Но вся его набожность испарилась, как только он узнал, что церковь катастрофически сократила все подобные инвестиции в связи с общим обнищанием христианского мира. В отчаянии он пустился в целый ряд плохо спланированных финансовых авантюр. Каждая длилась недолго, каждая закончилась полным провалом. И он почувствовал: ему, как никогда прежде, нужна настоящая профессия.
— А как насчет Би-би-си? — спросил он секретаря, раз в пятый или пятнадцатый, наверное, вернувшись в отдел вакансий при университете.
Секретарь, преждевременно состарившийся и поседевший мужчина, вяло поморщился.
— Там уже набрали, — сказал он. Тогда Оснард поинтересовался Национальным трестом [20].
— Тебе нравятся старые здания? — осторожно спросил секретарь, точно опасался, что Оснард может их взорвать.
— Да я их просто обожаю. Жить без них не могу.
— Да уж…
Слегка дрожащими пальцами секретарь приподнял уголок какой-то папки и заглянул внутрь.
— Думаю, здесь тебя могут взять. Ты человек со скверной репутацией. В своем роде очаровашка. Два языка, если им, конечно, нужен испанский. Во всяком случае, попытка не пытка.
— Так, значит, Национальный трест?
— Нет, нет. Шпионы. Вот, держи. Отнесешь в укромный уголок и заполнишь невидимыми чернилами.
Оснард нашел свою чашу Грааля. Здесь наконец он обрел свой истинный английский храм, гнилое местечко с более чем приличным финансированием. В тиши именно этого учреждения возносились самые сокровенные молитвы. Здесь работали самые отъявленные скептики, мечтатели, фанатики и безумные аббаты. И водились наличные…
Нельзя сказать, чтобы при поступлении он столкнулся с какими-то непреодолимыми препятствиями. Служба обновилась, освободилась от оков прошлого, стала по-настоящему бесклассовой в лучших традициях тори. И женщин, и мужчин здесь демократично набирали буквально отовсюду, из всех классов общества. И Оснарда отобрали вместе с другими.
— Самое печальное в этой истории с вашим братом Линдсеем, покончившим с собой, даже не сам этот факт. Главное, как, по вашему мнению, это отразилось на вас? — спросил сидевший по ту сторону полированного стола шпионократ с пустыми глазами и пугающей кривой ухмылкой.
Оснард всегда презирал Линдси. И он скроил храбрую гримасу.
— Мне было больно, очень больно, — ответил он.
— Как именно больно? — еще одна ухмылка.
— Ну, такие вещи, они заставляют тебя задаться вопросом: что есть для тебя истинная ценность? Что тебе по-настоящему дорого? Для чего ты родился на этой грешной земле?
— Ну и как бы вы ответили на них? Фигурировала бы здесь Служба?
— Безусловно.
— А вам никогда не казалось… ведь вы так много путешествовали по свету, семья здесь, семья там, двойные паспорта… что вы уже стали не «слишком англичанином» для этого рода службы? Скорее гражданином мира, чем одним из нас? Патриотизм был весьма скользким предметом. Интересно, как справится с этим вопросом Оснард? Начнет оправдываться, защищаться? Будет груб? Или — что хуже всего — чрезмерно эмоционален? Им нечего было опасаться. Ведь он хотел от них только одного — места, где можно было проявить свою аморальность.
— Англия — это то место, где я держу свою зубную щетку, — ответил он и был вознагражден одобрительным смехом.
Он уже начал понимать, в чем заключается их игра. Неважно, что ты говоришь, самое главное — как ты это сделал. Находчив ли этот парень? Легко ли его вывести из себя? Достаточно ли он хитер? Легко ли его напугать, сбить с толку? Обладает ли он даром убеждения? Может ли думать одно, а говорить другое?
— Мы изучили список ваших побед на личном фронте за последние пять лет, юный мистер Оснард, — сказал бородатый шотландец и сощурил глаза, чтоб придать проницательности взгляду. — Должен сказать, он весьма внушителен, — легкое пощелкивание языком, — для такой не слишком продолжительной жизни.
