А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Было так тихо, что до них донесся бы звук даже из-за холмов и вересковых пустошей Дорсета.
– Если она оставила записку, мы должны раздобыть ее, – повторил Хамфри.
Дверь в дом оставалась открытой. Юноша поставил канделябр на стол в холле, зажег свою свечу и бесшумно направился вверх по лестнице. Вскоре он спустился, неся в руках сапоги для верховой езды.
– В комнате Синтии нет ни ее, ни записки родителям или вам, сэр, – сообщил Хамфри. – Несомненно, девушка убежала в ужасе от причиненного ею вреда.
Он посмотрел на мистера Стаффорда, но без всякой угрозы. Катастрофа была слишком близка, чтобы тратить время на бессмысленный гнев.
– Она ведь предала своего возлюбленного. – Хамфри сел и, сбросив туфли, стал натягивать сапоги. – Как она могла допустить, чтобы мы узнали о том, что имя Карло Мануччи носит Робин Обри? Сколько людей знали об этом? Она, Робин, Уолсингем, а теперь еще мы трое. Но мы, получив эти сведения, знаем больше, чем следует честным англичанам!
Он встал.
– Заприте за мной дверь! А вы, мистер Стаффорд, не ложитесь, пока я не вернусь.
– Ты привезешь ее с собой назад? – спросил сэр Роберт.
– Должен сделать это, чтобы сохранить наши головы на плечах, – резко откликнулся Хамфри.
– Но она сейчас уже подъезжает к своему дому, – возразил мистер Стаффорд.
Хамфри обернулся к нему с усмешкой, исказившей его бледное лицо.
– По-вашему, она отправилась к себе домой? – осведомился он.
– А куда же еще? – удивленно переспросил Стаффорд.
– В Сидлинг-Корт, мистер Стаффорд, где сэр Френсис Уолсингем готовится к отъезду в Плимут.
Оставив отца и секретаря размышлять над его предположением, Хамфри вместе с конюхом поскакал по дороге в Серн-Аббас через вершину холма, как давным-давно скакал Джордж Обри, а год назад – его сын Робин. Но хотя он мчался, рискуя сломать шею, ему не удалось догнать Синтию Норрис. С высоты холма юноша устремил взгляд на долину, где находилась деревня. Повсюду было темно и тихо. Но в дальнем конце деревушки сквозь листву виднелись огоньки. Этой ночью в Сидлинг-Корте сэр Френсис не ложился спать. Хамфри Бэннет представил себе, как Синтия Норрис, измученная страхом и бешеной скачкой, рассказывает свою историю государственному секретарю.
– Они знают, что Карло Мануччи – это Робин, выполняющий ваше поручение в Испании! Вы не должны позволить им причинить ему вред! Сын не должен кончить свои дни, как отец! На коленях умоляю вас, сэр!
Хамфри Бэннет повернул лошадь. Ему оставалось только сидеть дома и ожидать, когда на него обрушится удар – точно между головой и плечами, как говорил мистер Стаффорд. Юноша провел рукой по затылку, словно чувствуя, как топор палача разрубает кожу, мускулы и позвоночник.
Немногим позже он ощутил дыхание утреннего ветерка и увидел, что усеянный звездами небосвод над его головой начал светлеть. В конце концов, не исключено, что Синтия, рассерженная уловкой Стаффорда, просто ускакала домой, а сэр Френсис не поздно засиделся, а рано встал. Возможно, еще удастся придумать что-либо, что спасет его дом.
Глава 24. В саду Эбботс-Гэп
Синтия и в самом деле отправилась не в Сидлинг-Корт, так как она ничего не знала о поездке сэра Френсиса Уолсингема в Плимут. Как справедливо предположил Хамфри, девушка умчалась, охваченная паникой и угрызениями совести. Она никогда не теряла веры в Робина, даже когда в прошлом году «Экспедиция» вернулась в Пул, а ее матросы рассказывали хвастливые истории о галеонах, сожженных в Кадисе, и испанцах, трусливо прячущихся за его стенами.
В тот день, когда большой корабль, украшенный лентами, словно дама, проплыв под всеми парусами между островом Браунси и песчаными отмелями, скользнул в узкий пролив, Синтия прискакала в Пул.
