Но я все-таки успела и теперь не собиралась его упускать. Его разноцветная рубашка и зелёная машина, слава Богу, были хорошо видны издалека. Оглядевшись, я сразу побежала к дороге, намереваясь поймать какой-нибудь транспорт. Когда добралась до неё, он как раз со свистом пролетел мимо, потом развернулся на повороте и помчался обратно по другой стороне по направлению к проспекту Мира. Я помахала ему кулаком, негодяй в ответ оскалился и стал быстро удаляться.
— Куда, красавица?
Около меня остановился белый «Мерседес», и пожилой водитель, открыв дверцу, пожирал глазами мои бедра под коротким платьем. За ним начали останавливаться и другие машины, видимо, всем хотелось заполучить экстравагантную пассажирку в роскошном одеянии, к тому же размахивающую на обочине туфлями.
— Пожалуйста, выйдите на секундочку! — Я нетерпеливо топнула ножкой. — Да скорее же!
Ничего не понимая, водитель, однако, без разговоров вышел и остановился рядом со своей тачкой, выжидающе глядя на меня.
— Спасибо, дяденька.
Жаль, конечно, что пришлось его ударить, но иначе он просто не позволил бы мне сделать то, что я хотела. Получив тычок туфлей в солнечное сплетение, он упал на колени, а я на глазах у изумлённых водителей и бегущих ко мне из телецентра милиционеров прыгнула за руль и была такова. Засаженную травой разделительную полосу я просто переехала, чтобы не терять драгоценного времени на разворот, и погналась за ничего не заметившим цветастым мерзавцем, забыв, что существуют правила дорожного движения. Тот уже сворачивал направо на Шереметьевскую улицу. Движение было оживлённое, мне пришлось немного повилять между машинами, прежде чем я добралась до поворота и, не сбавляя скорости, свернула на красный, чуть не врезавшись в стоявший на остановке троллейбус. «Лада» зеленела впереди и, похоже, никуда сворачивать больше не собиралась. Увы, мощный движок «Мерседеса» был почти бесполезен на узкой и забитой машинами дороге, и я отчаянно сигналила и колотила по рулю от бессилия, не видя возможности ближе подобраться к преступнику, который так же медленно ехал метрах в ста впереди от меня. Таким макаром мы пересекли всю Шереметьевскую, и у «Гаваны» он опять свернул направо. Потом нырнул в какой-то пустынный переулок слева, и мне опять пришлось нарушить правила, чтобы не упустить его из виду. Тут-то он меня и заметил и сразу же ударил по газам, но я его быстро догоняла. Вдруг, когда до него оставалось уже не более пятидесяти метров, то есть убийца, можно сказать, был уже в моих руках, он замедлил ход и поплёлся, как черепаха. Я уже начала мысленно праздновать победу, думая, что у него кончился бензин, и на радостях прибавила газку. но тут увидела гаишников. Два бравых молодца с жезлами стояли у припаркованной к обочине милицейской машины и злорадно смотрели в мою сторону, приглашая жезлами остановиться. Убийца, гад, беспрепятственно проехал мимо них и стал набирать скорость. Естественно, я не собиралась останавливаться, помигала им фарами и посигналила, мол, уйдите с дороги, а то раздавлю, но они, видя такое дело, оба выскочили на проезжую часть и рванули из кобуры пистолеты. Деваться некуда, завизжав тормозами, я остановилась в сантиметре от стражей порядка, наставивших на меня стволы. Вообще-то они страшно рисковали, ведь я могла и не остановиться…
Убийца оглянулся и ехидно оскалился; он быстро удалялся. Гаишники злобно закричали мне:
— Выходи из машины, стерва!
Один подбежал ко мне, распахнул дверцу и приставил пистолет к моему виску.
— Шевельнёшься — убью! — прорычал он.
— Так выходить или сидеть? — не поняла я, тоскливо глядя на исчезнувшую за дальним поворотом зеленую «Ладу» и выжидая, пока и второй милиционер отойдёт от капота. Скорость была включена, я держала педаль сцепления и потихоньку газовала.
— Выруби мотор и выходи!
— Послушайте, в той зеленой машине сидел убийца, — начала я терпеливо объяснять. — Я за ним гонюсь, а вы мешаете!
