— Мне пришлось там проводить расследование, которое было слишком банально для того, чтобы Ватсон удостоил его включением в свои хроники. К сожалению, значительная часть моей деятельности носит именно такой характер. Ложное впечатление о моей работе создается потому, что Ватсон для своих записок, потакая вкусам читателя — как он утверждает, — отбирает самые сенсационные или наиболее странные случаи, — сказал Холмс, хитро улыбаясь. — Однако, сэр Дейвид, час уже поздний, а это был очень длинный для нас день. Я должен возвратиться на Бейкер-стрит.
— При первой же возможности кабинет министров будет поставлен в известность о том, что вы свершили, — пообещал сэр Дейвид. — Достойно лишь сожаления, что это никогда не послужит предметом публичной признательности.
— Оставим эту честь политикам, — ответствовал Холмс. — В таких делах я предпочитаю оставаться в тени.
ЛЕГЕНДА ОБ ОГНЕННОЙ ВЕДЬМЕ
В следующем марте ближе к концу месяца я заглянул на Бейкер-стрит и застал Холмса за довольно поздним завтраком. Вся его корреспонденция валялась на полу — это указывало на то, что письма были от различных чудаков, которые частенько докучали моему другу. Но одно из писем, очевидно, удостоилось его внимания.
— Доброе утро, Ватсон. Вы помните нашу встречу с Седериком Брейтуейтом в «Башеллз» в прошлом году?
— Очень четко. Означает ли ваш вопрос то, что вы получили от него известие?
— Да. Письмо, и прелюбопытнейшее. Впрочем, взгляните сами.
Я взял записку, а Холмс подошел к книжной полке. Пока я читал, он пролистал несколько томов. Обратный адрес: «Милдред-холл, Эт-туотер, вблизи Кендала» был напечатан в верхней части листа. Письмо было датировано вчерашним днем и гласило:
«Дорогой мистер Холмс, это послание будет отправлено до того, как я сяду в утренний поезд, идущий в Лондон. Я намерен остановиться на ночь в «Башеллз». Молю Вас найти возможность повидаться со мной следующим утром с тем, чтобы я смог изложить Вам чрезвычайно серьезное дело. Представляется, что моя жизнь может находиться в опасности, кроме того, я опасаюсь и за сестру. Самое невероятное во всей истории то, что она, по-видимому, связана с фамильной легендой об Огненной ведьме Эттуотера. Я сожалею, что вынужден в нарушение правил хорошего тона обращаться к Вам с просьбой лишь на основе короткой встречи при содействии сэра Дейвида Дигби. Но умоляю, поверьте, я просто в отчаянии, ибо не знаю, что предпринять.
Седерик Брейтуейт».
Я кончил читать, взглянул на Холмса и спросил:
— И что вы думаете по этому поводу?
Холмс не ответил, продолжая изучать одну из своих книг. Он перевернул страницу, прочитал еще немного, затем резко захлопнул том и вернул его на полку.
— Нам известно, Ватсон, что представляет из себя этот человек, — сказал Холмс. — Ясно, что большинство проблем он способен решить самостоятельно. Он не стал бы обращаться ко мне за помощью по пустякам. Взволнованный тон письма свидетельствует о серьезности дела. Это семейное предание, по правде говоря, меня сильно заинтриговало.
— Мне казалось, что вы всегда были склонны рассматривать легенды всего лишь как продукт воображения, — заметил я.
— Они и являются таковыми, — ответил он. — Но за сказочной паутиной, обволакивающей их, обязательно скрыто зерно истины. Однако в моих книгах эта легенда не упоминается, и меня весьма интересует, что может стоять за словосочетанием «Огненная ведьма».
— Наверное, оно говорит о том, как ведьма умерла? — предположил я.
— Думаю, что нет. Хотя колдовство считалось ересью в Шотландии и на континенте, в Англии предание смерти огнем являлось преступлением, виновные в котором приговаривались к повешению.
— Тогда она, вероятно, каким-то иным образом имела отношение к огню.
— Возможно. Однако дверной колокольчик говорит о том, что наш испуганный визитер прибыл и вскоре мы услышим разъяснение непосредственно из его уст.
