— Давай за знакомство, — охотно согласился Пятак, позволяя снять с себя не только галстук, но и белую сорочку, которую тоже выбирала для него прекрасная администраторша.
Потом Адидас велел Демьяну держать ответную речь.
— Братва, — начал было Пятак, но, как всегда, запнулся…
Он хотел сказать, что очень рад тому, что город, в который он, робея, ехал из Степногорска, принял его, простого братка, и принял гостеприимно и радушно. Обласкал, пригрел… Но Демьян из-за волнения от охвативших его чувств не мог найти подходящих слов и после мычания и заиканий произнёс внезапно осевшим голосом:
— За дружбу, пацаны…
— Нормально сказал! — восхитился Андрюха и полез к Демьяну обниматься.
Но Демьяна уже вовсю обнимала девица, от которой приятно пахло русской парной, берёзовым веником и чистотой юного тела.
Вскоре Демьян забыл, что есть где-то молодая женщина, далёкая и недостижимая Поля. Молодая кровь, разгорячённая вином, затуманила сознание.
Сегодня был его день.
И он был почти счастлив.
— А хочешь, я тебе погадаю на картах? — спросила через некоторое время девчонка, кивком головы показав на стол, где среди прочего хлама лежала нераспечатанная колода игральных карт. Пришёптывая что-то себе под нос, она принялась раскладывать карты: по три, по пять, по девять — веером и кучками. Перекладывала, тасовала, давала Демьяну снимать…
— Ну что? — спросил он нетерпеливо.
— Дорога тебе выпадает…
— Дальняя?
— Дальняя!
— Не в Сибирь, надеюсь?
— Непохоже…
— Ну, тогда, я знаю, в Европу…
А потом позвонил шеф, Папа Эдуард.
Глава шестая
ЧАСТЬ ПЕРВОЙ ЛЕДИ — ЧЕСТЬ

1
Пока Демьян Пятак предавался невинным развлечениям с юными созданиями, у Папы Эдуарда был самый серьёзный разговор с одним очень важным человеком.
Звали этого человека Марленом Полуэктовичем, а познакомился с ним Эдуард Аркадьевич при весьма щекотливых обстоятельствах.
Как известно на примере графа Монте-Кристо, в жизни очень важно оказаться в нужное время в нужном месте. Да, хоть бы и в тюрьме или в нужнике, например!
Как-то раз Эдуард Аркадьевич, в то время ещё никому не нужный молодой инструктор райкома партии, после молочного супа закусил селёдочкой. И только он собрался составить план мероприятий по партийному руководству процессом подъёма теста на Хлебозаводе № 3, как почувствовал в животе «вихри враждебные».
Пулей пронёсся Эдик по райкомовскому коридору и, чувствуя, что процесс уже почти пошёл, влетел в мужской туалет. Отчаянным рывком он распахнул дверь кабинки, из-за которой на него уставилось красное потное лицо незнакомого человека. Незнакомец все с тем же потным от натуги выражением лица без слов протянул ему руку. Эдик машинально пожал потную ладонь, вежливо прикрыл дверь кабинки и только тут сообразил, что незнакомец просто хотел поймать открывавшуюся дверь, но не успел. Так что рукопожатие предназначалось не ему, а дверной ручке.
Эдуард Аркадьевич успел зайти в другую кабинку до окончательного извержения организма, а через час в актовом зале, когда объявили: «Слово предоставляется секретарю горкома партии Марлену Полуэктовичу Недрищеву (ударение было старательно сделано на первом слоге)», и на трибуну вышел начальственный докладчик, Эдуард Аркадьевич обомлел. Он узнал лицо, что видел на райкомовском очке, правда, ставшее уже несколько белее.
