Потом передняя дверь «Икаруса» не спеша открылась и появился первый террорист. Это был пышноусый человек с загорелым лицом, крупной загорелой шеей и несколько обиженными глазами. Он спрыгнул на землю, обошел вокруг автобуса, а потом — заправщика, осмотрел кабину, кивнул водителю и отправился убедиться в том, что, как им и обещали, в самолете никого нет. Появившийся следом второй террорист — молодой бритый парень с быстрым пронзительным взглядом — позволил начать заправку, но время от времени подозрительно косился на водителя. Он был вооружен милицейским «Макаровым» и каким-то почти животным чутьем, подсказывающим ему, что тут что-то неладно. Как сообщили отпущенные женщины и дети, третьим террористом был полноватый длинноволосый человек с крупным шрамом, пересекающим лицо. Именно у него находилась бомба, и, как он заявлял, его рука была на взрывателе, и стоило лишь отпустить ее… Аэропорт словно замер, стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом далеких пирамидальных тополей за оградой. Потом на трапе, подкатившем к средним дверям «Ту-134», появился первый террорист, проверявший самолет.
— Нормально! — бросил он.
Бритый парень вдруг насторожился, уставился на заправщик, вслушиваясь, потом перевел взгляд на «Икарус» и кивнул — сейчас они начнут пересаживать заложников из автобуса в самолет. Парень снова настороженно оглянулся — что-то не дает покоя, хотя вроде бы все в порядке. Замеревшая под армейским БТРом «Команда-18» следила за ними, готовая в любое мгновение начать действовать. Дед видел в мощный полевой бинокль многократного приближения Стилета, отстегивающего ремни, потом, переведя окуляры, видел «человека-бомбу», выходящего из «Икаруса» вместе с заложниками, — тот держался в самой гуще, чтобы у какого-нибудь лихого снайпера не появилось искушение убрать его. Позднее Дед вернулся к Стилету и заметил, как тот сделал пальцами знаки, указав на трап и на «Икарус». Стилет кивнул, и все — они пошли.
Происшедшее дальше заняло всего несколько секунд, но все же как много иногда могут вместить в себя несколько секунд. Рябчик выкатился из-под заправщика, через мгновение он был уже у трапа и начал вести огонь прямо сквозь ступени лестницы. Была короткая автоматная очередь. В несколько обиженных глазах пышноусого человека появилось удивление — трап под ним взорвался чем-то обжигающим и безапелляционно конечным, и выражение удивления так и не сошло с его лица, когда он, уже мертвый, скатывался по лестнице, возможно, ломая себе кости. Прыжку Макса — Дед это видел в бинокль и, любуясь им, улыбнулся, — наверное бы, позавидовала прима-балерина Большого театра. Бритый парень с «Макаровым» в руках даже не успел понять, что с ним происходит и что это за страшной силы удар обрушивается на него, вырубая сознание и желание сопротивляться. Он уже лежал, уткнувшись разбитым лицом в бетон аэродрома, обезоруженный и с заломленными за спину руками. А «человека-бомбу» этот сумасшедший Стилет оставил себе. Он вытащил его из гущи заложников стремительным движением. Они пролетели какое-то расстояние, но еще до приземления Стилет выхватил у него бомбу, нечто в кожухе со взрывателем от гранаты-лимонки образца Первой мировой войны, и закинул ее в открытый резервуар с дождевой водой. Бомба оказалась блефом или не сработал взрыватель. Все. Операция по освобождению заложников была закончена. Но, как выяснилось, не совсем. Потому что террористов оказалось четверо. Четвертый ничем не выдал себя до последнего момента, смешавшись с заложниками. Но когда Ворон склонился над обезоруженным «человеком-бомбой», четвертый террорист извлек такой же «Макаров» и передернул затвор.
