Поясни, если есть какие-нибудь соображения. Ты спишь, что ли? Устал… Понимаю… Мне бы вот только не желательно заснуть за рулем… Не заснешь, — обнадежил Николаев. — Есть соображения. И сейчас я тебя развлеку интересным повествованием…
… По дороге, ведущей из Массандры в Ялту уверенной поступью шагал человек. На губах его играла злая улыбочка. Человек этот был вполне доволен собой, доволен своими действиями, он был уверен в будущем. А будущее это должно было быть счастливым, богатым, полным интересными впечатлениями… И самое главное, что это счастливое будущее дадут ему не какие-то дешевые махинации, а его собственные, нажитые его знаменитыми предками деньги…
Как были глупы те, кто полагал, что могла перехитрить его…Наивные, нелепые люди… Жалкие провинциалы…
Их больше нет…Нет на земле Андрея Полещука… Нет на земле дурака Максимова с его подручными…Нет на земле тех, кто слишком много знал Мызина и Юркова… Нет на земле Елены Воропаевой… Теперь больше нет на земле и Кирила Воропаева… Есть Владимиров Олег Иванович, на чей счет в один из швейцарских банков переведена такая сумма, на которую и он и его потомки будут припеваючи жить столько, сколько будут существовать вообще…
Какая великая вещь — деньги, какая великая вещь — интерес, выгода… То, что невозможно решить с помощью денег, можно решить с помощью больших денег, воистину, это так…
Мужчина вспомнил глупые лица следователя Николаева и оперативников Гусева и Клементьева и фыркнул от распиравшего его смеха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
На их счастье, помещение оказалось не очень большим. Оттого и осмотр не затянулся на всю ночь. В платяном шкафу за женским бельем Клементьев нашел сумочку. В ней лежали два загранпаспорта на имена Ивановой Ирины Юрьевны и Харченко Андрея Григорьевича с фотографиями Лены и Полещука. Так, что тут еще? — бубнил Клементьев, роясь своими мощными руками в сумочке. — Ого, Павел Николаевич, тут письмо какое-то… На-ка, держи…
Николаев взял письмо, написанное женским почерком.
«Здравствуй, Кирилл! Я решила написать тебе, потому что меня ужасно мучает совесть. В последние дни я просто места себе не нахожу. Я поступила подло по отношению к тебе и твоим родителям. Я не хочу валить все на Андрея, я сама во всем происшедшем виновата. Теперь я нахожусь здесь, у меня ценности, принадлежавшие вашей семье, но они не приносят мне никакой радости, я не могу на них смотреть. На чужом несчастье счастья не построишь. Я не знаю, для чего я все это пишу, мне просто очень плохо. Я так страдаю без Вики, моя дочка снится мне каждую ночь, и я просыпаюсь в ужасе от того, что она осталась во сне, и ее нет со мной. Я думала, что с Андреем я сумею забыть про все, уверенная, что моя дочь, которая стала и твоей дочерью, будет сыта, одета, обута, образована и т.д. Но теперь здесь, в оторванности от всех близких, я поняла, что все это не так. Я не могу жить без нее и не знаю, как буду жить дальше. Я даже стала подумывать, не вернуться ли мне домой. Я знаю — меня будут судить и посадят в тюрьму, но у меня будут хоть какие-то надежды на свидание с Викой. Я всю жизнь любила Андрея, да, я не любила тебя, но этой любви для счастья оказалось недостаточно. Я не знаю, зачем я все это пишу и отправлю ли это письмо, наверняка, нет, просто побоюсь, но пишу, потому что должна все высказать хоть листу бумаги. Прости меня, если можешь, поверь мне, я очень несчастна…» Все. На этом письмо прерывается, — закончил чтение Николаев. Эвона как, — задумчиво протянул Клементьев. — Отправила бы, была бы жива… А кто же это все-таки позвонил в милицию? — сузив глаза и глядя в сторону задал риторический вопрос Николаев. — Именно сейчас, зная, что они погибли. Раньше-то почему не сообщали? Ты хочешь сказать, что кому-то выгодно, чтобы мы это прочитали именно сейчас? Конечно. И странно еще то, что Полещук с Леной пошли в такое людное место, как ресторан в гостинице «Ялта», чтобы отметить ее день рождения, как будто нельзя было это событие отметить, например, здесь, в таком уединенном месте, на берегу моря. Больше того, там зарисовался столь известный в городе человек, как этот Исаак Борисович. То есть, кому-то захотелось, чтобы видели, как Полещук встречается с человеком, скупающим старинные ювелирные изделия. Ведь, наверняка, Полещук не собирался продавать кольцо старику за гроши, не такой это был человек. А мог бы и продать, кстати, — не согласился Клементьев. — Когда деньги нужны позарез, и пара тысяч долларов — большие деньги. Тем более, колечко далеко не последнее… Позарез? У Полещука должно было быть около ста тысяч долларов. На кой черт ему продавать кольцо по дешевке, да вдобавок светиться в городе с этим кольцом? Почему вообще они не умотались за кордон с этими паспортами? Паспорта, похоже, совершенно подлинные. За деньги сейчас что угодно можно купить. А вот с этими побрякушками просто так не улизнешь, не имея прикрытия. Нужна серьезная подготовка, большие связи. И потом вот еще что: странно, что у них при себе были их подлинные паспорта… Хочешь сказать, все подстроено? И мы должны были увидеть убитых Воропаеву и Полешука? Но ведь их опознали…
Николаев махнул рукой. Пойди в машину, позвони, узнай, кому хоть принадлежит этот домик.