Через несколько мгновений Брейтуейт вошел в комнату. В нем осталось очень мало от того человека, которого я встречал раньше. Он явно пребывал в растерянности и не мог скрыть нервозности. Но больше всего меня потрясли несколько глубоких, слегка зарубцевавшихся царапин на обеих щеках посетителя.
— Мистер Холмс, слава Богу, вы дома! — воскликнул он и, спотыкаясь, двинулся вперед. Холмс вскочил для того, чтобы поддержать гостя и не дать ему упасть.
— Сюда, пожалуйста. — Он провел Брейтуейта к креслу. — Ватсон, бренди!
Я наполнил бокал и передал в трясущиеся руки посетителя. Бокал был опустошен одним глотком. Меня просто потрясло то, что уверенная в себе, яркая личность, с которой я познакомился в прошлом году, оказалась низведенной до столь жалкого состояния. Холмс сел напротив Брейтуейта и стал ждать, когда тот хоть немного совладает со своими нервами.
— Я так и предполагал, что дело весьма серьезное, — начал после паузы мой друг. — Но, кажется, все же не до конца оценил всей степени опасности. Пожалуйста, расскажите, как только сможете, все, что произошло.
— Спасибо за бренди, — сказал Брейтуейт, — но я, право, не знаю, с чего начать. С того момента, как я оставил Милдред-холл, меня преследует страх, что в мое отсутствие там опять может случиться нечто ужасное.
— Прошу, постарайтесь успокоиться, — твердо сказал Холмс. — Поскольку недавние события повергли вас в такое состояние, я бы предложил, чтобы вы начали с упомянутой в письме легеды. Ясно, что изложенные в ней вещи происходили в далеком прошлом, и вам будет легче говорить о них.
— Да, конечно. — Наш посетитель, видимо, предпринимал усилия для того, чтобы вернуться к своей обычной манере поведения. — Легенда об Огненной ведьме Эттуотера мало известна за пределами нашей части Вестморлэнда. Она восходит ко временам моего предка Томаса Брейтуейта, заложившего в шестнадцатом столетии фундамент Милдред-холла. В округе обитала женщина, имевшая репутацию ведьмы. Ее звали Маргарэт Сеймур. В наш просвещенный рациональный век кажется нелепым, что люди могли верить в такие вещи, но в те времена предрассудки обладали огромной силой. Вы, наверное, знакомы с блестящим исследованием мистера Харрисона Ейнсуорта о ведьмах Ланкашира и знаете о событиях, которые произошла в то время рядом с границей графства неподалеку от моего дома?
— Я слышал об этой книге, но она не относится к интересующим меня сочинениям, — заметил Холмс. — Однако, прошу вас, продолжайте.
— Осенью 1548 года Маргарэт Сеймур явилась в Милдред-холл, умоляя накормить ее, — сказал Брейтуейт. — Она была грубо изгнана. Позже ее видели собирающей травы в зарослях неподалеку от Холла. Вскоре у дочери Томаса началась лихорадка, и эта женщина Сеймур начала хвастать, что она напустила болезнь на девицу. Утверждали, что Маргарэт могла принимать облик странной птицы — обстоятельство весьма важное для понимания последующих событий. Томас потребовал, чтобы женщину доставили к нему. Вначале она отрицала свою вину, но перед лицом свидетелей, слышавших ее слова, нагло призналась в колдовстве. Сеймур предстала перед выездной сессией суда в Ланкашире. Современники свидетельствуют о том, что пребывание в заключении лишило ее рассудка и при допросе на суде она бессвязно лопотала. Маргарэт Сеймур была признана виновной и приговорена к смерти через повешение.
Тем временем все попытки излечить дочь ни к чему не приводили. В ночь перед казнью Томас посетил Сеймур в ее камере и умолял снять заклятье. Его сопровождал священник, который записал все события.
С этими словами Брейтуейт извлек из кармана листок бумаги.
— Это скопировано с оригинальной записи, хотя наиболее устаревшая лексика несколько модернизирована.
Холмс просмотрел запись и затем передал ее мне. Он попросил Брейтуейта прервать на время свое повествование. Я приступил к чтению.
