- Спасибо, Анатолий Филиппович.
Уже уходя, мужчина поймал на себе взгляд Скорика, и тот заметил, как едва сдвинулись к переносице его брови. Что-то странное было в этом человеке, какая-то пружинистая сила ощущалась в нем, ее выказывала свободная походка. А странным, как понял Скорик, было лицо: совершенно лысый череп, непривычного цвета загар - не сезонный, что ли, а вроде постоянный, заполнивший каждую складочку, каждую морщинку, ну а главное зубы - ровные, белые, один в один, а десны по-юношески розовые, не осевшие от пародонтоза, не изувеченные никотином, - именно это прежде всего бросилось в глаза. Скорику показалось, что где-то он видел похожее лицо, а может именно этого человека. И когда тот, вежливо попрощавшись, вышел, Скорик вспомнил: в кабинете у старшего помощника прокурора области три-четыре года назад. Скорик зашел тогда по какому-то вопросу. Тот читал, листал бумаги, а человек этот сидел напротив. Скорик ждал, пока коллега освободится и разглядывал странное лицо визитера.
"Хорошо. Будем разбираться", - сказал помпрокурора, подняв голову, а когда посетитель ушел, пробурчал: "Сперва сажаем, потом выпускаем".
"Кто это?" - поинтересовался Скорик.
"В сорок пятом, после войны посадили за сотрудничество с немцами в Богдановске. А дело-то вот, - похоже, дохлое, - он показал тоненькую папку. - Буду сочинять представление в суд. Комиссия по реабилитации рассмотрела"..
- Светлана Васильевна, что за ключи вам принесли? - спросил Скорик. Сколько их вообще от приемной и кабинета?
- Три пары. Эти, - она указала на только что возвращенные, - всегда находятся у вахтера, запасные. Одна пара у меня. И еще одни постоянно у Елены Павловны. Личные.
- А этот человек, который принес?..
- Анатолий Филиппович? Наш ночной вахтер.
- Как его фамилия?
- Сердюк...
Запыхавшийся, быстро вошел Лагойда, - коренастый, плотный, пригладил светлые волосы над высоким лбом с глубокими залысинами.
- Заходите, Юрий Игнатьевич, - поднялся Скорик. - Я буду делать обыск в кабинете Кубраковой. А вы и Светлана Васильевна - в качестве понятых. Не возражаете?
- Чего уж тут возражать, как говорят, понятой - не нанятой, - слегка улыбнулся Лагойда, не заметив, как неодобрительно нахмурилась Света...
Скорик тщательно перебирал и просматривал каждую страничку - и те, что лежали на столе, и те, что в целлофановых папочках, выдвигал ящики, рылся в них. Лагойда и Света сидели рядом, сперва наблюдали за Скориком, затем о чем-то тихо переговаривались. Ничего не найдя, Скорик прошелся по кабинету, обозревая его, вернулся к столу и взялся, как за увлекательное чтение, листая перекидной календарь, начав с февраля. Все странички были исписаны памятками, зачеркнутыми быстрым росчерком шариковой ручки. Прочитывая их, Скорик удивлялся разнообразию всего, чем занималась и во что вникала Кубракова, но для него все это было чужим и чуждым, неинтересным. И только в одном месте - на листочке за 12-е мая заключенная в овал красным фломастером незачеркнутой осталась запись: "Вячину". Если рядом с другими записями имелись слова-комментарии "позвонить", "выяснить", "договориться", "встретиться" и прочие, то в этом случае значилась только фамилия. Вырвав листок, Скорик положил его в карман...
Закончив и исполнив все формальности, Скорик вышел из кабинета в сущности с пустыми руками. Опечатывать его больше не было смысла. Поблагодарив и отпустив Лагойду, он только спросил:
- Юрий Игнатьевич, где вас найти, если понадобитесь?
- Этажом выше, комната 27, - Лагойда вышел.
- Светлана Васильевна, вы Вячина знали? - спросил Скорик.
- Конечно, он у нас много лет проработал технологом.
- А где сейчас?
- В кооперативе "Астра".
- Какие у него были отношения с Кубраковой?
- Нормальные.
- Он появлялся у вас после ухода в кооператив?
- Очень редко.
- Вообще в институте или именно у Кубраковой? Когда последний раз они виделись?
