.. Рано нам хватать товарища Локотка. Что-то еще нужно,
чтоб товарищ этот стал гражданином Локотком. Если, разумеется, у нас будут
основания.
- Надо бы проверить и его график движения. Когда он явился на съемки?
Сверить эти его показания с показаниями Лынник. А что если он скажет, что
и плащ нашел?
- И плащ и билет? Не много ли находок для одного раза?
- Нашел плащ, а в кармане билет.
- Хорошо, - соглашался Левин на возражения Михальченко. - Но билет он
бескорыстно отдал таксисту, а почему же плащ - в ломбард? Допустим, в
милицию не захотел, боялся связываться. Но почему в ломбард, а не сразу в
комиссионный? Тоже ведь вопросец, Иван. А ответ, по-моему, один: ждал,
чтоб истек срок и плащ из ломбарда ушел в комиссионный анонимно...
Поскольку хватать Локотка, как ты понял, нам уже не дано, полезно было бы
с ним хотя бы побеседовать до его возвращения сюда. Там, в Коктебеле,
будет эффект внезапности. Он кое-чего стоит.
- Значит, ехать мне в Крым?
- Неплохо бы, конечно, вместе с Остапчуком, тут ты прав, но... Не
поедет Остапчук.
- Попробую его уговорить.
- Если удастся встретиться с Локотком, не переусердствуй, чтоб нам
потом прокуратура шею не намылила. Не забывай, нам нужен всего лишь старик
Тюнен. А дальше - дело не наше.
- Поглядим, - Михальченко бросил на стол журнал и вышел...
31
На каталожной карточке Левин написал: "В.Агафонов. "Расследование
убийств. Методика. Рекомендации. Истории". Кооперативное издательство
"Знамя труда".
- Мне нужна эта книжечка, - сказал Левин, протягивая карточку
библиографу университетской библиотеки.
- Вам придется подождать, - сказала она и удалилась.
Эту библиотеку Левин помнил со студенческих лет, помнил запах ее
гардеробной - теплый, влажный от пальто и зимних шапок, на которых таяли
снежинки, - стук металлической решетки у двери на полу, когда об нее
сбивали снег с обуви.
- Вы знаете, этой книги у нас нет, - дошел до Левина голос
библиографа. - Может быть, в Академии наук...
В библиотеке Академии наук книги тоже не оказалось.
- Во время войны многие фонды погибли, - объяснила пожилая женщина в
черном сатиновом халате. - Попробуйте обратиться к кому-нибудь из
библиофилов. Вы профессора Нирода не знаете? Он историк, в пятидесятых
годах работал в университете. У него очень хорошая библиотека. Иногда,
правда, очень редко, в крайних случаях тревожим его. Ему уже восемьдесят
семь.
- А вы не смогли бы дать мне его телефон?
- Только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, - она полистала
алфавитную книжку и на обороте каталожной карточки написала номер
телефона. - Его зовут Аполлинарий Дмитриевич.
- Спасибо...
Имя профессора Нирода Левин помнил со студенческих лет, знал, что тот
заведовал какой-то кафедрой на историческом факультете, может в те годы и
видел его, но сейчас не мог вспомнить, прошло около сорока лет... "Как
позвонить, что объяснить?.. Вполне возможно, да и скорее всего этой книги
у него нет, а сто других раритетов, которые мне не нужны, имеются. Он ведь
историк, а не юрист... Но позвонить придется, деваться некуда, не
выписывать же ее через академическую библиотеку из Москвы, из Ленинки! Это
же сколько времени пройдет!.." - думал Левин, идя домой. Его не покидало
ощущение, что с тех пор как он занялся поисками Кизе, прошли десятилетия и
он никак не может выбраться из них в сегодняшний день... Он терял к этой
истории интерес, в ней было какое-то занудство. Что ему за дело до
полковника вермахта Кизе, убитого почти полвека назад, когда голова болит
от своих каждодневных забот, вонзающихся в душу, как несмазанное сверло?!
Дома было тихо и пусто. Дети и жена на работе, внук в садике. Левин
походил по комнатам. Шкафы с бельем и одеждой в них, сервант с посудой,
телевизор и радиоприемник, полки с книгами, даже дешевенькая индийская
деревянная статуэтка женщины в комнате детей, - все, все имело свое
надежное, обжитое и вроде очень удачное место, к которому давно привыкли.
