Если бы Бе­лов тогда попытался утопить Зорина, его удар пришелся бы и по Пчелкину. Поэтому Белов использовал свой компрометирующий матери­ал не для разоблачения, а в качестве гарантии. Он удерживал Виктора Петровича от искушения нанести своим компаньонам удар в спину.
Но теперь Пчелкин был мертв, и Зорин, как опытный политик, ждал от Белова если не уда­ра, то, по крайней мере, той же политики сдер­живания, которая его так же раздражала. Ко­нечно, при условии, что тот был жив.
Самого Сашу Белова за годы их тесных отно­шений он «кидал» не один раз и не стеснялся этого. Политика вкупе с бизнесом - вещи под­лые, здесь не до сантиментов. Поэтому сейчас Виктор Петрович как само собой разумеюще­еся воспринял бы ответные действия Белова.
В принципе, они его не пугали, он всегда был готов к борьбе. Но необъяснимое исчезно­вение Белова путало все карты. Виктора Пет­ровича оно не то, чтобы пугало, но вызывало подспудную тревогу. А не начало ли это много­ходовой комбинации против него, Зорина?
Зорин не любил без крайней необходимости встречаться с бандитами, особенно с такими не­цивилизованными - он называл их «неумыты­ми», - как Кабан. Но ничего не попишешь. На­до, так надо...
V
Сауна была закрыта на спецобслуживание. Здесь принимали дорогих в буквальном смыс­ле этого слова и очень уважаемых гостей. За большим столом, накрытым прямо на краю бассейна, в шезлонгах возлежали воры - Тариэл и Алмаз. В бассейне плавали голые наяды. По мере надобности то одна, то другая из русалок выбиралась на сушу и исполняла обязан­ности официантки.
Алмазу все это очень не нравилось и выраже­ние кислого недовольства не сходило с его лица. Он был вором старой формации, «нэпманским», как говорил он сам. Алмаз вел аскетический об­раз жизни. Его не трогала роскошь, не манили прочие земные радости. Из своих шестидесяти лет около сорока он провел за колючей проволо­кой и за тюремной решеткой. На свободу выхо­дил редко и> ненадолго, свято исповедуя прин­цип: «Тюрьма для вора - дом родной».
Жил Алмаз в скромной однокомнатной квартирке где-то на окраине Москвы. Но власть его над криминальным миром была без­гранична. По одному его слову поднимались на бунт или объявляли голодовку не то, что от­дельные зоны, а целые регионы. Он даже имел право в одиночку короновать законных воров. Правда, в настоящее время он отошел от дел, уступив дорогу молодым.
Он сидел в шезлонге, плотно завернувшись в махровую простыню, пытаясь сохранить теп­ло в костях, выстуженных десятилетиями пре­бывания в карцерах и на лесоповалах... И все-таки советское государство с его безграничной мощью так и не смогло заставить его работать! Не уронил Алмаз воровской чести!
Старый вор сжимал ладонями большую ме­таллическую кружку с чифирем - грелся. На запястьях его виднелось множество белесых по­лосок - шрамов. Это были следы его борьбы с администрацией зон и тюрем, поскольку единственное, что он мог противопоставить могучей системе государственного насилия в неравной борьбе за свои права - это вскрыть себе вены...
Голые девки выскочили из бассейна, исчез­ли ненадолго и вскоре появились с шампура­ми, унизанными сочным горячим шашлыком.
- Приятного аппетита, Тариэл Автандилыч... - Обращаться к Алмазу наяды побаива­лись, уж больно он был похож на Кощея Бес­смертного, случайно зарулившего в сауну из страшной сказки.
Тариэл по-хозяйски похлопал одну из них по изящному бедру своей поросшей темным ворсом лапой.
- Э, идите, девочки, покушайте пока, - лас­ково сказал он со своим неизбывным кавказ­ским акцентом, - нам тут поговорить надо, э!
Когда жрицы любви скрылись за дверью, Тариэл налил водки и выпил. Когда жизнь да­вала «добро», он наслаждался ею и не стеснял­ся этого. С одинаковым комфортом он жил и в тюрьме, и на воле. В сауну он приехал прямо из собственного трехэтажного особнячка на Руб­левском шоссе. Он был вором новой форма­ции. Торговал нефтью и паленой водкой, вме­шивался в политику. Имел даже не одну, а три семьи. Одна жила в Москве, другая в Тбилиси, а третья в Париже.
