Зажатые угрюмым стадом, опьяненным наркотиками и кровью, спецназовцы плотней прижимались друг к другу.
— Оставайтесь у нас! Нам рабы нужны! — кривлялся прямо перед Святым безусый пацан лет пятнадцати. Красная повязка пламенела на его угольно-черных волосах.
— Ребята, прорываемся! — шепнул старший лейтенант, наметив место, где погромщиков было поменьше, и указав на него движением глаз.
— Первым таранил боевиков Голубев. Размахивая автоматом, словно древний воин мечом, он прокладывал дорогу.
Парочка черепов хрустнула под его ударами. Остальные солдаты двигались за ним…
Натиск был столь стремителен, что погромщики опешили. Группа прорвалась сквозь кольцо.
Святой бежал последним.
— К машинам, ребята, скорее! — крикнул он. Взводный был уверен: никто не остался среди бандитов, и это самое главное!
А навстречу, обнаружив брешь в завале, летели БРДМ…
Из всех стволов крупнокалиберных пулеметов ударил град свинца, отсекая командира и ребят от очумелого зверья.
Откидывались люки бронемашин, прыгали очертя голову спецназовцы, поднимались на ноги и бежали к Рогожину.
"Впереди всех несся Серегин, размахивая саперной лопаткой и потрясая автоматом.
— Вот я вас, урюки! — орал он.
Шайка погромщиков кинулась врассыпную, надеясь спастись за заборами и в домах. Солдаты настигали их и били. Били нещадно, как бьют бешеных собак. Но еще более беспощадными были жители домов, покинувшие свои укрытия, чтобы рассчитаться с истязателями.
Святой видел, как пожилой мужчина подобрал осколок кирпича и швырнул его в голову безусого юнца, еще недавно желавшего стать рабовладельцем. Пацан как будто напоролся на невидимую преграду, изогнулся дугой и упал, хрипя в предсмертной агонии.
Дебелая женщина в рваной кофте поверх нижнего белья с яростью фурии пинала ногами тело пацана, пока оно не перестало дергаться.
— Прекратить самосуд! — надрывно кричал Святой в пустоту.
Две БРДМ перегородили участок улицы. На этот квадрат Святой согнал оставшихся в живых погромщиков. Солдатам приходилось буквально вырывать их из рук жителей сожженной улицы.
Протрезвевшие, избитые, в кровоподтеках и ссадинах, недавние хозяева положения покорно садились на корточки, заложив руки за головы.
Солдаты теснили жителей улицы, призывавших добить бандитов. Седой старик узбек колотил клюкой по груди Святого:
— Они — шакалы! Изверги! Внучку обесчестили! Девочка на каникулы приехала, ей четырнадцать лет… — Старик рыдал как дитя. — Сынок, я войну прошел! Такого зверства не видел! Они же хуже фашистов! Аллаха забыли! Но он их покарает! Всевышний накажет отступников!
Половина бороды аксакала была вырвана с корнем, а на руках багровели следы от ударов палкой.
— Дед, кто тебя разукрасил? — спросил Голубев, косясь на командира. Иван Ковалев заслонял сержанта спиной.
— Вон тот и тот! — трясущимся узловатым пальцем правой руки показал старик на притихших громил.
Голубев, Ковалев, Паша Черкасов и Серегин схватили подонка, издевавшегося над стариком и девчонкой, били ногами. Затем боевика подхватили за руки, поволокли словно куль и с размаху швырнули на землю.
Напоследок Серегин заехал насильнику сапогом в причинное место, произнеся:
— Женилка тебе ни к чему… Порезвился с малолеткой — отдохни…
Святой экзекуции не замечал. Он сам с удовольствием располосовал бы этих борцов за чистоту нации.
— Я умоляю… — просила женщина жгучей восточной красоты. — Не оставляйте нас! Вы уйдете, а они нас убьют! — Судя по паутине, застрявшей в волосах, женщина пряталась на чердаке или в подвале.
— Успокойтесь! Скоро милиция прибудет… — начал старший лейтенант, не в силах отвести взгляда от глубокого выреза на ее платье.
Женщина была само совершенство. Точеная гибкая фигура, огромные глаза под сенью густых ресниц — такие вдохновляли поэтов Востока.
