Вот почему он пришел сюда, в квартиру, которую занимала жена Кушина. Официально они с мужем расстались и как раз сейчас разводились. Но у него были сведения, что и разъезд и предполагаемый развод были лишь дымовой завесой, намеренно создаваемой для того, чтобы уберечь женщину от полицейского преследования и постоянной слежки. И Храдецки собирался на этом сыграть.
Он постучал в дверь.
– Госпожа Кушина?
Дверь немедленно отворилась.
– Я – Мара Кушин.
Храдецки кивнул. Фото, которое он видел в полицейской картотеке, полностью соответствовало увиденному – моложаво выглядящая женщина, довольно полная, имеющая двоих детей-подростков.
Полковник не видел смысла скрывать свое имя.
– Я – полковник Золтан Храдецки из Национальной полиции.
Жена Кушина побледнела, затем взяла себя в руки. Она спокойно кивнула головой. Должно быть, эта женщина привыкла к подобным неприятностям.
– Могу я войти?
На секунду во взгляде женщины проскользнуло удивление. Полицейские редко бывали так вежливы. Женщина отступила в глубь грязного убогого жилища и застыла, скрестив руки на груди.
Храдецки перешагнул через порог и захлопнул за собой дверь. Он не хотел, чтоб чьи-нибудь любопытные уши подслушали то, что он собирался сказать.
Золтан не стал спрашивать женщину о том, где находится ее муж. Даже если она и знала об этом, то последний человек, с которым хотела бы поделиться информацией – полковник полиции.
– Я здесь неофициально, – сказал Храдецки. – У меня есть важная информация для Владимира Кушина. Очень важно, чтобы мы могли встретиться и поговорить.
– Но я не знаю...
– Конечно, вы не знаете. – Храдецки покачал головой. – Все, о чем я прошу, это передать ему мою записку – где бы он ни был.
Храдецки вручил женщине конверт с кратким изложением информации, полученной от Белы Силвануса, а также список общественных мест, где он в определенное время будет ждать в течение ближайших трех дней возможности вступить в контакт. Когда женщина взяла конверт, полковник почувствовал, как напряглись его мускулы. Он сделал это. Теперь он был замешан во всем, что произойдет дальше. Визит к Барте еще мог сойти за неудачную попытку бюрократического маневрирования. А контакт с активным членом находящейся вне закона венгерской оппозиции уже нельзя было объяснить ничем.
* * *
1 АПРЕЛЯ, ПЛОЩАДЬ ГЕРОЕВ, БУДАПЕШТ
Храдецки сидел на скамейке в парке, закрыв глаза и подставив лицо долгожданному весеннему солнышку. Он изо всех сил старался не давать волю нервам, что было не так просто. Это свидание у здания Музея изящных искусств было последней из трех возможностей выйти на него, указанных в записке, переданной Маре Кушиной. Неужели оппозиция решила проигнорировать его предложения считая его агентом-провокатором? Или, что еще хуже, записка попала не в те руки? Немецкий представитель Европейской Конфедерации Релинг и его венгерские помощники с каждым днем все больше укрепляли и усиливали разведывательный аппарат. Возможно, они уделяли деятельности Храдецки гораздо больше внимания, чем он предполагал.
Золтан внимательнее пригляделся к заполнявшим площадь людям, пытаясь определить, не является ли кто-нибудь из них агентом, приставленным за ним следить. Затем он пожал плечами, почти улыбаясь при мысли о собственной быстро развивающейся паранойе. Даже если за ним ведется слежка, как он определит это? На огромную площадь под крылатой статуей архангела Гавриила, возвышающейся на тридцатиметровой колонне приходили сотни служащих из близлежащих офисов, чтобы на свежем воздухе съесть принесенный с собой завтрак. Выбирая это место для контакта, Храдецки мыслил скорее как полицейский но не как конспиратор.
