Первые хвосты дыма дотянулись и до замка. Тяжело разомкнулись ворота. Несколько простолюдинов бросились к огню, другие с особым усердием налегли на сушняк возле старого замка, высекая ломкие стебли бесхитростными крестьянскими орудиями. Когда идущих в дым затянуло с головой, ножи руян принялись за работу. Широколицый датчанин, вывернув глаза от внезапной боли, осел на горячую землю Задыхаясь и промочив глаза слезой, другой налетел в полной непроглядности на что-то тяжелое и живое. Неожиданно оно поднялось с земли и оказалось воином, примкнувшим к растерянному дану лицо в лицо. Нож пошел в дым наугад. Дан испуганно отшатнулся и в страхе не сразу распознал боль. Он съехал с ножа, как с вертела, и пропал в дыму. Дым уже стоял над воротами, и стража увидела руян только за каменной громадой стен. Стук мечей рассыпался по Мальгейну Руяне двигались таким напором, что данов сразу же отбросило к внутренним постройкам замка. Впереди нападавших, налетая на стражу с озверелым и лютым восторгом, метался воин, к спине которого ремнями был прикреплен сияющий стяг Святовита. По деревянным лестничным маршам сползали тела убитых. Не успевшие отойти даны пробились к лестницам. Руяне не шли напролом на скучившихся данов, а добивали врага поодиночке в преследовании. Уже везде шел бой. На верхнем приступе дозорной башни полураздетый и мохнатый, как дворовый пес, исполин-датчанин, вращая тяжелой секирой, сбросил вниз несколько порубленных руян. Со свирепым мычанием он устремился по скошенным ступеням, разметав по пути свою же замешкавшуюся братию. Перед ним оказался кто-то из руян. Секира взорвалась в руках исполина. Но что-то перебило его напор, и дан, сперва провалившись вперед на одно колено, вдруг провернувшись с лета, тяжело распластался на дрожащих ступенях. Он успел приподняться Руянин, стоящий уже сзади, вышиб ему мозги, крепко поддев датчанина ногой под затылок.
– Эй, Рут! Это твой первый сегодня? – окликнул сразившего громилу руянский сотник. – Хорошее начало, сынок.
* * *
– Что же ты стоишь, что ты стоишь?! – истерично кричала молодая датчанка, наподдавая своими нежными кулачками в широкую спину отца. Дан оторвал взгляд от узкого окна башни.
– Дело сделано, все! – он звучно свел челюсти.
– Я не хочу… не хочу стать рабыней какого-нибудь грязного мужлана! – Она бросилась за простенок зала, но отец успел ее остановить.
– Опомнись, разве ты не видишь – это воины Храма. Они пришли за мздой для своего идола.
Плечо девушки обмякло под тяжелой ладонью отца.
– Ничего, все вернем, подожди…
В этот момент полотняная завеса над лестницей дрогнула, и перед хозяином замка оказался молодой руянин. Стальные глаза Рута вонзились в обреченного. Меч воина замер перед решающим прорывом вперед.
– Ну, чего тебе, золота? – взвизгнула, прийдя в себя, датчанка. – На, бери! – Она сорвала дымчатую поволоку с ларца и отбросила крышку. Россыпь монет горячо впечатлила воина. Он еще раз перевел взгляд на дана, но, не найдя в нем ничего привлекательного для себя, шагнул к ларцу. Они стояли, соединив свои руки, – отец и дочь. Внезапно датчанка бросилась на руянина. Рут обернулся. В этот момент холодное жало вошло ему в шею. Женская рука взметнулась снова, целя в горло но на этот раз кинжал налетел на кольчугу.
