на одном из окон часть светомаскировочной шторы оторвана и свет падает на улицу. Ивановский заглянул в окно и увидел, что какой-то человек бьет по лицу его отца. Он выхватил пистолет и бросился к дверям.
— Погоди-ка, — начальник встал, — это тебе девушка Ивановского рассказала?
— Да.
— А где она сейчас?
— У меня в кабинете ждет.
— Предусмотрительный ты, Иван, человек, — начальник усмехнулся, — с тобой работать хорошо. Ну, давай дальше.
— Нам повезло, что подруга Ивановского, Алла Нестерова, сразу же подошла к окну. Сначала она не поняла, куда бросился Сергей, только потом, догадавшись, подбежала к окну. Через порванную штору Нестерова увидела кусок комнаты и человека в военной форме. Тот поднял руку. И девушка поняла, что незнакомец собирается кого-то ударить. За окном все происходило, как в немом кино. Но внезапно раздался выстрел, звук которого не смогли приглушить оконные стекла, и неизвестный, так и не опустив руку, упал. Потом в комнате прогрохотало еще несколько выстрелов, и погас свет. Нестерова прижалась к стене. С крыльца сбежали трое. И только тогда она увидела «газик», стоявший чуть поодаль от дома. Машина развернулась и пронеслась мимо нее. И все же, несмотря на темноту, Нестерова успела запомнить последние две цифры номера — 06.
— Так, — начальник встал, — это уже кое-что. Ну а дальше?
— В квартире мы обнаружили убитых: лейтенанта, его родителей и неизвестного в форме ВОХРа. Найдена всего одна гильза от пистолета ТТ: судя по кобуре, этим оружием пользовался Ивановский.
— А в командирской книжке у него что записано?
— Все дело в том, — Данилов полез за папиросами, — что документов у лейтенанта не обнаружили.
— Значит, их забрали.
— Больше гильз не нашли, видимо, стреляли из наганов. Кстати, у убитого налетчика на поясе кобура от нагана. Точнее сообщат патологоанатомы и эксперты.
— Следовательно, картина такая. Четверо неизвестных врываются в дом Ивановского, избивают его родителей…
— Обыскивают квартиру, — добавил Данилов.
— Да, обыскивают. Значит, что-то ищут. Поэтому, видимо, и били, заставляли признаться. Им это «что-то» очень нужно было. Просто так на тройное убийство не пойдешь. В общем, поздравляю, Данилов: банда у нас появилась. Опасная банда. Что-нибудь взято из дома?
— На полу валялась шкатулка. Нестерова показала, что в ней убитая Мария Дмитриевна Ивановская хранила ценности. Нестерова считалась невестой сына, поэтому ей были известны некоторые вещи. Так, например, она рассказала, что там хранились сапфировые серьги с бриллиантами, которые покойная собиралась подарить ей к свадьбе.
Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга. Потом Данилов сказал:
— Не думаю, что Нестерова связана с этим делом. Девушка она хорошая, студентка, комсомолка.
— С тобой прямо страшно становится, Иван, — усмехнулся начальник, — ты мысли читаешь.
— Так работаем вместе сколько.
— Откуда у Ивановского-старшего драгоценности?
— Он ювелир, очень известный. Крупнейший специалист, так сказать, художник своего дела.
— Но ведь не из-за сережек к нему пришли. Сколько они, кстати, могут стоить?
— Об этом поговорю сегодня днем со специалистами.
— Надо узнать, зачем они приходили.
В дверях бесшумно появился Осетров:
— Товарищ начальник, там Муравьев товарища Данилова спрашивает.
— Давай зови его.
Игорь вытянулся на пороге. Данилов с удовлетворением оглядел его ладную фигуру, туго затянутую портупеей. Игорь последнее время ходил в форме. Гимнастерка сидела на нем как влитая, орден Красной Звезды, полученный за декабрьские бои под Москвой, заметно выделялся на сером коверкоте.
«Он поэтому и носит форму, — про себя улыбнулся Иван Александрович, — из-за ордена». И пока Игорь произносил уставные слова приветствия, Данилов подумал о том, как все же война взрослит людей. Прошло всего ничего, а Муравьев стал уже вполне зрелым человеком и толковым оперативником.