«По просьбе Томаса Брейтуейта, джентльмена, я сопровождал его в тюрьму Ланкастера для встречи с приговоренной к смерти ведьмой Маргарэт Сеймур с целью убедить ее снять заклятье с находящейся на пороге смерти дочери Томаса Джейн.
Женщина лежала в углу на куче соломы, но мы ясно могли видеть печать дьявола на ее подбородке — большую поросшую волосами выпуклость. Ведьма хранила молчание, в то время как Томас Брейтуейт умолял ее пощадить невинное дитя. Я со своей стороны повелел ведьме отринуть дьявола и его дела для того, чтобы спасти свою бессмертную душу, но все наши слова пропали втуне. Затем Томас Брейтуейт впал в великий гнев: он воскликнул, что его месть настигнет Сеймур и в преисподней. Перед лицом такого святотатства я призвал к милости Господней и попытался увести его прочь. В этот момент она плюнула ему в лицо. Однако на щеке Томаса оказалась не слюна, а кровь ведьмы. Пока я тащил его из камеры, женщина заговорила, совершая руками странные пассы, которые вселили ужас в мое сердце. Она выкрикнула:
Птица примчится, присядет она;
Яростью жаркой та птица полна.
Выдох ее — огня круговерть,
Бойся, на крылах несет она смерть!
После этого гнев Томаса Брейтуейта неизмеримо вырос. Он вырвался из моих рук и прокричал женщине, что предаст ее огню. Лишь с большими трудностями я сумел вывести его из камеры».
Я вернул любопытный документ Брейтуейту.
— О том, что произошло позже, рассказывают следующее, — продолжил он. — Наутро после визита Маргарэт Сеймур повели на казнь. Но в тот момент, когда она всходила на эшафот, появился Томас с группой слуг и похитил ее. Ведьму доставили в его поместье и заперли в амбаре. Затем его подожгли. В тот самый момент, когда прекратился вопль женщины, из пламени вылетела птица огромных размеров. Той же ночью чудовище появилось вновь и село на крышу Милдред-холла. Тотчас дочь Томаса закричала, что она вся пылает огнем. Через несколько минут девушка умерла. Птица исчезла. Так воплотилось проклятье Огненной ведьмы Эттуотера.
Когда наш посетитель закончил свой необычный рассказ, Холмс наклонился вперед, очень внимательно взглянул на Брейтуейта и произнес:
— Весьма мелодраматичная история. Но человек с развитым, подобно вашему, интеллектом, видимо, должен воспринимать ее всего лишь как исторический курьез, помноженный на романтизированное воображение. Полагаю, что вас ко мне привели совсем иные события.
Брейтуейт с отчаянием посмотрел на моего друга.
— Совершенно иные и очень, очень тревожные события, мистер Холмс… Я знаком с этой легендой с детства и никогда не был склонен относиться к ней серьезно. Но сейчас…
Наш гость пожал плечами, а глаза его вновь стали утрачивать осмысленное выражение. Холмс взглядом показал мне, чтобы я налил еще бренди, что я и сделал. Вошла миссис Хадсон и сообщила, что у дверей находится посыльный из «Башеллз» со срочным известием для нашего посетителя. Холмс попросил миссис Хадсон проводить посыльного наверх. Это оказался, по всей видимости, отставной военный, которому весьма шла серо-голубая униформа клубных служителей.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он, — но мистер Симпсон, секретарь клуба, расписываясь за эту телеграмму, решил, что она должна быть доставлена мистеру Брейтуейту безо всякого промедления. Он упомянул о том, что вы находитесь здесь, сэр.
— Благодарю вас, добрый человек. — Холмс взял телеграмму и дал посыльному шестипенсовик. Тот откозырял и вышел. Мой друг вручил послание Брейтуейту, который вскрыл ее и, прочитав, вскочил на ноги с криком:
— Боже мой! Элеонор!
Прежде чем мы успели пошевелиться, он пулей вылетел из комнаты. До нас донесся звук его шагов на ступенях лестницы и удар входной двери. Мы бросились к окну и успели увидеть, как он отчаянными призывами остановил кеб и прыгнул в него.
— Нам надо срочно бежать за ним! — выпалил я.
— Нет никакой необходимости торопиться, — спокойно сказал Холмс. — Ближайший поезд на Вестморлэнд отойдет лишь во второй половине дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34