* * *
– Послушай, Брагода, – заговорил Владыка Небес, когда они остались вдвоем, – я хорошо знаю берсерков и хорошо знаю тебя. А потому и завожу этот разговор. Как ты думаешь, в чем твоя беда? Ты, как и любой человек, каждый раз начинаешь жить сначала. И теряешь то, что уже нажито твоим существом. Кроме скудного осознавания своей духовной принадлежности и сродства с каким-то племенем, вы, люди, ничего не берете из прожитых жизней. А сознание многих из вас столь ничтожно, что не вмещает и тени допустимости своего же внеземного бытия. – Он замолчал, глядя на бесконечные просторы последнего надземного неба.
– Ты стерт. Твой носитель плоти разрушен. И потому ты здесь, так далеко от той жизни. А ведь совсем недавно эта бесплотная оболочка вмещала в себя неподъемную тяжесть тела. А плотность его была такой сконцентрированной, что через него невозможно было пройти. Что в это трудно теперь поверить?
Брагода искал в себе слова, мудрые и достойные, для того, чтобы в их разговоре возник и второй берег. Но к своему великому огорчению, он осознавал себя младенцем с самомнением вместо познания и упрямством вместо покладистости.
– Пройдет время и все повториться, – продолжал Перун.
– Когда же наступит это время?
– Ты хочешь спросить, когда тебе идти на землю?
– Да.
– Когда остынет твоя нынешняя оболочка. Оболочка воина самая горячая, и потому, умирая на земле, воин поднимается на небо выше других смертных.
– А могу ли я сейчас вернуться на землю?
– Что за мысли! Ни один из живущих внизу, в плоти, еще не сумел взлететь сюда, не умерев там. И туда, вниз, тебя не пустит небо, поскольку ты просто легче воздуха. Однако, ты – берсерк, и не просто берсерк, а Волк из рода Оркса Бешеного. И потому, я ничему не удивлюсь… Но не делай этого, сынок. Я не смогу тебе объяснить, что может произойти и с тобой, и с мировым порядком, который мы создали с таким трудом. Поверь мне на слово. И что тебе за дело до земли?
– Нет, ничего. Всегда манит то, что непосильно.
– Да, пожалуй.
Перун хлопнул Брагоду по плечу.
– Ну, не кисни, воин! Видишь это великое поле? На другом его конце лежит страна сырых туманов. Полетай, порезвись, а то ты вернешься на землю чахлым и нежизнеспособным. Войдешь в какого-нибудь больного младенца, и потом он вырастет богобоязненным и смиренным занудой.
* * *
Брагода впервые для себя открыл, что пространство легче преодолевать влет, вытянувшись всем телом над поверхностью небесной тверди, чем просто волоча нижние конечности. Над полем ровным потоком струился ультрафиолет. Покатое плечо земной громады размыло небесами. Брагода был один. Один над всей этой безоглядной крышей мира. Один. Особый восторг одиночества опьянял его дух. Скоро, однако, одиночество Брагоды нарушили приближающиеся издали бестелесные тени небесных странников. Они шли очень плотно и напористо – так, словно хотели не пропустить Брагоду мимо. Если бы на пути воина оказались свои, то есть кто-то из могучей братии Вырия, Брагода пролетел бы через них, не причинив бы ни себе, ни преграде ни малейшего вреда. Но это… это были чужие. Да, воин почему-то осознавал, что это были чужие. Конечно же, они хотели его растворить в массе своих телес. Еще мгновение… Брагода метнулся вниз. От сильного удара его тело мучительно напряглось и задрожало. Казалось, оболочка сейчас разрушится. Какое-то чувство заставило Брагоду отскочить дальше еще прежде, чем он окончательно пришел в себя. Особенно пострадала рука. Однако, взглянув на нее, Брагода обнаружил чьи-то впившиеся в него пальцы.
– Какой милый малыш! И куда это ты направился так далеко один от Вырия?
Брагода попытался вырваться, но пальцы впились в него с новой силой.
«Где же ты, Волк? Где же твоя бешеная сила?» – заговорило сознание воина. Брагода тихо зверел.
– Что ты с ним возишься? Поглощай его скорее и летим дальше.
