А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Ее губы раскрыты в ожидании его ищущего языка. Он едва сдержал рвущийся у него из груди стон и выпрямился, чтобы вдохнуть немного воздуха.
– От тебя пахнет бренди, – сказала она, когда их уста разомкнулись. – Я теперь полюблю этот напиток.
– Угощайся, – предложил он, и на этот раз ее язык принялся исследовать глубины его рта, заполняя их.
Поцелуй был окончен, но этот неутомимый язычок ощупывал теперь ямочку и у него на подбородке, заставляя его испытать слабость и одновременно ощущать себя властелином.
Затем в этой интригующей расселине оказался ее указательный пальчик, и она хрипловато спросила:
– А тебе не стыдно целовать меня, находясь при исполнении служебных обязанностей?
Ему нравилось участвовать в этой игре. Напустив на себя строгий вид агента спецслужбы, он произнес:
– Наверное, ты закоренелая преступница, а завлекательная внешность – твое прикрытие. Сейчас ты пыталась меня соблазнить, и мои подозрения окрепли.
– Это не единственное, что у тебя окрепло, – еле слышно проговорила она.
Действительно ли он почувствовал ее руку или это лишь разыгравшееся воображение? Черт, в том состоянии, в каком он находился сейчас, это возможно. Он тяжело сглотнул.
– Ты отвлекаешь меня от темы, – с трудом выдавил он.
– Извините, сэр, – с шутливым раскаянием вымолвила она. – Продолжайте, прошу вас.
– Как я уже говорил, – для солидности он откашлялся, – мне придется еще раз вас обыскать.
Его рот надменно скривился – как хорошо ей было знакомо это выражение! Когда она впервые увидела его самоуверенное лицо, то испугалась. Теперь оно заставляло ее сердце трепетать от восторга.
– Я убеждена, вы не захотите уклониться от исполнения своих обязанностей, – торжественно заявила она.
– Нет, я не могу этого допустить.
Он снова приблизил к ней лицо, но не поцеловал, а лишь глубоко заглянул в глаза, запуская руку ей под жакет. Тепло его тяжелой ладони у нее на груди отдалось теплой тяжестью внизу живота и запульсировало между ног. Нарочито медленно он повел руку вниз.
Эрин ощущала жар, который исходил от его пальцев и, проникая через блузку, обжигал кожу. Его глаза пронзали ее насквозь. Они глядели на нее нежным и одновременно жадным взором. Он смотрел на нее и не мог наглядеться.
Его рука опустилась ей на грудь. Он начал чувственно массировать ее круговыми движениями, пока не ощутил, как напрягся и затвердел сосок под ладонью. Ее губы, на которые он смотрел не отрываясь, раскрылись и беззвучно выдохнули его имя.
– Эрин О'Ши, – произнес он голосом, одновременно торжественным и проникновенным, – в тебе есть две удивительные вещи. Первая – вот эта. – Он провел пальцем по ее отзывчивой на ласку груди. – Вторая – твое умение произносить мое имя, на самом деле не произнося его. Я просто схожу от этого с ума.
Он ненадолго отпустил ее, но лишь затем, чтобы расстегнуть пуговицы на ее блузке. Потом его рука скользнула по ее округлым формам. Осторожно, словно раздевая ребенка, он снял тонкий кружевной лифчик и обвил ее рукой. Она подалась вперед, желая быть ближе к нему. Они не отрываясь смотрели друг на друга. Но стоило его пальцу начать чертить замысловатые фигуры на ее теле, как она тут же прикрыла глаза. Он наклонился над ней и прижался губами к уху. Осыпая поцелуями бархатистую, ароматную гладь ее шеи, он прошептал:
– Эрин, да простит меня Бог, но я так тебя хочу!
В его словах звучала настойчивость, но, несмотря на это, его испытующая рука словно убаюкивала ее. Катая шарик ее соска в своих чувственных пальцах, он спросил:
– А знаешь ли ты, какого восхитительного цвета у тебя кожа? И вкус ее тоже невозможно забыть! Я как будто ощущаю его на языке! А теперь я хочу…
В этот момент загорелось табло с надписью. «Пристегните ремни!», и раздался мелодичный сигнал, призывающий пассажиров к вниманию. Ланс тихо выругался и, прикрывая ее своим телом, вернул лифчик на место и помог застегнуть блузку. Эрин хотела прикоснуться к его руке, но он прошипел:
– Но дотрагивайся до меня! – Увидев обиду на ее лице, он улыбнулся:
– А тебе не приходило в голову, что мне требуется хотя бы пара минут, чтобы прийти в норму?