В отличие от многих своих земляков, Тари­эл не был «апельсином», купившим воровской титул за деньги или получившим его незаслуженно. Наоборот, «апельсины» боялись Алма­за, как огня, он развенчивал их пачками, от­правляя кого в «мужики», а кого и прямо в «обиженку».
Тариэл заработал свой высокий титул года­ми пребывания в карцере и штрафном изоля­торе. Во всех конфликтах с лагерной админис­трацией он поддерживал воров и ни разу не вы­шел на волю досрочно. На свободе он так же подолгу не задерживался, вел романтический образ жизни: ел ложками черную икру, зубы не чистил, а полоскал дорогим коньяком, и при­куривал от крупных купюр с американскими президентами. И вскоре возвращался в «дом родной». Садился он исключительно по уважа­емой статье - «карманная тяга».
Сейчас Тариэл изменился. В тюрьму калачом не заманишь. А ведь у старых воров правило бы­ло - хотя бы через пяток лет «на тюрьму за­ехать». Фирмы пооткрывал, бизнесом занялся.
Алмазу это не нравилось, но, по большому счету, предъявить Тариэлу серьезных претен­зий он не мог. Он сам же и короновал его на Владимирской пересылке. Осудить его за та­кое поведение мог только воровской сход, по­этому Алмаз только хмурился и всячески де­монстрировал ему свое недовольство...
Воры ждали Кабана. Тот запаздывал. Это было явное неуважение. Но какого уважения можно ждать от бандита? Для него понятия во­ровской чести - пустой звук. Как для бывшего комсомольца моральный кодекс строителя коммунизма. То есть о его существовании он
что-то слышал, так же, как и о существовании жизни в глубинах океана. Но и то, и другое его не касается. Кабану все одно, что с ворами ра­ботать, что с ментами. А при случае продаст и тех, и других. Одно слово - отморозок...
Кабан появился в сауне как ни в чем не бы­вало, с нахальной улыбкой на свинячьей морде.
- В пробку попал, - заявил он первое, что пришло в голову. - Ворам наше почтение!
- Проходи, дорогой! Ты бы еще сказал, что в лифте застрял, - Тариэл на правах хозяина изобразил радушие, в то время как Алмаз не потрудился даже формальную улыбку выда­вить. - Шашлык давно остывает!
Кабан пошел в предбанник раздеваться и че­рез пару минут появился оттуда во всей красе: голый, жирный, нахрапистый... И сразу полез к столу.
«Хорошо, что Тариэл девок отправил, - по­думал Алмаз с неприязнью. - А то этот боров тут бы и трахаться принялся».
- Я вас пригласил, чтобы обсудить важное событие, - начал Тариэл, совершенно не со­знавая, что пародирует гоголевского Городни­чего. - С некоторых пор у нас творятся какие-то непонятки. И связано это с Сашей Беловым, которого все мы хорошо знаем. Знали, - по­правился он.
- Я его не убивал, - тут же перебил его Ка­бан, чавкая как настоящий хряк у помойного корыта.
- Мы знаем, что на Сашу наехал Каверин, - продолжал Тариэл. - Мы просили Сашу не включать ответку, подождать с местью. Но Ка­верина все равно кто-то грохнул. Кто? Мы не знаем. По крайней мере Белова и его семьи в тот момент уже не было в живых...
Тариэл имел к Каверину серьезные претен­зии. Когда-то, после возвращения Каверина из Чечни после разгрома каравана с оружием для боевиков, он буквально вынул раненого Каве­рина из грязи, помог ему подняться и закре­питься в нефтяном бизнесе. Вместо благодар­ности бывший мент едва не отодвинул от неф­тяной трубы самого Тариэла...
Но и с Беловым у него время от времени возникали проблемы. Бизнес есть бизнес.
Кабан налил себе полный стакан водки и вытянул ее, как воду, не поморщившись. По­том отправил в рот большой кусок мяса. Не прожевав толком, принялся говорить.
- Я, блин, не пойму, в натуре, в чем тема? В том, кто кого завалил? Мы что, менты, чтобы в этом дерьме копаться? Сейчас надо о другом ду­мать. После Белого не одна фирма осталась - це­лая империя. Как делить будем? Предупреж­даю - я не жадный, но и обжать себя не позволю.