— Не надо! Не делай! — закричал «человек-бомба». Стилет обернулся. Ствол пистолета смотрел ему прямо в глаза. Никто не ожидал подобного поворота событий — операция завершена, и все вроде бы ясно. Этот шаг означал явное самоубийство. Но четвертый террорист решил прихватить Стилета с собой. Позже выяснилось, что полноватый человек со шрамом, «человек-бомба», был его отцом и вряд ли в действиях юноши был осознанный расчет. Его палец лег на спусковой крючок. Стилет, словно в замедленной съемке, видел, как палец начал движение — сейчас он вдавит курок и прогремит выстрел. Но еще до этого Макс прыгнул. Прыгнул так высоко, как он ни разу не делал до или после этого. Его полуботинок наотмашь впечатался в лицо юноши. Быстрые брызги крови. Безвольно разжатые пальцы. Пистолет, не совершив выстрела, падает на землю.
— Сынок, — говорит «человек-бомба», и Игнат слышит его всхлипывания, — что ты наделал…
Операция по освобождению заложников была завершена. Дальше за дело взялась милиция, и через пятнадцать минут Дед построил их у БТРа. Дед не любил лишнего пафоса.
— Молодцы, парни. Спасибо. — Вот и все, что он им сказал. Рябчик посмотрел на часы. Без одной минуты пять.
— Время выпить чаю! — пропел Рябчик, и все засмеялись.
— Рябов, — усмехнулся Дед, — я не знал, что ты у нас музыкант.
— Почему, товарищ генерал?
— А что ты сейчас пропел?
— Это наша, походная…
— Ну?
— Что, товарищ генерал?
— И ты знаешь, что это за мелодия?
— До-ре-ми-до-ре-до, — ухмыльнулся Стилет. — Музыкальное ругательство.
— Правильно, Игнатик, — улыбнулся Дед. — А ты знаешь, что это значит? Я вот знаю радистское ругательство: ДЛБ. Надеюсь, расшифровывать не надо… А это?
— По-со-си-за-лу-пу, — пропел Макс, и тут же все рассмеялись.
— Да, я гляжу, у меня здесь целый хор Пятницкого. — Дед улыбаясь смотрел на Макса. — И поют, а вот Макс десять минут назад показал, что и танцуют…
И снова все рассмеялись.
— Так мы ж это, мы не про хрен, мы про чай, — ухмыльнулся Рябчик. Снова смех.
— Отставить, Рябов… Ладно, думаю, что к пенсии этот поющий отряд разродится симфонией.
— Так точно, товарищ генерал.
— Хоть мы и не англичане, но уже пять, и чаю вы заслужили. Командуй, Макс…
С тех пор время от времени Дед слышал от них этот напев. Пять часов. Время выпить чаю. Потом они его забыли, у них появилось множество других присказок — фенечек, по словам Макса. И сейчас Дед смотрел, как сгоревшая сигарета стала сначала пеплом, а потом и пепел сломался. Пора выпить чаю..
Из всех его ребят только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Хотя, конечно, это мог притащить кто угодно, услышав на какой-то вечеринке. На заднике соболевской пленки была та самая мелодия… Пепел от сигареты сломался. У Деда был очень хороший музыкальный слух или слух классного радиста. Вот как сейчас это пригодилось. На заднике соболевской пленки был кто-то из его ребят — пепел от сигареты сломался, третьей сигареты, взятой у лейтенанта Соболева. Пепел…
Это, конечно, мог быть кто угодно. Но из всей его «Команды-18» только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Задник соболевской пленки… Только три человека, и одного из них подозревать уже не в чем, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего. Оставалось двое. Пепел от сигареты сломался. Дед знал, что ему придется с этим согласиться — оставалось только двое. И одним из них был Стилет.
Время выпить чаю…
* * *
— Разрешите, товарищ генерал?
Дед поднял голову — это был лейтенант Соболев, глаза его возбужденно горели.
— Я закончил, товарищ генерал. У меня есть восемь вариантов четырехзначных числовых кодов.
— Мне нужен один, — негромко произнес Дед. — Один. Понимаешь меня, Соболь?
