.. Я уж и сама не знаю, что делаю...
– Да вы присядьте, – сказала Делла Стрит.
– Нет, нет, меня уволят. Я не имею права сидеть с покупателями. Я...
Мейсон увидел, что ее лицо подергивается от волнения и слезы тоненькими струйками стекают по щекам, оставляя полоски на гриме.
– Ну, вот что, – сказал он. – Садитесь.
Он поднялся, подал стул девушке, и, чуть поколебавшись, она пододвинула стул так, чтобы можно было присесть на него, держа поднос на коленях.
– А теперь, – сказал Мейсон, – вам нужно выпить рюмку бренди и...
– Нет, нет, пожалуйста. Я не могу. Пить с покупателями нам не разрешают.
– Да что у вас случилось? – спросил Мейсон. – Неприятности на работе?
– Нет, нет. С работой все в порядке. Это чисто личное, и вообще давнишняя история. Но временами вдруг подступит к сердцу... – Она запнулась и, повернувшись к Делле, с надрывом заговорила: – Ваш муж не поймет, зато вы сможете понять. Вы женщина, и вам знакомо чувство матери к ребенку.
– А что с вашим ребенком? – спросил Мейсон.
Она покачала головой.
– Как глупо, что я навязываюсь к вам со своими делами. Будьте добры, сделайте вид, будто что-то выбираете на моем подносе. Наш шеф может рассердиться.
Делла Стрит начала перебирать уложенные на подносе мелкие сувениры и безделушки.
– Продолжайте, – сказал Мейсон.
– Вообще-то нечего рассказывать. В конце концов, все не так уж плохо. Наверное, мой ребенок в хороших руках. Мне только хотелось бы знать. Ой, как хотелось бы...
– Что знать? – спросил Мейсон.
– Где моя дочка. Видите ли, все это очень сложно и запутанно. Я... во мне есть примесь японской крови.
– Да что вы?
– Правда. Вы, может, не заметили этого, но если внимательно поглядеть, видите, какие у меня глаза и скулы.
Мейсон пристально всмотрелся в ее лицо, потом кивнул и сказал:
– Да, вижу. Я сразу подумал, что в вас есть что-то экзотическое. Теперь я понял, в чем дело. У вас явно восточный тип лица.
– У меня ведь только небольшая примесь японской крови, – сказала девушка. – А вообще-то я американка. Такая же, как и все остальные. Но люди, знаете, как относятся к этому? Для большинства я – японка, и весь разговор. Отверженная, чужая...
– Ну, а что с вашим ребенком? – спросил Мейсон.
– У меня есть дочка.
– Вы замужем?
– Нет.
– Продолжайте.
– Ну вот. У меня есть ребенок, а отец ребенка украл у меня мою дочь. Он продал ее. Когда я узнала, что какие-то чужие люди хотят удочерить мою девочку, я была вне себя. Чего я только ни делала, стараясь выяснить, что же это происходит и как мне быть, но ничего не смогла сделать.
– А тот человек, который похитил вашу дочь, и в самом деле ее отец? спросил Мейсон.
Девушка на мгновение замялась, опустила глаза, потом подняла их и взглянула прямо к лицо Мейсону.
– Нет, – призналась она. – Ее отец умер.
– Почему же вы не пытаетесь разыскать вашу дочь? – спросила Делла Стрит.
– А что я могу сделать? Разве станет кто помогать японке, да еще если у нее денег ни гроша? А у меня ничего нет. Я даже не знаю, где моя девочка, но я уверена, кто-то ее удочерил. Тот человек, который выдал себя за отца и подписал все бумаги, исчез.
– Сколько лет вашей девочке? – спросил Мейсон.
– Сейчас ей бы исполнилось четыре года. Она была совсем крошкой, когда...
Питер, метрдотель, оглядывая зал, вдруг заметил девушку с сигаретами.
– Продавщица сигарет, пройдите-ка сюда! – крикнул он. – Сию же минуту!
– Ох, – сказала девушка, – зря я разговорилась с вами. Питер сердится.
Из треугольного выреза платья она вытащила носовой платок, такой крошечный, что, казалось, им нельзя прикрыть даже почтовую марку, поспешно вытерла глаза и припудрила лицо.
– Продавщица сигарет! – вторично позвал Питер. Его голос звучал резко и нетерпеливо.
Несмело улыбнувшись Делле Стрит, девушка дотронулась до руки Мейсона и, слегка сжав ее, сказала:
– Мне сейчас здорово влетит.
