Он повернулся к типу в шортах, взял у него жутко скомканную пятидесятифранковую бумажку и, брюзжа, сунул ее в карман.
Тип в шортах встал и ушел. Хозяин с отвращением понюхал кончики пальцев, затем — банкноту:
— Черт! Да от нее мочой воняет! Нате-ка, понюхайте!
Под нос не успевшему отреагировать Марселю ткнулась зловонная бумажка. Точно — моча.
— Он что, ее из горшка вытащил? Вот сука — руки теперь мой!
Хозяин отправился в помещение, и Марсель наконец-то улизнул. Владелец банкноты исчез.
Спеша в комиссариат, Марсель слепо проскочил мимо ворот, в тени которых стоял человек с сияющими глазами, обутый в сандалии священника.
— Вам всегда срочно! — пенял Сантос из службы технической документации нетерпеливому Марселю.
— Это срочно, — возразил тот, — у нас три покойника на руках.
«Нашел чем удивить, — подумал Сантос. — У меня тут жена развод просит, а он — три покойника! Тоже мне…»
— Нашел! — неожиданно гаркнул он с какой-то даже досадой от своего проворства.
— Нашел! — гаркнул Мерье, потрясая желтой липучкой. — Темно-синяя «хонда» — зарегистрирована на имя Мари Перен.
— Мать, наверное, — предположила Лола, в сотый раз прорабатывая отчеты о вскрытии. — Что с адресом?
— Живет где-то на набережной Круазет. Все.
— Позвоните Блану, — приказал Жанно. — Пусть прогуляется на место и все выяснит.
Динь-динь-дон, — пропел звонок — элегантная медная кнопочка, погруженная в мраморную табличку с надписью «М. Перен. Лечение биоэнергетикой».
Две секунды. Три секунды. Ничего. К великому изумлению парочки старушек, приклеившихся к витрине бутика «Кристиан Диор», полицейский позвонил снова. Легкий щелчок, и дверь приоткрылась. Марсель машинально снял фуражку и прошел внутрь.
Он не стал вызывать лифт и преодолел три этажа на цыпочках — нагрузка, полезная для икроножных мышц и сердца.
На четвертом этаже его ждала открытая дверь с литерой «В». Толчок. Мелодичная трель.
— Пройдите в Зеленый салон, — прокричал откуда-то женский голос, — я сейчас подойду!
В Зеленом салоне все было зеленым: кожаный диван, со вкусом подобранные кресла, ковры, шторы, низкий лакированный столик и японский букет из бамбука. Прижав фуражку локтем, Марсель, которому было не по себе, прошел внутрь с блокнотом наготове. Из широкого застекленного проема открывалась панорама рейда с разбросанными повсюду яхтами и теплоходами. Полюбовавшись красочным скольжением несущегося за катером парашюта, он обернулся к столику с аккуратно разложенными журналами: садоводство, диетология, эзотерика, «Бюллетень общества эротической поэзии», путеводитель по Венеции…
Марсель поднял глаза. Перед ним стояла женщина в сером костюме. Высокая, упитанная, с волосами, собранными в пучок, она скромно скрестила руки на животе.
— О нет! — воскликнула женщина низким голосом. Вы ошиблись — ряженые завтра!
— Ряженые? — тупо повторил Марсель.
— Костюмированный бал состоится завтра. Начало в восемь.
— Да при чем тут бал? — возразил он, теребя усы.
— Что, зудит? Это все клей! — объяснила женщина. — Сколько можно повторять: не экономьте вы на накладках! — И, подскочив, она изо всей мочи потянула за усы.
Марсель взвыл от удивления и машинально оттолкнул ее.
— У аи! — вскрикнула женщина, плюхнувшись на диван. — Да вы сумасшедший!
— Извините, — пробормотал Марсель, — я не хотел… нечаянно.
— Грубиян! Пошел вон, или я вызову полицию! «Плохо дело», — подумал Марсель, надевая фуражку.
— Марсель Блан, полиция, — представился он с тем сугубо официальным видом, какой напускал на себя, когда хотел посмешить детей. — Мне нужна Мари Перен, — добавил он.
— Хватит ломать комедию! — ответила женщина, поднявшись. — Бедняга! Это вы-то полицейский? Проваливайте!
— Речь идет об официальном расследовании, мадам. Имеющем отношение к Мелани.
Женщина побледнела и схватилась за сердце:
— Мелани! Боже! А вы действительно полицейский! Боже мой, Мелани! С ней что-то случилось? Да говорите же, говорите все!