Но для того, чтобы получить это пространство и обжить его, в сущности ушла
вся жизнь. Больше ничего сюда не вместишь - покажется лишним, нарушит уют,
но и не изымешь так, чтоб без боли...
Покружив у телефона, он сел и заставил себя набрать номер, записанный
на каталожной карточке. Долго никто не отвечал. Затем немолодой женский
голос спросил:
- Вы куда звоните? - словно в эту квартиру звонить не дозволено или
сюда так давно не звонили, что люди отвыкли и считают, что просто кто-то
ошибся номером.
- Это квартира профессора Нирода? - осведомился Левин.
- Да. А вы кто, откуда? - удивилась женщина.
Левин растерялся.
- Если можно, Аполлинария Дмитриевича, - все же попросил он. - Вы его
жена?
- Нет. Я экономка. Сейчас посмотрю, не отдыхает ли.
Левин ждал, улавливая шаркающие удаляющиеся куда-то в глубину
квартиры шаги. Через какое-то время в трубке что-то зашелестело и раздался
хрипловатый голос:
- Я слушаю. С кем имею честь?
Левин объяснил, кто он и что, но без подробностей:
- Вы извините, Аполлинарий Дмитриевич, за беспокойство. Мне крайне
необходима одна книга. Я обыскал весь город, все библиотеки. Помню вас по
университету, хотя учился на юрфаке. В пятидесятые годы. Слышал, что у вас
богатая библиотека.
- Что вас интересует? - прервал его собеседник.
Левин назвал.
- Есть она у меня, но на дом книг не выдаю.
- Я понимаю, - смутился Левин, не зная, что сказать.
- Вы можете прийти полистать ее. В моем присутствии.
- Ну хотя бы так, - согласился Левин. - Когда вам удобно?
- Можете даже сегодня. После шести вечера я всегда свободен.
"От чего он свободен?" - подумал Левин и попросил адрес.
- Дом Академии наук знаете? На Костомарова. Шестнадцатая квартира.
Лифт, как всегда не работает, учтите это...
Это был дом из тех, которые называли "сталинскими" - построен в 1951
году, шестиэтажный, огромный, несуразный, но добротный. Фасад шел вогнутой
дугой, четыре подъезда с большими тяжелыми деревянными дверями, с высокими
окнами.
Квартира профессора Нирода находилась в первом подъезде на четвертом
этаже. Одолев крутые долгие лестничные марши, Левин позвонил. Открыли не
сразу: сперва откуда-то издалека возникли шаги, затем на него смотрели в
"глазок" и лишь потом, после того как на вопрос "кто?" он назвался,
зазвякали цепочки, задвигались щеколды, защелкали замки. В дверном проеме
стояла невысокая пожилая женщина. Он поздоровался. Ничего не ответив, она
заперла дверь и двинулась по длинному полутемному коридору, как бы
приглашая следовать за собой. Квартира была огромная, четыре или пять
больших, метров по тридцать, комнат, с высоченными потолками, к ним
наверное десятилетия не прикасалась малярная кисть. В двух комнатах,
которые он пересек, окна были зашторены, висел сумрак, окутавший тяжелую
старинную мебель.
Приоткрыв дверь в третью комнату, из которой наконец-то блеснул
зеленоватый свет, женщина произнесла, обращаясь к кому-то:
- К вам, - и, повернувшись, ушла.
Левин постучал.
- Входите, - раздался голос.
В такой же большой комнате, окна которой выходили в сумеречный
колодец двора, стоял полумрак, пробитый светом бронзовой лампы, прикрытой
зеленым треснувшим стеклянным абажуром. Стен не было видно, их наглухо
закрыли стеллажи и шкафы с книгами. Просторный, из темного дерева
письменный стол, два глубоких кресла, обтянутых истертым коричневым
плюшем, - и больше никакой мебели.
Из-за стола встал невысокий полный старик с большим гладко выбритым
шишковатым черепом, голубоватая сорочка-"апаш" с обвисшими длинными ушами
воротника заправлена в слишком просторные, поднятые выше круглого живота
брюки, державшиеся на подтяжках.