— Милиция стреляла в нас! — выкрикнула красавица. — Останьтесь!
Ее слова эхом отозвались со всех сторон. Узбеки, русские, киргизы просили об одном: останьтесь. Они не верили своим партийным боссам, местным властям, милиции, ничего не предпринявшим, чтобы предотвратить избиение.
Святой вернулся к пленным.
— Куда их? — спросил сержант Голубев и выпустил кольцо табачного дыма.
— В расход! — с усмешкой ответил Серегин.
— Первому сообщили… Краснопогонники, а может, милиция заберет!
Внимание Святого привлек интеллигентного вида молодой человек, отличающийся от остальных погромщиков отрешенным взглядом, явно не крестьянскими руками, брезгливо поджатыми губами.
Тонкие черты лица могли бы сделать парня привлекательным, если бы не змеиная улыбка, кривившая губы.
— Смешно, парень? — кивнул Святой в сторону машины «Скорой помощи», принимающей очередные носилки с раненым.
— Отнюдь, — спокойно ответил интеллигент. Он достал из кармана рубашки темно-коричневый футляр, извлек из него очки, надел и, словно увидев все четче и яснее, с удовлетворением произнес:
— Я понимаю, вы старший из карателей?
— Что-то ты перепутал. Это вы каратели, а мы спасатели! — хлестнул словами Святой.
— Спасатели? Ну нет! — В очках парень выглядел как соискатель степени кандидата наук, уголки его рта сползли к подбородку. — Вы, русские, всегда считали нас людьми второго сорта. Уничтожали наш народ! Заставляли подыхать на хлопковых полях! Настало время освободиться! И нам с вами не по пути! Уйдите по-хорошему! Мы создадим великое государство тюрок! Вы, русские, доведены коммунистами до нулевого состояния! Ваш единственный шанс — принять ислам!
— Это ты во имя будущего великого государства кромсаешь единоверцев? По велению Аллаха насилуешь девочек?
Над стариком надругались, следуя заповедям пророка? — Святой ударил «идеолога» по щеке раз, другой. Не в силах остановиться, он как заведенный хлестал по физиономии местного доктора Геббельса. — Словоблудия тебе мало, профессор?! Человечины захотелось!
Спецназовцы насилу оттащили от него командира. Свалившиеся очки хрустнули под подошвой солдатского сапога.
Пожилая киргизка брела между полыхающими домами, не узнавая родной улицы, сгибаясь в поясном поклоне перед каждым солдатом.
Глава 4
Помни о смерти, познай самого себя, ни за кого не ручайся…
Надпись на камне в Дельфийском храме Аполлона
Рекомендованный для дальнейшего прохождения службы в подразделения Генштаба, старший лейтенант Новиков отбыл в Москву.
Транспортник приземлился, грузно шлепнувшись на бетонку закрытого военного аэродрома, расположенного в ближнем Подмосковье. У трапа лейтенанта уже поджидал насупленный представитель Генштаба. Майор с изрытым оспинами лицом недовольно буркнул:
— Опаздываем, лейтенант! Быстро в машину!
Ни огрызаться, ни оправдываться Новиков не стал. Устроившись на заднем сиденье «Волги», он наслаждался неброскими пейзажами среднерусской полосы, по которым так скучал в горах и пустынях.
Десятый отдел Генерального штаба занимался вопросами экспорта советского оружия, подготовкой военных советников и обучением иностранных военнослужащих тактике партизанской войны. Служить в «десятке» было престижно и весьма выгодно с материальной стороны. Отправиться куда-нибудь военным советником означало обеспечить себя на долгие годы жизни.
Впрочем, о выгоде лейтенант не размышлял. Среди высоких потолков, деловито снующих людей, сверкающих надраенных полов и прочего великолепия боевой офицер, привыкший к спартанским условиям казармы или какого-нибудь сборного домика модульного типа, чувствовал себя не в своей тарелке.
Хмурый майор пошушукался с дежурным, передал сопроводительные бумаги и сухо бросил:
— Новиков, еле дуйте за дежурным.
Старлея вели по бесконечным коридорам Генерального штаба. Сопровождающий был молчалив, но приветлив. Он то и дело оборачивался и ободряюще улыбался:
— Сюда, пожалуйста!