«Это Робин возвращается домой!»– взволнованно твердило ее сердце. Девушку не удивило, что «Экспедиция» прибыла одна. Очевидно, Робин, оставив в Ла-Манше свой флот, нагруженный сокровищами, поспешил назад. Она слышала всплеск тяжелого якоря и крики испуганных чаек, круживших над гаванью. Пустив лошадь в галоп, девушка достигла причала как раз в тот момент, когда матросы выскакивали на берег из шлюпок, но она не увидела среди них Робина.
С разбитым сердцем Синтия слушала их приветственные крики женам и возлюбленным. Они прибыли из Кадиса, а не из дальней Атлантики; их адмиралом был Дрейк, а не Робин.
– Испанское вино – лучшие духи для меня, малышка! – орал один из матросов в восторге от собственного остроумия. Слова этого человека, его радостное загорелое лицо, взгляд девушки, вцепившейся ему в руку, надолго запечатлелись в памяти Синтии.
Этот день был самым горьким в ее жизни, но несмотря ни на что она не утратила душевной бодрости и веры в возлюбленного. А теперь Синтия предала его глупым восклицанием, вырванным у нее хитростью Стаффорда.
«Он хотел узнать, кто такой Карло Мануччи, – думала девушка, – а я сообщила ему это!»
Синтия не знала, каким образом ей исправить собственную неосторожность, но твердо решила это узнать. Эта мысль пришла к ней в голову, когда мистер Стаффорд выскользнул из музыкальной комнаты, а ее пальцы продолжали машинально бегать по клавиатуре. Для того, чтобы осуществить свое намерение, ей нужно отправиться в Эбботс-Гэп. Если бы она могла посидеть час в комнате с окнами, выходящими на залив Уорбэрроу, где они с Робином обменялись последними словами и последним поцелуем! Если бы она могла побродить по розарию, где голуби суетились и чистили перья у большой голубятни! Если бы она могла посидеть на скамье на лужайке для игры в шары с тисовой оградой с одной стороны и высокой кирпичной стеной с другой! В одном из этих мест нужный ответ пришел бы ей в голову. Значит, нужно немедленно ехать в Эбботс-Гэп!
Синтия выскользнула из комнаты, где ее отец дремал в кресле, а мать мирно сидела над вышивкой, и быстро направилась к себе в спальню. Переодеваясь для верховой езды, она задумалась, оставить родителям записку или нет. Девушка не осмелилась это сделать. Тихий и отдаленный, но властный голос требовал от нее, чтобы она встретила утро в саду Эбботс-Гэп. Следовательно, нельзя допустить, чтобы ее задержали.
Девушка спустилась к черному ходу, отперла дверь я вышла из дома. Во дворе конюшни она набрала горсть гравия и бросила его в окно, чтобы разбудить грума. Он быстро оседлал для нее лошадь.
– Я поеду с вами, мисс Синтия, – предложил грум.
– Нет, – ответила девушка. – Я хорошо знаю дорогу, и мне не грозит никакая опасность.
Спокойная уверенность, звучавшая в ее голосе, удержала конюха от протестов. Он потихоньку отвел лошадь на газон и подержал стремя, пока Синтия садилась в седло.
– Не бойся за меня, Уильям, – мягко промолвила она, взявшись за повод рукой в перчатке.
– Вы едете домой, мисс? – спросил грум.
На момент девушка застыла, задержав дыхание. Затем она ответила с той же уверенностью:
– Да, домой.
Проехав легким галопом по траве, Синтия свернула на посыпанную гравием аллею. В этот момент сэр Роберт Бэннет и услышал стук копыт ее лошади.