Тут наконец и второй мент начал обходить с правой стороны «Мерседес», и я резко рванула с места, рискуя получить пулю в голову. Но она лишь попортила заднее стекло, проделав в нем ровное отверстие. В зеркале было видно, как милиционеры бросились к своему задрипанному «жигуленку», что-то крича в рацию, но мне это было уже не страшно. Через несколько мгновений, свернув направо, я оказалась у Театра Российской Армии. Убийцы, конечно же, и след простыл. Но, обогнув огромное здание по кругу, я увидела пустую зеленую «Ладу», припаркованную у служебного входа. На сердце сразу полегчало. Бросив красавец «мере», я перебежала через улицу, не забыв обуть наконец свои туфли, и оказалась перед дверями с табличкой «Посторонним вход воспрещён». Оглянувшись, увидела, как около «Мерседеса», визжа тормозами, останавливается милицейская машина, и не стала медлить, а нырнула внутрь здания, надеясь, что меня не заметили.
В небольшой комнате за столом сидела бабушка-вахтёрша в очках и разгадывала кроссворд, наморщив лоб и шевеля губами. Подняв над очками глаза, она внимательно осмотрела моё платье, потом перевела взгляд на лицо, удивлённо нахмурилась и проговорила:
— Ты чего это так вырядилась, милая? У нас сегодня спектаклей нет. Все на гастролях.
— Правда? Какая жалость! — Я осмотрелась кругом. — Сюда сейчас один парень зашёл, в такой цветастой рубашке. Не знаете, куда он девался?
— А ты кто такая, чтобы спрашивать? — подозрительно прищурилась она. — Сюда посторонним нельзя.
— Жена, кто ж ещё, — пожала я плечами и подошла к столу. — Полдня слежу за этим кобелём. Нашла любовную записку и вот решила проверить.
Бабушка тут же сменила гнев на милость и вздохнула:
— Все они такие. А этот Климов особенно. И зачем ты за него вышла?
— Надо же было за кого-то выходить. Так куда он пошёл?
— Известно куда — к себе в гримерную, наверное. Я тебя что-то не видела здесь. Недавно, что ль, поженились?
— Да две недели только. Он разве не сказал здесь никому? — изумилась я. — Вот подлец какой! Старушка осуждающе покачала головой.
— То-то, я смотрю, он в последнее время пораньше с работы уходить стал. Надо же, видать, не хотел шампанское коллективу ставить, потому и скрыл. Ох, молодёжь, и куда только вы катитесь? — Она опять вздохнула. — Ну иди уже, только не зли его, а то он буйный бывает.
— Я тоже. А где его гримерная?
— На третьем этаже. Вон в ту дверь иди, там поднимешься по лестнице на третий этаж, пройдёшь по коридору и увидишь дверь с надписью.
— Спасибо вам огромное, — искренне поблагодарила я и отправилась искать гримерную.
…Дверь была приоткрыта, изнутри доносились тихие звуки классической музыки и веяли ароматы косметики. Вокруг — ни души. Осторожно заглянув в щёлку, я увидела примерно такую же комнату, как и у Любы, с зеркалами, креслами и шкафами, разделявшими помещение на две части, только цвет стен и мебель были другими. Музыка звучала из стоявшей на столике у дальней стены магнитолы. Там же в пепельнице дымилась сигарета. Из закутка у шкафа был слышен шорох, там кто-то копался. Тихонько войдя, я прикрыла за собой дверь и на цыпочках стала подкрадываться к закутку, помня слова бабули о буйном нраве преступника. Я уже представляла себе изумлённое лицо босса, когда я приведу к нему связанного по рукам и ногам маньяка, отправившего на тот свет уже троих невинных женщин. Подойдя к шкафу, я выглянула из-за его угла.
Увы, это оказался не убийца, а огромный рыжий кот. Он залез в стоящий на полу картонный ящик и сосредоточенно копался лапой в сложенных там коробочках и баночках непонятного назначения. Меня он не замечал, поглощённый своим нехитрым занятием. Я невольно расслабилась, и в этот момент на мою глупую голову свалился средних размеров айсберг или что-то в этом роде, потому что в глазах потемнело от резкой боли и я сразу потеряла сознание.
