А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


– Вот доберемся до пещеры, – повысил он голос, чтобы перекричать шум ветра, – тогда и от бури укроемся, и обсушиться сможем.
Джиордино в уговорах не нуждался.
– Так какого черта мы здесь сидим? – ехидно осведомился он, бодро вскакивая на ноги. – Пошли скорее, а то я уже ощущаю себя шваброй в ведре с грязной водой.
Не оглядываясь на напарника, он направился к скале, нависающей над древней тропой ярдах в пятидесяти выше по склону. Подъем сделался заметно круче, к тому же дорога оказалась частично разрушенной, и приходилось предельно внимательно следить, куда ставишь ногу. К счастью, сразу за скалой открылся арочный свод, безусловно сложенный человеческими руками. Размеры, правда, не впечатляли: всего шесть футов в высоту и четыре в ширину – точь-в-точь как ведущая к пещере тропа. Отверстие входа зловеще зияло угольно-черной пустотой.
– А полковник молодец, ни словечка не приврал, – бросил Ганн.
– Один из нас, по идее, должен бы закричать «Эврика!» – заметил Джиордино, очень довольный, что можно наконец укрыться от дождя и ветра, и выжидающе уставился на спутника.
– Можешь орать сам, если есть желание, а я лучше горло поберегу, – пожал плечами Руди. – Не хватало еще ангину подцепить. Между прочим, мне до смерти надоела эта мокрая шкура. Сейчас я ее скину вместе с рюкзаком и пойду дальше налегке.
– Полностью с тобой согласен, – откликнулся повеселевший итальянец.
Несколько минут спустя, бросив рюкзаки у входа и разложив сушиться свои непромокаемые накидки, друзья прикончили остатки кофе, достали фонари и отважно углубились под сень подземных сводов. Мастерство древних строителей поражало: стены туннеля на всем протяжении не имели ни единой шероховатости, как будто были не вырублены, а выплавлены в базальтовом монолите. Чем-то загадочным и чуждым веяло из глубины, и это жутковатое впечатление усугублялось кромешным мраком и заунывным воем ветра в подземных пустотах.
Снедаемые любопытством пополам с настороженностью, они следовали за лучами своих фонарей, безуспешно гадая, что за находки ожидают их на пути. Туннель внезапно оборвался, расширившись до размеров квадратной камеры. Джиордино напрягся и слегка прищурился, когда свет фонаря выхватил из темноты сначала кости стопы и берцовые, затем таща и грудной клетки с позвоночным столбом, заканчивающимся черепом с остатками рыжих волос. Скелет частично прикрывали изъеденные плесенью клочки одежды.
– Хотел бы я знать, откуда взялся здесь этот бедолага? – растерянно произнес Ганн.
Джиордино обвел помещение фонарем, высветив небольшой очаг, какие-то инструменты и грубо сколоченную мебель. Все предметы обстановки были изготовлены вручную из дерева и обломков вулканических пород. В противоположном углу виднелась охапка полуистлевших тюленьих шкур и куча обглоданных костей.
– Судя по покрою остатков одежды, я бы сказал, что это простой матрос. Одному богу известно, сколько он проторчал на этом клочке земли, пока не умер.
– Странно, что полковник о нем не упомянул.
– Ничего странного. «Мадрас» занесло сюда в 1779 году в результате шторма. Можно сказать, чисто случайно, поскольку остров лежит далеко в стороне от обычных путей парусных судов того времени. А этот парень оказался здесь позже. Скорее всего, его выбросило на берег после кораблекрушения, потому что сведений о посещении острова другими судами в течение последующих лет пятидесяти, а то и ста, не имеется.
– Кошмар какой! Как представишь себе, что сидишь здесь на мокрой куче камней совсем один, голодный, холодный, утративший всякую надежду на спасение, и ждешь смерти, – так аж мурашки по спине ползут.
– А что ты скажешь об очаге, мой сентиментальный друг? – не без иронии осведомился Джиордино. – Зачем он его выкопал и чем топил, если на всем острове нет ни единого деревца, и только кое-где попадаются чахлые кустики?