За столом смех, к которому присоединился и Оснард, но не слишком громко и от души.
— Думаю, что наилучший способ оценить любовную интрижку, это посмотреть, чем она кончается, — скромно ответил он. — Большинство моих заканчивались вполне пристойно.
— Ну а остальные?
— Черт, то есть я имел в виду, господи, кому из нас не доводилось просыпаться в чужих постелях?
И, что было ничуть не характерно для подобных собраний, все шестеро сидевших за столом напротив него, в том числе и бородатый, снова вознаградили Оснарда осторожным смехом.
— Вы член семьи. Надеюсь, вы понимаете это? — сказал начальник отдела кадров, в качестве поздравления обменявшись с новичком рукопожатием.
— Что ж, от души надеюсь, так оно и есть, — сказал Оснард.
— Нет, нет. Вы меня не поняли. Я имел в виду старую семью. Одна тетя. Один кузен. Или вам о них действительно ничего не известно?
К великому удовлетворению кадровика, он действительно ничего не знал. И когда услышал, кто они такие, его родственники, из груди Оснарда едва не вырвался грубый животный смех. Впрочем, он в последний момент спохватился и выдавил недоверчиво изумленный смешок.
— Я Лаксмор, — представился бородатый шотландец и тоже пожал ему руку. Рукопожатие оказалось на удивление схожим с первым, те же крупные, сильно выступающие костяшки пальцев. — Я курирую Иберию, Латинскую Америку, а также пару-тройку других мест в том же регионе. Возможно, вы слышали обо мне в связи с той небольшой заварушкой на Фолклендах. Милости прошу ко мне, после того как вы пройдете столь необходимые вам подготовительные курсы, юный мистер Оснард.
— Жду не дождусь, — не растерялся Оснард.
И ничуть не покривил при этом душой. По его наблюдениям, шпионы эпохи, наступившей после «холодной войны», знавали и лучшие, и худшие времена. Служба была готова пустить деньги на ветер, но где, скажите, разразится буря? Застрявший в так называемом Испанском Погребе, служившем одновременно редакторским отделом мадридского телефонного справочника, среди осатаневших от непрерывного курения уже немолодых дебютантов оркестра под управлением Алисы, молодой стажер делал беглые наброски для своих малоприятных нанимателей, окопавшихся на торжище в Уайтхолле:
"Предпочтительнее всего Ирландия: регулярные доходы, отличные долгосрочные перспективы, но сборы скудны, если распределить между соперничающими агентствами.
Исламисты воинствующего толка: спорадические взрывы активности, в основном неуправляемые. В качестве замены красного террора никак не пригодны.
Оружие за наркотики, компании с ограниченной ответственностью: никакого смысла. Службе ни за что не разобраться, кому платить: то ли егерю, то ли браконьеру".
Что же касается самого ходового товара нынешнего века — промышленного шпионажа, то лично он считал, что достаточно взломать нескольких тайваньских кодов или переманить на свою сторону несколько корейских шифровальщиков — и большего для процветания английской промышленности сделать просто нельзя. Был просто убежден в этом, пока его не призвал к себе Скотти Лаксмор.
— Панама, мой юный друг мистер Оснард, — говорил он, расхаживая по синему ковру своего кабинета, потрескивая суставами, пощелкивая языком, работая локтями, словом, весь в движении, — вот самое подходящее место для молодого офицера, где он может проявить все свои таланты! Да это место для всех нас, если б идиоты, засевшие в казначействе, видели чуть дальше своего носа. Не премину отметить, специально для вас, здесь просматривается та же проблема, что и с Фолклендами. Но, как говорится, гром не грянет, мужик не перекрестится.
Кабинет у Лаксмора был просторный и близок к самому Олимпу. Через его тонированные и бронированные окна был виден по ту сторону Темзы Вестминстерский дворец. Сам Лаксмор был маленький. Острая бородка и энергичная походка никак не помогали ему казаться больше и значительней. Он был стариком в этом мире молодых людей и знал, что если сбавит прыть, упадет. Во всяком случае, так казалось Оснарду. И еще у Лаксмора была привычка прищелкивать языком и с шумом втягивать воздух сквозь зубы — точно он постоянно сосал леденец.
