— Бухгалтером.
— У нас и должности такой нет, и на Малинина не обижаемся.
— Мы пока подержим его в отделе, а начнем укрупнять колхозы, понадобится и бухгалтер… Поспелов переглянулся с Кучеровым. Их заботило не столько устройство Бахрушина, сколько предстоящее укрупнение. Колхоз в соседнем Кузовлеве был не таким уж приятным дополнением для «Рассвета».
Но все это, конечно, не могло повлиять на желание Поспелова заполучить Гончарову. Если укрупнение произойдет, она особенно будет нужна, чтобы поправить дела в Кузовлеве.
После этой поездки все пошло быстрее и легче, чем можно было предположить. Райком дал согласие, Богаткин рекомендовал, правление колхоза утвердило Гончарову агрономом, и вот уже грузовик колхоза начал совершать рейсы между Сурожем и Мазиловом. Ни Алексей Ильич, ни Анна не жили особо богато, но домашнего скарба набралось предостаточно.
Анна торопилась с переездом. Приближался весенний сев, и она боялась кому-то доверить это дело. Как посеешь, так и пожнешь. Как пожнешь, так и пожрешь. А есть придется теперь то, что она посеет и вырастит. Вещи не успели перевезти, а она уже начала ночевать в колхозе. То у Поспелова, то у Мосолкиной, заведующей молочной фермой.
Мосолкина — симпатичная женщина. Спокойная, добродушная, не без хитрецы. Жила вдвоем со взрослой дочерью и охотно приглашала Анну к себе.
Но вот наконец переезд совершился. Бахрушины заняли полковничий дом. Расставлены были шкафы и кровати, развешаны занавески. В доме началась новая жизнь. Только самой Анне некогда было его обживать. Она пропадала то в поле, то в правлении. Неугомонный ее характер не давал покоя ни ей самой, ни окружающим. Поспелов сперва покряхтывал, потом смирился.
Только Алексей не мог простить Анне, что она согласилась пойти в «Рассвет», не посоветовавшись с ним. Ему хотелось перебраться в колхоз ради спокойной жизни, а с такой женой, как Анна, в деревне оказалось еще беспокойней, чем в городе. Анна не умела спокойно жить. Во всяком случае, ей чужда была невозмутимость, с какой Алексей относился к окружающему.
В Суроже Анна надолго притихла, попав в канцелярию. Туман войны лишь постепенно рассеивался в ее сердце. Сидя за бурым, закапанным чернилами столом, она медленно приходила в себя. Вороха бумажек заслоняли от нее и землю, и солнце, и людей…
Воздуха не хватало, но кое-как можно было дышать. Она вырвалась из плена привычки ради дочери. Так ей думалось. Ради самой себя она не стала бы ломать привычный уклад жизни. Но стоило ей вырваться на простор, соприкоснуться с живым делом, ей самой сделалось непонятно, как могла она так долго тянуть бремя нудной канцелярской лямки.
Прав был Петухов, тысячу раз прав, когда гнал ее на землю! Ее место в поле, под солнцем, на ветру. Она точно ожила. Радовалась всему, что ее окружало. Вновь вспыхнула нежность к Алексею. Она точно помолодела, и муж опять казался ей добрее и лучше, чем это было в действительности.
Вскоре после переезда Алексей зазвал Поспелова в гости. Поспелова и Малинина, счетовода колхоза. Справить новоселье. Должно быть, ему хотелось понравиться Поспелову, да и не одному Поспелову.
Водки было с избытком, за закуской Алексей специально съездил в Сурож.
— Василий Кузьмич! Павел Павлович! — восклицал Алексей, обращаясь к гостям. — Это только первая колом! Вторая соколом, а остальные мелкими пташками…
Поспелов пил в меру, старался блюсти достоинство, но тут не выдержал, переложил через край, так настойчиво угощал Алексей.
Анна помалкивала. Что могла она возразить? Новоселье! От хозяйского стола гостей не отваживают.
На другой день Алексей привел Малинина и Поспелова опохмеляться, на третий продолжали опохмеляться, а на четвертый…
На четвертый день правление утвердило Алексея на должность бухгалтера.
Он вернулся домой победителем.
— Без Богаткина обошлись. Ребята свойские.
Анна порозовела, как девушка.
— Но ведь это же стыдно, Алеша!
Алексей с состраданием посмотрел на жену.