Он уже хотел подняться и уйти, когда молодой человек с атлетической фигурой сел рядом на скамейку. Не глядя в сторону Храдецки, он открыл пакет с ланчем и положил что-то на скамейку между ними.
– Думаю, вы это уронили, полковник.
Золтан поглядел вниз. Перед ним лежал конверт, который он передал жене Кушина. Он взял его.
– Да, я.
– Хорошо. – Молодой человек едва заметно улыбнулся и предложил полковнику яблоко. – Тогда начнем.
Храдецки принялся за яблоко, в то время как его безымянный собеседник начал забрасывать его довольно трудными вопросами. Как он относится к разным режимам, правившим в Венгрии? Чем занимался на последнем месте работы? С чем связана его теперешняя работа? И, что гораздо важнее, почему он хочет встретиться с Владимиром Кушиным?
Для любого прохожего они выглядели как двое друзей, решивших перекусить под лучами долгожданного весеннего солнца. Но полковник полиции прекрасно понимал, как обстоят дела на самом деле. Это был своего рода карантин – оппозиция проверяла его, прежде чем подпустить поближе к Кушину.
Храдецки сам провел достаточно допросов, чтобы понимать, чего добивается его собеседник и зачем ему это нужно. Молодой человек был умен и подозрителен. И общаться с ним можно было единственным способом – быстро и прямо отвечать на все вопросы.
Хотя ведущий допрос обычно в какой-то степени выдает себя теми вопросами, которые задает, то, что спрашивал молодой человек, было настолько конкретно и четко, что Храдецки не мог сделать никаких выводов ни о собеседнике, ни о группе, которую он представлял. Судя по его фигуре, стрижке и некоторым выражениям, Храдецки мог предположить, что, возможно, его собеседник – бывший армейский офицер.
Молодой человек быстро закрыл сумку с ланчем, поднялся и произнес:
– Пока этого достаточно. Я должен доложить обо всем своему начальству.
Храдецки тоже поднялся, и они как ни в чем ни бывало направились к ближайшей станции метро, смешавшись с другими служащими, возвращающимися в свои офисы. У полковника тоже были вопросы, но он понимал, что молодой человек не станет на них отвечать. Тем не менее, он решил попробовать.
– Пожалуйста, скажите Куш.
Молодой человек бросил на него такой уничтожающий взгляд, что Храдецки немедленно осекся.
– Пожалуйста, передайте вашему шефу, – поправился Золтан, – что времени у нас немного.
Молодой человек угрюмо улыбнулся.
– Мы уже очень давно пытаемся объяснить это таким, как вы. – Затем он, казалось, немного рас слабился. – Если вы действительно тот кем хотите казаться, то вы можете очень помочь нам, полков ник. Однако человек может говорить все, что угодно, но поступки всегда говорят больше, чем слова.
Он передал Золтану Храдецки листок бумаги на котором было написано одно единственное имя.
– Достаньте полицейское досье этого человека и приходите через два дня в то же время в кафе "Сент рал Эттерем". Вас устраивают условия?
Храдецки утвердительно кивнул.
– Хорошо. – Несколько секунд молодой чело век стоял, молча наблюдая за толпами людей, спускающихся вниз по лестнице в метро. Затем он снова поглядел на Храдецки.
– И будьте более осторожны в будущем. Я шел за вами всю дорогу от министерства, и это было гак же просто, как волку выслеживать раненого оленя. В следующий раз вместо меня может оказаться кто-то, настроенный куда менее дружелюбно. – Парень улыбнулся собственной шутке.
Храдецки покраснел, но кивнул. Хотя манеры молодого человека и были весьма нахальны, но по существу он был прав. Придется научиться всем мерам предосторожности, необходимым людям, живущим вне закона.
Через два дня Золтан Храдецки сидел в наполненном людьми кафе "Сентрал Эттерем", потягивая из чашки крепкий черный кофе. Локтем он прижимал к столу конверт из коричневой бумаги, в котором на этот раз лежало полицейское досье.