Он смотрел на нее с приветливой усмешкой, пока до нее доходил смысл его слов. Когда же она сообразила, в чем дело, то резко отдернула руку и выпрямилась в кресле, боясь пошевелиться.
Лишь когда самолет плавно коснулся земли, она застенчиво посмотрела на него.
– Ланс, а ты… тебе не кажется, что с моей стороны безнравственно так откровенно себя вести? По-твоему, я порочная женщина?
Его улыбка была нежной и искренней.
– В течение многих лет я наблюдал за реакцией людей на экстремальные условия и обнаружил, что разрядка после нервного стресса может принимать множество форм. Одни плачут, другие впадают в истерику, третьи ожесточаются. Некоторые начинают безумно хохотать, а есть люди, которые ищут забвения в любви. – Он сделал многозначительную паузу. – И каждое из этих чувств не более безнравственно, чем другое.
– Спасибо, – прошептала она.
X
– Здравствуйте, тетя Реба. Это Эрин. А можно маму?
– Эрин! Мы как раз о тебе говорили. Ты вернулась в Хьюстон?
– Нет. Я звоню из Сан-Франциско.
– Ну, не буду задерживать. Мама умирает от желания поговорить с тобой. До свидания, дорогая.
Через час должны были начаться похороны, но Эрин так нужно было поговорить с мамой, что она выкроила часть времени на междугородний разговор, зная, что он не будет коротким. Вчерашний день был самым печальным в жизни Эрин. Мелани решила не откладывать похороны Кена. Они были назначены на четыре часа, так что едва хватило времени на приготовления. Эрип подумала, что это мудрое решение. Чем скорее Мелани сможет восстановить хотя бы некоторую видимость нормальной жизни, тем лучше.
– Привет, Эрин! – Бодрый голос Мерль О'Ши был как бальзам на израненную душу.
– Мама, как я рада слышать тебя! Как ты себя чувствуешь?
– Я – хорошо. Но гораздо важнее, как ты. У тебя не особенно счастливый голос.
Этого Эрин только и нужно было. Из нее полились потоки слез и слов – она начала с того, как пришла па крыльцо дома Кена Лаймана, и рассказала все. Закончила она тем, что похороны назначены на сегодня, и коротко всхлипнула в трубку.
– Девочка моя дорогая, я так тебе сочувствую! Я даже представить себе не могла, что все будет так ужасно! Ты столько надежд возлагала на то, что найдешь своего брата и встретишься с ним. – Эрин услышала, как дрогнул голос матери. Как всегда, когда Эрин страдала, страдала и ее приемная мать. Хотя она и не носила Эрин под сердцем, она выносила ее в своем сердце. – Я могу чем-нибудь помочь? Хочешь, я прилечу в Сан-Франциско?
Это было бы слишком большой жертвой. Мерль О'Ши смертельно боялась самолетов.
– Не надо, мама. Мне стало легче теперь, когда я поговорила с тобой. В самом деле, я буду в порядке – я должна, ради Мелани.
– Похоже, она очень хорошая девушка.
– Да. Мы с ней как сестры.
Мать слегка запнулась, прежде чем задать следующий вопрос.
– Эрин, э… я хотела спросить, ты узнала что-нибудь о своей настоящей матери?
Эрин улыбнулась в трубку. Мама не может избавиться от своеобразной материнской ревности!
– Нет, мама, ничего не узнала.
– Я никогда не прощу себе, что уничтожила те выписки, которые мне дали в приюте, так и не прочтя их. Когда мы с Джеральдом взяли тебя, я так боялась тебя потерять и так эгоистично, собственнически тебя полюбила…
– Мама, ну пожалуйста! Мы тысячу раз говорили об этом! Тогда тебе казалось, что так будет лучше для меня. Кроме того, я и сейчас не уверена, что хочу узнать еще что-нибудь. Боюсь, я не смогу выдержать еще одного разочарования.
Обе помолчали, а затем Мерль спросила:
– А этот мистер Баррет, что он из себя представляет? Надеюсь, он не из этих бесчувственных «крутых парней»?