— Но мы делаем успехи. Нас донимают Министерство торговли и Банк Англии. Министерство иностранных дел пока что не впало в истерику, но выражает сдержанную озабоченность. Помню, они выражали примерно те же эмоции, когда я имел удовольствие ознакомить их с намерениями генерала Гальтиери относительно пресловутых Мальвинских островов.
Сердце у Оснарда тоскливо заныло.
— Но, сэр… — возразил он робким тоном, как и подобает неофиту.
— Да, Эндрю?
— Какие у Британии могут быть интересы в Панаме? Или я слишком глуп и чего-то недопонимаю?
Лаксмору польстили наивность и простодушие этого мальчика. Самое острое наслаждение он испытывал, формируя и оттачивая для Службы такой благодатный материал, как молодежь.
— Ровным счетом никаких, Эндрю. Страна, подобная Панаме, никаких интересов ни в какой области или форме представлять для Британии не может, — ответил он, кривя в усмешке рот. — Несколько оставшихся на берегу моряков, несколько сот миллионов британских капиталовложений. Довольно подозрительная кучка ассимилировавшихся в свое время британцев, пара дышащих на ладан консультативных комитетов — вот, собственно, и все, чем ограничиваются наши интересы в Панаме.
— Но в таком случае…
Взмахом руки Лаксмор призвал Оснарда к молчанию. А потом заговорил, адресуясь к своему отражению в бронированном стекле:
— Просто иногда надо поставить вопрос несколько иначе, мой юный друг мистер Оснард, и можно получить совсем другие ответы. О да!
— Но как, сэр?
— Что такое наши геополитические интересы в Панаме? Попробуйте задать себе этот вопрос. — Он увлекся. — Что такое наши жизненные интересы? Что диктует нам кровь завоевателей мира, доставшаяся в наследство от великих предков, от традиций нашей великой нации, привыкшей рисковать? Что видим мы в бинокле, наводя его на эти далекие острова, какое будущее для этой страны? Неужели не замечаем сгустившихся над ней черных туч, а, юный мой друг Оснард? — он окончательно воспарил. -
Где еще на всем земном шаре отыщется второй Гонконг, живущий взаймы у времени, где вот-вот разразится очередная катастрофа? — Теперь он смотрел на тот берег реки, и взгляд его был мрачно сосредоточенным. — Варвары уже у ворот, мистер Оснард. Хищники со всех концов света слетаются к маленькой беззащитной Панаме. Вон те огромные часы отсчитывают минуты, оставшиеся до Армагеддона. Неужели нашему казначейству это нужно? Нет. Но они трусы, они, как всегда, уже зажали уши ладонями. Кто выиграет этот самый большой приз в истории наступающего тысячелетия? Арабы? Японцы, оттачивающие свои катанас [21]? Ну, конечно, они! А может, китайцы или какой-нибудь объединенный латиноамериканский консорциум, подкрепленный кокаиновыми миллиардами? И что это за Европа без нас? Снова вылезут эти немцы, эти хитрюги французы. Нет, Британия уже никогда не будет прежней, Эндрю. Это определенно. И нет, нет, это ни в коем случае не наша сфера влияния. Не наш канал. У нас нет интереса в Панаме. Панама — это болото, мой юный мистер Оснард. Панама — это двое мужчин и одна собака, и давайте все выйдем и устроим праздничный ленч!
— Они сошли с ума, — прошептал Оснард.
— Ничего подобного. Они абсолютно правы. Не наша юрисдикция. А Заднего Двора.
Оснарду показалось, что он вовсе перестал что-либо понимать, затем мысль заработала снова. Задний Двор! Сколько раз за время его обучения на курсах упоминалось это название. Задний Двор! Эльдорадо каждого британского шпионократа! Вся власть и влияние сосредоточены на американском Заднем Дворе! Особые отношения возобновляются! Началось столь желанное возвращение к золотому веку, когда сыны Йеля и Оксфорда в твидовых пиджаках снова усядутся бок о бок в тех же отделанных деревянными панелями комнатах и будут делиться своими имперскими фантазиями!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— А как насчет Би-би-си? — спросил он секретаря, раз в пятый или пятнадцатый, наверное, вернувшись в отдел вакансий при университете.