- Садитесь, молодой человек, - Нирод указал на одно из кресел.
А Левин подумал: каким образом в этой сумасшедшей, циничной и
сволочной жизни сохранились такие "интеллигентные", как он определил для
себя, обиталища и такие владельцы их?
- Я слушаю вас, - сказал Нирод. - Сперва расскажите о себе.
- Аполлинарий Дмитриевич, чтобы вы не гневались, что потревожил вас,
мне придется быть многословным, - сказал Левин.
- Это не самое страшное сегодня.
Коротко рассказав о себе, Левин подробно изложил историю Кизе, свои
долгие поиски и затруднения, и под конец добавил, что для завершения
работы у него вся надежда на книгу, ради которой он позволил себе нарушить
покой уважаемого профессора.
- Вы кончали наш юрфак? - спросил Нирод.
- Да.
- У кого вы слушали римское право?
- У профессора Кориневича, - удивившись вопросу, ответил Левин.
- Ну и как?
- Считаю, что мне повезло, - улыбнулся Левин.
- Он был знатный хулиган, - подмигнул старик. - Мы учились в одной
гимназии. - Кого вы еще слушали?
- Латынь читал профессор Шевлягин, уголовное право профессор
Хасарджи, гражданское - Станислав Адамович Огановский, криминалистику -
Владимир Иванович Максимович.
- Все они "пережитки прошлого", а? - засмеялся Нирод. - Почти все мои
ровесники. И все уже покойники, - посерьезнев, произнес он. - Сейчас,
наверное, там нет таких лекторов.
- Пожалуй, нет, - согласился Левин.
Старик повернулся, протянул руку куда-то в угол и с маленького
круглого стола на изогнутых элегантных ножках взял книгу, как понял Левин,
приготовленную к его приходу.
- Вот она.
Книга была в мягком дешевом переплете, печать плохая, бумага
желтовато-серая, грубая, непривычно жестко шелестели страницы - иссохшие,
впитавшие за десятилетия микроскопическую пыль.
- Где бы я мог устроиться, чтоб не мешать вам? - спросил Левин.
- Вам нужно только то, что касается вашего дела? - Нирод испытывающе
взглянул на Левина.
- Была б возможность, с удовольствием прочитал бы всю. Такие издания
редко попадают в руки.
- А вам фамилия автора знакома?
- В том-то и дело, что нет. А я ведь криминалист.
- Агафонов был до революции очень известный криминалист. Даже ЧК не
расстреляло его, не гнушалось его знаниями. Потом он с ними не поладил. У
закона и произвола цели разные. Агафонов эмигрировал в Германию. Имя его
вычеркнули отовсюду, книги изъяли. Самое трагичное, что в 1942 году его
расстреляли нацисты. Причина мне неизвестна - старик умолк, стал
поигрывать пальцами обеих рук по столу, словно по клавишам черного рояля,
который Левин приметил в одной из комнат. - Я полагал, что вы очень
молоды, - вдруг произнес Нирод, - этакий шустрый современный функционер.
- Вы разочарованы?
- Вот уж нет! Вы учились у интеллигентных людей. В наши дни это хоть
некоторая гарантия порядочности. Я дам вам книгу домой.
- Под какой залог? - улыбнулся Левин.
- Я скоро умру. Все это пропадет, - он очертил дугу, указывая на
стеллажи и книжные шкафы. - Даже если не возвратите книгу, я буду знать,
что она попала к специалисту.
- Я непременно возвращу, - Левин клятвенно приложил ладонь к груди...
Отпирая многочисленные дверные запоры, профессор Нирод, указав на
них, произнес:
- Хочу умереть своей смертью, не желаю, чтоб меня убили... Я вас жду,
- сказал он, и Левин почувствовал, что старик, похоже, жаждет не столько
получить обратно книгу, сколько снова услышать живой голос собеседника в
этой огромной многокомнатной пустыне...
32
Ехать в Коктебель Остапчук отказался наотрез:
- Ты что, спятил, Иван?! Да у меня завал! И кто меня отпустит сейчас?