Эрин умышленно ни слова не сказала о своих отношениях с Лансом Барретом. Что такое Ланс?
– Я бы сказала, он довольно чуток, хотя все делает очень профессионально. Нет, бесчувственным его не назовешь.
Казалось, мать осталась довольна таким ответом.
– Хорошо. Слава Богу, что так.
– Да.
– Эрин, а когда ты вернешься? Мне гораздо легче, когда ты в Хьюстоне, а не так безумно далеко!
Эрин вздохнула. Она еще не собиралась возвращаться домой, хотя и знала, что надо.
– Не знаю, мама, – честно ответила она. – Хочу убедиться, что с Мелани все в порядке. Побуду еще несколько дней для верности. Я дам тебе знать.
– Пожалуйста. – Мерль секунду помедлила и продолжала:
– Эрин, я знаю, как много это значит для тебя. Если бы только я могла разделить с тобой эту боль! Ты ведь знаешь это, правда?
– Да, мама.
– Иногда в жизни случаются необъяснимые вещи. Я надеюсь, это не пошатнет твою веру в то, что Бог тебя хранит.
– Нет. Сейчас эта вера нужна мне больше, чем когда бы то ни было.
– Я буду за тебя молиться. Я очень люблю тебя, Эрин!
– Я тоже люблю тебя! До свидания, мама.
– До свидания.
Эрин повесила трубку. Вот и прервалась ниточка, связывающая ее с женщиной, которая ее любит, с женщиной, давшей ей жизнь – хотя и не родившей ее.
Она апатично вернулась в спальню для гостей, чтобы одеться для похорон. Из Хьюстона она привезла простое платье от Хэлстона из черного шерстяного джерси, чтобы надеть его к обеду, если представится случай. Теперь она надевает его на похороны. Черные колготки и черные замшевые туфли завершили ее костюм. Из украшений она надела только жемчужные серьги и тонкую нитку жемчуга на шею.
Эрин любила черный цвет – он подчеркивал оттенки ее темных волос и глаз, изящную фигуру. Мелани не так повезло. Черное платье, которое она позаимствовала у Шарлотты Уинслоу, висело на ней, словно саван. Ее светлые волосы были по-прежнему строго зачесаны назад, черное платье делало и без того болезненный цвет ее лица совсем землистым. А глаза, в которых Эрин привыкла видеть искорки ребяческого веселья, были потухшими и пустыми.
Кортеж двинулся от дома к часовне на кладбище. В траурном лимузине похоронного бюро ехали Эрин и Мелани. С ними были родители Мелани – казалось, их безумно раздражает все это. Эрин презрительно подумала, что, вероятно, из-за похорон им пришлось отложить партию в бридж или гольф, и им трудно с этим примириться.
За ними на почтительном расстоянии следовали Ланс, Майк и Кларк в незаметной служебной машине.
Казалось, Мелани досуха выплакалась вчера, перед посадкой в самолет. А после приземления, окруженная теплым вниманием Эрин и Ланса, пришла в себя, хоть и имела несколько отсутствующий вид. Отпевание она выдержала стоически.
Эрин О'Ши смотрела на простой гроб с телом своего брата, усыпанный хризантемами, и ее захлестывало горе, какого она не испытывала со времени смерти Джеральда О'Ши.
Она была так близка к тому, чтобы узнать и полюбить брата. Так близка, и вот – она никогда не увидит его живым. Никогда не услышит его голоса. Никогда не постигнет тонкостей его натуры. А если бы она вошла в его жизнь несколькими днями раньше, может быть, ее появление повернуло бы его жизнь в другую сторону?
На отпевании она была почти такой же, как Мелани: стояла с отсутствующим видом, охваченная горем.
Когда они вернулись в дом Лайманов, уже почти стемнело. Эрии с Мелани поднялись наверх и расстались у дверей своих комнат. Прежде всего Эрин хотела снять черное платье. Ей казалось, что она никогда больше не сможет его надеть.
Она переоделась в старые джинсы, в которых была в свой первый вечер в этом доме, и в удобный свитер. Причесалась и освежила лицо, перепачканное поплывшей косметикой. Стало немножко легче, и она решила, что, хотя и пе чувствует голода, надо съесть что-нибудь из огромного количества еды, принесенной друзьями и соседями. Она все еще чувствовала некоторую слабость после болезни и к тому же в последние три дня не ела как следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27