— Так точно. Только… На этой дискете больше ничего нет. Вся информация. Правда… есть еще один файл — девятый, но там какая-то галиматья из бесконечного набора цифр и редких букв. Сейчас шифровальщики трудятся, но скорее всего это ложный ход. Типа графической картинки…
— Графической картинки?
— Ну да — вот она. Так сказать, похабщина.
Дед взглянул на картинку с совокупляющимися мужчинами, бросив:
— Больные…
— Ну так вот, — воодушевился Соболь, — скорее всего и этот девятый файл — ложный ход. Но у меня все записано. Птичий файл…
— Что-что?
— Птичий файл. Его имя «Галка».
— Понятно. Послушай, Соболь, мне нужен твой девятый птичий файл. Мне сейчас придется отъехать, но будь на связи. Все, военный, иди, трудись. Мне нужна вся информация. Девятый файл…
— Есть.
— Ну, давай…
Дед снова бросил взгляд на пепельницу:
— Послушай, Соболь, дай мне сигарету.
Соболь в удивлении вытаращил глаза, и Дед снова про себя усмехнулся.
— Четвертая, товарищ генерал. Мы, конечно, не считаем, но уже с утра — четвертая.
— Ничего, и это переживем.
Лейтенант выглядел растерянным. Потом протянул Деду пачку:
— Оставьте себе…
— Ты что, парень, — улыбнулся Дед, — угробить меня решил? Ладно, давай, как уйду на пенсию, верну тебе блок.
Дед снова закурил. Пепел. Пепел от сигареты. Соболевский «ЛМ» и Соболевская пленка. Время выпить чаю.
Пепел сломался.
«Священный ветер»
Четверг, 29 февраля
15 час. 43 мин. (до взрыва 1 час 17 минут)
Только что в коротких телевизионных новостях опять говорили об этом заминированном самолете. Наверное, все же правы те, кто утверждает о существовании обостренного женского чутья, особой интуиции. «Краповые береты»… Со времени разговора с Дедом Галина больше не расставалась с книгой мужа, она перечитывала знакомые страницы, пропускала целые главы, останавливаясь там, где за быстрыми буквами узнавала их друзей и чувствовала своего мужа. Потом она захлопнула книгу — последние пятиминутные новости были очень тревожными: лайнер заминирован на семнадцать ноль-ноль и вот-вот состоится какая-то очень важная пресс-конференция, обещают что-то сверхсенсационное. Пресс-центр ФСБ переполнен журналистами, и для всех информационных агентств судьба несчастного самолета стала новостью номер один на сегодня. На СЕГО-ДНЯ… А завтра? Завтра будут другие новости, все продолжится, все перетрется, поток бесконечен, только для кого-то все остановится сегодня, и в завтра информационные агентства последуют уже без них. Галина захлопнула книгу, она больше не могла читать. Заминированный лайнер… Связано ли это с местной командировкой ее мужа?
«Галина, мы прорабатывали этот вопрос, и Игнат задействован в нем, но не больше остальных», — успокоил ее Дед. Успокоил? Произнес что-то, ничего при этом не сказав, она прекрасно знала подобную манеру. Местная командировка…
«Игнат Воронов» — написано на обложке книги. Красные буквы на черной глянцевой обложке первой книги ее мужа. Почему-то сейчас эти буквы показались ей необычно яркими, словно они горели, словно пытались ей сообщить что-то. «Но может, действительно Дед прав и Макс прав — все будет хорошо, а я просто беспокойная дуреха». Галина посмотрела на прикрепленный к стене турник — ежеутренняя зарядка Игната начиналась с пятидесяти подтягиваний, стояния на голове и отжимания на пальцах… Потом — все эти нунчаки, звездочки, которые он метал в деревянную мишень, короткий японский меч-кинжал — катана, длинный самурайский меч. И его специальная библиотека и видеотека, а также множество художественного материала о самураях и вообще о Японии… Игнат говорит, что это самая удивительная и непостижимая страна на свете, но это его дело, и, пожалуй, это единственная любовь Игната, которой он не смог ее заразить. Воин-монах — для него это лучший путь мужчины, но она… она вовсе не желает, чтобы ее мужчина был монахом, а сейчас… в эту минуту, когда в небе кружит заминированный самолет, она очень не хочет, чтобы ее мужчина был воином. Галина подошла к маленькому письменному столу, он весь завален книгами и вороновскими рукописями. Здесь примерно за год, с бесконечными перерывами на местные и дальние командировки, был написан первый его роман «Краповые береты», а потом позвонил издатель, сообщив, что книга, возможно, станет бестселлером сезона. И самое удивительное, как Игнат отреагировал на эту новость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Нормально! — бросил он.