Игорь подошел к столу, сел в кресло. Даже по тому, как он держался в кабинете начальника, вызов к которому не всегда приятно кончается для любого работника МУРа, чувствовалось, что Муравьев знает цену своим словам и уж если решил что, то мнение свое будет отстаивать до конца.
— Сегодня утром я посетил директора производственного комбината Ювелирторга.
— Посетил, — Данилов засмеялся. — Ну Муравьев! Посетил — считайте, что вытащил человека утром из постели. Сработано оперативно, но не совсем вежливо.
Игорь развел руками.
— Ничего, — сказал начальник, — продолжай, Муравьев.
— Ивановский, — Игорь достал блокнот, — характеризуется с самой лучшей стороны. Старый большевик-подпольщик. В его мастерской резали шрифт для искровских типографий. Участник октябрьских боев семнадцатого года в Москве, воевал в гражданскую, но был отозван для работы по специальности в Гохран. В двадцатые годы выезжал в качестве эксперта за границу, при продаже наших драгоценностей. Активно участвовал в разоблачении группы Шелехес — Пожамчи.
— Так ты, Иван, его должен был знать, — перебил Игоря начальник МУРа, — ты же этим делом занимался.
— Нет, — Данилов покачал головой, — я тогда ездил арестовывать двух барыг, чисто техническая работа. Молодой был, еще, наверное, младше Игоря.
— Так, — начальник достал спички, закурил, — а я кое-что помню. Ну, давай дальше.
— Ивановский, — так же ровно и бесстрастно продолжил Муравьев, — награжден орденом «Знак Почета», имеет благодарности и грамоты ВЦИК и Совнаркома. В октябре 1941 года к нему в мастерскую поступило много ценностей, камней и золота от эвакуированных предприятий Ювелирторга Белоруссии и Украины.
— Так, так, — начальник застучал пальцами по столу. — Зачем они поступили?
— Для сортировки, оценки и реставрации.
— На какую сумму?
— Приблизительно на три миллиона рублей.
— Что дальше?
— В ноябре, когда обстановка под Москвой обострилась до предела, Ивановский и его помощник Попов сложили ценности в специальный ящик, опечатали его и вывезли из города. В дороге Попов умер от воспаления легких…
— Подожди, Игорь, — сказал Данилов. — А почему Ивановский не сдал ценности в банк?
— Тогда, в период эвакуации, поступило распоряжение работникам Ювелирторга самостоятельно вывезти ценности.
— Распоряжение, прямо скажем, не совсем понятное, но сделаем поправку на обстоятельства того времени, — сказал с иронией начальник. — Вот теперь кое-что проясняется.
— Как вывозились ценности из Москвы? — спросил Данилов.
— Ночью, на машине, с инкассаторской охраной.
— Все довезли?
— Сдано точно по акту, копия у меня.
— Мне кажется, товарищи, — начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету, — кто-то знал, что ценности Ивановский увез домой. Знал, что увез, но не знал, что сдал государству. Вернее, не поверил. Психологически не мог обосновать. Думал, мол, ювелир, известный мастер, а здесь такие деньги сами в руки плывут. Я полагаю, что навел на Ивановского тот, кто знал, что у него хранятся ценности. Муравьев, поезжайте в кадры Ювелирторга, возьмите личные дела всех, кто сталкивался с Ивановским по работе…
За разговором никто не заметил, как наступило утро. Стало светлеть. Постепенно прохладный ветерок вытянул из кабинета слоистые клубы дыма, и все трое почувствовали, как они устали. Но их работа только начиналась, и никто не знал, сколько продлится она, сколько листов ляжет в папку с надписью: «Дело об убийстве гр-на Ивановского Д. М.».
Звонок телефона известил о начале нового дня. Начальник снял трубку. После первых же слов невидимого собеседника он внимательно поглядел на Данилова.
— Так, — говорил он кому-то, — понятно… Во сколько?.. Понятно. Так… Спасибо.
Он положил трубку, повернулся к Данилову:
— Это для тебя, Иван, из Московского управления НКВД. Королев звонил. Машина с похожим номером была в пять утра на Минском шоссе остановлена бойцами КПП, пассажиры оказали сопротивление. В общем, один убит, двое бежали. Пошли кого-нибудь из своих на место. Но главное — связи. Нам нужно отработать все связи Ивановского. Кстати, машина записана за первым автохозяйством Моссовета.