Не в пример Анне, Алексей на работу не жадничал, не торопился прибрать все дела к рукам. Он похаживал в правление, но нельзя сказать, чтобы переутомлялся, по утрам не спешил, по вечерам не задерживался, охотно ездил только по делам в город.
— Ты бы дома когда посидела, — упрекал он жену.
— Дела, — оправдывалась Анна.
— Дела не голуби, не разлетятся.
С детьми приходилось возиться свекрови. Женя стала совсем большая. Надежда Никоновна заставляла ее нянчить Ниночку, но уже не осмеливалась не только ударить, даже голос повысить на нее. Мир миром, а невестку свекровь побаивалась.
Но от своего условия Надежда Никоновна не отступилась. А Анне почему-то стыдно было напоминать о корове Поспелову. Не так уж много она сделала для колхоза, чтобы требовать то то, то се. Алексей раздобыл корову без помощи Анны.
Своей коровой Василий Кузьмич, разумеется, не пожертвовал, но нашел подходящую в Кузовлеве. Там выдавали замуж дочь, срочно нужны были деньги.
Алексей Ильич отгулял два дня на свадьбе и самолично привел из Кузовлева корову. В доме наступил полный мир.
XVI
Хотелось получше познакомиться с людьми, но времени не хватало. Поджимали сроки сева. Поспелов все раскидывал умом да подсчитывал вместе с Кучеровым — «хватит ли семенного фонду», как он выражался, и когда в правлении появилась Анна, он и ее вознамерился взять к себе в компаньоны. Но Анна быстро поломала его занятия арифметикой.
— А где кладовщик? — поинтересовалась она. — Идти надо на склад и там смотреть, что есть…
— Кладовщик у нас честный, — уверенно заявил Кучеров. — Его проверять нечего.
— Да не его проверять, а семена, — поправила Анна. — Мне семена надо видеть, а не бумажки.
Пошла на склад, увлекла за собой Поспелова: невозможное ж положение — агроном на складе, а председатель с карандашом за столом.
Зерно хранилось в громадном амбаре, сложенном из бело-желтого известняка, под железной крышей, крашенной темно-зеленой краской.
В амбаре чисто, прохладно, и под стать амбару кладовщик, тоже очень чистенький и вежливый, но без сладости, с этакой уважительной прохладцей.
— Гриша, — назвал его Поспелов.
— Челушкин, — представился он сам.
Анна подумала: у такого и в душе, и на складе все должно быть в порядке.
— Григорий… А как по батюшке? — спросила она.
— Челушкин, — повторил кладовщик.
— Хотим посмотреть зерно, — сказал Поспелов.
Без лишних слов Челушкин защелкал ключами.
Очень чисто было в амбаре, всюду подметено, у стен аккуратно сложены лопаты. Зерно хранилось и в закромах, и в мешках, мешки, как солдаты, выстроены в шеренгу, на мешках фанерные бирки с указанием сорта.
— Ну что? — спросил Поспелов. — Порядок?
Анна прошлась по амбару, развязала один из мешков, зачерпнула горстью зерно.
— Кондиционное? — спросила она Челушкина.
— Вы же видите… — обиженно произнес Поспелов.
— Как вам сказать… — Челушкин замялся. — Зерно спервоначалу ссыпали в закрома, смешалось чуть…
— Я же вижу…
Анна торжествовала, что видит лучше Поспелова, во всяком случае, хочет видеть и лучше и глубже.
— Проверено на всхожесть, на влажность?
Она спрашивала так, как учили в техникуме.
Челушкин кивнул.
— Когда?
— В конце года.
— А в этом мешке?… — Анна повернулась к Поспелову: — С зерном еще разобраться надо, Василий Кузьмич.
— Вот вы и разбирайтесь!
Она, кажется, к месту пришлась, эта агрономша. Поспелов поскреб затылок. Привычный и давно уж забытый жест. Беспокойная, но к месту. Такая и нужна. Поспелов принял ее по совету Богаткина, но принимал ее и душой. Она и в Суроже была к месту, и здесь.
XVII
Туговато было, конечно, жить, но все-таки уже брезжил просвет. Мало хлеба, и пшеницы, и ржи, беден еще трудодень, но картошечки в общем хватает. С государством рассчитались: сколько положено по плану, столько и продано, даже с перевыполнением, у районных организаций претензий к колхозу быть не должно. И самое важное — колхоз обеспечен семенами. Семена лежат в колхозном амбаре, под замком, весной не придется беспокоиться — хватит или не хватит.