Храдецки нахмурился. Снять копию с секретного досье оказалось почти до смешного просто. Этому вполне способствовали перегруженность персонала и несовершенство делопроизводства. Любой офицер имел доступ к этой информации в обычном порядке. Весь фокус состоял лишь в том, чтобы снять копию, не привлекая внимания и не оставляя никаких записей в регистрационных журналах.
Теперь, когда досье было у него, Храдецки позволил себе задуматься, зачем именно оно понадобилось людям Кушина. Судя по документам, человек, которым они заинтересовались, был активистом демократического движения – давним оппонентом как старого, коммунистического, так и теперешнего военного правительства. Возможно, оппозиционерам потребовалось узнать, насколько пристально следит за этим человеком полиция. Или, может быть, у них уже есть копия именно этого досье и они только хотели проверить, принесет ли он такую же.
Как бы то ни было, это задание конечно же было проверкой как его готовности сотрудничать, так и доступа к нужной информации. Пока Храдецки не доставит им информацию, о которой его просили, Кушин и его соратники будут считать его не больше, чем простым болтуном. Если же он доставит недостоверную информацию, они спишут его со счетов как подсадную утку А если бы его схватили при попытке добыть необходимые сведения, тогда они бы поняли, что он не годится для конспиративной работы.
Храдецки беспокойно заерзал на стуле. Столько лет полковник стоял на страже закона и правопорядка. И вот теперь оказалось так легко нарушить и то, и другое. И неважно, что для этого была весьма веская причина.
Полковник покачал головой. Его личные чувства в этом случае не имели значения. Он должен хранить верность своей стране – Венгрии, и только ей, а не одной из правящих в ней клик. И уж конечно не группке генералов, состоящих на жаловании у Франции и Германии. Освободить нацию от их бульдожьей хватки – задача не для слабонервных. Настало время действовать.
Тот же блондин, с которым встречался Храдецки в прошлый раз, опустился на пустой стул напротив.
– Здравствуйте, полковник. Вы принесли то, о чем я просил?
Храдецки подвинул через стол конверт и подождал, пока молодой человек быстро заглянул внутрь и вернул его обратно. Он казался довольным.
– Следуйте за мной.
Не произнеся больше ни слова, молодой человек встал и вышел из кафе. Храдецки следовал на расстоянии. Они немного покружили по людным улицам Будапешта, проверяя, нет ли слежки. Путь их закончился возле небольшого жилого здания в одном из наиболее фешенебельных районов города.
Они прошли через задний ход, миновали два лестничных пролета и оказались у двери без таблички. Молодой человек в последний раз окинул взглядом коридор и три раза постучал в дверь. Когда дверь открылась, он пропустил вперед полковника полиции.
В обставленной со вкусом гостиной их ждали два человека. Один из них, который казался намного старше своих товарищей, встал и негромко произнес:
– Я – Владимир Кушин.
Человек, стоящий перед Храдецки, был бледным и худым, почти анемичным. Одежда его выглядела какой-то неопрятной, но скорее не от того, что за ней плохо ухаживали, а от того, что очень долго носили. Хотя Кушину было лишь слегка за пятьдесят, волосы его были абсолютно седыми, а изборожденное глубокими морщинами лицо добавляло ему лет десять. Зима, проведенная в тюрьме, тяжело отразилась на нем.
Во время недолгого посткоммунистического флирта Венгрии с демократией, Кушин был выборным лидером одного из районных советов. Когда пришло к власти правительство национального спасения, в котором преобладали военные, его арестовали по обвинению в какой-то непонятной "агитации" Полковник знал, что это означало Кушин слишком усердно и слишком громко жаловался на новые декреты чрезвычайного правительства.