Непроглядно дымчатое лицо приблизилось к Брагоде вплотную. Внутреннее напряжение воина стало невыносимо. Оболочка заскрипела и сморщилась. Брагода вдруг почувствовал телесную тяжесть. Он начал проваливаться вниз.
– Эй, смотри, как меняется цвет его оболочек. Что это с ним?
Рев вырвался из груди Брагоды. Он разорвал свою внешнюю оболочку и стремительно рванул вверх. Темное существо, не сумевшее сразу отцепиться, беспомощно болталось в вихре воздушных струй. Брагода резко оборвал движение, перебросив чужого через себя. Темное тело, сдавленное ударом, распласталось в воздухе. Теперь уже Брагода прижимал чужого. Тот начал мало-помалу отходить. Воин с горечью осознавал, что он все-таки слабее, что все сейчас решает момент. Повторить то, что он уже сделал, у него не хватит сил. И потому Брагода сдавил противника так, как если бы это был его последний бой, В какой-то момент борьба застыла в равновесии сил. Брагода уже не чувствовал своих рук, тело начинало размякать… Первое, что пробралось в сознание Брагоды, были странные изменения, происшедшие с его противником. Он высветлел. Не весь, какими-то клочьями, и, кроме того, он стал ослабевшим и горячим. Брагода брезгливо оторвал руки от поверженного, чьи мрачные спутники были еще далеко внизу.
– Ты думаешь, что убил меня? – прохрипел темнолицый. – Нет. Сейчас сюда придут мои братья и… и… – Он задрожал всем телом, напрягся и вдруг исчез.
Брагода спускался вниз. Ярость доходила в нем до предела терпимости. Возможно, если бы его вел не дух, а сознание, он услышал бы в себе голос:
«Куда ты? Опомнись, ты только что чудом уцелел. Никто не назовет это трусостью, уходи.»
Но Брагода был задира, и он шел драться, а вернее – умирать. Демоны с молчаливым любопытством наблюдали его напористый шаг. Вдруг, сквозь глухую завесу злости, Брагоду обожгла мысль. «Демоны плотнее, им легче концентрироваться. Зато они менее подвижны, и при падении не могут избежать силы удара о стену времени, если двигаться не равномерно, а рывком.»
Брагода заставил раствориться в себе последний тяжелый сгусток энергии. Он уже сам почти растворился в блеклом эфире поля. Его рывок был внезапным. Демон, прихваченный Брагодой, от неожиданности не успел и вздрогнуть. На этот раз мрачные сотоварищи брагодовой жертвы, не мешкая, пустились вдогонку. Воин летел, не переводя духа. Он чувствовал, как наливается тяжестью упирающийся противник. Лететь становилось все труднее, порыв начал ослабевать. И тут Брагода резко повернул, встряхнув демона, потом еще раз и… прямо перед ними возникли преследователи, Брагода успел увернуться, выпустив из рук жертву. От сильного удара всех демонов разметало по полю.
«Странно, почему они не сливаются, не проходят друг через друга. Если их тела столь плотны, непонятно, как они могут удерживаться воздухом, – думал воин, собираясь с силами. – Концентрация! Ну, конечно же, концентрация. Перед ударом они заметили друг друга, и мгновенное напряжение их тел расшибло им лбы.» Брагода, сложив на груди руки, с нескрываемым удовольствием рассматривал распластанные тела. Его правая ладонь невольно коснулась торчащей рукояти Насара. «Всесвет великий! Так ты все это время был со мной?! И оставил меня на растерзание врагам? Хорош, нечего сказать. А меня-то еще прозвали в Вырии воином Насара! Нет теперь твое имя – нож Брагоды. Постой, о чем это я думал до этого? Ах, да, концентрация.»
* * *
Брагода снова летел в страну туманов. Летел спокойно, не восторгаясь ничем, но зная, что он – Волк, и что он действительно из рода Оркса Бешеного, и что слову Перуна можно верить.
В Стране туманов было холодно и сыро. Оболочка Брагоды начала остывать, и воину стало трудно двигаться. Однако мысль его здесь работала еще острее и напористей.