Это ты сам себе хозяин-барин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
чтоб товарищ этот стал гражданином Локотком. Если, разумеется, у нас будут
основания.
- Надо бы проверить и его график движения. Когда он явился на съемки?
Сверить эти его показания с показаниями Лынник. А что если он скажет, что
и плащ нашел?
- И плащ и билет? Не много ли находок для одного раза?
- Нашел плащ, а в кармане билет.
- Хорошо, - соглашался Левин на возражения Михальченко. - Но билет он
бескорыстно отдал таксисту, а почему же плащ - в ломбард? Допустим, в
милицию не захотел, боялся связываться. Но почему в ломбард, а не сразу в
комиссионный? Тоже ведь вопросец, Иван. А ответ, по-моему, один: ждал,
чтоб истек срок и плащ из ломбарда ушел в комиссионный анонимно...
Поскольку хватать Локотка, как ты понял, нам уже не дано, полезно было бы
с ним хотя бы побеседовать до его возвращения сюда. Там, в Коктебеле,
будет эффект внезапности. Он кое-чего стоит.
- Значит, ехать мне в Крым?
- Неплохо бы, конечно, вместе с Остапчуком, тут ты прав, но... Не
поедет Остапчук.
- Попробую его уговорить.
- Если удастся встретиться с Локотком, не переусердствуй, чтоб нам
потом прокуратура шею не намылила. Не забывай, нам нужен всего лишь старик
Тюнен. А дальше - дело не наше.
- Поглядим, - Михальченко бросил на стол журнал и вышел...
31
На каталожной карточке Левин написал: "В.Агафонов. "Расследование
убийств. Методика. Рекомендации. Истории". Кооперативное издательство
"Знамя труда".
- Мне нужна эта книжечка, - сказал Левин, протягивая карточку
библиографу университетской библиотеки.
- Вам придется подождать, - сказала она и удалилась.
Эту библиотеку Левин помнил со студенческих лет, помнил запах ее
гардеробной - теплый, влажный от пальто и зимних шапок, на которых таяли
снежинки, - стук металлической решетки у двери на полу, когда об нее
сбивали снег с обуви.
- Вы знаете, этой книги у нас нет, - дошел до Левина голос
библиографа. - Может быть, в Академии наук...
В библиотеке Академии наук книги тоже не оказалось.
- Во время войны многие фонды погибли, - объяснила пожилая женщина в
черном сатиновом халате. - Попробуйте обратиться к кому-нибудь из
библиофилов. Вы профессора Нирода не знаете? Он историк, в пятидесятых
годах работал в университете. У него очень хорошая библиотека. Иногда,
правда, очень редко, в крайних случаях тревожим его. Ему уже восемьдесят
семь.
- А вы не смогли бы дать мне его телефон?
- Только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, - она полистала
алфавитную книжку и на обороте каталожной карточки написала номер
телефона. - Его зовут Аполлинарий Дмитриевич.
- Спасибо...
Имя профессора Нирода Левин помнил со студенческих лет, знал, что тот
заведовал какой-то кафедрой на историческом факультете, может в те годы и
видел его, но сейчас не мог вспомнить, прошло около сорока лет... "Как
позвонить, что объяснить?.. Вполне возможно, да и скорее всего этой книги
у него нет, а сто других раритетов, которые мне не нужны, имеются. Он ведь
историк, а не юрист... Но позвонить придется, деваться некуда, не
выписывать же ее через академическую библиотеку из Москвы, из Ленинки! Это
же сколько времени пройдет!.." - думал Левин, идя домой. Его не покидало
ощущение, что с тех пор как он занялся поисками Кизе, прошли десятилетия и
он никак не может выбраться из них в сегодняшний день... Он терял к этой
истории интерес, в ней было какое-то занудство. Что ему за дело до
полковника вермахта Кизе, убитого почти полвека назад, когда голова болит
от своих каждодневных забот, вонзающихся в душу, как несмазанное сверло?!
Дома было тихо и пусто. Дети и жена на работе, внук в садике. Левин
походил по комнатам. Шкафы с бельем и одеждой в них, сервант с посудой,
телевизор и радиоприемник, полки с книгами, даже дешевенькая индийская
деревянная статуэтка женщины в комнате детей, - все, все имело свое
надежное, обжитое и вроде очень удачное место, к которому давно привыкли.