Через несколько минут он вошел. Дом принадлежит некой Ворониной, бывшей сотруднице Никитского Ботанического сада. Сейчас она проживает в Симферополе, а этот домик использует летом в качестве дачи. Но в нем можно, как видишь, жить и зимой. Отопление, вода, все, как видишь, удобства. Ее покойный муж занимал высокий пост в горисполкоме. Да, такой домик просто так не дадут приватизировать…Ладно, Григорий Петрович, поехали в Симферополь. Спать нам с тобой, видно, сегодня не придется. Время не терпит. Позвоню-ка я Косте, — сказал в машине Николаев. — Глаз он не должен спускать с Воропаева. Все меньше и меньше нравится мне этот господин в кашемировом пальто. Думаю, и Воронина нам сообщит нечто интересное, — крутя баранку по горным дорогам, пробасил Клементьев. Костя, — услышал Николаев голос Гусева. — Что там наш друг Кирилл поделывает? Я его давно не видел. Не выпускай его из гостиницы. Мы с Клементьевым едем из Никитского Ботанического сада в Симферополь. Кто-то позвонил в милицию и сообщил адрес пребывания покойных. А старику Исааку Борисовичу, кстати, Полещук предлагал кольцо. По дешевке. Все, подробности потом, а сейчас беги к нашему другу, проверь, в номере ли он. И глаз не спускай…
Николаев закурил и проворчал: Мне кажется, сегодня ночью нас ожидают интереснейшие сюрпризы. Посвяти в ход мысли, Павел Николаевич. Погоди, Гриш, дай срок…Давай, доедем до Симферополя, побеседуем с этой Ворониной. Там, уверен, многое прояснится, а что будет неясно, я попытаюсь объяснить.
В машину позвонил Гусев и сообщил, что Кирилла в номере нет.
Николаев что-то проворчал, а потом крепко выругался. Его мучало предчувствие чего-то страшного, чего предотвратить никто не мог. Видимо, им противостояли грозные силы…
В Симферополь приехали далеко за полночь. Но Воронину разыскали быстро — Клементьев знал город как свои пять пальцев… Что такое? Кто вы? — через цепочку было видно лицо пожилой женщины. Капитан Клементьев из уголовного розыска и майор Николаев из Москвы. Откройте, пожалуйста, — протянул ей удостоверение Клементьев.
Дверь открылась. Что случилось такое? Убили, что ли, кого? До утра нельзя было потерпеть? — Воронина говорила властным голосом, ка женщина, знающая себе цену. Вы Воронина? Я Воронина Галина Петровна. Что такое произошло? Вы совершенно правы, — мрачно произнес Клементьев. — Убили кое-кого. И не кое-кого, а ваших квартирантов. Потому-то до утра никак невозможно. Иру и Андрюшу?!!! Они представились вам так? Я видела документы. Иванова Ира и Харченко Андрей. Они из Москвы. Медовый месяц. Такие хорошие ребята…. — хваталась за голову Воронина. Да, месяц у них получился очень даже медовый, медовее не бывает, — проворчал Клементьев. — Но дело не в этом, Нас интересует один вопрос — кто вам порекомендовал этих квартирантов. Ваш домик даже уголовному розыску отыскать невозможно, уж до того он хорошо привязан к местности…Так что, такие дома для счастливых молодоженов можно найти лишь по большому блату. Кто порекомендовал? — удивленно подняла брови Галина Петровна. — Кирюша Воропаев, я его очень хорошо знаю.
