А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

И тогда, если эта ложь может как-то облегчить твое положение, ты соглашаешься врать.
– Так в чем твоя ложь, Тор? Выкладывай побыстрее.
– Ты не мой сын, Джо. Почти год я думал, что это так. Я дал тебе имя, кормил тебя из бутылочки, менял пеленки, тратил на тебя много денег. Заботился о тебе, словно ты был моей частичкой. Но оказалось, что это не так.
Мне показалось, что я стремительно падаю в лифте – душная и тесная кабина уносит меня в темноту. И навстречу летел человеческий крик – голос был мой и вроде не мой.
Я опять услышал, как Тор отпил из бутылки. Когда он продолжил, до меня с трудом доходили его слова – так быстро я летел вниз.
– Так вот, – проговорил он, – думаю, ты должен это знать. Вот и все. – И он повесил трубку.
Я нажал на «звездочку-69», но его линия не отвечала.
Скорость, только скорость могла вернуть мне покой. Я опустил все стекла и пришпорил триста пятьдесят лошадей моего «мустанга», которые понесли меня по шоссе в сторону Санта-Аны.
«Ты не мой сын, Джо».
Постепенно я успокоился и пустил механического скакуна нормальной рысью, направляясь на станцию компании «Амтрек» в Санта-Ане. Сердце перестало колотиться в груди, и я старался удержаться в своей «точке спокойствия». Мысленно я представлял дерево, орла и холмы на горизонте, но заставить себя взобраться на ветку мне так и не удалось.
Добравшись до станции, я припарковал машину и осмотрелся вокруг в поисках каких-нибудь гостиниц или мотелей. Ничего. В пяти кварталах от вокзала я наконец обнаружил сдающиеся в аренду комнаты и рядом офис для регистрации с табличкой на дверях «Палома». Всегда спокойный клерк за конторкой прикинул в уме, нет ли у них кого-нибудь, похожего по описанию на Тора, но – увы, и через десять минут я уже покидал станцию.
Мотель «Фернандес», гостиница «Супериор», номера на Четвертой улице, даже ночлежный дом. Никаких следов. Постепенно круг поисков расширялся: мотель «Оук», гостиницы «Сэддлбэк» и «Сиеста». За окошком регистрации в отеле «Ранчо» сидела молодая индианка, у которой при моем виде округлились глаза. Она отвела взгляд в сторону, на прикрепленную цепочкой шариковую ручку. Я описал ей Тора Свендсона.
– Двенадцатый номер, – промолвила женщина, не отрывая глаз от ручки. – Можете воспользоваться телефоном у вас за спиной.
– Я лучше зайду. Спасибо.
Комната номер двенадцать располагалась в дальнем углу на первом этаже, справа от вестибюля. Вокруг ламп в коридоре роилась мошкара. В девятой комнате громко орал телевизор. Остановившись напротив двери, окрашенной в бирюзовый цвет, я постучал.
Тишина. Никакого движения и звуков с той стороны. Я снова постучал.
– Кто там?
– Джо.
– Секунду.
Я услышал, как снимают цепочку и открывают замок. Когда дверь распахнулась, передо мной стоял Тор. На его бледном лице с голубыми глазами застыла все та же невеселая улыбка. Те же белые волосы и белая борода, мешковатые джинсы и замызганная футболка, обтягивающая живот. Босые белые ноги.
– Как ты меня отыскал?
– Приехал на машине. Я войду?
Он отступил в сторону, пропуская меня в слабо освещенную комнату. Телевизор был включен, но без звука. В воздухе висел запах сигарет, алкоголя и жареной картошки. Кухня, объединенная со спальней. Дверь в ванную была прикрыта. Тор плюхнулся на стул в углу напротив телевизора. На ночном столике стояла полупустая бутылка дешевой водки из универсама и упаковка апельсинового сока.
– Я собирался сказать тебе это еще в прошлый раз, – сказал Тор. – Но для меня очень важно было получить прощение. И я побоялся переборщить.
– Откуда тебе известно, что я не твой сын?
– Во-первых, у меня всегда были подозрения на этот счет. А потом я проверил календарь. После чего поколотил ее, и она призналась.
– Так чей же я?