– А вы не позволяйте, – сказала Делла Стрит. – Какое он имеет...
– Продавщица сигарет, немедленно сюда! – еще раз крикнул метрдотель.
– Спасибо вам большое, я хоть душу отвела.
И девушка ушла.
– Бедняжка, – сказала Делла.
Мейсон кивнул.
– Грудного ребенка продать, наверно, не так трудно, – адумчиво проговорила Делла. – Если тот тип выдал себя за отца и сказал, что мать девочки умерла или сбежала, то он наверняка нашел людей, желающих усыновить ребенка, и получил от них пятьсот, а то и тысячу долларов.
– За японского ребенка?
– А кто знает, что он японец? – возразила Делла. – Ты и то не догадался, что она японка, до тех пор, пока она сама не сказала. Чуть раскосые глаза и что-то в очертаниях лица... Она гораздо больше американка, чем японка.
Мейсон снова кивнул.
– Все это, кажется, ни капли тебя не тронуло, – с раздражением сказала Делла Стрит. – Почему бы тебе ей не помочь? Уж кто-кто, а ты мог бы это сделать, шеф. Разыщи девочку, сделай доброе дело.
– Для кого?
– Для матери и для девочки.
– А кто тебе сказал, что для девочки это такое уж доброе дело? Она, может быть, сейчас в хороших руках. А мамаша, которая работает в ночном клубе и щеголяет в столь открытом платье, что еще чуть-чуть и ее арестуют за непристойный вид...
– При чем тут платье? Она любит ребенка.
– Может быть, и любит, – сказал Мейсон, – но едва ли так уж сильно.
– Не поняла тебя.
– Со времени исчезновения ребенка прошло, наверное, не менее трех лет, – сухо напомнил Мейсон. – И вдруг ни с того ни с сего она подходит к двум совершенно незнакомым людям, посетителям ночного клуба, где она работает, и, рискуя быть уволенной, подсаживается к ним и начинает плакаться на свои беды.
– Все это так, конечно, – согласилась Делла Стрит. – Но ведь можно посмотреть на дело и с другой точки зрения... У нее это вышло случайно. Такое впечатление, что она держала свое горе при себе, пока могла, а сейчас ее прорвало.
– Небезынтересно, что случилось это после совещания в углу, состоявшегося сразу вслед за моим разговором по телефону.
– Да, верно. Она знает, стало быть, кто ты такой.
Мейсон кивнул.
– Знает, и поэтому пыталась заручиться твоей помощью. Но вид у нее был очень искренний, и... слезы были настоящие.
Мейсон взглянул на часы и сказал:
– Ну, если это еще не конец, мне бы хотелось, чтобы события развивались быстрей. В противном случае я просто не успею что-либо сделать сегодня. Я все вспоминаю голос этой женщины, такой испуганный, взволнованный. Хотел бы я знать, что там случилось, когда она так внезапно бросила трубку.
– К нам идет метрдотель, – сказала Делла Стрит.
Метрдотель, невысокий, полный, средних лет мужчина, учтиво поклонился и сказал:
– Прошу прощения.
– Да? – отозвался Мейсон.
– Вы Перри Мейсон, адвокат?
Мейсон кивнул.
– К сожалению, я не узнал вас, когда вы входили, но потом мне показали вас. Я неоднократно видел ваши фотографии в газетах, но... – он выразительно развел руками, – вы много моложе, чем я ожидал.
– Пусть это вас не тревожит, – с легким раздражением ответил Мейсон. – Кормят у вас отлично, обслуживание безупречное. Так что, пожалуйста, не извиняйтесь, что вы не узнали меня, и никому, кстати, не говорите, что я здесь.
Метрдотель бросил беглый взгляд на Деллу Стрит и заговорщицки улыбнулся.
– Ну, разумеется, – сказал он. – Мы здесь никогда таких вещей не делаем. Зачем лезть в чужие дела? Я позволил себе подойти к вам, только чтобы передать пакет, присланный на ваше имя. Меня непременно просили вручить его вам лично.
Сделав легкое, неуловимое движение рукой, он извлек откуда-то конверт, как фокусник достает маленького кролика из потайного кармана фрака.
Мейсон не сразу вскрыл конверт. Он положил его на стол и некоторое время изучал его. Конверт был длинный, из грубой бумаги, с надписью «мистеру Мейсону», сделанной явно второпях. Потом он холодно и твердо взглянул на учтиво улыбающегося метрдотеля.