Девушка скакала, соблюдая осторожность. Любая неувязка – ослабшая подпруга, споткнувшаяся кобыла – и терзавшая ее тревога может остаться с ней навсегда. Временами она останавливалась и прислушивалась, опасаясь преследования, но не слышала никаких угрожающих звуков. Проехав развилку, где дорога в Уинтерборн-Хайд отходила налево, Синтия перестала бояться погони, но ночью в буковом лесу было темным-темно и приходилось ехать еще более осторожно. Выехав на склон Пербек-Хиллз, она сразу почувствовала дующий в лицо прохладный ветер. Внизу нельзя было разглядеть ни речки, вьющейся между заливных лугов, ни расположенного на зеленом холме городка Уорема, ни находящегося вдали Пула. Ни в одном окне не блестел огонек, ни одна звезда не отражалась в водном потоке. Девушка помнила, что на вершине холма стоят массивные белые ворота, откуда крутая извилистая тропа спускается к Эбботс-Гэп. Чтобы найти эти ворота, ей понадобилось некоторое время, но, к счастью, они оказались открытыми. Где-то поблизости возвышался маяк, которому предстояло предупредить весь Дорсетшир о приближении армады. Синтия заметила его черный силуэт на фоне звездного неба. Она придержала кобылу, вспоминая, как Робин остановился на этом месте, когда они ехали вдвоем, и устремив взгляд на запад, в сторону Портленда, куда напряженно и жадно смотрел ее возлюбленный, видя, словно в магическом кристалле, воображаемые сцены. Какая-то суровая необходимость изменила его намерения и наложила печать на его уста, так что даже Синтия не знала, что Робин делает, где находится, жив он или сложил свою голову. Слезы выступили на ее глазах, из груди вырвался подавленный стон. На момент девушке показалось, что во всем мире нет никого более одинокого, чем она, стоящая в эту холодную и темную ночь на вершине холма. Но, увидев пляшущие огоньки корабля, огибающего Портленд и плывущего на восток с приливом, Синтия упрекнула себя за трусливость и малодушие. Кто знает, что Робин не стоит сейчас на борту этого судна, напряженно устремив взгляд на землю, как она – в море?
Спустившись ниже, Синтия спешилась и повела лошадь за собой, так как тропа изобиловала внезапными поворотами, канавами, рытвинами и камнями, попадающимися под копыта. Еще через некоторое время она уже звонила в большой колокол у сторожки Эбботс-Гэп.
На звон ответили с удивительной быстротой. Эхо колокола еще раздавалось над домом, когда послышались быстрые шаги, засовы отодвинулись, и дверь открыл Дэккум, державший над головой фонарь.
– Мастер Робин! – обрадованно воскликнул он. – Неужели это вы вернулись в такой час, когда все разумные люди давно спят? – Послышался не то смешок, не то рыдание. – Входите скорей – я позабочусь о лошади!..
Внезапно слуга умолк. Синтию в камзоле и высоких сапогах можно было принять за мужчину, но ростом она заметно уступала Робину Обри. Дэккум с явным разочарованием опустил фонарь, затем снова поднял его и шагнул вперед.
– Это вы, мисс Синтия?
Огорчение не оставило в нем места для удивления, что девушка явилась в столь неподобающее время. Главное, что это был не Робин Обри, а остальное уже не имело значения. Все же хрупкая фигурка, измученное лицо и запыленная одежда девушки, освещенные фонарем, могли вызвать жалость у кого угодно.
– Да, это я, Дэккум, – тихо ответила Синтия.
Последовал вопрос, который слуга с трудом осмелился задать:
– Вы привезли новости, мисс?
– Нет, я хочу узнать их.
Дэккум, наконец, подметил горестно поникшие плечи девушки и нотки отчаяния в ее голосе.
– Возьмите фонарь, мисс, и пойдемте в дом. Дверь открыта, а в холле горит камин, – сказал он более тепло. Взяв под уздцы лошадь Синтии, он повел ее к конюшням.
Держа фонарь, девушка прошла через сторожку во двор. Небо на востоке светлело, и высокая веранда с занавешенными окнами и резными башенками четко вырисовывалась среди бледнеющих звезд. Разочарование Дэккума не осталось незамеченным Синтией. Сквозь окна веранды и холла были заметны отблески пламени в камине, подобно огням гавани, зажженным, чтобы приветствовать Робина, словно его возвращения ожидали. Оставив фонарь на парапете внизу каменной лестницы, девушка вошла в холл. Огонь в камине согревал ее лицо и руки, ноги и вовсе не замерзли, так как она шла пешком последние, самые трудные мили. Хотя Синтия проходила по дому только один раз, экономка требовала от нее восхищения каждым уголком, и потому она хорошо помнила расположение.
«В это мартовское утро в розарии позади дома еще нет ни зелени, ни цветов, – подумала девушка. – Если я пойду туда, то разбужу голубей в большой голубятне раньше положенного времени. Дверь слева от меня ведет в столовую, а оттуда есть выход на лужайку для игры в шары, между высокой кирпичной стеной и еще более высокой тисовой оградой».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37