«Захоти я сейчас оказаться внизу, я смог бы это сделать. Смог бы. Почему? Потому, что я знаю, как это сделать. Концентрируясь, оболочка уплотняется, тяжелеет. Но этого недостаточно. Ты хоть тресни, а все равно воздух не пустит тебя вниз. Но если при этом замерзнуть, вот тогда плотность тела прорвется сквозь воздушную твердь. Да только к чему все это?! А что я знаю о той жизни? Только то, что она дала мне дорогу в Вырий? Но ведь там мой меч получил свое имя, и еще… там меня убили. Ценой смерти там обретают рай. А что говорил Перун? Ну да, возвращенные на землю ничего не помнят. И ведь я не помню того, что было со мной там. Есть ли внизу демоны? Конечно же есть, и сюда они, скорее всего, прорываются снизу. Иначе, как объяснить такую плотность их тел? Однако, если они нападают на нас в небе, почему мы не спускаемся для битвы на землю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9
– Эй, Рут! Это твой первый сегодня? – окликнул сразившего громилу руянский сотник. – Хорошее начало, сынок.
* * *
– Что же ты стоишь, что ты стоишь?! – истерично кричала молодая датчанка, наподдавая своими нежными кулачками в широкую спину отца. Дан оторвал взгляд от узкого окна башни.
– Дело сделано, все! – он звучно свел челюсти.
– Я не хочу… не хочу стать рабыней какого-нибудь грязного мужлана! – Она бросилась за простенок зала, но отец успел ее остановить.
– Опомнись, разве ты не видишь – это воины Храма. Они пришли за мздой для своего идола.
Плечо девушки обмякло под тяжелой ладонью отца.
– Ничего, все вернем, подожди…
В этот момент полотняная завеса над лестницей дрогнула, и перед хозяином замка оказался молодой руянин. Стальные глаза Рута вонзились в обреченного. Меч воина замер перед решающим прорывом вперед.
– Ну, чего тебе, золота? – взвизгнула, прийдя в себя, датчанка. – На, бери! – Она сорвала дымчатую поволоку с ларца и отбросила крышку. Россыпь монет горячо впечатлила воина. Он еще раз перевел взгляд на дана, но, не найдя в нем ничего привлекательного для себя, шагнул к ларцу. Они стояли, соединив свои руки, – отец и дочь. Внезапно датчанка бросилась на руянина. Рут обернулся. В этот момент холодное жало вошло ему в шею. Женская рука взметнулась снова, целя в горло но на этот раз кинжал налетел на кольчугу.
* * *
– Послушай, Брагода, – заговорил Владыка Небес, когда они остались вдвоем, – я хорошо знаю берсерков и хорошо знаю тебя. А потому и завожу этот разговор. Как ты думаешь, в чем твоя беда? Ты, как и любой человек, каждый раз начинаешь жить сначала. И теряешь то, что уже нажито твоим существом. Кроме скудного осознавания своей духовной принадлежности и сродства с каким-то племенем, вы, люди, ничего не берете из прожитых жизней. А сознание многих из вас столь ничтожно, что не вмещает и тени допустимости своего же внеземного бытия. – Он замолчал, глядя на бесконечные просторы последнего надземного неба.
– Ты стерт. Твой носитель плоти разрушен. И потому ты здесь, так далеко от той жизни. А ведь совсем недавно эта бесплотная оболочка вмещала в себя неподъемную тяжесть тела. А плотность его была такой сконцентрированной, что через него невозможно было пройти. Что в это трудно теперь поверить?
Брагода искал в себе слова, мудрые и достойные, для того, чтобы в их разговоре возник и второй берег. Но к своему великому огорчению, он осознавал себя младенцем с самомнением вместо познания и упрямством вместо покладистости.
– Пройдет время и все повториться, – продолжал Перун.
– Когда же наступит это время?
– Ты хочешь спросить, когда тебе идти на землю?