– Где вы это взяли? – спросил он.
– Пакет был передан швейцару посыльным.
– Кто этот посыльный?
– Право, не знаю. Может быть, знает швейцар. Хотите, я его пришлю к вам?
– Да, пришлите.
На мгновение их взгляды встретились, глаза адвоката пристально смотрели в улыбающиеся, чуть насмешливые глаза Питера. Потом метрдотель отвел взгляд.
– Я его пришлю немедленно и надеюсь, что вы выясните все, что вас интересует.
Он поклонился и направился к дверям.
– Хотелось бы мне знать, – заметил Мейсон, глядя ему в спину, – каким образом наша загадочная клиентка обнаружила наше местопребывание.
– О, так это он и есть, – сказала Делла, увидев деньги и вырезку из газеты. – Тот самый пакет, что тебе должны были прислать.
Мейсон просматривал содержимое.
– Занятно... в основном мелкие купюры, по доллару, и покрупней, а две – по пятьдесят.
Он поднес деньги к носу, затем протянул пачку Делле.
Она понюхала и сказала:
– Довольно сильный запах. Это хорошие духи. Знаешь что, шеф, наверно, эта женщина собирала деньги по доллару, по два, иногда откладывала пять, а если повезет, случалось, даже пятьдесят. Она прятала их где-то в ящике комода вместе с носовыми платками, приберегая на крайний случай.
Мейсон кивнул, его лицо стало задумчивым.
– Могло быть и так, – сказал он, – накопив достаточно мелких денег, она обменивала их в банке, и таким образом здесь оказалось две купюры по пятьдесят. Крупные купюры прятать удобнее, и... сюда идут метрдотель и швейцар. Вложи деньги в конверт.
– Здесь нет твоего имени? – спросила она.
– Ни имени, ни записки, – ответил он. – Только деньги и вырезка из газеты. Поэтому она и звонила: хотела объяснить, что от меня требуется. Написать записку она, наверно, не успела. Просто сунула деньги в конверт и...
Он запнулся на полуслове – к столику подошли метрдотель и швейцар.
– Вот этот швейцар, мистер Мейсон.
Питер продолжал стоять, явно чего-то ожидая.
Мейсон протянул ему десятидолларовую бумажку.
– У вас отличное обслуживание, – сказал он.
Ловкие пальцы взяли бумажку, и она как бы растворилась в воздухе. В глазах метрдотеля теперь уже не было насмешки. Он держался почтительно.
– Счастлив служить вам, мистер Мейсон. В любое время, когда бы вы ни захотели прийти сюда, только спросите Питера, и столик будет вас ждать.
Швейцар, огромный мужчина в украшенной шитьем униформе, казалось, думал лишь о том, чтоб поскорей вернуться на свой пост, но его зоркие глаза явно успели заметить, какого достоинства купюра была вручена Питеру, и щедрость клиента, казалось, произвела на него должное впечатление.
– Ну, – сказал Мейсон, – расскажите-ка мне о посыльном.
– А что о нем рассказывать? – ответил швейцар. – Автомобильчик – так себе. Не слишком новый. Я подошел к машине, открыл дверцу и увидел, что там один человек и сидит он с таким видом, будто это не его машина. Я сразу увидел, что он не будет выходить, и подумал: наверно, хочет узнать дорогу. Что ж, ответить я могу, я не прочь, только ты хотя бы опусти стекло и крикни, что тебе там надо. Зло меня на таких разбирает. Ведь чаевых от них не дождешься. Открыв дверцу, он сунул мне в руку конверт и говорит: «Передайте это Перри Мейсону. Он в ресторане». Я помню, как вы ставили машину, – продолжал швейцар, – но я не узнал вас тогда, мистер Мейсон. Хотя имя ваше часто слышу, но... вы ведь впервые у нас? Верно?
Мейсон кивнул.
– Продолжайте. Что же сделал этот человек с конвертом?
– Да больше ничего. Я вытаращился на него, а он сказал: «Иди. Что, у тебя ноги не работают? Отнеси пакет вашему старшему и скажи, что пакет, мол, очень важный, пусть его немедленно передадут мистеру Мейсону». Вот я и отдал его Питеру.
– А что сделал тот человек?
– Захлопнул дверцу и укатил.
– Вы не запомнили номер машины или какие-то приметы?
– Ничего я не запомнил, – ответил швейцар. – Вроде бы «шевроле», выпущенный этак лет пять-шесть тому назад. Темного цвета седан с четырьмя дверцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Да вы присядьте, – сказала Делла Стрит.