Но для того, чтобы получить это пространство и обжить его, в сущности ушла
вся жизнь. Больше ничего сюда не вместишь - покажется лишним, нарушит уют,
но и не изымешь так, чтоб без боли...
Покружив у телефона, он сел и заставил себя набрать номер, записанный
на каталожной карточке. Долго никто не отвечал. Затем немолодой женский
голос спросил:
- Вы куда звоните? - словно в эту квартиру звонить не дозволено или
сюда так давно не звонили, что люди отвыкли и считают, что просто кто-то
ошибся номером.
- Это квартира профессора Нирода? - осведомился Левин.
- Да. А вы кто, откуда? - удивилась женщина.
Левин растерялся.
- Если можно, Аполлинария Дмитриевича, - все же попросил он. - Вы его
жена?
- Нет. Я экономка. Сейчас посмотрю, не отдыхает ли.
Левин ждал, улавливая шаркающие удаляющиеся куда-то в глубину
квартиры шаги. Через какое-то время в трубке что-то зашелестело и раздался
хрипловатый голос:
- Я слушаю. С кем имею честь?
Левин объяснил, кто он и что, но без подробностей:
- Вы извините, Аполлинарий Дмитриевич, за беспокойство. Мне крайне
необходима одна книга. Я обыскал весь город, все библиотеки. Помню вас по
университету, хотя учился на юрфаке. В пятидесятые годы. Слышал, что у вас
богатая библиотека.
- Что вас интересует? - прервал его собеседник.
Левин назвал.
- Есть она у меня, но на дом книг не выдаю.
- Я понимаю, - смутился Левин, не зная, что сказать.
- Вы можете прийти полистать ее. В моем присутствии.
- Ну хотя бы так, - согласился Левин. - Когда вам удобно?
- Можете даже сегодня. После шести вечера я всегда свободен.
"От чего он свободен?" - подумал Левин и попросил адрес.
- Дом Академии наук знаете? На Костомарова. Шестнадцатая квартира.
Лифт, как всегда не работает, учтите это...
Это был дом из тех, которые называли "сталинскими" - построен в 1951
году, шестиэтажный, огромный, несуразный, но добротный. Фасад шел вогнутой
дугой, четыре подъезда с большими тяжелыми деревянными дверями, с высокими
окнами.
Квартира профессора Нирода находилась в первом подъезде на четвертом
этаже. Одолев крутые долгие лестничные марши, Левин позвонил. Открыли не
сразу: сперва откуда-то издалека возникли шаги, затем на него смотрели в
"глазок" и лишь потом, после того как на вопрос "кто?" он назвался,
зазвякали цепочки, задвигались щеколды, защелкали замки. В дверном проеме
стояла невысокая пожилая женщина. Он поздоровался. Ничего не ответив, она
заперла дверь и двинулась по длинному полутемному коридору, как бы
приглашая следовать за собой. Квартира была огромная, четыре или пять
больших, метров по тридцать, комнат, с высоченными потолками, к ним
наверное десятилетия не прикасалась малярная кисть. В двух комнатах,
которые он пересек, окна были зашторены, висел сумрак, окутавший тяжелую
старинную мебель.
Приоткрыв дверь в третью комнату, из которой наконец-то блеснул
зеленоватый свет, женщина произнесла, обращаясь к кому-то:
- К вам, - и, повернувшись, ушла.
Левин постучал.
- Входите, - раздался голос.
В такой же большой комнате, окна которой выходили в сумеречный
колодец двора, стоял полумрак, пробитый светом бронзовой лампы, прикрытой
зеленым треснувшим стеклянным абажуром. Стен не было видно, их наглухо
закрыли стеллажи и шкафы с книгами. Просторный, из темного дерева
письменный стол, два глубоких кресла, обтянутых истертым коричневым
плюшем, - и больше никакой мебели.
Из-за стола встал невысокий полный старик с большим гладко выбритым
шишковатым черепом, голубоватая сорочка-"апаш" с обвисшими длинными ушами
воротника заправлена в слишком просторные, поднятые выше круглого живота
брюки, державшиеся на подтяжках.