— Вы Мари Перен?
— Что стряслось с моей крошкой? Разбилась на этом чертовом скутере, да? Это опасно? Она в больнице?
— Успокойтесь, речь идет не о ней Ваша дочь встречалась с неким Камелем Аллауи…
— Что?! Моей дочери всего шестнадцать лет, и ее юного друга зовут Шарль. Шарль де Виледье, «Миндальное печенье Казэс»…
— Похоже, у нее был еще один друг, мадам. Камель. Камель Аллауи, кебабы «Короля шавермы».
— Короля чего?
— Ливанской закусочной около рынка.
— Она связалась с наркотиками? Он выставил ее на панель? Ну не молчите же! Я снесу все.
Женщина уже была перед ним, и ее пышная грудь угрожающе ходила ходуном в такт взволнованному дыханию. Марселю хотелось утереть пот со лба.
— По поводу наркотиков нам ничего не известно. Все, что мы знаем, — это что она встречалась с Камелем. Нам нужно с ней поговорить. Как можно быстрее.
Мари Перен вернулась на диван, поправила прическу и перевела дух.
— Вы нарушили мой энергетический баланс, — холодно констатировала она. — Это гадко, гадко!
— Где я могу найти Мелани?
— Думаю, она на занятиях. Если, конечно, не кувыркается с каким-нибудь беспаспортным бродягой в его заваленной гашишем берлоге. Чего вы от меня-то хотите?
— Камель Аллауи не был беспаспортным бродягой, мадам. Он работал.
— Не был? Работал? — подскочила Мари Перен, выпучив глаза.
— Его убили. Возможно, ваша дочь в опасности, — подхватил Марсель, не удержавшись от удовольствия драматизировать ситуацию.
— Господи боже!
— Повторяю — нам нужно поговорить с ней немедленно, — вставил Марсель.
— Эта лицемерка должна явиться с минуты на минуту!
Она похлопала себя по горлу кончиками пальцев с накрашенными ногтями и вытерла капельку пота с верхней губы. «Какой красивый рот, — отметил Мар-сель, — с полными губами… Красивый рот, красивые глаза и красивая грудь».
— Кофе я вам не предлагаю — на сейчас это слишком янь, — а вот сливовый сок или холодненькую настоечку из дикого цикория — пожалуйста.
— Спасибо, пить я не хочу, — сглотнув, ответил Марсель.
«Скорей бы девчонка пришла!» — подумал он, краснея под испытующим взглядом этой аппетитной, чопорной и оттого еще более аппетитной женщины.
Она взяла с низенького столика серебряный портсигар и достала сигарету.
— Огоньку не найдется? — прозвучал ее грудной голос.
— Гм…
Марсель порылся в карманах, откопал коробок из «Короля шавермы» и, помедлив, протянул ей зажженную спичку. Не сводя с него пристального взгляда, она нежно обхватила его руку.
Марсель смутился еще пуще и, совсем заволновавшись, обжег себе пальцы. Пальцы разжались, и еще горящая спичка упала на элегантный светло-зеленый ковер. Ворс угрожающе затлел.
— Вот черт! — воскликнула Мари Перен, элегантно склонившись за спичкой.
— Простите, — промямлил Марсель, переступая с ноги на ногу.
— Вдруг она хлопнула его по руке, и салон потряс радостный вопль:
— «Фераж»!
Изумленный взгляд быка, разбуженного ревом сверхскоростного поезда.
— «Фераж»! Школа! — надрывалась Мари.
«Фераж» — его любимая школа, место, где он провел самые счастливые годы!
— Вы что, там учились? — не веря своим ушам, пробормотал Марсель.
— С первого по пятый классы! — ответила Мари Перен, вставая. — Правда, тогда моя фамилия была не Перен, а Бранколони. Мария Бранколони!
— Мария! — воскликнул Марсель. — Ты! А я-то — не узнал! Гм, прости, я…
— Марсель, ошарашка! Блан — суров, как Монблан! — прокурлыкала она. — Гляжу-гляжу на твои рыжие волосы, и вдруг — бац! — осенило. И глаза светлые. Помнишь, тебя еще англичанином называли?
— Мария Бранколони — голова макаронная! — умиленно пролепетал Марсель. — Выходит, ты вышла за какого-то господина Перена, так, что ли?
— Да. За невропатолога. Вот уж четыре года, как умер. Рак мозга.
— О, прости.