– Да.
– Когда остынет твоя нынешняя оболочка. Оболочка воина самая горячая, и потому, умирая на земле, воин поднимается на небо выше других смертных.
– А могу ли я сейчас вернуться на землю?
– Что за мысли! Ни один из живущих внизу, в плоти, еще не сумел взлететь сюда, не умерев там. И туда, вниз, тебя не пустит небо, поскольку ты просто легче воздуха. Однако, ты – берсерк, и не просто берсерк, а Волк из рода Оркса Бешеного. И потому, я ничему не удивлюсь… Но не делай этого, сынок. Я не смогу тебе объяснить, что может произойти и с тобой, и с мировым порядком, который мы создали с таким трудом. Поверь мне на слово. И что тебе за дело до земли?
– Нет, ничего. Всегда манит то, что непосильно.
– Да, пожалуй.
Перун хлопнул Брагоду по плечу.
– Ну, не кисни, воин! Видишь это великое поле? На другом его конце лежит страна сырых туманов. Полетай, порезвись, а то ты вернешься на землю чахлым и нежизнеспособным. Войдешь в какого-нибудь больного младенца, и потом он вырастет богобоязненным и смиренным занудой.
* * *
Брагода впервые для себя открыл, что пространство легче преодолевать влет, вытянувшись всем телом над поверхностью небесной тверди, чем просто волоча нижние конечности. Над полем ровным потоком струился ультрафиолет. Покатое плечо земной громады размыло небесами. Брагода был один. Один над всей этой безоглядной крышей мира. Один. Особый восторг одиночества опьянял его дух. Скоро, однако, одиночество Брагоды нарушили приближающиеся издали бестелесные тени небесных странников. Они шли очень плотно и напористо – так, словно хотели не пропустить Брагоду мимо. Если бы на пути воина оказались свои, то есть кто-то из могучей братии Вырия, Брагода пролетел бы через них, не причинив бы ни себе, ни преграде ни малейшего вреда. Но это… это были чужие. Да, воин почему-то осознавал, что это были чужие. Конечно же, они хотели его растворить в массе своих телес. Еще мгновение… Брагода метнулся вниз. От сильного удара его тело мучительно напряглось и задрожало. Казалось, оболочка сейчас разрушится. Какое-то чувство заставило Брагоду отскочить дальше еще прежде, чем он окончательно пришел в себя. Особенно пострадала рука. Однако, взглянув на нее, Брагода обнаружил чьи-то впившиеся в него пальцы.
– Какой милый малыш! И куда это ты направился так далеко один от Вырия?
Брагода попытался вырваться, но пальцы впились в него с новой силой.
«Где же ты, Волк? Где же твоя бешеная сила?» – заговорило сознание воина. Брагода тихо зверел.
– Что ты с ним возишься? Поглощай его скорее и летим дальше.
Непроглядно дымчатое лицо приблизилось к Брагоде вплотную. Внутреннее напряжение воина стало невыносимо. Оболочка заскрипела и сморщилась. Брагода вдруг почувствовал телесную тяжесть. Он начал проваливаться вниз.
– Эй, смотри, как меняется цвет его оболочек. Что это с ним?
Рев вырвался из груди Брагоды. Он разорвал свою внешнюю оболочку и стремительно рванул вверх. Темное существо, не сумевшее сразу отцепиться, беспомощно болталось в вихре воздушных струй. Брагода резко оборвал движение, перебросив чужого через себя. Темное тело, сдавленное ударом, распласталось в воздухе. Теперь уже Брагода прижимал чужого. Тот начал мало-помалу отходить. Воин с горечью осознавал, что он все-таки слабее, что все сейчас решает момент. Повторить то, что он уже сделал, у него не хватит сил. И потому Брагода сдавил противника так, как если бы это был его последний бой, В какой-то момент борьба застыла в равновесии сил. Брагода уже не чувствовал своих рук, тело начинало размякать… Первое, что пробралось в сознание Брагоды, были странные изменения, происшедшие с его противником. Он высветлел. Не весь, какими-то клочьями, и, кроме того, он стал ослабевшим и горячим. Брагода брезгливо оторвал руки от поверженного, чьи мрачные спутники были еще далеко внизу.
