Когда запись закончилась, Ив обратилась к Лаксфорду:
— Спасибо за информацию. Теперь ты можешь уйти.
Лаксфорд протянул руку, словно хотел дотронуться до нее, но они находились в противоположных концах комнаты.
— Ивлин…
— Уходи.
— Ив, — вступил Стоун, — мы позвоним в полицию. Нам не придется играть по его правилам. Ему не придется публиковать материал.
— Нет, — ответила она.
Выражение ее лица было таким же ледяным, как и ее тон. Сент-Джеймс осознал, что с тех пор, как они вошли в комнату, Ив Боуэн не сводит с Лаксфорда глаз. Все они стояли как актеры на сцене, каждый на своем месте: Лаксфорд у камина, Ив напротив него, Стоун у входа в столовую, Сент-Джеймс у дивана. Саймон, находившийся в шаге от Ив, пытался понять, что творится у нее внутри, но она ускользала, как дикая кошка.
— Мисс Боуэн, — заговорил он негромко, как говорит человек, старающийся любой ценой сохранить спокойствие, — сегодня мы добились некоторого успеха.
— А именно? — Она по-прежнему смотрела на Лаксфорда, и под ее взглядом-вызовом редактор не опускал глаз.
Сент-Джеймс рассказал Ив о бродяге, о том, что его присутствие там подтвердили два жителя Кросс-Киз-клоуз. Он упомянул о полицейском, прогнавшем бродягу, и добавил:
— Кто-нибудь из констеблей Мэрилебонского участка вспомнит этого человека и его внешность. Если вы им позвоните, детективы начнут расследование не на пустом месте.
— Нет, — произнесла Ив. — Старайся-старайся, Деннис. По-твоему не будет.
Зтими словами она явно на что-то намекала Лаксфорду, за ними стояло нечто большее, чем просто отказ действовать. Сент-Джеймс не понял их скрытого смысла, а Лаксфорд, похоже, понял. Саймон увидел, как шевельнулись его губы, но ответа не последовало.
— Мне кажется, у нас нет выбора, Ив, — вмешался Стоун. — Видит Бог, я не хочу, чтобы ты через все это проходила, но Лаксфорд считает…
Она взглядом, стремительным, как выстрел, заставила его умолкнуть. Измена, читалось в нем, предательство, вероломство.
— И ты туда же, — произнесла она.
— Нет. Никогда. Я на твоей стороне, Ив. Она слабо улыбнулась.
— Тогда узнайте следующее. — Ив снова перевела взгляд на Лаксфорда. — Сегодня днем одна из журналисток требовала у меня немедленного интервью. Очень своевременно, вам не кажется?
— Это ничего не значит, — сказал Лаксфорд. — Ради бога, Ивлин, ты же младший министр. Тебя, наверное, постоянно одолевают просьбами об интервью.
— Она просила встретиться с ней как можно скорее. — Ив продолжала, как будто не слышала реплики Лаксфорда. — И в обход моего персонала, потому что для меня лучше, как она заявила, если персонал не пронюхает о нашем с ней разговоре.
— Из моей газеты? — спросил Лаксфорд.
— Такого дурака ты не свалял бы. Из твоей бывшей газеты. И это гениально.
— Простое совпадение.
— Я бы согласилась, если бы не остальное.
— Что? — спросил Стоун. — Ив, что происходит?
— Сегодня с половины четвертого мне позвонило пять журналистов. На звонки отвечал Джоэл. По его словам, они что-то почуяли. Все они рвутся со мной говорить, поэтому он хотел бы знать, за какой информацией они охотятся и как ему реагировать на внезапный всплеск интереса к… «Так что же их так внезапно заинтересовало, мисс Боуэн?»
— Нет, — торопливо произнес Лаксфорд. — Ивлин. Я никому не обмолвился. Это не имеет никакого…
— Вон из моего дома, мерзавец, — спокойно проговорила она. — Я скорее умру, чем уступлю тебе.
Сент-Джеймс стоял вместе с Лаксфордом у его автомобиля. Саймон меньше всего ожидал, что испытает жалость к главному редактору «Осведомителя», но, однако же, сейчас он эту жалость испытывал. У Лаксфорда был измученный вид, под мышками, уродуя красивую голубую рубашку, расползлись огромные мокрые пятна, от него пахло потом. Убитым голосом он спросил:
— Что дальше?
— Я снова с ней поговорю.
— У нас нет времени.
— Я поговорю с ней сейчас.