И хотя Кушин был достаточно видным политическим деятелем, чтобы найти сторонников в западных средствах массовой информации, это не избавило его от сфабрикованных обвинений и шестимесячного тюремного заключения. Генералы отпустили его только тогда, когда решили, что сила Кушина осталась в прошлом – теперь это просто слабый измученный человек, не способный стать угрозой их власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Он постучал в дверь.
– Госпожа Кушина?
Дверь немедленно отворилась.
– Я – Мара Кушин.
Храдецки кивнул. Фото, которое он видел в полицейской картотеке, полностью соответствовало увиденному – моложаво выглядящая женщина, довольно полная, имеющая двоих детей-подростков.
Полковник не видел смысла скрывать свое имя.
– Я – полковник Золтан Храдецки из Национальной полиции.
Жена Кушина побледнела, затем взяла себя в руки. Она спокойно кивнула головой. Должно быть, эта женщина привыкла к подобным неприятностям.
– Могу я войти?
На секунду во взгляде женщины проскользнуло удивление. Полицейские редко бывали так вежливы. Женщина отступила в глубь грязного убогого жилища и застыла, скрестив руки на груди.
Храдецки перешагнул через порог и захлопнул за собой дверь. Он не хотел, чтоб чьи-нибудь любопытные уши подслушали то, что он собирался сказать.
Золтан не стал спрашивать женщину о том, где находится ее муж. Даже если она и знала об этом, то последний человек, с которым хотела бы поделиться информацией – полковник полиции.
– Я здесь неофициально, – сказал Храдецки. – У меня есть важная информация для Владимира Кушина. Очень важно, чтобы мы могли встретиться и поговорить.
– Но я не знаю...
– Конечно, вы не знаете. – Храдецки покачал головой. – Все, о чем я прошу, это передать ему мою записку – где бы он ни был.
Храдецки вручил женщине конверт с кратким изложением информации, полученной от Белы Силвануса, а также список общественных мест, где он в определенное время будет ждать в течение ближайших трех дней возможности вступить в контакт. Когда женщина взяла конверт, полковник почувствовал, как напряглись его мускулы. Он сделал это. Теперь он был замешан во всем, что произойдет дальше. Визит к Барте еще мог сойти за неудачную попытку бюрократического маневрирования. А контакт с активным членом находящейся вне закона венгерской оппозиции уже нельзя было объяснить ничем.
* * *
1 АПРЕЛЯ, ПЛОЩАДЬ ГЕРОЕВ, БУДАПЕШТ
Храдецки сидел на скамейке в парке, закрыв глаза и подставив лицо долгожданному весеннему солнышку. Он изо всех сил старался не давать волю нервам, что было не так просто. Это свидание у здания Музея изящных искусств было последней из трех возможностей выйти на него, указанных в записке, переданной Маре Кушиной. Неужели оппозиция решила проигнорировать его предложения считая его агентом-провокатором? Или, что еще хуже, записка попала не в те руки? Немецкий представитель Европейской Конфедерации Релинг и его венгерские помощники с каждым днем все больше укрепляли и усиливали разведывательный аппарат. Возможно, они уделяли деятельности Храдецки гораздо больше внимания, чем он предполагал.
Золтан внимательнее пригляделся к заполнявшим площадь людям, пытаясь определить, не является ли кто-нибудь из них агентом, приставленным за ним следить. Затем он пожал плечами, почти улыбаясь при мысли о собственной быстро развивающейся паранойе. Даже если за ним ведется слежка, как он определит это? На огромную площадь под крылатой статуей архангела Гавриила, возвышающейся на тридцатиметровой колонне приходили сотни служащих из близлежащих офисов, чтобы на свежем воздухе съесть принесенный с собой завтрак. Выбирая это место для контакта, Храдецки мыслил скорее как полицейский но не как конспиратор.
Он уже хотел подняться и уйти, когда молодой человек с атлетической фигурой сел рядом на скамейку. Не глядя в сторону Храдецки, он открыл пакет с ланчем и положил что-то на скамейку между ними.
– Думаю, вы это уронили, полковник.