– Она не знала. Такие женщины это не запоминают. Когда я сидел в тюрьме в ожидании суда, она предложила мне денег, только чтобы я не говорил, почему это сделал. И подтвердил, что ты мой сын, а совершил это в помешательстве, В общем, я согласился взять откупные. Но решил не спешить с заявлением, чтобы иметь возможность постоянно тянуть с нее деньги за это. Следователям я ничего так и не сказал. Но у всех сложилось впечатление, что я плеснул кислотой в собственного сына, и все настроились против меня. Я сразу это понял, когда зачитали обвинение. На суде меня поместили в специальную клетку – отличная штука, должен сказать, – откуда я даже давал интервью. Черт возьми, я был тогда знаменитостью. И тогда же решил держаться линии, что сделал это по наущению Бога, что, дескать, он мне подсказал. И что ты мой сын. Как Исаак у Авраама. У него была такая же белая борода, как у меня. Я много раз читал и перечитывал эту историю, стараясь поверить.
– Поверить во что?
– Что человек во имя Бога может убить собственного сына. Хотя знаю, что это можно сделать и по другим причинам.
– Например, если узнаешь, что ребенок не твой?
Он посмотрел на меня своими невинно-голубыми глазами. На этот раз без улыбки.
– Может быть. Я никого не убивал, Джо. Даже тебя. Я плеснул этой кислотой, чтобы досадить ей. Я был пьян и взбешен. Я ничего не имел лично против тебя. Ты должен это понять. Просто чтобы сделать этой суке больнее. Отомстить ей за то, как она обошлась со мной. Я не утверждаю, что поступил правильно, но в жизни есть вещи, Джо, которые мужчина простить не может.
Его последние слова будто повисли в воздухе, и вместе с ними комнату заполнило что-то еще. Взглянув на бутылку, Тор сделал затяжной глоток и запил соком.
– И ты рассчитываешь на мое прощение?
Он поднял на меня глаза – сплошная голубая невинность. Натужная улыбка, борода, как у Санта-Клауса.
– Ты уже простил меня. Забыл? Мы это уже проехали. Забудем все и начнем сначала. Послушай, отхлебни. Для универсама это неплохая водка.
– Где она сейчас?
– Шарлотта? Я не видел ее уже лет двадцать. Даже по телефону не говорил. Разве что деньги получал. Она всегда присылала вовремя. Держу пари, что она давно покончила с прошлым, сменила имя и вышла замуж за банкира.
– Сколько? И как долго?
Тор посмотрел мимо меня, словно пытаясь припомнить. Если бы его сейчас сфотографировать и показать кому-нибудь снимок, то можно подумать, что перед вами добродушный весельчак. Если не считать мешков под глазами и выцветшей потной кожи.
– По тысяче баксов уже в течение двадцати трех лет. Всего получается двести семьдесят шесть тысяч. И еще пять тысяч авансом. Но я уже все потратил.
– Но все эти годы ты с ней так ни разу и не говорил, даже по телефону?
– Может, пару раз она и звонила. Но ничего не говорила, а лишь молчала в трубку. На денежных переводах никогда не было обратного адреса. Так что не утруждай себя расспросами.
– А как она узнавала, куда посылать деньги?
– Адрес всегда один и тот же – мой почтовый ящик в Сиэтле.
– Где она жила последний раз, как ты ее видел?
– Там, где все это и случилось, – в Лейк-Эльсинор, в округе Риверсайд. Но уже много лет назад один парень в тюрьме рассказывал, что она перебралась в Лос-Анджелес. Не знаю, правда ли это.
– Какие марки были на конвертах?
– Из Сан-Диего.
– Все это время? На протяжении двадцати трех лет?
– Ага. А что такого?
– У тебя не сохранилось хотя бы одного конверта?
– Я храню только деньги.
Тор снова приложился к бутылке, сделав длинный глоток и опять запив соком.
– Выпьешь, Джо?
– Когда ты получил последний перевод?
– Три недели назад. Они всегда приходят по первым числам.
– Какими банкнотами?
– Десять сотенных. Уже пользованных, не новых.
– На что ты их тратил?
– Платил за квартиру. Потом – водка, пару-тройку раз на девочек. В общем, на жизнь, сам понимаешь.
Я окинул взглядом его самого, комнату, бутылку и безмолвный телевизор.
– Да. Тебе надо жить.
– Я думал, ты хотел сказать, что мне не стоит жить, и убьешь меня, как когда-то грозился.
– Времена меняются.
– Я этого не заметил.