Бритый парень вдруг насторожился, уставился на заправщик, вслушиваясь, потом перевел взгляд на «Икарус» и кивнул — сейчас они начнут пересаживать заложников из автобуса в самолет. Парень снова настороженно оглянулся — что-то не дает покоя, хотя вроде бы все в порядке. Замеревшая под армейским БТРом «Команда-18» следила за ними, готовая в любое мгновение начать действовать. Дед видел в мощный полевой бинокль многократного приближения Стилета, отстегивающего ремни, потом, переведя окуляры, видел «человека-бомбу», выходящего из «Икаруса» вместе с заложниками, — тот держался в самой гуще, чтобы у какого-нибудь лихого снайпера не появилось искушение убрать его. Позднее Дед вернулся к Стилету и заметил, как тот сделал пальцами знаки, указав на трап и на «Икарус». Стилет кивнул, и все — они пошли.
Происшедшее дальше заняло всего несколько секунд, но все же как много иногда могут вместить в себя несколько секунд. Рябчик выкатился из-под заправщика, через мгновение он был уже у трапа и начал вести огонь прямо сквозь ступени лестницы. Была короткая автоматная очередь. В несколько обиженных глазах пышноусого человека появилось удивление — трап под ним взорвался чем-то обжигающим и безапелляционно конечным, и выражение удивления так и не сошло с его лица, когда он, уже мертвый, скатывался по лестнице, возможно, ломая себе кости. Прыжку Макса — Дед это видел в бинокль и, любуясь им, улыбнулся, — наверное бы, позавидовала прима-балерина Большого театра. Бритый парень с «Макаровым» в руках даже не успел понять, что с ним происходит и что это за страшной силы удар обрушивается на него, вырубая сознание и желание сопротивляться. Он уже лежал, уткнувшись разбитым лицом в бетон аэродрома, обезоруженный и с заломленными за спину руками. А «человека-бомбу» этот сумасшедший Стилет оставил себе. Он вытащил его из гущи заложников стремительным движением. Они пролетели какое-то расстояние, но еще до приземления Стилет выхватил у него бомбу, нечто в кожухе со взрывателем от гранаты-лимонки образца Первой мировой войны, и закинул ее в открытый резервуар с дождевой водой. Бомба оказалась блефом или не сработал взрыватель. Все. Операция по освобождению заложников была закончена. Но, как выяснилось, не совсем. Потому что террористов оказалось четверо. Четвертый ничем не выдал себя до последнего момента, смешавшись с заложниками. Но когда Ворон склонился над обезоруженным «человеком-бомбой», четвертый террорист извлек такой же «Макаров» и передернул затвор.
— Не надо! Не делай! — закричал «человек-бомба». Стилет обернулся. Ствол пистолета смотрел ему прямо в глаза. Никто не ожидал подобного поворота событий — операция завершена, и все вроде бы ясно. Этот шаг означал явное самоубийство. Но четвертый террорист решил прихватить Стилета с собой. Позже выяснилось, что полноватый человек со шрамом, «человек-бомба», был его отцом и вряд ли в действиях юноши был осознанный расчет. Его палец лег на спусковой крючок. Стилет, словно в замедленной съемке, видел, как палец начал движение — сейчас он вдавит курок и прогремит выстрел. Но еще до этого Макс прыгнул. Прыгнул так высоко, как он ни разу не делал до или после этого. Его полуботинок наотмашь впечатался в лицо юноши. Быстрые брызги крови. Безвольно разжатые пальцы. Пистолет, не совершив выстрела, падает на землю.