Когда я очнулась, единственным моим желанием было сунуть голову под кран с холодной водой, чтобы прошла острая боль в раскалывающемся затылке. Нос мой был забит пылью, руки и ноги связаны верёвками. Первое, что я сделала, это громко чихнула, отчего голова заболела ещё сильнее. Непонятно, откуда проникал сюда свет, но в помещении стоял полумрак. Я осмотрелась. Тело моё, одетое во все то же платье, лежало на полу среди каких-то старых ящиков, столов, поломанных стульев и негодных декораций, пылящихся здесь, как видно, со дня открытия театра. Все это громоздилось вокруг меня до самого потолка. Не ясно, затащил меня сюда этот парень или просто сбросил сверху. Посторонние звуки до моего слуха не доходили, и даже на мой оглушительный чих никто не отозвался. Похоже, убийца знал, что делает. Рот мой был свободен, но я не стала кричать, сознавая, что это все равно ни к чему не приведёт. С превеликим трудом я кое-как поднялась и села. Рана на затылке ужасно зудела, но я не могла её почесать — мешали верёвки на руках. Интересно, думала я, перепиливая их ногтями, почему меня не прикончили? Ведь, судя по его поведению, ему это ничего не стоило сделать, да и потом, терять ему все равно уже нечего, однако же… Странный тип. Узнать бы, какое отношение он имеет к этим убитым сёстрам-близняшкам и к Семе. Босс сейчас, наверное, допрашивает Голубева на предмет убийства Любы, а тот даже сказать ничего толком не может, потому что ничего не видел. Ещё, чего доброго, заподозрят меня в убийстве гримёрши. Впрочем, я понятия не имела, сколько времени провалялась здесь, а значит, события сейчас вполне могли уже развиваться по-другому. Не исключено, что босс уже во всем разобрался и поймал этого волосатого типа. Ведь ничего не стоит вычислить по пропуску на проходной в Останкине его фамилию и все остальное. Родион у нас умница, он сразу догадается, что к чему. А может, и нет…
Освободив руки, я почесала наконец затылок, нащупала там здоровенную шишку, затем развязала ноги и встала. И тут где-то наверху, очень далеко, начали бить часы. Насчитав девять ударов, я ужаснулась — неужели прошло почти три часа с тех пор, как меня ударили?! Неплохо я отдохнула, ничего не скажешь. За это время преступник мог трижды покинуть пределы Москвы и даже улететь за границу, где его уже никто не поймает.
Между бутафорской театральной тумбой, обклеенной старинными афишами с ятями, и громадным гардеробом с оторванной дверцей я обнаружила узкий проход и пошла по нему, переступая через обломки стульев и задыхаясь от пыли. Наверняка в театре уже никого нет, кроме вахтёрши. Интересно, что я ей скажу, когда буду выходить? Что муженёк поколотил меня и сбежал? И ведь поверит старая.
Свет в помещение проникал через небольшое застеклённое окошко над железной дверью. Там, в коридоре, горела лампочка. Дверь, конечно же, оказалась запертой, причём так, что даже не скрипнула, когда я упёрлась в неё плечом. Потарабанив в неё без всякой надежды, но для очистки совести руками и ногами, отчего задрожали все стены, а с кучи хлама за спиной что-то с грохотом свалилось, но так и не услышав ничьих шагов или криков снаружи, я принялась строить возвышение, чтобы добраться до окошка, через которое намеревалась вылезти.
Разбив стекло над дверью ножкой от стула, я выбралась из склада и очутилась в узком коридоре. После длительного плутания по освещённому лабиринту бесконечных переходов и поворотов я обнаружила лестницу и стала подниматься по ней наверх, ничуть не беспокоясь, что меня кто-то увидит. И зря, потому что через три пролёта чуть ли не лоб в лоб столкнулась с вышедшим из двери первого этажа Виктором Голубевым. Он был чрезвычайно взволнован и, по-моему, чем-то напуган.
— О Господи, — прошептал он, ошеломлённо вытаращив глаза и обдав меня крепким запахом спиртного. — Это ты?!
От неожиданности я потеряла дар речи и только хлопала глазами.
— Что ты тут делаешь?! — спросил он, озираясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55