– Наверное, собирал сухие ветки или плавник вдоль берега... – Ганн вдруг умолк, опустился на колени и начал ожесточенно копаться в золе, пока не выудил обгоревшие остатки игрушечной колесницы. Особенно сильно пострадала впряженная в нее пара лошадей. – Вандал проклятый! – выругался он, сильно помрачнев. – Сжег все древности, содержавшие хоть крупицу дерева! – Луч его фонаря упал на лицо Джиордино, расплывшееся в широкой улыбке. – Ну и что тут смешного?
– Да я просто подумал, сколько же этой мерзкой капусты пришлось слопать бедняге, прежде чем помереть?
– А откуда ты знаешь, какова она на вкус, если сам ни разу не пробовал? – огрызнулся Руди. – Вдруг это деликатес?
Джиордино повел фонарем по стенам, испещренным такими же письменами, как найденные в пещере под Теллуридом. В центре камеры возвышался черный обсидиановый пьедестал, на котором раньше покоился череп, прихваченный британским полковником. Неожиданно луч скользнул по каменистой осыпи, почти до середины завалившей дальнюю стену.
– Так, – оживился экс-коммандер, – а что у нас, интересно, за этой кучкой?
– Стена, не видишь, что ли?
– Может быть, но я так не думаю, – покачал головой Ганн с непонятной уверенностью в голосе.
Джиордино много лет назад научился доверять могучему интеллекту «малыша» Руди и никогда не отмахиваться от его интуитивных прозрений, порой граничащих с гениальностью.
– Полагаешь, по ту сторону мы найдем продолжение галереи?
– Полагаю.
– Дьявол! – прошипел Джиордино. – Неужели наши друзья из Теллурида нас опередили?!
– С чего ты взял? – удивился Ганн. Итальянец направил фонарь на осыпь:
– Их почерк. Они обожают устраивать подземные завалы. Как правило, с помощью взрывчатки.
– Вряд ли это они. Кровля обрушилась давно, очень давно, если судить по количеству пыли, скопившейся между обломками. Готов поспорить на свою рождественскую премию, что обвал случился даже раньше, чем сюда попали люди с «Мадраса» или вот этот несчастный. Просто все они были ленивы и нелюбопытны, поэтому ни у кого из них не возникло желания прокопаться внутрь и посмотреть, что же там на другой стороне. – Ганн ползком вскарабкался на вершину осыпи и посветил фонарем на прилегающие к стене камни. – По-моему, все выглядит самым естественным образом. Типичная просадка. И не слишком серьезная. Думаю, мы с тобой в два счета проделаем лаз в этой груде.
– Помилосердствуй, Руди! – притворно взмолился Джиордино. – Мой организм не в состоянии выработать столько тестостерона!
– Заткнись и копай!
Вскоре выяснилось, что Ганн, как всегда, оказался прав. Обвал тянулся всего на несколько ярдов и вполне поддавался расчистке. Джиордино, несмотря на непрерывное ворчание, пахал как вол. Будучи намного сильнее напарника, он неутомимо ворочал и отваливал в сторону тяжелые камни, в то время как следующий за ним по пятам Руди подбирал и отшвыривал обломки поменьше. Неудержимая целеустремленность сквозила в движениях итальянца, когда он играючи, как пробковые, отбрасывал со своего пути сорокафунтовые куски породы. Не прошло и часа, как в завале появился узкий проход, сквозь который мог протиснуться не только щуплый Руди, но и Ал с его квадратным телосложением. Ганн, как более маленький и легкий, полез первым. Дополз до конца прохода, остановился и посветил фонарем.
– Нашел что-нибудь интересное? – крикнул изнывающий от любопытства итальянец, не видящий пока ничего, кроме ребристых подошв туристских ботинок спутника.
– Короткий коридор. Ведет в другую камеру. До нее футов двадцать, – лаконично доложил Руди.
Извиваясь ужом, он выбрался из лаза, встал, отряхнулся и принялся выламывать камни из выходного отверстия, чтобы широкоплечему Джиордино легче было вылезти. Очутившись по ту сторону завала, друзья на секунду задержались – направленные в следующую камеру лучи обоих фонарей давали какие-то уж очень странные отражения.