- За день до ее отъезда в Германию. Он буквально поймал Елену Павловну на улице возле института, мы уже с нею шли домой. Хотел о чем-то поговорить, но она спешила и сказала, что после ее возвращения. Второй раз пришел, когда она была в Германии, справлялся, не вернулась ли еще.
- Не была связана Кубракова с Вячиным какими-нибудь институтскими делами? - он достал из кармана листок календаря. Видите - "Вячину". Это ее рукой написано?
- Ее. По-моему, Елена Павловна никаких дел с кооперативом Вячина не имела. Хотя утверждать не берусь.
- Вы не знаете, в каких кооперативах Лагойда и Назаркевич?
- Кажется, вместе с Вячиным.
- Спасибо, Светлана Васильевна, - поднявшись, Скорик направился к двери.
- Что же все-таки случилось с Еленой Павловной? - робко спросила Света.
- Пытаемся понять, - ответил он, глядя ей в глаза. - У вас красивые волосы, - улыбнулся Скорик, уводя собеседницу от расспросов.
- А что хорошего? Рыжие. В школе дразнили.
- Это от зависти... До свидания...
Поднявшись этажом выше, он прошел по длинному коридору, отыскивая комнату N_27. Постучавшись, вошел. Небольшой кабинетик, скорее каморка с одним столом, два стула и дешевый фанерный шкаф с выбитым стеклом, заполненный какими-то бумагами, папками. За окном хозяйственный двор института.
Лагойда предложил сесть.
- Юрий Игнатьевич, вы с Назаркевичем в одном кооперативе?
- Да.
- У Вячина?
- Да.
- Что производит "Астра"? - Скорику показалось, что Лагойда удивился, когда он произнес название кооператива. Проявил эту осведомленность Скорик умышленно.
- Много хороших вещей, - и Лагойда перечислил.
- Вы давно знакомы друг с другом?
- Давненько.
- Друзья?
- Ну как сказать... Вроде приятели, - Лагойда был в сиреневой сорочке, рукава закатаны, сильные руки поросли до локтя светлыми волосами. Во время разговора он поглаживал правой рукой левую, порой обнажая под волосами красивую татуировку - попугая, сидевшего на кольце. Заметив взгляд Скорика, накрыл попугая ладонью. - Баловство.
Это была не мальчишеская неумелая татуировка, а исполненная профессионалом.
- Вы не знаете, когда Назаркевич вернулся из Богдановска: в тот же день или на следующий? - спросил Скорик.
- Вот этого не знаю.
- У Вячина в кооперативе есть телефон?
- Телефон-то есть, только самого Вячина нет. В командировке.
- Где?
- В Польше.
- Давно уехал? Надолго?
- Уехал... - Лагойда задумался, - по-моему, в прошлый четверг. Завтра-послезавтра должен вернуться.
- Как думаете, Юрий Игнатьевич, кто может занять место Кубраковой?
- Это уж не моя забота! Не вникаю.
- Я в том смысле, что кто-нибудь лелеял такую мечту?
- Мое дело - энергетическое хозяйство, а в сферы Кубраковой я носа не совал, мне это, как говорят, до одного места.
- До лампочки? - подмигнул Скорик.
- Можно и пониже.
- Раз так, тогда и закончим.
- Я провожу вас.
- Спасибо, не надо. Я найду дорогу...
Около пяти вечера Скорик позвонил на квартиру Кубраковым. Трубку взял брат:
- Можете приезжать. Я подготовил маму. Только вы постарайтесь без особого усердия. Сами понимаете ее состояние, - не стесняясь, предупредил он.
- Постараюсь. Я ведь к вам не в гости с балалайкой собираюсь, - в тон ответил Скорик.
- Понятно, понятно. Приезжайте...
Скорик увидел то, что и ожидал в этом доме, построенном в начале века: большие комнаты, потолки почти четыре метра, в углах изразцовые печи с подведенным газом, высокие окна с овальными фрамугами.
Кубраков усадил его на стул, сказал:
- Посидите, я позову маму.
- Одну минутку, Александр Павлович, - остановил его Скорик. - Я не собираюсь делать обыск, просто хочу осмотреть комнату Елены Павловны, письменный стол и задать несколько вопросов вашей маме. Не исключаю, что мне еще раз придется наведаться в комнату Елены Павловны для более тщательного осмотра, - избежал он слова "обыск". - Я предварительно позвоню.
- Нас здесь не будет. Я забираю маму к себе в Сокирцы, пусть поживет у меня какое-то время. Я дам вам ключи от квартиры, ключи сестры.