- Никто тебя обжимать не собирается, - ус­покоил отморозка Тариэл. - Но сначала надо разобраться. У Каверина, кстати, тоже немало добра осталось. Я боюсь, сейчас большая грыз­ня начнется. Каждый захочет кусок урвать.
Он был прав. Кабан и сам об этом немало ду­мал в последнее время. Гибель Каверина и Бе­лова наверняка породит очередной всплеск криминальных войн за передел собственности.
С Кавериным было просто. Его структуры были обезглавлены - приходи и бери. Вся про­блема состояла лишь в том, чтобы кинуть долю волкам и отогнать мелких шавок. А вот у Бело­ва на хозяйстве остался Шмидт, пацан крутой. Воевать с ним себе дороже.
Под Кабаном тоже не гранитный постамент. Он хоть и в большом авторитете, но и в его группировке бригадиры-волчата подрастают, зубы показывают, на сторону смотрят. Про­моргаешь или косяк серьезный упорешь - вмиг до костей обгложут. Поэтому он сейчас внимательно заглядывал в рот обоим ворам, ловил каждое их слово, вместо того, чтобы за­гнать по маслине в лоб.
Говорил пока, впрочем, один Тариэл. Алмаз так и сидел молча, катая в ладонях кружку с давно остывшим чифиром. На Кабана он смот­рел хмуро.
- На твоей земле беспредел произошел? - спросил, наконец, старый вор.
Кабан понимал, что спросят все равно с него. Но попытался уйти от ответа. Он никогда не кололся, отстаивал даже безнадежные пози­ции. И это не раз спасало ему жизнь.
- Меня не было, когда беспредел пошел, - промямлил он. - Я тогда в Швейцарию по де­лам мотался, Вы же сами Белому дали понять, что Каверина трогать не надо...
Но Алмаз продолжал, словно не слыша оп­равданий криминального авторитета.
- Когда Белого хотели короновать, я был против. Чтобы считаться вором, надо не один год зону топтать. Но пацаном он был правиль­ным. Против понятий не шел, на воровское благо щедро отстегивал. Сам не беспредельничал. Рамсы, какие случались, разруливал на стрелках. Каверин же с самого начала повел се­бя как беспредельщик. Дела у них!... Какие де­ла могут быть с мусорами?
Кабан понял, что разговор принимает для не­го не совсем удачный оборот. Пришел, идиот, голым. Хоть бы простыню взял - мобильник прикрыть. Вон Алмаз сидит, нахохлившись. Как в саван замотался, и на египетскую мумию похож один к одному, только глазами хлопает. Может, у него там ствол припрятан? Хотя Ал­маз на такое «западло» никогда не пойдет. Тог­да как вот Тариэл запросто! А быки его, Кабана сейчас сидят в своем джипе и блатной шансон слушают. И не чуют, дармоеды, что их босса сейчас завалить могут ни за понюшку кокаина. От страха Кабан перешел в нападение.
- А что вы на меня бочку катите? Если по вашим понятиям Белый был пацан правиль­ный, а Каверин - мусор, так сами и разобра­лись бы. А то советы давать - кого трогать, ко­го нет! Да вы знаете, кем для Белого были его друзья? Благодарите бога, что после этого Бе­лый и вас не посчитал в одной упряжке с Каве­риным. А вообще-то вы правы, с мусорами не хрена связываться.
Алмаз поморщился. Кабан был ему непри­ятен, но обострять сейчас отношения с ним не стоило. Кто знает, не превратится ли передел имущества Белого и Каверина в большую вой­ну? А тогда Кабана и его быков лучше было бы иметь пусть в ненадежных, но союзниках, а не в числе открытых врагов.
Кроме того, определенный резон в словах отморозка имелся, этого нельзя было не при­знать. Важнее всего в сложившейся ситуации был итог. Каверина нет в живых. Белого, веро­ятно, тоже. Крайним оставался человек Бело­го - Шмидт. С него и следовало спросить, хо­тя бы за убийство Каверина.
Ситуация стала ему, Алмазу, яснее ясного.
- Ну, пора и честь знать. Благодарю чест­ную компанию, - Алмаз поднялся и направил­ся в предбанник - одеваться.
Кабан повеселел. Он понял, что начавшие было сгущаться над его головой тучи и в этот раз рассеялись. И с похотливой улыбкой огля­делся по сторонам.
- А где девки-то? - спохватился он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38