— Сынок, — говорит «человек-бомба», и Игнат слышит его всхлипывания, — что ты наделал…
Операция по освобождению заложников была завершена. Дальше за дело взялась милиция, и через пятнадцать минут Дед построил их у БТРа. Дед не любил лишнего пафоса.
— Молодцы, парни. Спасибо. — Вот и все, что он им сказал. Рябчик посмотрел на часы. Без одной минуты пять.
— Время выпить чаю! — пропел Рябчик, и все засмеялись.
— Рябов, — усмехнулся Дед, — я не знал, что ты у нас музыкант.
— Почему, товарищ генерал?
— А что ты сейчас пропел?
— Это наша, походная…
— Ну?
— Что, товарищ генерал?
— И ты знаешь, что это за мелодия?
— До-ре-ми-до-ре-до, — ухмыльнулся Стилет. — Музыкальное ругательство.
— Правильно, Игнатик, — улыбнулся Дед. — А ты знаешь, что это значит? Я вот знаю радистское ругательство: ДЛБ. Надеюсь, расшифровывать не надо… А это?
— По-со-си-за-лу-пу, — пропел Макс, и тут же все рассмеялись.
— Да, я гляжу, у меня здесь целый хор Пятницкого. — Дед улыбаясь смотрел на Макса. — И поют, а вот Макс десять минут назад показал, что и танцуют…
И снова все рассмеялись.
— Так мы ж это, мы не про хрен, мы про чай, — ухмыльнулся Рябчик. Снова смех.
— Отставить, Рябов… Ладно, думаю, что к пенсии этот поющий отряд разродится симфонией.
— Так точно, товарищ генерал.
— Хоть мы и не англичане, но уже пять, и чаю вы заслужили. Командуй, Макс…
С тех пор время от времени Дед слышал от них этот напев. Пять часов. Время выпить чаю. Потом они его забыли, у них появилось множество других присказок — фенечек, по словам Макса. И сейчас Дед смотрел, как сгоревшая сигарета стала сначала пеплом, а потом и пепел сломался. Пора выпить чаю..
Из всех его ребят только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Хотя, конечно, это мог притащить кто угодно, услышав на какой-то вечеринке. На заднике соболевской пленки была та самая мелодия… Пепел от сигареты сломался. У Деда был очень хороший музыкальный слух или слух классного радиста. Вот как сейчас это пригодилось. На заднике соболевской пленки был кто-то из его ребят — пепел от сигареты сломался, третьей сигареты, взятой у лейтенанта Соболева. Пепел…
Это, конечно, мог быть кто угодно. Но из всей его «Команды-18» только три человека ходили в детстве в музыкальную школу. Задник соболевской пленки… Только три человека, и одного из них подозревать уже не в чем, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего. Оставалось двое. Пепел от сигареты сломался. Дед знал, что ему придется с этим согласиться — оставалось только двое. И одним из них был Стилет.
Время выпить чаю…
* * *
— Разрешите, товарищ генерал?
Дед поднял голову — это был лейтенант Соболев, глаза его возбужденно горели.
— Я закончил, товарищ генерал. У меня есть восемь вариантов четырехзначных числовых кодов.
— Мне нужен один, — негромко произнес Дед. — Один. Понимаешь меня, Соболь?
— Так точно. Только… На этой дискете больше ничего нет. Вся информация. Правда… есть еще один файл — девятый, но там какая-то галиматья из бесконечного набора цифр и редких букв. Сейчас шифровальщики трудятся, но скорее всего это ложный ход. Типа графической картинки…
— Графической картинки?
— Ну да — вот она. Так сказать, похабщина.
Дед взглянул на картинку с совокупляющимися мужчинами, бросив:
— Больные…
— Ну так вот, — воодушевился Соболь, — скорее всего и этот девятый файл — ложный ход. Но у меня все записано. Птичий файл…
— Что-что?
— Птичий файл. Его имя «Галка».