Во время доклада Эдик думал о том, что пропала его карьера. В конце часовой речи Марлен Полуэктович налил себе водички из графина, сделал два больших глотка и произнёс:
— И последний вопрос. Хочется заострить внимание на благоустройстве партийных мест общего пользования. Ещё не все кабинки мужских туалетов в некоторых райкомах имеют задвижки. У меня нет, к сожалению, информации, как обстоят дела в женских туалетах. — Марлен Полуэктович посмотрел на сидящую в президиуме крашеную блондинку в белой рубашке с массивным жабо, и та быстро что-то пометила в блокноте. — Но я знаю ваш райком. Он у нас на хорошем счёту…
После конференции Марлен Полуэктович подозвал белого от волнения инструктора к себе. Когда Эдуард Аркадьевич, заикаясь, стал рассказывать про молоко и селёдку, секретарь перебил его: «Шустрый ты малый… Если бы чуть-чуть помедлил, мог бы меня с дверью выдернуть. А ещё и деликатный…» Вот так они и познакомились. Марлен Полуэктович приметил «шустрого и деликатного», перевёл его в отдел торговли, а потом уже выдвинул на завотделом.
Бабульки-пенсионерки, те, что сидят возле подъездов на лавочках и перемывают кости всему городскому начальству, поговаривали, что Марлен мэром города мужа своей полюбовницы посадил. А, как известно, дыма без огня не бывает.
Недрищев когда-то был начальником отдела в горкоме партии, того отдела, который контролировал городскую торговлю и общественное питание. И именно тогда познакомились и на всю жизнь крепко сошлись Марлен Полуэктович и Эдуард Аркадьевич, при пикантных обстоятельствах, описанных выше.
Эдуард Аркадьевич руководил тогда районным трестом общепита, куда входило двенадцать так называемых «кустов», включающих в себя рестораны, кафе, столовые и домовые кухни. У Эдуарда Аркадьевича с Марленом Полуэктовичем уже тогда — в советские ещё времена — сложились самые настоящие коммерческие отношения.
Благодаря своевременной опеке Марлуши Недрищева, как звал его Эдуард Аркадьевич вне стен горкома, Эдику удалось сперва превратить часть самых прибыльных предприятий в модные горбачевские кооперативы, а потом успешно приватизировать практически весь трест, не отдав ничего на сторону, хотя желающие были. И ох, какие! На сладкий пирог и пермяцкие налезали, и вологодские, и свои, местные, борисовские, прозванные так по имени их беспредельно разгулявшегося в горбачевскую перестройку руководителя, известного чемпиона Союза по борьбе самбо…
Когда грохнули Васю Борисова на какой-то стрелке, ребята его расползлись кто куда. Кое-кто из борисовских прибился к Эдуарду Аркадьевичу. Среди них была и тройка друзей: Адидас-Шнуропет, Простак-Путейкин и Биттнер-Мастак.
Но если продолжить рассказ о дружбе Эдуарда Аркадьевича и Марлена Полуэктовича, то следует заметить, что в ней главенствующую роль всегда играл всё же Недрищев. В перестройку он ловчее других «партайгеноссе» перебрался в класс бизнесменов-капиталистов, и, как человек очень охочий до самых больших денег, какие только можно себе вообразить, занялся в своём регионе самыми быстроприбыльными делами.
Именно Недрищев, используя многочисленные связи, налаженные заблаговременно в партийные времена, с приходом рыночных отношений организовал сбыт цветных металлов через республики Прибалтики, чудесным образом превратив бедную на полезные ископаемые Эстонию в самую первую продавщицу-производительницу меди на мировом рынке.
Когда запасы неликвидов цветных металлов на заводских складах города подошли к концу, когда вся отложенная на оборонных предприятиях на случай войны медь ушла в Прибалтику в обмен на море зелёных баксиков, Недрищев не захотел сбавлять темпов процесса роста личного благосостояния… Тем более, что ему бы и не дали, так как в этом процессе он участвовал не один.
А потому, опустошив стратегические запасы цветного металла всего региона, Недрищев переключился на редкоземельные металлы и торговлю технологиями, так называемым научным ноу-хау. А заниматься Недрищеву таким опасным видом бизнеса помогали расставленные вовремя и всюду свои люди! И, прежде всего, в городской мэрии.
Жена мэра Полового, Анна Андреевна Половая, была женщиной очень заметной. Она не сидела дома, вела самый активный образ жизни, какой только можно было представить для сорокапятилетней дамы, супруги первого лица большого, почти столичного города.