Казалось, Тор о чем-то размышляет. Сделав еще глоток, он со стуком поставил бутылку на столик.
– Так ты хочешь с ней встретиться?
– Именно так.
– Полагаю, что если бы ты решил пристрелить меня, тебе достаточно было вытащить пистолет из-за спины и нажать курок.
– Нет, я сломал бы тебе шею.
Продолжая натянуто улыбаться, Тор отвел взгляд в сторону. Его широко открытые голубые глаза были абсолютно пусты.
Я сделал шаг вперед и взял его обеими руками за голову. Со стороны это выглядело так, словно один человек заглядывает в глаза другого, чтобы сообщить ему что-то очень искреннее. Но я крепко держал голову руками, собираясь повернуть ее, и прикидывал, насколько сильным будет сопротивление со стороны хозяина. Поворот головы всегда смертелен, поскольку клиенту трудно угадать, в каком направлении и в какой момент ты это сделаешь. И похоже, Тор все это понимал. Я приблизил свое лицо вплотную к нему. Чувствовался крепкий запах водки и кисловатый привкус апельсинового сока.
– Это все правда? – спросил я его.
– О, абсолютно. У меня нет причин врать тебе.
– Приятно было узнать, что я не твой сын. Значит, у меня есть шанс стать человеком.
– Ты так думаешь? – прошептал он. – Но ведь я не настолько плох.
* * *
Вернувшись домой, я зашел в кухню и, не включая света, решил поразмышлять. Сквозь щели в жалюзи в дом проникал мягкий лунный свет. Дважды за полмесяца я лишился обоих своих отцов и тяжело переживал случившееся. Во мне бурлили эмоции, и я ощущал их всей кожей. Но снаружи все словно застыло и омертвело – мне явно было необходимо совершить обряд крещения. Но все, что у меня было под рукой, – это ванна.
Позвонила Джун, но я ответил ей, что не могу с ней долго разговаривать, потому что жду важного звонка. Я изо всех сил старался быть вежливым, но, по-видимому, мне это плохо удалось. Когда Джун положила трубку, я понял, что расстроил ее, и сердце у меня забилось не так ровно, как хотелось бы. Я подумал: неужели любовь и вправду всегда так иррациональна или это касается только меня с моим поздним опытом?
Я чувствовал себя заброшенным и одиноким. Выходит, Тор был нужен мне больше, чем я считал до сих пор. Он был моим Люцифером, и на моей душе всегда будет лежать печать царства тьмы. Мне был нужен и Уилл – это был мой луч света. Теперь же, когда по разным причинам я лишился обоих, мое прошлое превратилось в вымысел. А когда теряешь свое прошлое, его место занимает чудовищная пустота. Когда основание, которое ты возводил с таким трудом, на твоих глазах рушится, рассыпается, превращаясь в ничто.
С прыгающим от волнения сердцем я перезвонил Джун и объяснил ей то, что должен был объяснить. Про Тора и Шарлотту. Про откровения этого пьяницы. Как он хотел насолить Шарлотте. О тысяче баксов, которые он получал ежемесячно на протяжении двадцати трех лет за молчание по поводу своего отцовства. И наконец, о марках со штемпелем Сан-Диего.
– Ты теперь совсем другой, – проговорила Джун. – Ты свободен. И кстати, я люблю тебя. Я поняла это в первую минуту после нашего интервью.
– Я тоже люблю тебя. А понял это, когда ты прыгнула за мной в бухту.
* * *
Час спустя зазвонил телефон – но не домашний, а мой сотовый.
– Джо слушает.
– Приготовь деньги. И не занимай этот телефон. Если я почувствую хоть что-нибудь подозрительное даже за тысячу миль, то убью ее. И если учую там даже легкий запашок ФБР, тоже убью ее. Если мне не понравится твой тон, я убью ее.
– Не убивай ее. Лучше стань миллионером.
Он повесил трубку.
Выключив «мобильник», я положил его на стол и позвонил его отцу с домашнего телефона.
Глава 22
Я стоял в ожидании Джека Блейзека у входа в бухту Ныряльщиков на Лагуна-Бич. Была половина первого ночи. Небо ясное, и сквозь листву деревьев мерцал"и белые звезды. В ночном воздухе витали запахи морской воды, эвкалиптов и жасмина.
Блейзек опоздал минут на пять. Он показал мне чемодан, лежавший в багажнике его новенького «ягуара».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56