На сердце у Анны спокойно. Самое важное — семена. Будут семена весной, можно надеяться на урожай осенью.
Теперь только чтобы никто не подгонял. Одна мечта. За советы спасибо, а жить позвольте своим умом.
Однако Анна успокоилась раньше времени. Не прошло и нескольких дней, как в неурочное время хлопнула в доме дверь.
— К тебе, Аня, — певуче проскрипела из-за перегородки свекровь, голос ее напоминал кряканье обученного говорить скворца.
У входа кто-то шаркал сапогами — накануне Анна до того отскоблила-отмыла полы, что на них боязно было ступить.
В горницу вошел Поспелов.
— Можно, Анна Андреевна?
Свекровь выглянула и скрылась, она не любила, когда к Анне приходили мужчины.
— Заходите, заходите, Василий Кузьмич.
Анна пошла навстречу Поспелову.
— Пол уж больно…
— Грязь ваша — руки наши, Василий Кузьмич. Отмоем.
Поспелов осторожно присел на краешек стула; по одному этому движению Анна догадалась — пришел о чем-то просить.
— Отдыхаете?
— Да не так чтобы очень. Убралась вот. Собиралась в Кузовлево…
— А что в Кузовлеве?
— Есть одна думка о чистых парах…
В Кузовлеве находилась вторая полеводческая бригада.
— На лошади поедете?
— Конечно.
— А может, на машине?
Наверняка Поспелов с просьбой, даже машину предложил!
— Незачем машину гонять, — отказалась Анна. — Четыре километра всего.
— А как настроение, Анна Андреевна?
Он никак не решался высказаться.
— Ничего настроение. А у вас что ко мне?
Поспелов мялся, запинался.
— Как у нас с семенами, Анна Андреевна? Хватит?
— Сами знаете, Василий Кузьмич. Просить ни у кого не придется. — Ее чем-то встревожил вопрос. — А в чем дело, Василий Кузьмич?
Поспелов потупился.
— Из району звонили, — выдавил он из себя. — По поводу закупа.
— Ну и что?
— Не выполняет район.
— Чего?
— План.
— Ну, а мы при чем?
— Мы ни при чем.
— Ну и все.
— Да не все.
— Что не все?
— Да ведь звонят же!
— А чего звонят?
— Не понимаете?
— Ну и пусть звонят.
— Поддержать просят.
— Так ведь мы свое продали.
— Просят.
— Так у нас только что на семена.
— Вот и просят, весной, говорят, отдадут.
Вот она — беда! Это была старая песня. Осенью вымести все до зерна, а весной протягивать руку. Дать — дадут, конечно, пустыми поля не оставят. Но что дадут и как будут давать…
У Анны такое ощущение, как если бы пришли к ней за Женечкой: отдай, мол, потом вернем.
— Не дадим, — сказала Анна. — Даже не думайте.
Поспелов покряхтел.
— Приказывают.
— Ну и пусть приказывают.
— Придется, Анна Андреевна…
Она встала прямо перед Поспеловым.
— Не дам!
— То есть как не дам? — Поспелов вспылил. — А кто вы есть? Правление постановит, и все.
— Не постановит.
— Очень даже постановит. В правлении коммунисты, вызовут в порядке партийной дисциплины и постановят.
— Да вы думаете, что говорите? — рассердилась Анна. — А весной милостыню собирать?
Поспелов встал.
— А ежели государство просит?
Но Анна уже не могла сдерживаться.
— Государство свое получило, теперь пусть о нас подумает.
Поспелов махнул на нее рукой, пошел к выходу.
— Сдадим, Анна Андреевна.
Она все-таки успела крикнуть вслед:
— Через мой труп!
Но она понимала, что райкому Поспелов не посмеет отказать. Не хватит характера.
В Кузовлево Анна решила не идти. Важнее было найти Челушкина. Он шестой год работал в колхозе кладовщиком. Богато ли, бедно ли жили в колхозе, со склада у него не пропало ни зернышка. Ни одна ревизия — а ревизии, случалось, налетали вовсе неожиданно — не могла уличить его ни в малейшей недобросовестности.
Анна нашла его у конторы.
Он стоял, попыхивая папироской. Правый рукав у него, как всегда, был аккуратно приколот к гимнастерке английской булавкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44