- Садитесь, молодой человек, - Нирод указал на одно из кресел.
А Левин подумал: каким образом в этой сумасшедшей, циничной и
сволочной жизни сохранились такие "интеллигентные", как он определил для
себя, обиталища и такие владельцы их?
- Я слушаю вас, - сказал Нирод. - Сперва расскажите о себе.
- Аполлинарий Дмитриевич, чтобы вы не гневались, что потревожил вас,
мне придется быть многословным, - сказал Левин.
- Это не самое страшное сегодня.
Коротко рассказав о себе, Левин подробно изложил историю Кизе, свои
долгие поиски и затруднения, и под конец добавил, что для завершения
работы у него вся надежда на книгу, ради которой он позволил себе нарушить
покой уважаемого профессора.
- Вы кончали наш юрфак? - спросил Нирод.
- Да.
- У кого вы слушали римское право?
- У профессора Кориневича, - удивившись вопросу, ответил Левин.
- Ну и как?
- Считаю, что мне повезло, - улыбнулся Левин.
- Он был знатный хулиган, - подмигнул старик. - Мы учились в одной
гимназии. - Кого вы еще слушали?
- Латынь читал профессор Шевлягин, уголовное право профессор
Хасарджи, гражданское - Станислав Адамович Огановский, криминалистику -
Владимир Иванович Максимович.
- Все они "пережитки прошлого", а? - засмеялся Нирод. - Почти все мои
ровесники. И все уже покойники, - посерьезнев, произнес он. - Сейчас,
наверное, там нет таких лекторов.
- Пожалуй, нет, - согласился Левин.
Старик повернулся, протянул руку куда-то в угол и с маленького
круглого стола на изогнутых элегантных ножках взял книгу, как понял Левин,
приготовленную к его приходу.
- Вот она.
Книга была в мягком дешевом переплете, печать плохая, бумага
желтовато-серая, грубая, непривычно жестко шелестели страницы - иссохшие,
впитавшие за десятилетия микроскопическую пыль.
- Где бы я мог устроиться, чтоб не мешать вам? - спросил Левин.
- Вам нужно только то, что касается вашего дела? - Нирод испытывающе
взглянул на Левина.
- Была б возможность, с удовольствием прочитал бы всю. Такие издания
редко попадают в руки.
- А вам фамилия автора знакома?
- В том-то и дело, что нет. А я ведь криминалист.
- Агафонов был до революции очень известный криминалист. Даже ЧК не
расстреляло его, не гнушалось его знаниями. Потом он с ними не поладил. У
закона и произвола цели разные. Агафонов эмигрировал в Германию. Имя его
вычеркнули отовсюду, книги изъяли. Самое трагичное, что в 1942 году его
расстреляли нацисты. Причина мне неизвестна - старик умолк, стал
поигрывать пальцами обеих рук по столу, словно по клавишам черного рояля,
который Левин приметил в одной из комнат. - Я полагал, что вы очень
молоды, - вдруг произнес Нирод, - этакий шустрый современный функционер.
- Вы разочарованы?
- Вот уж нет! Вы учились у интеллигентных людей. В наши дни это хоть
некоторая гарантия порядочности. Я дам вам книгу домой.
- Под какой залог? - улыбнулся Левин.
- Я скоро умру. Все это пропадет, - он очертил дугу, указывая на
стеллажи и книжные шкафы. - Даже если не возвратите книгу, я буду знать,
что она попала к специалисту.
- Я непременно возвращу, - Левин клятвенно приложил ладонь к груди...
Отпирая многочисленные дверные запоры, профессор Нирод, указав на
них, произнес:
- Хочу умереть своей смертью, не желаю, чтоб меня убили... Я вас жду,
- сказал он, и Левин почувствовал, что старик, похоже, жаждет не столько
получить обратно книгу, сколько снова услышать живой голос собеседника в
этой огромной многокомнатной пустыне...
32
Ехать в Коктебель Остапчук отказался наотрез:
- Ты что, спятил, Иван?! Да у меня завал! И кто меня отпустит сейчас?
Это ты сам себе хозяин-барин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38