– Нет, нет, меня уволят. Я не имею права сидеть с покупателями. Я...
Мейсон увидел, что ее лицо подергивается от волнения и слезы тоненькими струйками стекают по щекам, оставляя полоски на гриме.
– Ну, вот что, – сказал он. – Садитесь.
Он поднялся, подал стул девушке, и, чуть поколебавшись, она пододвинула стул так, чтобы можно было присесть на него, держа поднос на коленях.
– А теперь, – сказал Мейсон, – вам нужно выпить рюмку бренди и...
– Нет, нет, пожалуйста. Я не могу. Пить с покупателями нам не разрешают.
– Да что у вас случилось? – спросил Мейсон. – Неприятности на работе?
– Нет, нет. С работой все в порядке. Это чисто личное, и вообще давнишняя история. Но временами вдруг подступит к сердцу... – Она запнулась и, повернувшись к Делле, с надрывом заговорила: – Ваш муж не поймет, зато вы сможете понять. Вы женщина, и вам знакомо чувство матери к ребенку.
– А что с вашим ребенком? – спросил Мейсон.
Она покачала головой.
– Как глупо, что я навязываюсь к вам со своими делами. Будьте добры, сделайте вид, будто что-то выбираете на моем подносе. Наш шеф может рассердиться.
Делла Стрит начала перебирать уложенные на подносе мелкие сувениры и безделушки.
– Продолжайте, – сказал Мейсон.
– Вообще-то нечего рассказывать. В конце концов, все не так уж плохо. Наверное, мой ребенок в хороших руках. Мне только хотелось бы знать. Ой, как хотелось бы...
– Что знать? – спросил Мейсон.
– Где моя дочка. Видите ли, все это очень сложно и запутанно. Я... во мне есть примесь японской крови.
– Да что вы?
– Правда. Вы, может, не заметили этого, но если внимательно поглядеть, видите, какие у меня глаза и скулы.
Мейсон пристально всмотрелся в ее лицо, потом кивнул и сказал:
– Да, вижу. Я сразу подумал, что в вас есть что-то экзотическое. Теперь я понял, в чем дело. У вас явно восточный тип лица.
– У меня ведь только небольшая примесь японской крови, – сказала девушка. – А вообще-то я американка. Такая же, как и все остальные. Но люди, знаете, как относятся к этому? Для большинства я – японка, и весь разговор. Отверженная, чужая...
– Ну, а что с вашим ребенком? – спросил Мейсон.
– У меня есть дочка.
– Вы замужем?
– Нет.
– Продолжайте.
– Ну вот. У меня есть ребенок, а отец ребенка украл у меня мою дочь. Он продал ее. Когда я узнала, что какие-то чужие люди хотят удочерить мою девочку, я была вне себя. Чего я только ни делала, стараясь выяснить, что же это происходит и как мне быть, но ничего не смогла сделать.
– А тот человек, который похитил вашу дочь, и в самом деле ее отец? спросил Мейсон.
Девушка на мгновение замялась, опустила глаза, потом подняла их и взглянула прямо к лицо Мейсону.
– Нет, – призналась она. – Ее отец умер.
– Почему же вы не пытаетесь разыскать вашу дочь? – спросила Делла Стрит.
– А что я могу сделать? Разве станет кто помогать японке, да еще если у нее денег ни гроша? А у меня ничего нет. Я даже не знаю, где моя девочка, но я уверена, кто-то ее удочерил. Тот человек, который выдал себя за отца и подписал все бумаги, исчез.
– Сколько лет вашей девочке? – спросил Мейсон.
– Сейчас ей бы исполнилось четыре года. Она была совсем крошкой, когда...
Питер, метрдотель, оглядывая зал, вдруг заметил девушку с сигаретами.
– Продавщица сигарет, пройдите-ка сюда! – крикнул он. – Сию же минуту!
– Ох, – сказала девушка, – зря я разговорилась с вами. Питер сердится.
Из треугольного выреза платья она вытащила носовой платок, такой крошечный, что, казалось, им нельзя прикрыть даже почтовую марку, поспешно вытерла глаза и припудрила лицо.
– Продавщица сигарет! – вторично позвал Питер. Его голос звучал резко и нетерпеливо.
Несмело улыбнувшись Делле Стрит, девушка дотронулась до руки Мейсона и, слегка сжав ее, сказала:
– Мне сейчас здорово влетит.
