Акерли мельком взглянул на ход работ и переговорил с бригадирами. Они стали подниматься на другую сторону гряды, где в ста ярдах над ними зиял черный запретный зев тоннеля.
– Не будем заходить в тоннель, – решил Акерли. – Я был там вчера, все было в порядке. А то опоздаем.
Когда тропа повернула от железной дороги к побережью, упали сумерки. Узкая тропинка террасировала склон горы, огибая ее и вновь подходя к железной дороге там, где кончался тоннель.
– В субботу пойдешь на хоккей? – спросил Акерли, шагая по тропинке.
Парри думал о своем, ему не хотелось говорить о хоккее. Справа от него вверх поднималась белесая скала, смутно светясь в сумерках, а слева склон уходил круто вниз, к подножию скал, где гарцевали белые лошадки пенных гребней и реяли чайки, оглашая воздух меланхоличными вскриками. Он едва слушал болтовню Акерли о том, что голкипер Редчерча напоминает дрессированного пуделя, что Бренда играет лучше, чем Молли, и что Уитнессу придется выйти из привычной спячки и изрядно попотеть, если они действительно надеются выиграть кубок. Ему все это было неинтересно, но он поддакивал в нужных местах, и Акерли вскоре переключился на свою излюбленную тему – покупки.
Они вновь вышли к железной дороге у того конца тоннеля, который выходил к Редчерчу. Здесь железнодорожная насыпь шла на протяжении нескольких сотен ярдов по узкому карнизу, выбитому в вертикальной скале. Еще полмили – и они добрались до Каннан-Каттинг. Одного взгляда на насыпь было достаточно, чтобы определить, что оползней больше не было. Они прошли к концу участка – туда, где начинался залив, залив Брауна. В этом месте работы были в самом разгаре. Пласты прибрежных илистых наносов были сняты и сдвинуты в сторону моря, здесь полным ходом шло строительство каменной дамбы, защищающей железную дорогу от волн. Именно здесь находился тот злополучный участок проходки, относительно которого возникли сомнения.
– Вот и твой участок для промера, – указал Акерли на незавершенную насыпь непосредственно перед ними в полосе прибоя. – Тут вполне можно принять ванну, если чуть зазеваешься. Начни вон с той отметки и двигайся в сторону Уитнесса. И не вымеряй все до дюйма. Ну, пока. Увидимся в Редчерче.
Впоследствии, когда Парри вспоминал об этом, в голове у него всплывали две детали – вроде бы малозначительные, но яркие. Первая – блеск перстня на руке у Акерли. Когда Акерли сказал «вот и твой участок для промера», он махнул левой рукой, и даже в сумерках Парри уловил отблеск камня в перстне. Акерли носил его на мизинце, и Парри видел его сотни раз. Это был перстень из чистого золота с небольшим рубином, очень простой, без оправы и узоров. Парри часто задавал себе вопрос, почему Акерли носит его, но никогда не спрашивал об этом. А сам Акерли, казалось, вовсе не замечал своего перстня.
Второе, что ему вспомнилось, – необычная живость и приподнятое настроение Акерли. Удаляясь, он шагал размашисто, ступая энергично и живо, силы играли в нем как в молодом жеребчике. Он насвистывал какую-то мелодию – что-то веселое и популярное, со свингом.
Парри пожелал доброй ночи десятнику участка, который как раз проходил мимо, и отправился к своей насыпи.
Глава 2
Трагедия
Проходка линии «Редчерч-Уитнесс» была крайне серьезным начинанием, она включала проведение ряда весьма трудоемких работ. Главная линия Южной железной дороги в этом районе проходила восточнее Лидмута, одного из наиболее важных водных узлов на южном побережье, и где-то посередине между Темплкомбом и Солзбури соединялась с линией «Экзетер-Ватерлоо».
Первые пятнадцать миль от Лидмута до Редчерча дорога шла по побережью, а у Редчерча отходила вглубь. Редчерч был небольшим местечком, но его предпочитали любители природы и тихих, не затронутых цивилизацией уголков.