Николаев и Клементьев переглянулись. Вот тебе и маменькин сыночек, — пробормотал Николаев. Что вы сказали? — не поняла Воронина. Я говорю, хороший парень Кирюша, правда? — сжимая кулаки под столом, сказал Николаев. Очень, очень хороший, — приняла его слова за чистую монету Галина Петровна. — Такой вежливый, интеллигентный. Сейчас таких мало, все стали такие грубые, вульгарные, даже девушки… Об этом позже, — оборвал ее Клементьев. Откуда вы знаете Воропаева? Он биолог, а я работала в Никитском Ботаническом саду. Он приезжал к нам студентом на практику, мы познакомились, он жил у меня дома, а потом еще несколько раз приезжал с друзьями. Ему очень нравился мой домик. Он шутил все, говорил — домик прямо для шпионов, стоит отдельно, никого вокруг, годами можно прятаться, никто не отыщет. Даже света в окнах с дороги не видно, а уж летом, когда растительность, он просто растворяется в ней, как будто и нет его. Но многие деревья вечнозеленые, так что и зимой его почти не видно… Вот… А потом моего покойного мужа оперировал Кирюшин папа, и благодаря ему он прожил лет на пять больше. Мой муж работал в горисполкоме… Я знаю, — с какой-то злобой произнес Клементьев. — Продолжайте по делу… В последний раз он приехал году в восемьдесят пятом или шестом. А потом как-то звонил мне сюда, когда я жила здесь. После смерти мужа я переехала сюда. Так вот, он звонил и говорил, что женился и приедет с молодой женой. Но так и не собрался, так я его жены и не видела, они куда-то в другое место отдыхать поехали. А тут недавно объявился, позвонил, сказал, что у его друзей медовый месяц, и им надо ото всех уединиться. А прямо первого января приехали эти ребята, заплатили мне, и я их на машине отвезла туда, сами-то они бы не нашли. Машину Андрюша оплатил туда и обратно. И очень хорошо заплатили, сейчас таких денег никто бы не дал. Потом Андрюша Харченко приехал в начале февраля, заплатил мне еще за месяц, сказал, что ему продлили отпуск, и им так у меня понравилось, что они решили пожить еще. Вот, собственно, и все. А что, уточнила Воронина, морщась. — Их что, прямо там… У меня в доме? Нет. Можете на этот счет не беспокоиться, — проворчал Клементьев. — Пока единственный ущерб вашему домику нанес лично я, взломав замки. Вы, кстати, можете жаловаться, это нарушение закона, взлом, обыск…Но у нас времени не было, дело очень серьезное… Да что вы, зачем я буду жаловаться? Только вот замок надо новый вставлять, это теперь все так дорого… Замок мы вам завтра вставим. Подъезжайте часикам к десяти, если сможете. Где у вас телефон? — спросил Николаев. Мне надо срочно позвонить. В соседней комнате. Там внучка спит. Придется побеспокоить. Он прошел в соседнюю комнату, где спала девочка лет десяти и набрал номер Гусева. Павел?! А я звоню в машину, никто не подходит. Нет его нигде. Сгинул. Ключи от номера оставил портье. Его надо срочно задержать. Ах так… Именно так. Бери ключи у портье и осмотри номер. И держи в курсе. Мы в Симферополе, скоро выезжаем в Ялту.
Девочка проснулась, с испугом глядела на Николаева. Тот подмигнул ей и вышел Вот что, Галина Петровна, — сказал на прощание Николаев. — Никому не открывайте, а особенно — Кириллу, если он вдруг появится у вас. Да?! — испуганно вытаращила глаза Воронна. — Хорошо, хорошо. Утром внучка в школу пойдет, а я сразу на автобус, и в Ялту…
Николаев и Клементьев откланялись и пошли в машину. Было уже около половины второго. Настроение у обоих было довольно боевое, открытия этой ночи впечатляли. Тем более, что, скорее всего, должно было быть продолжение. Какого же рожна он все это затеял? — удивлялся Клементьев, умело крутя баранку "Волги. — Никак я это в толк не возьму.
Николаев молчал, о чем-то напряженно думая. А. Павел Николаевич! Я все обдумываю всю эту историю и не могу уловить ход мыслей этого Воропаева. Поясни, если есть какие-нибудь соображения. Ты спишь, что ли? Устал… Понимаю… Мне бы вот только не желательно заснуть за рулем… Не заснешь, — обнадежил Николаев. — Есть соображения. И сейчас я тебя развлеку интересным повествованием…
… По дороге, ведущей из Массандры в Ялту уверенной поступью шагал человек. На губах его играла злая улыбочка. Человек этот был вполне доволен собой, доволен своими действиями, он был уверен в будущем. А будущее это должно было быть счастливым, богатым, полным интересными впечатлениями… И самое главное, что это счастливое будущее дадут ему не какие-то дешевые махинации, а его собственные, нажитые его знаменитыми предками деньги…
Как были глупы те, кто полагал, что могла перехитрить его…Наивные, нелепые люди… Жалкие провинциалы…
Их больше нет…Нет на земле Андрея Полещука… Нет на земле дурака Максимова с его подручными…Нет на земле тех, кто слишком много знал Мызина и Юркова… Нет на земле Елены Воропаевой… Теперь больше нет на земле и Кирила Воропаева… Есть Владимиров Олег Иванович, на чей счет в один из швейцарских банков переведена такая сумма, на которую и он и его потомки будут припеваючи жить столько, сколько будут существовать вообще…
Какая великая вещь — деньги, какая великая вещь — интерес, выгода… То, что невозможно решить с помощью денег, можно решить с помощью больших денег, воистину, это так…
Мужчина вспомнил глупые лица следователя Николаева и оперативников Гусева и Клементьева и фыркнул от распиравшего его смеха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32