– Правильно я сделал, что тебя послушался, – бросил Джиордино, шагнув вперед.
– Еще бы! У меня интуиция. Между прочим, ставлю десять баксов, что нас никто не опередил.
– Принимаю. Хотя бы для того, чтобы поддержать свое реноме скептика.
С нарастающим волнением и предчувствием удивительных открытий они вошли во вторую камеру и осветили фонарями пол и стены. Надписи здесь отсутствовали, но от представшего их взорам зрелища у обоих перехватило дыхание. Друзья застыли в благоговейном восторге. Прямо перед ними расположились в вырезанных в скале каменных креслах два десятка мумифицированных фигур. Еще две мумии сидели на возвышении напротив входа в камеру, в то время как остальные размещались по обе стороны вдоль стен.
– Куда это мы попали? – шепотом спросил Джиордино; суеверному, как все его соотечественники, итальянцу уже мерещились прячущиеся по темным углам призраки.
– Смахивает на усыпальницу, – ответил Ганн. – И очень древнюю, если судить по облачению ее обитателей.
Мумии сохранились великолепно, вплоть до уложенных в изящные прически черных волос, черт лица и мельчайших фрагментов одежды. Каменные кресла сидящих на возвышении покрывала искусная резьба, изображающая разнообразных морских животных. Наряды этих людей выглядели более пышными и богатыми, чем у прочих, а лбы наподобие диадем украшали медные обручи с затейливым орнаментом, выложенным драгоценными камнями, в которых Ганн опознал черные и бирюзовые опалы. Высокие конические колпаки на головах служили дополнительным свидетельством привилегированного прижизненного положения этих фигур. Одеяния состояли из длинных туник, расшитых от воротника до подола перламутром в сочетании с полированными обсидиановыми и медными дисками, а обуты они были в кожаные сапожки, доходящие до середины икр.
Две мумии на постаменте безусловно превосходили рангом всех остальных и принадлежали мужчине и женщине. Хотя волосы у обитателей пещеры имели одинаковую длину, а какие-либо ярко выраженные половые признаки отсутствовали, простая логика позволяла с легкостью отличить представителей сильного пола от слабого. Во-первых, мужские фигуры были заметно крупнее женских, а во-вторых, у мужчин сильнее выдавалась нижняя челюсть и надбровные дуги. Примечательно, что обручи-диадемы, венчающие головы пары на возвышении, были абсолютно идентичными. Возможно, это означало, что их носители обладали равной властью. Если условно назвать этих двоих королем и королевой, то все мужские мумии сидели по правую руку от короля, а все женские – по левую руку от королевы. Одежды «придворных» копировали облачение центральных фигур, но заметно уступали ему в изяществе отделки и обилии украшений.
Вдоль одной из стен выстроились в ряд копья с отполированными древками и обсидиановыми наконечниками. В ногах каждой мумии помещались медные миска и чашка с ложкой. В посуде и ложках имелись отверстия с продетыми длинными кожаными ремешками, позволяющими носить их на шее или через плечо. Поневоле возникало абсурдное предположение, будто эти люди при жизни не расставались с кухонной утварью и всюду таскали ее с собой. Рядом с каменными креслами стояли глиняные кувшины, расписанные, сложным геометрическим орнаментом, и большие медные урны, наполненные иссохшими останками листьев и цветочных лепестков, когда-то благоухавших, услаждая обоняние мертвецов в склепе, но давно утративших свой аромат. Сработанные вручную редкостными мастерами, кувшины и урны были настоящими произведениями искусства. Но больше всего восхитила знавшего в этом толк Ганна искусная работа бальзамировщиков, намного превзошедших таких признанных специалистов, как древние египтяне.
– Признаков насильственной смерти не наблюдается, – заметил он, закончив скрупулезное обследование мумифицированных тел. – Выглядят так, будто умерли во сне. Вот только с трудом верится, что все они собрались здесь только для того, чтобы совместно отойти в мир иной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96