Золтан поглядел вниз. Перед ним лежал конверт, который он передал жене Кушина. Он взял его.
– Да, я.
– Хорошо. – Молодой человек едва заметно улыбнулся и предложил полковнику яблоко. – Тогда начнем.
Храдецки принялся за яблоко, в то время как его безымянный собеседник начал забрасывать его довольно трудными вопросами. Как он относится к разным режимам, правившим в Венгрии? Чем занимался на последнем месте работы? С чем связана его теперешняя работа? И, что гораздо важнее, почему он хочет встретиться с Владимиром Кушиным?
Для любого прохожего они выглядели как двое друзей, решивших перекусить под лучами долгожданного весеннего солнца. Но полковник полиции прекрасно понимал, как обстоят дела на самом деле. Это был своего рода карантин – оппозиция проверяла его, прежде чем подпустить поближе к Кушину.
Храдецки сам провел достаточно допросов, чтобы понимать, чего добивается его собеседник и зачем ему это нужно. Молодой человек был умен и подозрителен. И общаться с ним можно было единственным способом – быстро и прямо отвечать на все вопросы.
Хотя ведущий допрос обычно в какой-то степени выдает себя теми вопросами, которые задает, то, что спрашивал молодой человек, было настолько конкретно и четко, что Храдецки не мог сделать никаких выводов ни о собеседнике, ни о группе, которую он представлял. Судя по его фигуре, стрижке и некоторым выражениям, Храдецки мог предположить, что, возможно, его собеседник – бывший армейский офицер.
Молодой человек быстро закрыл сумку с ланчем, поднялся и произнес:
– Пока этого достаточно. Я должен доложить обо всем своему начальству.
Храдецки тоже поднялся, и они как ни в чем ни бывало направились к ближайшей станции метро, смешавшись с другими служащими, возвращающимися в свои офисы. У полковника тоже были вопросы, но он понимал, что молодой человек не станет на них отвечать. Тем не менее, он решил попробовать.
– Пожалуйста, скажите Куш.
Молодой человек бросил на него такой уничтожающий взгляд, что Храдецки немедленно осекся.
– Пожалуйста, передайте вашему шефу, – поправился Золтан, – что времени у нас немного.
Молодой человек угрюмо улыбнулся.
– Мы уже очень давно пытаемся объяснить это таким, как вы. – Затем он, казалось, немного рас слабился. – Если вы действительно тот кем хотите казаться, то вы можете очень помочь нам, полков ник. Однако человек может говорить все, что угодно, но поступки всегда говорят больше, чем слова.
Он передал Золтану Храдецки листок бумаги на котором было написано одно единственное имя.
– Достаньте полицейское досье этого человека и приходите через два дня в то же время в кафе "Сент рал Эттерем". Вас устраивают условия?
Храдецки утвердительно кивнул.
– Хорошо. – Несколько секунд молодой чело век стоял, молча наблюдая за толпами людей, спускающихся вниз по лестнице в метро. Затем он снова поглядел на Храдецки.
– И будьте более осторожны в будущем. Я шел за вами всю дорогу от министерства, и это было гак же просто, как волку выслеживать раненого оленя. В следующий раз вместо меня может оказаться кто-то, настроенный куда менее дружелюбно. – Парень улыбнулся собственной шутке.
Храдецки покраснел, но кивнул. Хотя манеры молодого человека и были весьма нахальны, но по существу он был прав. Придется научиться всем мерам предосторожности, необходимым людям, живущим вне закона.
Через два дня Золтан Храдецки сидел в наполненном людьми кафе "Сентрал Эттерем", потягивая из чашки крепкий черный кофе. Локтем он прижимал к столу конверт из коричневой бумаги, в котором на этот раз лежало полицейское досье.