– А вы не позволяйте, – сказала Делла Стрит. – Какое он имеет...
– Продавщица сигарет, немедленно сюда! – еще раз крикнул метрдотель.
– Спасибо вам большое, я хоть душу отвела.
И девушка ушла.
– Бедняжка, – сказала Делла.
Мейсон кивнул.
– Грудного ребенка продать, наверно, не так трудно, – адумчиво проговорила Делла. – Если тот тип выдал себя за отца и сказал, что мать девочки умерла или сбежала, то он наверняка нашел людей, желающих усыновить ребенка, и получил от них пятьсот, а то и тысячу долларов.
– За японского ребенка?
– А кто знает, что он японец? – возразила Делла. – Ты и то не догадался, что она японка, до тех пор, пока она сама не сказала. Чуть раскосые глаза и что-то в очертаниях лица... Она гораздо больше американка, чем японка.
Мейсон снова кивнул.
– Все это, кажется, ни капли тебя не тронуло, – с раздражением сказала Делла Стрит. – Почему бы тебе ей не помочь? Уж кто-кто, а ты мог бы это сделать, шеф. Разыщи девочку, сделай доброе дело.
– Для кого?
– Для матери и для девочки.
– А кто тебе сказал, что для девочки это такое уж доброе дело? Она, может быть, сейчас в хороших руках. А мамаша, которая работает в ночном клубе и щеголяет в столь открытом платье, что еще чуть-чуть и ее арестуют за непристойный вид...
– При чем тут платье? Она любит ребенка.
– Может быть, и любит, – сказал Мейсон, – но едва ли так уж сильно.
– Не поняла тебя.
– Со времени исчезновения ребенка прошло, наверное, не менее трех лет, – сухо напомнил Мейсон. – И вдруг ни с того ни с сего она подходит к двум совершенно незнакомым людям, посетителям ночного клуба, где она работает, и, рискуя быть уволенной, подсаживается к ним и начинает плакаться на свои беды.
– Все это так, конечно, – согласилась Делла Стрит. – Но ведь можно посмотреть на дело и с другой точки зрения... У нее это вышло случайно. Такое впечатление, что она держала свое горе при себе, пока могла, а сейчас ее прорвало.
– Небезынтересно, что случилось это после совещания в углу, состоявшегося сразу вслед за моим разговором по телефону.
– Да, верно. Она знает, стало быть, кто ты такой.
Мейсон кивнул.
– Знает, и поэтому пыталась заручиться твоей помощью. Но вид у нее был очень искренний, и... слезы были настоящие.
Мейсон взглянул на часы и сказал:
– Ну, если это еще не конец, мне бы хотелось, чтобы события развивались быстрей. В противном случае я просто не успею что-либо сделать сегодня. Я все вспоминаю голос этой женщины, такой испуганный, взволнованный. Хотел бы я знать, что там случилось, когда она так внезапно бросила трубку.
– К нам идет метрдотель, – сказала Делла Стрит.
Метрдотель, невысокий, полный, средних лет мужчина, учтиво поклонился и сказал:
– Прошу прощения.
– Да? – отозвался Мейсон.
– Вы Перри Мейсон, адвокат?
Мейсон кивнул.
– К сожалению, я не узнал вас, когда вы входили, но потом мне показали вас. Я неоднократно видел ваши фотографии в газетах, но... – он выразительно развел руками, – вы много моложе, чем я ожидал.
– Пусть это вас не тревожит, – с легким раздражением ответил Мейсон. – Кормят у вас отлично, обслуживание безупречное. Так что, пожалуйста, не извиняйтесь, что вы не узнали меня, и никому, кстати, не говорите, что я здесь.
Метрдотель бросил беглый взгляд на Деллу Стрит и заговорщицки улыбнулся.
– Ну, разумеется, – сказал он. – Мы здесь никогда таких вещей не делаем. Зачем лезть в чужие дела? Я позволил себе подойти к вам, только чтобы передать пакет, присланный на ваше имя. Меня непременно просили вручить его вам лично.
Сделав легкое, неуловимое движение рукой, он извлек откуда-то конверт, как фокусник достает маленького кролика из потайного кармана фрака.
Мейсон не сразу вскрыл конверт. Он положил его на стол и некоторое время изучал его. Конверт был длинный, из грубой бумаги, с надписью «мистеру Мейсону», сделанной явно второпях. Потом он холодно и твердо взглянул на учтиво улыбающегося метрдотеля.
– Где вы это взяли? – спросил он.