Секретарь, преждевременно состарившийся и поседевший мужчина, вяло поморщился.
— Там уже набрали, — сказал он. Тогда Оснард поинтересовался Национальным трестом [20].
— Тебе нравятся старые здания? — осторожно спросил секретарь, точно опасался, что Оснард может их взорвать.
— Да я их просто обожаю. Жить без них не могу.
— Да уж…
Слегка дрожащими пальцами секретарь приподнял уголок какой-то папки и заглянул внутрь.
— Думаю, здесь тебя могут взять. Ты человек со скверной репутацией. В своем роде очаровашка. Два языка, если им, конечно, нужен испанский. Во всяком случае, попытка не пытка.
— Так, значит, Национальный трест?
— Нет, нет. Шпионы. Вот, держи. Отнесешь в укромный уголок и заполнишь невидимыми чернилами.
Оснард нашел свою чашу Грааля. Здесь наконец он обрел свой истинный английский храм, гнилое местечко с более чем приличным финансированием. В тиши именно этого учреждения возносились самые сокровенные молитвы. Здесь работали самые отъявленные скептики, мечтатели, фанатики и безумные аббаты. И водились наличные…
Нельзя сказать, чтобы при поступлении он столкнулся с какими-то непреодолимыми препятствиями. Служба обновилась, освободилась от оков прошлого, стала по-настоящему бесклассовой в лучших традициях тори. И женщин, и мужчин здесь демократично набирали буквально отовсюду, из всех классов общества. И Оснарда отобрали вместе с другими.
— Самое печальное в этой истории с вашим братом Линдсеем, покончившим с собой, даже не сам этот факт. Главное, как, по вашему мнению, это отразилось на вас? — спросил сидевший по ту сторону полированного стола шпионократ с пустыми глазами и пугающей кривой ухмылкой.
Оснард всегда презирал Линдси. И он скроил храбрую гримасу.
— Мне было больно, очень больно, — ответил он.
— Как именно больно? — еще одна ухмылка.
— Ну, такие вещи, они заставляют тебя задаться вопросом: что есть для тебя истинная ценность? Что тебе по-настоящему дорого? Для чего ты родился на этой грешной земле?
— Ну и как бы вы ответили на них? Фигурировала бы здесь Служба?
— Безусловно.
— А вам никогда не казалось… ведь вы так много путешествовали по свету, семья здесь, семья там, двойные паспорта… что вы уже стали не «слишком англичанином» для этого рода службы? Скорее гражданином мира, чем одним из нас? Патриотизм был весьма скользким предметом. Интересно, как справится с этим вопросом Оснард? Начнет оправдываться, защищаться? Будет груб? Или — что хуже всего — чрезмерно эмоционален? Им нечего было опасаться. Ведь он хотел от них только одного — места, где можно было проявить свою аморальность.
— Англия — это то место, где я держу свою зубную щетку, — ответил он и был вознагражден одобрительным смехом.
Он уже начал понимать, в чем заключается их игра. Неважно, что ты говоришь, самое главное — как ты это сделал. Находчив ли этот парень? Легко ли его вывести из себя? Достаточно ли он хитер? Легко ли его напугать, сбить с толку? Обладает ли он даром убеждения? Может ли думать одно, а говорить другое?
— Мы изучили список ваших побед на личном фронте за последние пять лет, юный мистер Оснард, — сказал бородатый шотландец и сощурил глаза, чтоб придать проницательности взгляду. — Должен сказать, он весьма внушителен, — легкое пощелкивание языком, — для такой не слишком продолжительной жизни.
За столом смех, к которому присоединился и Оснард, но не слишком громко и от души.
— Думаю, что наилучший способ оценить любовную интрижку, это посмотреть, чем она кончается, — скромно ответил он. — Большинство моих заканчивались вполне пристойно.