Храдецки нахмурился. Снять копию с секретного досье оказалось почти до смешного просто. Этому вполне способствовали перегруженность персонала и несовершенство делопроизводства. Любой офицер имел доступ к этой информации в обычном порядке. Весь фокус состоял лишь в том, чтобы снять копию, не привлекая внимания и не оставляя никаких записей в регистрационных журналах.
Теперь, когда досье было у него, Храдецки позволил себе задуматься, зачем именно оно понадобилось людям Кушина. Судя по документам, человек, которым они заинтересовались, был активистом демократического движения – давним оппонентом как старого, коммунистического, так и теперешнего военного правительства. Возможно, оппозиционерам потребовалось узнать, насколько пристально следит за этим человеком полиция. Или, может быть, у них уже есть копия именно этого досье и они только хотели проверить, принесет ли он такую же.
Как бы то ни было, это задание конечно же было проверкой как его готовности сотрудничать, так и доступа к нужной информации. Пока Храдецки не доставит им информацию, о которой его просили, Кушин и его соратники будут считать его не больше, чем простым болтуном. Если же он доставит недостоверную информацию, они спишут его со счетов как подсадную утку А если бы его схватили при попытке добыть необходимые сведения, тогда они бы поняли, что он не годится для конспиративной работы.
Храдецки беспокойно заерзал на стуле. Столько лет полковник стоял на страже закона и правопорядка. И вот теперь оказалось так легко нарушить и то, и другое. И неважно, что для этого была весьма веская причина.
Полковник покачал головой. Его личные чувства в этом случае не имели значения. Он должен хранить верность своей стране – Венгрии, и только ей, а не одной из правящих в ней клик. И уж конечно не группке генералов, состоящих на жаловании у Франции и Германии. Освободить нацию от их бульдожьей хватки – задача не для слабонервных. Настало время действовать.
Тот же блондин, с которым встречался Храдецки в прошлый раз, опустился на пустой стул напротив.
– Здравствуйте, полковник. Вы принесли то, о чем я просил?
Храдецки подвинул через стол конверт и подождал, пока молодой человек быстро заглянул внутрь и вернул его обратно. Он казался довольным.
– Следуйте за мной.
Не произнеся больше ни слова, молодой человек встал и вышел из кафе. Храдецки следовал на расстоянии. Они немного покружили по людным улицам Будапешта, проверяя, нет ли слежки. Путь их закончился возле небольшого жилого здания в одном из наиболее фешенебельных районов города.
Они прошли через задний ход, миновали два лестничных пролета и оказались у двери без таблички. Молодой человек в последний раз окинул взглядом коридор и три раза постучал в дверь. Когда дверь открылась, он пропустил вперед полковника полиции.
В обставленной со вкусом гостиной их ждали два человека. Один из них, который казался намного старше своих товарищей, встал и негромко произнес:
– Я – Владимир Кушин.
Человек, стоящий перед Храдецки, был бледным и худым, почти анемичным. Одежда его выглядела какой-то неопрятной, но скорее не от того, что за ней плохо ухаживали, а от того, что очень долго носили. Хотя Кушину было лишь слегка за пятьдесят, волосы его были абсолютно седыми, а изборожденное глубокими морщинами лицо добавляло ему лет десять. Зима, проведенная в тюрьме, тяжело отразилась на нем.
Во время недолгого посткоммунистического флирта Венгрии с демократией, Кушин был выборным лидером одного из районных советов. Когда пришло к власти правительство национального спасения, в котором преобладали военные, его арестовали по обвинению в какой-то непонятной "агитации" Полковник знал, что это означало Кушин слишком усердно и слишком громко жаловался на новые декреты чрезвычайного правительства.
И хотя Кушин был достаточно видным политическим деятелем, чтобы найти сторонников в западных средствах массовой информации, это не избавило его от сфабрикованных обвинений и шестимесячного тюремного заключения. Генералы отпустили его только тогда, когда решили, что сила Кушина осталась в прошлом – теперь это просто слабый измученный человек, не способный стать угрозой их власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138