– Ты думаешь, что убил меня? – прохрипел темнолицый. – Нет. Сейчас сюда придут мои братья и… и… – Он задрожал всем телом, напрягся и вдруг исчез.
Брагода спускался вниз. Ярость доходила в нем до предела терпимости. Возможно, если бы его вел не дух, а сознание, он услышал бы в себе голос:
«Куда ты? Опомнись, ты только что чудом уцелел. Никто не назовет это трусостью, уходи.»
Но Брагода был задира, и он шел драться, а вернее – умирать. Демоны с молчаливым любопытством наблюдали его напористый шаг. Вдруг, сквозь глухую завесу злости, Брагоду обожгла мысль. «Демоны плотнее, им легче концентрироваться. Зато они менее подвижны, и при падении не могут избежать силы удара о стену времени, если двигаться не равномерно, а рывком.»
Брагода заставил раствориться в себе последний тяжелый сгусток энергии. Он уже сам почти растворился в блеклом эфире поля. Его рывок был внезапным. Демон, прихваченный Брагодой, от неожиданности не успел и вздрогнуть. На этот раз мрачные сотоварищи брагодовой жертвы, не мешкая, пустились вдогонку. Воин летел, не переводя духа. Он чувствовал, как наливается тяжестью упирающийся противник. Лететь становилось все труднее, порыв начал ослабевать. И тут Брагода резко повернул, встряхнув демона, потом еще раз и… прямо перед ними возникли преследователи, Брагода успел увернуться, выпустив из рук жертву. От сильного удара всех демонов разметало по полю.
«Странно, почему они не сливаются, не проходят друг через друга. Если их тела столь плотны, непонятно, как они могут удерживаться воздухом, – думал воин, собираясь с силами. – Концентрация! Ну, конечно же, концентрация. Перед ударом они заметили друг друга, и мгновенное напряжение их тел расшибло им лбы.» Брагода, сложив на груди руки, с нескрываемым удовольствием рассматривал распластанные тела. Его правая ладонь невольно коснулась торчащей рукояти Насара. «Всесвет великий! Так ты все это время был со мной?! И оставил меня на растерзание врагам? Хорош, нечего сказать. А меня-то еще прозвали в Вырии воином Насара! Нет теперь твое имя – нож Брагоды. Постой, о чем это я думал до этого? Ах, да, концентрация.»
* * *
Брагода снова летел в страну туманов. Летел спокойно, не восторгаясь ничем, но зная, что он – Волк, и что он действительно из рода Оркса Бешеного, и что слову Перуна можно верить.
В Стране туманов было холодно и сыро. Оболочка Брагоды начала остывать, и воину стало трудно двигаться. Однако мысль его здесь работала еще острее и напористей.
«Захоти я сейчас оказаться внизу, я смог бы это сделать. Смог бы. Почему? Потому, что я знаю, как это сделать. Концентрируясь, оболочка уплотняется, тяжелеет. Но этого недостаточно. Ты хоть тресни, а все равно воздух не пустит тебя вниз. Но если при этом замерзнуть, вот тогда плотность тела прорвется сквозь воздушную твердь. Да только к чему все это?! А что я знаю о той жизни? Только то, что она дала мне дорогу в Вырий? Но ведь там мой меч получил свое имя, и еще… там меня убили. Ценой смерти там обретают рай. А что говорил Перун? Ну да, возвращенные на землю ничего не помнят. И ведь я не помню того, что было со мной там. Есть ли внизу демоны? Конечно же есть, и сюда они, скорее всего, прорываются снизу. Иначе, как объяснить такую плотность их тел? Однако, если они нападают на нас в небе, почему мы не спускаемся для битвы на землю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9