Анна Андреевна постоянно председательствовала во всех городских комитетах по благотворительности и заведовала всеми мыслимыми и немыслимыми фондами спасения, развития, помощи и подпирания нестойкой, слабой и заброшенной городской культуры, что когда-то гремела по всему миру как некий образец и ориентир для подражания.
Кроме того, Половая, как язвили злые завистливые языки, с мини-компьютером в голове и вечным двигателем в одном месте, выбивала для города большие суммы: то на восстановление городской публичной библиотеки, то на ремонт исторического музея, то на реставрацию церкви, где, по преданию, тайно венчалась какая-то княжна с тогдашним фаворитом императрицы…
Спасая то один, то другой памятник культуры, Половая, «замутив» копеечку малую для семейного бюджета, не забывала выгодно представить деятельность своего мужа как благодетеля культуры и искусств.
В её деятельности принимал активное участие и Марлен Полуэктович Недрищев. Именно Недрищев был попечителем и учредителем многих благотворительных фондов, именно он, как ведущий бизнесмен региона, помогал привлечь иностранных инвесторов и организовать сбор пожертвований среди новых городских буржуев, а заодно через эти благотворительные фонды Недрищев отмывал свои кровные, заработанные на торговле наркотиками и, запрещёнными к вывозу ядерными технологиями, деньги.
Пока завистники об этом говорили шёпотом, Недрищев с его друзьями относились к подобным слухам как к неизбежному злу, но когда враги собрались сказать об этом вслух, пришла пора защищаться.
Марлен Полуэктович позвал Эдуарда Аркадьевича к себе на дачу. Там было удобнее разговаривать.
Ну, не поставит же ФСБ микрофоны под каждым кустом, в самом деле! А вот уверенности в том, что чекисты вместе с ментами не слушают дачных интерьеров — у Недрищева не было. Наоборот, была полная уверенность, что дача прослушивается.
Поэтому разговор повели возле пруда, где Могила с Анзором быстро устроили папам походную экибану: поставили два шезлонга, столик с напитками, заботливо укрыли коленки боссам английскими пледами и отошли на почтительное расстояние, многозначительно держа в руках попискивающие трубки раций.
— Я тебя о чём попросить хочу, — начал Недрищев, выждав хорошую паузу, — найди верных и не глупых ребят, из тех, что у чекистов покуда ещё не засветились, да с мозгами, чтоб можно было послать за кордон с поручением…
Эдуард Аркадьевич тоже выдержал паузу.
— Найдём, если надо, — уверенно произнёс он.
— Надо, Эдик, очень надо.
И Недрищев поведал другу суть интриги.
— Понимаешь, если Москва Полового свалит, всему нашему бизнесу сразу может наступить кердык. Это край. И допустить такого, сам понимаешь…
— Понимаю, — кивнул Эдуард Аркадьевич, отхлёбывая горячего, с ямайским ромом чаю. — И на чём его валят?
— Как обычно, на компромате…
— Да на кого сейчас компромата нет? — усмехнулся Эдуард Аркадьевич. — Ты мне покажи хоть одного чистенького?
— Э-э, брат, тут ты не прав. Москва по-иному пока не умеет — у них других методов и нет в арсенале, кроме как кассетку на телевидение забросить, да потом Генпрокуратуру по общественному резонансу подключить…
Щеки Марлена порозовели, глаза заблестели. Видно, говорил он о том, что давно уже его тревожило.
— Ну, и что? Есть такая кассета?
— Есть… Эти сволочи бьют по Аньке, по её связям с криминалом, то есть со мной, сам понимаешь…
— Понимаю, — криво усмехнулся Эдуард Аркадьевич.
— А исполнителем у них — полковник Сушёный с его сворой московских ментов…
— Это тот, которого из министерства прислали без согласования с Половым?
— Точно!
Папы помолчали, прислушиваясь к дачной тишине, и в этом их молчании было полное понимание важности общего дела.
— У меня источник хороший, — продолжил Недрищев, немного успокоившись, — но информация неполная… В общем, мы с Анной где-то наследили, и Сушёный уже нацелил телевизионщиков на этакое журналистское расследование…
— Ну, так давай пугнём журналюг или купим их, впервой, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27