— Она не сдастся. — Он посмотрел на дом, там ярче засветились окна гостиной, и зажегся свет в комнате наверху. — Ей надо было сделать аборт, — заметил Лаксфорд. — Тогда, давным-давно. Не знаю, почему она оставила ребенка. Я всегда считал: для того, чтобы иметь конкретную причину ненавидеть меня.
— За что?
— За то, что соблазнил ее. Или вызвал в ней желание быть соблазненной. Скорее последнее. Для некоторых людей нет ничего страшнее, чем познать вожделение.
— Да. — Сент-Джеймс коснулся крыши автомобиля. — Поезжайте домой. Посмотрим, что мне удастся сделать.
— Ничего, — предсказал Лаксфорд.
— Все равно я попробую.
Он подождал, пока Лаксфорд уедет, и вернулся к дому. Дверь открыл Стоун.
— По-моему, вам уже давно пора бы катиться прочь, — сказал он. — Ей и так уже досталось. Господи. Как подумаю, что и сам чуть не купился на его спектакль, хочется рвать и метать.
— Я ни на чьей стороне, мистер Стоун, — произнес Сент-Джеймс. — Позвольте мне поговорить с вашей женой. Я не закончил своего рассказа о нашем сегодняшнем расследовании. Она имеет право на эту информацию. С этим вы согласитесь.
Прищурившись, Стоун взвесил слова Сент-Джеймса. Подобно Лаксфорду, он выглядел совершенно измочаленным. Но Ив Боуэн, по мнению Сент-Джеймса, отнюдь так не выглядела. Она казалась готовой еще к пятнадцати раундам с намерением одержать победу.
Стоун кивнул и впустил его. Сам он, тяжело ступая, стал подниматься наверх, а Саймон прошел в гостиную, прикидывая, что сказать, что сделать, как убедить эту женщину действовать, пока еще не слишком поздно.
— Он сумел вас убедить, что Шарлотта ему небезразлична, да? — Сент-Джеймс поднял глаза и увидел в дверях Ив Боуэн. Муж стоял позади, поддерживая ее за локоть. — Она ему безразлична. Он никогда ее не видел. Хотя, согласитесь, за десять лет мог бы и попытаться. Я, разумеется, не позволила бы.
— Возможно, он это знал.
— Возможно. — Она вошла в гостиную, села в то же кресло, которое выбрала в среду вечером, и лампа осветила ее строгое лицо. — Он мастер лицемерия, мистер Сент-Джеймс. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Он будет вам внушать, что я ожесточена из-за нашего романа и того, как все обернулось. Он будет объяснять вам мое поведение злостью на мою собственную слабость, которая много лет назад сделала меня жертвой его бьющего через край обаяния. И пока ваше внимание будет сосредоточено на мне и на моем отказе признать за Деннисом Лаксфордом право на элементарную порядочность, он молча будет передвигаться за сценой, переводя нашу тревогу с одного уровня на другой. — Она откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. — Пленка — хороший ход. И я бы поверила, если бы не знала, что он ни перед чем не остановится.
— Это был голос вашей дочери.
— О да, это была Шарлотта.
Сент-Джеймс подошел к дивану. Больная нога, казалось, весила центнер, поясница разламывалась от усилия, которое ему пришлось приложить, чтобы перевалиться через кирпичную стену. Для полного счастья ему недоставало только приступа мигрени. Надо было принимать решение, и сопротивление любому движению, с каждой минутой нараставшее в его теле, говорило о необходимости поторопиться.
— Я сообщу вам, что мне известно на данный момент, — сказал он.
— А затем вы нас оставите, чтобы мы сами о себе позаботились, — отозвалась Ив.
— Да. Я не могу с чистой совестью продолжать этим заниматься.
— Значит, вы ему верите.
— Мисс Боуэн, верю. Он мне не особенно нравится. Не очень-то нравится то, за что он выступает. По-моему, его газету нужно бы стереть с лица земли. Но я действительно ему верю.
— Почему?
— Потому что он действительно мог раструбить про ваши отношения десять лет назад. Он мог раструбить про них, когда вы в первый раз избирались в парламент. А теперь ему не для чего это делать. Кроме как для спасения вашей дочери. Его дочери.
— Его отпрыска, мистер Сент-Джеймс. А не его дочери. Шарлотта — дочь Алекса. — Она открыла глаза и повернула голову в сторону Сент-Джеймса, не поднимая ее со спинки кресла. — Вы не разбираетесь в политике, нет?