- Доверяете? - улыбнулся Скорик, стараясь расположить хозяина к непринужденному разговору.
- У нас воровать нечего.
- А если мне надо будет что-нибудь изъять? Без вас и понятых не смогу.
- Позвоните мне в Сокирцы заранее, я приеду.
- Куда звонить?
- Я райвоенком в Сокирцах.
- Александр Павлович, ваша сестра умела плавать?
- Очень хорошо. Она ведь родилась на Волге, в Саратове...
- Как зовут вашу маму?
- Ольга Степановна.
- Пожалуйста...
Седая, с бледным осунувшимся лицом, в длинном байковом халате, она показалась Скорику сейчас много выше, нежели тогда, на кладбище. Села напротив, положив белые старческие руки на стол, сцепив пальцы, но дрожь в них унять не могла.
- Ольга Степановна, простите мое вторжение, но что поделать, - такая служба, - начал Скорик. - Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она согласно кивнула.
- Ольга Степановна, не жаловалась ли вам Елена Павловна в последнее время, что кто-то ей угрожает или преследует?
- Нет. Ее нельзя было преследовать. Она была добрый отзывчивый человек и никому плохого не могла ни пожелать, ни сделать, - тихо сказала старуха.
- Не была ли угнетена чем-нибудь?
- Нет. Наоборот. Из Германии Леночка вернулась веселая, возбужденная... Вы считаете, что ее убили? - спросила вдруг.
- Ничего определенного сказать пока не могу. Но постараемся докопаться до истины, - шаблонных фраз было не избежать. - Ольга Степановна, у вас лично нет подозрений в отношении кого-либо?
Она долго молчала, потом произнесла:
- Мне всегда был неприятен Назаркевич, хотя я никогда его не видела. Но Леночка говорила, что все неудачники неврастеники. Она считала его неудачником, и полагала, что он когда-нибудь сорвется.
- Что она имела в виду?
- Не знаю.
- В Богдановск Елену Павловну отвозил Назаркевич. Вернувшись, он не позвонил вам, что Елена Павловна осталась там еще на день, может передал какие-нибудь ее слова?
- Нет. Он вообще сюда никогда не звонил.
- Я могу осмотреть комнату Елены Павловны?
- Идемте, - встал сидевший все время молча Кубраков. - Ты иди к себе, мама, ложись...
Комната Кубраковой скорее напоминала коридор - длинная, с одним окном. Изразцовая печь. В углах потолков залегли пыльные тени. На темном скрипучем паркете лежал затертый, грязно-зеленого цвета ковер. Тахта, простой платяной шкаф, стул у письменного стола, на стене потускневшее зеркало. Впечатление такое, что это - случайное жилье, что большую часть времени обитатель проводит вне стен.
Присутствие Кубракова сковывало. И все же Скорик довольно скрупулезно перебрал бумаги на столе. Но и здесь, как и в кабинете Кубраковой в институте, - ничего личного, все служебного свойства. Хотелось порыться в ящиках письменного стола, но Скорик решил сделать это в спокойной обстановке, когда Кубраков с матерью уедут в Сокирцы. Перекидной календарь он все же решил полистать. Нашел только одну интересную для себя запись: на страничке за 20-е мая было написано рукой Кубраковой "Вячину". "Календарь надо будет потом изъять официально", - подумал Скорик и сказал:
- У меня все, Александр Павлович.
Кубраков проводил его до двери, вручил ключи...
16
Верно говорят: одной рукой узел не завяжешь, поэтому не следующий день в кабинете криминалистики у Войцеховского они собрались вчетвером: Войцеховский, Агрба, Скорик и Щерба. До этого Скорик успел побывать у Кубраковых, застал их уже садившимися в машину. Он показал им очки, привезенные Джумой. Мать и брат опознали их, Елена Павловна привезла их из Италии, заплатила большие деньги. На вопрос Скорика, какое зрение было у Елены Павловны, мать сказала, что дочь очками пользовалась только при чтении и во время работы, обычно же очков не носила, левое стекло +4,5 диоптрии, правое +5. На обратном пути Скорик заехал в "Медтехнику". Там проверили и подтвердили: левое стекло +4,5, правое +5. И еще восхитились оправой, такой никогда не видели, суперновая, на руках потянет тысячу рублей, заверили, что в систему "Медтехники" такой товар не поступал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31