— Ну а остальные?
— Черт, то есть я имел в виду, господи, кому из нас не доводилось просыпаться в чужих постелях?
И, что было ничуть не характерно для подобных собраний, все шестеро сидевших за столом напротив него, в том числе и бородатый, снова вознаградили Оснарда осторожным смехом.
— Вы член семьи. Надеюсь, вы понимаете это? — сказал начальник отдела кадров, в качестве поздравления обменявшись с новичком рукопожатием.
— Что ж, от души надеюсь, так оно и есть, — сказал Оснард.
— Нет, нет. Вы меня не поняли. Я имел в виду старую семью. Одна тетя. Один кузен. Или вам о них действительно ничего не известно?
К великому удовлетворению кадровика, он действительно ничего не знал. И когда услышал, кто они такие, его родственники, из груди Оснарда едва не вырвался грубый животный смех. Впрочем, он в последний момент спохватился и выдавил недоверчиво изумленный смешок.
— Я Лаксмор, — представился бородатый шотландец и тоже пожал ему руку. Рукопожатие оказалось на удивление схожим с первым, те же крупные, сильно выступающие костяшки пальцев. — Я курирую Иберию, Латинскую Америку, а также пару-тройку других мест в том же регионе. Возможно, вы слышали обо мне в связи с той небольшой заварушкой на Фолклендах. Милости прошу ко мне, после того как вы пройдете столь необходимые вам подготовительные курсы, юный мистер Оснард.
— Жду не дождусь, — не растерялся Оснард.
И ничуть не покривил при этом душой. По его наблюдениям, шпионы эпохи, наступившей после «холодной войны», знавали и лучшие, и худшие времена. Служба была готова пустить деньги на ветер, но где, скажите, разразится буря? Застрявший в так называемом Испанском Погребе, служившем одновременно редакторским отделом мадридского телефонного справочника, среди осатаневших от непрерывного курения уже немолодых дебютантов оркестра под управлением Алисы, молодой стажер делал беглые наброски для своих малоприятных нанимателей, окопавшихся на торжище в Уайтхолле:
"Предпочтительнее всего Ирландия: регулярные доходы, отличные долгосрочные перспективы, но сборы скудны, если распределить между соперничающими агентствами.
Исламисты воинствующего толка: спорадические взрывы активности, в основном неуправляемые. В качестве замены красного террора никак не пригодны.
Оружие за наркотики, компании с ограниченной ответственностью: никакого смысла. Службе ни за что не разобраться, кому платить: то ли егерю, то ли браконьеру".
Что же касается самого ходового товара нынешнего века — промышленного шпионажа, то лично он считал, что достаточно взломать нескольких тайваньских кодов или переманить на свою сторону несколько корейских шифровальщиков — и большего для процветания английской промышленности сделать просто нельзя. Был просто убежден в этом, пока его не призвал к себе Скотти Лаксмор.
— Панама, мой юный друг мистер Оснард, — говорил он, расхаживая по синему ковру своего кабинета, потрескивая суставами, пощелкивая языком, работая локтями, словом, весь в движении, — вот самое подходящее место для молодого офицера, где он может проявить все свои таланты! Да это место для всех нас, если б идиоты, засевшие в казначействе, видели чуть дальше своего носа. Не премину отметить, специально для вас, здесь просматривается та же проблема, что и с Фолклендами. Но, как говорится, гром не грянет, мужик не перекрестится.
Кабинет у Лаксмора был просторный и близок к самому Олимпу. Через его тонированные и бронированные окна был виден по ту сторону Темзы Вестминстерский дворец. Сам Лаксмор был маленький. Острая бородка и энергичная походка никак не помогали ему казаться больше и значительней. Он был стариком в этом мире молодых людей и знал, что если сбавит прыть, упадет. Во всяком случае, так казалось Оснарду. И еще у Лаксмора была привычка прищелкивать языком и с шумом втягивать воздух сквозь зубы — точно он постоянно сосал леденец.