– Пакет был передан швейцару посыльным.
– Кто этот посыльный?
– Право, не знаю. Может быть, знает швейцар. Хотите, я его пришлю к вам?
– Да, пришлите.
На мгновение их взгляды встретились, глаза адвоката пристально смотрели в улыбающиеся, чуть насмешливые глаза Питера. Потом метрдотель отвел взгляд.
– Я его пришлю немедленно и надеюсь, что вы выясните все, что вас интересует.
Он поклонился и направился к дверям.
– Хотелось бы мне знать, – заметил Мейсон, глядя ему в спину, – каким образом наша загадочная клиентка обнаружила наше местопребывание.
– О, так это он и есть, – сказала Делла, увидев деньги и вырезку из газеты. – Тот самый пакет, что тебе должны были прислать.
Мейсон просматривал содержимое.
– Занятно... в основном мелкие купюры, по доллару, и покрупней, а две – по пятьдесят.
Он поднес деньги к носу, затем протянул пачку Делле.
Она понюхала и сказала:
– Довольно сильный запах. Это хорошие духи. Знаешь что, шеф, наверно, эта женщина собирала деньги по доллару, по два, иногда откладывала пять, а если повезет, случалось, даже пятьдесят. Она прятала их где-то в ящике комода вместе с носовыми платками, приберегая на крайний случай.
Мейсон кивнул, его лицо стало задумчивым.
– Могло быть и так, – сказал он, – накопив достаточно мелких денег, она обменивала их в банке, и таким образом здесь оказалось две купюры по пятьдесят. Крупные купюры прятать удобнее, и... сюда идут метрдотель и швейцар. Вложи деньги в конверт.
– Здесь нет твоего имени? – спросила она.
– Ни имени, ни записки, – ответил он. – Только деньги и вырезка из газеты. Поэтому она и звонила: хотела объяснить, что от меня требуется. Написать записку она, наверно, не успела. Просто сунула деньги в конверт и...
Он запнулся на полуслове – к столику подошли метрдотель и швейцар.
– Вот этот швейцар, мистер Мейсон.
Питер продолжал стоять, явно чего-то ожидая.
Мейсон протянул ему десятидолларовую бумажку.
– У вас отличное обслуживание, – сказал он.
Ловкие пальцы взяли бумажку, и она как бы растворилась в воздухе. В глазах метрдотеля теперь уже не было насмешки. Он держался почтительно.
– Счастлив служить вам, мистер Мейсон. В любое время, когда бы вы ни захотели прийти сюда, только спросите Питера, и столик будет вас ждать.
Швейцар, огромный мужчина в украшенной шитьем униформе, казалось, думал лишь о том, чтоб поскорей вернуться на свой пост, но его зоркие глаза явно успели заметить, какого достоинства купюра была вручена Питеру, и щедрость клиента, казалось, произвела на него должное впечатление.
– Ну, – сказал Мейсон, – расскажите-ка мне о посыльном.
– А что о нем рассказывать? – ответил швейцар. – Автомобильчик – так себе. Не слишком новый. Я подошел к машине, открыл дверцу и увидел, что там один человек и сидит он с таким видом, будто это не его машина. Я сразу увидел, что он не будет выходить, и подумал: наверно, хочет узнать дорогу. Что ж, ответить я могу, я не прочь, только ты хотя бы опусти стекло и крикни, что тебе там надо. Зло меня на таких разбирает. Ведь чаевых от них не дождешься. Открыв дверцу, он сунул мне в руку конверт и говорит: «Передайте это Перри Мейсону. Он в ресторане». Я помню, как вы ставили машину, – продолжал швейцар, – но я не узнал вас тогда, мистер Мейсон. Хотя имя ваше часто слышу, но... вы ведь впервые у нас? Верно?
Мейсон кивнул.
– Продолжайте. Что же сделал этот человек с конвертом?
– Да больше ничего. Я вытаращился на него, а он сказал: «Иди. Что, у тебя ноги не работают? Отнеси пакет вашему старшему и скажи, что пакет, мол, очень важный, пусть его немедленно передадут мистеру Мейсону». Вот я и отдал его Питеру.
– А что сделал тот человек?
– Захлопнул дверцу и укатил.
– Вы не запомнили номер машины или какие-то приметы?
– Ничего я не запомнил, – ответил швейцар. – Вроде бы «шевроле», выпущенный этак лет пять-шесть тому назад. Темного цвета седан с четырьмя дверцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26