Железнодорожная линия на Редчерч отличалась от прямой лондонской ветки, уходящей на восток по берегу через Уитнесс на Борнмут и Саутгемптон. Эта ветка была двухколейной на всем протяжении, за исключением одного перегона в три с половиной мили между Редчерчем и Уитнессом. Здесь стоимость прокладки второй колеи до последнего времени представлялась непомерно высокой.
Теперь строителям предстояла крайне сложная проходка и защита от моря. Кроме того, надо было проложить тоннель длиной в четверть мили и построить новый виадук. Стоимость работ оценивалась примерно в четверть миллиона фунтов стерлингов.
Три мили одноколейки являлись источником постоянных осложнений. Этот участок, словно затычка в бутылке, тормозил весь график движения поездов, вызывая бесконечные задержки и неприятности. И хотя для капиталовложений время было не самое подходящее, но конкуренция автобусных перевозок вынудила директоров компании действовать, и был подписан контракт на триста двадцать тысяч фунтов. Работы продолжались уже около года.
Когда Парри вернулся в инженерный домик, он совершенно выдохся. Он торопился как мог, чтобы выгадать время и успеть завершить работу. А кроме того, ему никак нельзя было опоздать на балластный состав, который перевозил щебень для засыпки строящейся ветки. Времени у него осталось в обрез, чтобы завершить расчет показателей и внести в ведомость. Парри обрадовался, увидев наконец ярко освещенные окна домика, сияющие в ночи словно путеводный маяк.
Он поторопился войти. Брэгг все еще возился с ведомостью.
– Ну как? – пробурчал Брэгг, не поднимая головы. – Что там с проходкой?
Парри бросил на письменный стол свою записную книжку.
– Я должен извиниться, Брэгг, это моя ошибка. Я еще раз сделал промеры, проверил каждую цифру и в конце концов обнаружил прокол. Мы с Полом измерили все правильно, но я ошибся, когда списывал цифры из записной книжки. Правильная цифра – триста двадцать семь, а я подумал, что это восемьсот двадцать семь.
– В таком случае расчеты Пола правильны?
– Да. Я не ищу повода для оправданий, но это все из-за того, что записная книжка промокла и цифры расплылись.
– Да ладно. Чего теперь говорить, я довел до конца твои расчеты.
– Брэгг, ты молодчина! Я так тебе обязан!
В ведомость была внесена завершающая цифра, Брэгг быстро подсчитал стоимость работы, добавил сумму к тому, что получилось, и подписал документ.
– Достань-ка оберточной бумаги, – попросил он, скатав документы в трубку и надев на них резинку.
Парри достал бумагу и бечевку, ведомость и сопутствующие бумаги были завернуты и завязаны.
– Ты куда-то собрался с Акерли? – спросил Брэгг.
– Да. На танцы.
– Что ж, у тебя будет время в Редчерче зайти на почту и отправить бумаги в офис. Я уже достаточно с ними повозился. Торопись, Парри. Нужно поворачиваться, иначе пропустим наш паровоз.
Парри кивнул. Минуту спустя оба уже шагали к воротам в ограждении подрядчиков, которые были специально устроены рядом с железнодорожным переездом. Они вышли как раз на боковую ветку, которая проходила сзади по двору.
– Хорошо, что я вспомнил про фонарик, – сказал Брэгг, и перед ними на земле заплясал кружок света.
– Не так уж и темно, – сказал Парри. – Думаю, нам все будет видно и без фонарика.
– Фонарик нужен, чтобы попасть ключом в замочную скважину, молодой Парри, – наставительно пробурчал Брэгг.
Они прошли ворота и подошли к путям. Как и сказал Парри, было довольно светло. Небо затянули облака, но над ними сияла луна, освещая все вокруг неярким светом. Хоть дождь давно прекратился, трава все еще была мокрая, везде стояли лужи. С моря доносился неясный гул – это волны перекатывали гальку по берегу и бились в камень у основания скал.
– Вот и он, – сказал Парри.