Дверь отворилась. Маленький кабинет. Ничего лишнего: обязательный портрет, стол, несколько стульев у стены, пепельница под хрусталь на втором столике с придвинутыми двумя креслами.
Сопровождающий вышел, и Новиков остался один. Устроившись в кресле, он поправил узел галстука, одернул мундир. Мелодичный звон боевых наград нарушил тишину.
Ждать пришлось недолго. Грузный генерал-майор с нездоровым, отекшим лицом и старый знакомый Банников с погонами полковника на плечах, переговариваясь между собой, вошли в кабинет.
— Товарищ генерал, — обращаясь к старшему по званию, начал Виктор, — старший лейтенант Новиков…
— Садись! — остановил его генерал. — В кресло садись!
Сам он устроился за столом, предложил сигареты:
— Кури, лейтенант. Отвык небось от приличного курева-то?
Курево было поистине генеральским: «Данхил», лучшие сигареты в мире, как без излишней скромности заявлял поставщик английской королевы.
— Спасибо. После пайковых «Охотничьих» мне надо всю пачку выкурить, чтобы накуриться, — отказался Новиков.
— «Болотная смерть», — усмехнулся генерал. — Я ими сердце посадил. Из какой гадости их делают? «Планом» в Афгане не увлекался? — задал неприятный вопрос генерал-майор.
— Некогда было! — нахмурился Виктор.
— Расслабься, Новиков. Не напрягайся. Наркотиками особый отдел и военная прокуратура занимаются, — успокаивающе улыбнулся собеседник. — Проблема, понимаешь ли, новая возникла. Попривыкали к разной дури в Афганистане. Завели моду обкуриваться перед рейдами… — Обвислые щеки генерала дрогнули, и желваки заплясали на скулах.
«Что ты знаешь, штабная крыса, про рейды! Когда спишь на камнях и задыхаешься от недостатка воздуха в высокогорье, когда идешь по размолоченному артиллерией кишлаку и ноги твои скользят на кусках человеческого мяса, когда силы на исходе, а нервы сдают, тогда закуришь. Все закуришь: анашу, гашиш… Кто тебе дал право осуждать сломавшихся на этой войне людей?»
— Ишь, нахохлился! — заметил раздраженность лейтенанта собеседник. — Тебе ответственное дело поручить собираются. Отвечай на вопросы, а чувства оставь при себе.
Значит, наркотики не употреблял?
— Нет…
— Командовал взводом, заменял командира роты?
— Так точно…
— Написал рапорт о направлении в Афганистан, хотя служил в неплохом месте?
— Написал! — с вызовом ответил Виктор, не понимая, к чему клонит хозяин кабинета. — Жир нагуливать по спокойным гарнизонам скучным показалось.
— С гонором лейтенант! — обернулся генерал к Банникову. — Самоуверенный!
Тот угодливо поддакнул.
— Распорядись принести нам чайку! — отослал хозяин кабинета своего порученца. — Тебя характеризуют как исключительно храброго, решительного офицера. Рекомендации командования однозначно положительные. Почему?
— Совершенными бывают только негодяи и сыновья генералов…
— Смело!
— У простого офицера, как и у любого человека, есть слабости, недостатки…
— И какие же они у тебя?
— Одна из моих главных жизненных заповедей, товарищ генерал, не открывать никому своих слабых мест.
— Ловко! — захохотал собеседник. — Держишь, лейтенант, глухую оборону. Молодец! Ну да ладно. Все мы были молодыми и горячими. Потом прыти поубавилось… Теперь давай ближе к делу. — Генерал явно хотел перевести беседу в непринужденное русло. — Ситуация в армии и стране очень сложная. Скрывать не стану, наше руководство, — он поднял глаза на портрет, — проводит рискованный эксперимент над обществом, страной и, конечно же, армией. Я по долгу службы занимаюсь связями с нашими союзниками в странах «третьего мира». Ближний Восток, Африка, Латинская Америка. Лекцию о международном положении читать тебе не стану, но скажу: позиции мы свои сдаем!.. А ты не стесняйся, задавай вопросы! — по-отечески ласково произнес генерал. — Политики могут болтать все, что угодно, о новом мышлении, перестройке, конверсии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60