— Понятно. Послушай, Соболь, мне нужен твой девятый птичий файл. Мне сейчас придется отъехать, но будь на связи. Все, военный, иди, трудись. Мне нужна вся информация. Девятый файл…
— Есть.
— Ну, давай…
Дед снова бросил взгляд на пепельницу:
— Послушай, Соболь, дай мне сигарету.
Соболь в удивлении вытаращил глаза, и Дед снова про себя усмехнулся.
— Четвертая, товарищ генерал. Мы, конечно, не считаем, но уже с утра — четвертая.
— Ничего, и это переживем.
Лейтенант выглядел растерянным. Потом протянул Деду пачку:
— Оставьте себе…
— Ты что, парень, — улыбнулся Дед, — угробить меня решил? Ладно, давай, как уйду на пенсию, верну тебе блок.
Дед снова закурил. Пепел. Пепел от сигареты. Соболевский «ЛМ» и Соболевская пленка. Время выпить чаю.
Пепел сломался.
«Священный ветер»
Четверг, 29 февраля
15 час. 43 мин. (до взрыва 1 час 17 минут)
Только что в коротких телевизионных новостях опять говорили об этом заминированном самолете. Наверное, все же правы те, кто утверждает о существовании обостренного женского чутья, особой интуиции. «Краповые береты»… Со времени разговора с Дедом Галина больше не расставалась с книгой мужа, она перечитывала знакомые страницы, пропускала целые главы, останавливаясь там, где за быстрыми буквами узнавала их друзей и чувствовала своего мужа. Потом она захлопнула книгу — последние пятиминутные новости были очень тревожными: лайнер заминирован на семнадцать ноль-ноль и вот-вот состоится какая-то очень важная пресс-конференция, обещают что-то сверхсенсационное. Пресс-центр ФСБ переполнен журналистами, и для всех информационных агентств судьба несчастного самолета стала новостью номер один на сегодня. На СЕГО-ДНЯ… А завтра? Завтра будут другие новости, все продолжится, все перетрется, поток бесконечен, только для кого-то все остановится сегодня, и в завтра информационные агентства последуют уже без них. Галина захлопнула книгу, она больше не могла читать. Заминированный лайнер… Связано ли это с местной командировкой ее мужа?
«Галина, мы прорабатывали этот вопрос, и Игнат задействован в нем, но не больше остальных», — успокоил ее Дед. Успокоил? Произнес что-то, ничего при этом не сказав, она прекрасно знала подобную манеру. Местная командировка…
«Игнат Воронов» — написано на обложке книги. Красные буквы на черной глянцевой обложке первой книги ее мужа. Почему-то сейчас эти буквы показались ей необычно яркими, словно они горели, словно пытались ей сообщить что-то. «Но может, действительно Дед прав и Макс прав — все будет хорошо, а я просто беспокойная дуреха». Галина посмотрела на прикрепленный к стене турник — ежеутренняя зарядка Игната начиналась с пятидесяти подтягиваний, стояния на голове и отжимания на пальцах… Потом — все эти нунчаки, звездочки, которые он метал в деревянную мишень, короткий японский меч-кинжал — катана, длинный самурайский меч. И его специальная библиотека и видеотека, а также множество художественного материала о самураях и вообще о Японии… Игнат говорит, что это самая удивительная и непостижимая страна на свете, но это его дело, и, пожалуй, это единственная любовь Игната, которой он не смог ее заразить. Воин-монах — для него это лучший путь мужчины, но она… она вовсе не желает, чтобы ее мужчина был монахом, а сейчас… в эту минуту, когда в небе кружит заминированный самолет, она очень не хочет, чтобы ее мужчина был воином. Галина подошла к маленькому письменному столу, он весь завален книгами и вороновскими рукописями. Здесь примерно за год, с бесконечными перерывами на местные и дальние командировки, был написан первый его роман «Краповые береты», а потом позвонил издатель, сообщив, что книга, возможно, станет бестселлером сезона. И самое удивительное, как Игнат отреагировал на эту новость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47