Со стороны станции показались огни, они потихоньку приближались, становясь ярче. Скоро перед ними выросла темная громада, в которой угадывался абрис подходящего паровоза. Брэгг помигал фонариком. С шумом сработали тормозные колодки, отошли и снова лязгнули, прижавшись к колесам. Движение замедлилось, и громада остановилась. Прямо против них оказалась чуть подсвеченная кабина. Оттуда выглянул кочегар с лампой-линейкой в руке и ветошью протер металлические поручни, идущие вдоль лесенки наверх. Затем, спустившись, он уступил место Брэггу и Парри, которые поднялись в кабину.
Машинист ждал их, положив руку на регулятор. Как только все были в кабине, он мягко отвел регулятор, затем потянул другую ручку, дав короткий свисток. Паровоз задрожал, движок начал работать и «зачухал». Дверца топки была открыта, и было видно, что каждый «чух» сопровождался вспышкой угля до белого каления, которая освещала кабину и всех, кто в ней находился.
Места здесь хватало. Брэгга, как наиболее почетного пассажира, усадили на место кочегара в правом углу. Парри стоял слева, за машинистом, из-за его плеча глядя в горящую топку. Они уже были на виадуке, и Парри казалось, что они движутся в пустоте. Слева ему был виден лишь залив – кабина оказалась выше ограждения виадука, и Парри не видел его. За окном в семидесяти футах под ним простиралось побережье и бушующие волны. Он ухватился за вертикальную стойку, которая поддерживала крышу кабины, чтобы при тряске от движка сохранять устойчивость. Чтобы освободить для этого руки, он положил упакованный рулон с ведомостью в ящик машиниста.
Машинист снова дал свисток, и откуда-то вырвалась струя пара, заполнившая кабину. У Парри заложило уши. Над ними возникли своды тоннеля, и шум во много раз усилился. Впечатление от прохождения тоннеля было очень сильным. Отсветы огня из приоткрытой дверки топки, раскалившейся добела от непрерывного нагрева, ложились на тендер и крышу кабины, которые в свою очередь бросали рефлексы на панель управления, высвечивая переплетение трубок и рукояток, приборов и шкал. Полированные металлические части отбрасывали неожиданные отблески.
В углу смутно виднелась фигура сидящего Брэгга. Рядом с ним неясной тенью маячила фигура кочегара, а Парри стоял за машинистом. Черные стены тоннеля по обеим сторонам между тендером и кабиной тоже переливались светом во время их движения, а над ними пар свивался в широкие клубящиеся кольца, образующие за паровозом подобие кильватерной струи.
Наконец Парри повернулся и посмотрел вперед, в окно кабины – по стеклу стекали струи воды с крыши. Сквозь стекло смутно виднелись две уходящие вперед дуги. Это были рельсы, по которым они двигались. Их полированная поверхность отражала свет, пронизывающий тоннель вплоть до выходного отверстия.
Машинист Блейк опять дал свисток, степы и своды Ушли назад, и они выехали из тоннеля.
Несколько сотен ярдов они двигались по карнизу, выбитому в скале. Далеко внизу метались пенные валы. Затем скала осталась позади. Еще несколько сотен ярдов – и они пересекли Каннан-Каттинг. Участок, который отправился осматривать Акерли, остался позади. Теперь пути шли вдоль моря в обход большой бухты – залива Брауна – к следующему мысу. Этот мыс, или коса Дауни, имел плавное, «тупое» окончание, и железная дорога, не срезая мыс и не забираясь в тоннель, плавно огибала его по берегу моря.
Когда они достигли этого участка, рельсы перед ними из-за большой кривизны пути резко поворачивали вправо и скрывались из виду. Из-за этого Парри и машинист Блейк видели лишь ближайший отрезок полотна. Никому в этот момент не пришло в голову особенно глазеть по сторонам. Кочегар энергично орудовал в топке длинной кочергой с крюком на конце, ворочая куски угля. Он старался забраться крюком поглубже, чтобы все загруженное топливо прогорело. В топке целый день горел огонь и образовалась окалина из шлака, препятствующая горению. Кочегар мастерски разбивал и разравнивал ее среди горящих кусков угля, чтобы завтра утром топку вновь можно было беспрепятственно разжечь. Брэгг, раскурив трубку, неотрывно наблюдал за кочегаром. Огонь заполыхал с новой силой – кочегар был доволен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39