В коридоре Данилов встретил Полесова.
— Ты куда, Степа?
— За шофером, Иван Александрович. В шестнадцатое отделение поступило заявление от некоего Червякова, что вечером у него угнали машину ГАЗ с номером МО26—06.
— Угнали вечером, а когда он заявил?
— Утром.
— Привези его ко мне.
В том, что машину у Червякова никто не угонял, Данилов ни на минуту не сомневался: если угнали вечером, то почему об этом потерпевший не заявил сразу. И, уже сидя в кабинете, Иван Александрович порадовался работе своих ребят. Пока все шло четко, без осечек, но вот что будет потом — неизвестно.
В его комнате хозяйничало утро. На подоконнике сидел воробей и, наклонив голову, смотрел на Данилова круглым глазом, словно спрашивал: ну как, что нового, уважаемый Иван Александрович?
— Ничего нового, брат, — сказал Данилов воробью, — ничем тебя порадовать пока не могу. Ты залетай через месячишко…
Зазвонил телефон и спугнул птицу.
— Иван Александрович, — сообщали из НТО, — все точно, стреляли один раз из ТТ и еще три пули — из нагана, причем, судя по рисунку нарезов, две выпущены из одного и того же оружия.
— Следовательно, один из нападавших убил лейтенанта, а другой его родителей?
— Именно так. Теперь о дактилоскопии. Отпечатков очень много, но на шкатулке и шкафу идентичные отпечатки, проверяли по нашей картотеке.
— Вот что, вы бы их отправили для идентификации в наркомат. Чем черт не шутит, а вдруг там найдутся похожие пальчики.
— Хорошо, сделаем.
Данилов положил трубку, достал из стола блокнот и задумался: «Что же мы имеем, уважаемый Иван Александрович? Пока ничего конкретного. Нужно, видимо, начать с допроса Аллы Нестеровой. Тем более, что она ждет в соседней комнате».
Девушка вошла робко и осталась стоять у дверей. Данилов жестом пригласил ее сесть к столу. Некоторое время помолчали. Иван Александрович исподлобья внимательно разглядывал ее. Даже горе и усталость не стерли красок с лица девушки. Розовощекая, с большими синими глазами, черными волосами, она,. безусловно, была очень хороша собой. Теперь Данилов понял, почему лейтенант Ивановский просил отпуск. Конечно, не из-за родителей, разве в этом возрасте вспоминают о них. Впрочем, вспоминают и думают, конечно, но лишь появится такая девушка и все. Как это здорово, наверное, гулять с ней по Москве, держать за руку, думать о ней в вагоне поезда.
— Вы очень устали? — задал первый вопрос Иван Александрович.
— Да, — Алла ответила тихо, одними губами.
— Я вас попрошу, подержитесь еще немного, ваши показания для следствия крайне важны. Ведь вы тоже, вероятно, хотите, чтобы мы поскорее нашли преступников.
— Конечно.
— Вы, наверное, голодны? Впрочем, что я спрашиваю, мы же оба ничего не ели, — Данилов взглянул на часы. — Врачи нам этого не простят. Подождите, я сейчас.
Иван Александрович зашел в соседнюю комнату. За столом покойного Шарапова сидел Сережа Белов. Увидев начальника отделения, он встал из-за стола, аккуратно оправил гимнастерку.
— Слушаю, товарищ начальник.
— Вот что, Сережа, попроси, чтобы мне принесли два стакана чаю, и расстарайся, сообрази чего-нибудь поесть.
— Я уже договорился, в столовой дадут в счет пайка.
— Молодец, только побыстрее, пожалуйста.
Сережа расстарался: чай был ароматный и крепкий. Первая утренняя заварка, ее еще не успели разбавить в буфете. Они пили чай и ели хлеб с маслом. На этот завтрак, по скромным подсчетам Данилова, пошло два командирских доппайка.
— Я прочитал, Алла, то, что вы написали, — Иван Александрович отставил стакан с недопитым чаем. — Может быть, еще хотите есть?
— Нет, спасибо.
Алла заметно повеселела, и это обстоятельство обрадовало Данилова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29