— Ничего, последние восемь лет мы в разводе были. Своим кораблем я привыкла править сама. Видишь, какой кабинет отгрохала! Дела идут! Хочешь эспрессо?
— Так ведь ты говорила…
— Забудь! У меня ямайский. Пальчики оближешь! Рассказывай новости.
Марсель было засомневался, точно ли о кофе она говорит, но согласно кивнул. Мария, малышка Мария с ужасными, вечно трясущимися косичками и кроличьими зубами. Похоже, она их выправила.
Тут же, откуда ни возьмись, возникли две чашки из китайского фарфора.
— Присаживайся. Ну, говори! — распорядилась она, указав на одно из кресел. — Как тебя в полицию-то занесло? Ты ж, кажется, в журналисты собирался!
— Ну, всякое бывает. Жизнь…
Марсель сделал глоток кофе. Жизнь! За душой — ни шиша, пьяница отец да мученье вместо ученья…
— Ты-то как? Довольна?
— Да так… Испугалась вот, когда тебя увидела. Подумала — насчет кабинета.
Он вопросительно поднял глаза.
— У меня были проблемы с полицией нравов из-за софрологического массажа.
Марсель даже не поинтересовался, что это такое. Не иначе как релаксация полная. Если чего нужно — сама попросит.
— Такие тупые! — продолжила она. — А самого чокнутого осла Руди звать… дальше не помню… Не твой друг, случайно?
Он покачал головой. С Ослом Руди дружит Козел Жанно — славная парочка.
— Уладилось? — вежливо спросил он.
Хороший кофе — крепкий, густой, как он любит.
— Уладилось.
«Значит, Осла Руди уже отрелаксировали», — понял Марсель. От всех этих метаморфоз — Мари Перен в Марию Бранколони, Марии Бранколони — в хард-массажистку и обратно — чувствовалось легкое головокружение.
— Мелани — дочь Перена? — спросил он.
— Более-менее.
— Ну…
Она с отсутствующим видом уставилась в чашку кофе.
— Как-то раз, вечером, мне сделалось очень тошно, я нарвалась на приключение с одним типом — и на тебе… Кто отец — так и не пойму: глаза одного, а нос — другого… Поди тут разберись! — подытожила она, взяв еще одну сигарету.
Она засыпала его вопросами об убийстве Аллауи, и Марсель вкратце изложил дело. Мария всегда была очень сообразительной.
— Странно, опять «Меч-рыба», — заметила она, когда Марсель закончил. — Знаешь, свое помрачение ночное я ведь там встретила. И поверь — помрачение дьявольское. Как я могла?! Крыша, должно быть, совсем съехала.
— Музыкант какой-нибудь? — спросил Марсель, почему-то ревнуя.
— Нет. Клиент один постоянный. Морда ангельская, а сам — такой извращенец! В дурном сне не привидится. — Она выдержала паузу и театрально воскликнула: — У него английские булавки на тестикулах были!
— Что? — взвизгнул Марсель, упершись в колени.
— Да-да, пионер пирсинга… А так — ни в жизнь не подумаешь… На вид — такая чистюля, такой тихоня… И само собой — преждевременная эякуляция. Мы устроились в машине на заднем сиденье. Ужас. Рада была дома оказаться. А через полтора месяца — хоп: беременна! Пока ее носила, только и делала, что молилась — хоть бы не от него.
На какое-то мгновение Марсель задумался о чувстве, с каким вынашивают ребенка от человека, к которому чувствуют омерзение.
Дверь распахнулась, и в кабинет, размахивая рюкзаком, влетела раскрасневшаяся Мелани. Она была действительно сама прелесть — с изящным прямым носиком, карими глазами и длинными светлыми волосами. На ней было хлопчатобумажное платье, теннисные туфли, джинсовая куртка и золотой крестик.
При виде сидящего в салоне Марселя она чуть попятилась.
— Ну и откуда ты? — сердито спросила Мари Перен.
— Откуда-откуда! Из лицея. Откуда ж еще?
— Не знаю. Может, от Камеля Аллауи, — предположила мать.
Девушка побледнела:
— Как…
Она повернулась к Марселю:
— Почему…
— Когда вы видели Аллауи в последний раз, мадемуазель? — поднявшись, спросил он.
— Что? Да я…
— Он мертв, его убили, — тихо проговорил полицейский.
— Камеля?! Не может быть… мы же завтра встречаемся…
— Его тело обнаружили в понедельник утром.
— Я видела его в субботу в «Меч-рыбе». Мы слушали джаз в стиле сальсы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24