— На вашем уровне? Нет. Полагаю, что нет.
— Так вот, это политика, мистер Сент-Джеймс. Как я говорила с самого начала, все это касается политики.
— Я этому не верю.
— Знаю. Поэтому мы и зашли в тупик. — Она устало махнула ему рукой. — Хорошо. Сообщите нам остальные факты, а затем уходите. Мы решим, что делать, и ваша совесть будет абсолютно чиста.
Александр Стоун сел напротив своей жены рядом с камином, в кресло, похожее, как и диван, на подушку. Он пристроился на самой краешке, облокотившись на колени, опустив голову и уткнувшись взглядом в пол.
Освобожденный от ответственности, которую он с самого начала не хотел на себя принимать, Сент-Джеймс отнюдь не почувствовал свободы. Наоборот, груз стал тяжелее и страшнее.
— Я сходил в школу Шенклинга, — начал он, — как мы решили. — Он увидел, что Александр Стоун поднял голову. — Я опросил девочек от восьми до двенадцати лет. Девочки, которую мы ищем, там нет. У меня есть список отсутствовавших сегодня, если вы захотите им позвонить.
— О чем тут речь? — спросил Стоун.
— О подруге Шарлотты, — объяснила его жена, пока Сент-Джеймс передавал ей список.
— Учитель музыки Шарлотты…
— Чэмберс, — подсказал Стоун.
— Дэмьен Чэмберс. Да. Он сказал нам, что на уроки музыки по средам Шарлотта, как правило, приходила в компании другой девочки. Эта девочка, по-видимому, была с Шарлоттой и в эту среду. Мы ищем ее в надежде, что она расскажет нам что-нибудь о случившемся в тот день. Пока что мы не смогли ее найти.
— Но описание бродяги, — напомнила Ив Боуэн. — Оно что-то нам дает.
— Да. И если мы найдем девочку и она подтвердит описание — возможно, подтвердит, что этот бродяга находился там в то время, когда Шарлотта пришла на свой урок музыки, — вы предоставите в полицию более существенную информацию.
— Где еще она может быть? — спросила Ив Боуэн. — Если не в Святой Бернадетте и не в школе Шенклинга?
— В любой другой школе в Мэрилебоне. Или, например, в танцклассе. Она может жить где-то по соседству. Ходить к тому же психологу. Где-то же она должна найтись.
Ив Боуэн кивнула, сжала пальцами виски.
— Я раньше не подумала, но это имя… Бы уверены, что мы ищем девочку?
— Имя необычное, но все, с кем я беседовал, говорят, что это девочка.
— Необычное имя? — вмешался Александр Стоун. — Кто это? Почему мы ее не знаем?
— Миссис Магуайр ее знает. Во всяком случае, знает о ней. Как и мистер Чэмберс и по крайней мере одна из одноклассниц Шарлотты. Видимо, они встречаются когда придется.
— Кто это?
— Девочка по имени Брета, — объяснила мужу Ив Боуэн. — Ты знаешь ее, Алекс?
— Брета? — Александр Стоун поднялся, Прошел к камину, где взял фотографию, запечатлевшую маленького ребенка на качелях и его самого за качелями, смеющегося в объектив. — Господи, — произнес он. — Боже мой.
— Что? — спросила Ив.
— Эти два дня вы потратили на поиски Бреты? — устало спросил Стоун Сент-Джеймса.
— В основном, да. Пока мы не узнали о бродяге, это была наша единственная зацепка.
— Что ж, будем надеяться, что ваша информация о бродяге надежнее вашей информации о Брете. — Он издал смешок, в котором слышалось отчаяние. Положил фотографию на каминную полку изображением вниз. — Блестяще. — Глянул на свою жену, отвел глаза. — Где ты была, Мв? Где, черт тебя дери, ты была? Ты живешь в этом доме или только наносишь визиты?
— О чем ты говоришь?
— О Шарлотте. О Брете. Я говорю о том, что у твоей дочери — моей дочери, нашей дочери, Ив — нет ни единой подруги на свете, и тебе это даже неизвестно.
Сент-Джеймс похолодел, когда то, что подразумевал Стоун, с безжалостной неотвратимостью дошло до его сознания. С лица Ив Боуэн, заметил он, наконец-то сползла маска ледяного спокойствия.
— Что неизвестно? — резко спросила она.
— Правда, — ответил Стоун. И снова засмеялся, но теперь визгливо, почти истерически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81