— Но мы делаем успехи. Нас донимают Министерство торговли и Банк Англии. Министерство иностранных дел пока что не впало в истерику, но выражает сдержанную озабоченность. Помню, они выражали примерно те же эмоции, когда я имел удовольствие ознакомить их с намерениями генерала Гальтиери относительно пресловутых Мальвинских островов.
Сердце у Оснарда тоскливо заныло.
— Но, сэр… — возразил он робким тоном, как и подобает неофиту.
— Да, Эндрю?
— Какие у Британии могут быть интересы в Панаме? Или я слишком глуп и чего-то недопонимаю?
Лаксмору польстили наивность и простодушие этого мальчика. Самое острое наслаждение он испытывал, формируя и оттачивая для Службы такой благодатный материал, как молодежь.
— Ровным счетом никаких, Эндрю. Страна, подобная Панаме, никаких интересов ни в какой области или форме представлять для Британии не может, — ответил он, кривя в усмешке рот. — Несколько оставшихся на берегу моряков, несколько сот миллионов британских капиталовложений. Довольно подозрительная кучка ассимилировавшихся в свое время британцев, пара дышащих на ладан консультативных комитетов — вот, собственно, и все, чем ограничиваются наши интересы в Панаме.
— Но в таком случае…
Взмахом руки Лаксмор призвал Оснарда к молчанию. А потом заговорил, адресуясь к своему отражению в бронированном стекле:
— Просто иногда надо поставить вопрос несколько иначе, мой юный друг мистер Оснард, и можно получить совсем другие ответы. О да!
— Но как, сэр?
— Что такое наши геополитические интересы в Панаме? Попробуйте задать себе этот вопрос. — Он увлекся. — Что такое наши жизненные интересы? Что диктует нам кровь завоевателей мира, доставшаяся в наследство от великих предков, от традиций нашей великой нации, привыкшей рисковать? Что видим мы в бинокле, наводя его на эти далекие острова, какое будущее для этой страны? Неужели не замечаем сгустившихся над ней черных туч, а, юный мой друг Оснард? — он окончательно воспарил. -
Где еще на всем земном шаре отыщется второй Гонконг, живущий взаймы у времени, где вот-вот разразится очередная катастрофа? — Теперь он смотрел на тот берег реки, и взгляд его был мрачно сосредоточенным. — Варвары уже у ворот, мистер Оснард. Хищники со всех концов света слетаются к маленькой беззащитной Панаме. Вон те огромные часы отсчитывают минуты, оставшиеся до Армагеддона. Неужели нашему казначейству это нужно? Нет. Но они трусы, они, как всегда, уже зажали уши ладонями. Кто выиграет этот самый большой приз в истории наступающего тысячелетия? Арабы? Японцы, оттачивающие свои катанас [21]? Ну, конечно, они! А может, китайцы или какой-нибудь объединенный латиноамериканский консорциум, подкрепленный кокаиновыми миллиардами? И что это за Европа без нас? Снова вылезут эти немцы, эти хитрюги французы. Нет, Британия уже никогда не будет прежней, Эндрю. Это определенно. И нет, нет, это ни в коем случае не наша сфера влияния. Не наш канал. У нас нет интереса в Панаме. Панама — это болото, мой юный мистер Оснард. Панама — это двое мужчин и одна собака, и давайте все выйдем и устроим праздничный ленч!
— Они сошли с ума, — прошептал Оснард.
— Ничего подобного. Они абсолютно правы. Не наша юрисдикция. А Заднего Двора.
Оснарду показалось, что он вовсе перестал что-либо понимать, затем мысль заработала снова. Задний Двор! Сколько раз за время его обучения на курсах упоминалось это название. Задний Двор! Эльдорадо каждого британского шпионократа! Вся власть и влияние сосредоточены на американском Заднем Дворе! Особые отношения возобновляются! Началось столь желанное возвращение к золотому веку, когда сыны Йеля и Оксфорда в твидовых пиджаках снова усядутся бок о бок в тех же отделанных деревянными панелями комнатах и будут делиться своими имперскими фантазиями!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64