Старика-бродягу звали Ганс Майер. Родом из Эльзаса. Его смогли идентифицировать благодаря депортационному номеру. Старый, впавший в детство наркоман шатался по всему городу и был совершенно безобиден. Красавец мужчина оказался итальянским каменщиком — женат, четверо детей. А с этой кассиршей еще того хуже! Эта святая вкалывала по двенадцать часов в день, чтобы прокормить троих детей, ненасытную мамашу и алкоголика-мужа… Маловероятно, чтобы среди их родственников отыскался преступник.
В морге трупы «подновили» ввиду необходимости опознания родственниками. Когда их одели, швы стали незаметны. Но забавного в этом ничего не было.
Жан-Жану пришлось выслушивать жалобы и рыдания, выдержать обмороки и стоны, короче, все то, от чего его тошнило.
А теперь исчезла эта девчонка.
И как бы случайно, рядом со сквером. Исчезла три дня назад. Коротышка механик из гаража печенку проел Жан-Жану рассказами о том, что в сквере всегда полно двинутых, а полиции, конечно, на это плевать, она предпочитает собирать штрафы за неправильную парковку!
Жан-Жану так и хотелось въехать ему в рожу, но он сдержался. Гнилое лето. Гнилое расследование. Неужели там, наверху, думают, что он из-за этого не поедет в отпуск? В конце концов он решил пойти опрокинуть стаканчик, потому что в горле у него пересохло. Ему точно мог помочь хороший, только что приготовленный пастис. Конечно, он предпочел бы стаканчик бурбона, как в «Голливудских ночах», но бурбон не утолял жажды.
Жан-Жан удостоверился в безупречности своего отражения в зеркале, висевшем на двери кабинета, вырвал волосок, торчавший из левой ноздри, и в отвратительном настроении покинул место службы.
— Посмотрим, что можно из этого сотворить?
Коротышка погрузился в размышления. Он опустил голову Жюльет на стол и стал к ней внимательно приглядываться. Когда берешься за коллаж, нужно хорошо понимать, на какой эффект рассчитываешь.
Необходимо вызвать удивление. Насытить произведение смыслом. Осмыслить, как сказали бы психопаторы. Что действительно нужно, так это нечто огромное, большое, жирное, это бы прекрасно контрастировало с головкой девочки. Худенькие ручки, маленькая головка и огромное тело, как будто надутое гелием. Что-то вроде огромной человеческой куклы. «Doggi Bag» — новый друг ваших детей!
Сегодня все точно с ума посходили. Не город, а сплошная пробка. Тысячи автомобилистов истерично сигналят. Очередь на катер, который возит на острова, расположенные в бухте, растянулась метров на сто. Все так и норовили исподтишка двинуть сумкой-холодильником по ногам соседа и ткнуть зонтиком в чье-нибудь брюхо.
Марсель зевнул. Они ругались с Мадлен до двух ночи. Он смертельно устал. Затертые в потоке машин автобусы, мотоциклисты без шлемов, нескончаемые выгрузки-погрузки, запрещенные стоянки, терроризм то и дело ссущих собак, старые сатиры, юные пьяницы, бродяги, клептоманы… Его, полицейского Марселя Блана, все это по-настоящему достало! Поспать и отдохнуть — больше он ничего не хотел. Уехать на Аляску и кататься по льду… Бог мой, ну и туша!
Толстяк с трудом шел по площади, переваливаясь как утка. Под необъятной гавайской рубахой подпрыгивали складки жира, живот висел, покрывая ляжки, как фартук. Марсель невольно засмотрелся на него — ему было неловко, но он не мог оторвать от толстяка взгляд. И не только он.
Толстяк прислонился к стене, перевел дыхание. Затем снова принялся переставлять ноги. Его бока, вдоль которых висели огромные руки, напоминали говяжью филейную часть, выставленную на мясном прилавке, а торчавшие из сетки с продуктами банки консервов били его по чугунным коленям.
За передвижением толстяка следили пронырливые маленькие живые карие глазки. Потом их взгляд задумчиво остановился на Марселе. Не прошло и мгновения, как он засверкал злобной радостью; этот жесткий взгляд, как всполох желтого пламени, обжег Марселя, но когда тот, почувствовав необъяснимую тревогу, обернулся, на него уже смотрели вполне нормальные, дружелюбные глаза.
А ведь Марсель обернулся сразу же. Показалось, что кто-то за ним следит. Чувство было неприятным. Но он не заметил ничего особенного.
Коротышка оседлал мотороллер. Этот толстяк мне нужен. Сию минуту. Прямо сегодня вечером. Мне нужна , эта трясущаяся плоть, эта двуногая туша, эта восхитительная масса сырьевых ресурсов. Он мне нужен…
— Я на минуту в мастерскую. Сейчас вернусь…
Патрон кивнул — он был не в состоянии отвлечься от требований налогового инспектора, проевшего ему всю плешь.
За толстяком следить было не сложнее, чем за китом, прокладывающим себе путь в саванне. Он прошел несколько улиц, покачиваясь при каждом шаге, приблизился к парадной двери старого дома, с облегчением нырнул в подъезд. Конечно, он никакого внимания не обратил на остановившийся позади него мотороллер.
Толстяка звали Роже. Лоран Роже. Ему было тридцать три года. Мать его умерла два года назад; в тот год он достиг стотридцатикилограммового рубежа. Теперь он весил сто сорок четыре. Жил он один, впрочем, женат он никогда и не был, ему так и не случилось «познать» женщину. Он предпочитал замороженные равиоли.
Уже запыхавшись, толстяк начал подниматься по лестнице. Он не знал, что делает это в последний раз — в последний раз надрывается на этих проклятых ступеньках. Однако, знай он об этом, может, такое ему не очень-то и понравилось бы…
Марсель, стоя перед шкафом, закончил вытираться, снял с крючка одежду и начал одеваться, рассматривая при этом в зеркале собственный брюшной пресс. Ни жириночки, отметил он с удовлетворением. Тот же силуэт, что двадцать лет назад. Влажные волосы приятно холодили шею. Он чувствовал себя легким и вместе с тем весомым. Он чувствовал себя сильным. Мужественным. По понедельникам он ходил на тренировки по карате. Там-то он и познакомился с Жан-Ми. Жан-Ми привел с собой Жаки и Бена, а Бен убедил записаться в группу и Паоло. Сюда ходили и другие полицейские, потому что вел занятия бывший чемпион Франции по карате.
Краем глаза Марсель увидел Жан-Жана, который стоял под душем и вовсю разговаривал с парнем из отдела нравов Ослом Руди. Марсель превратился в слух.
— Парни из лаборатории говорят, что тип, который это делает, профи. Квалифицированная, чистая, точная работа. И пила одна и та же. Пила из углеродной стали, как у хирургов. Никакой пыли, никаких волокон одежды, ничего. Только фрагменты клеенки, прилипшие к коже трупов.
— Может, он их в нее заворачивает…
— Все может быть. Он, судя по всему, работал или на бойне, или, если учитывать точность надрезов, в больнице. И с зубами у него все в порядке — куски, которых в трупах не хватает, были вырваны зубами.
— Может, какой хирург-каннибал? — предположил Руди.
— Почему бы и нет? Или он пользуется вставной челюстью, как в «Красном драконе».
Марсель не понял, что это за «Красный дракон». Наверняка триллер какой-нибудь. Сам он их никогда не читал, от них у него портилось настроение. Впрочем, он вообще почти ничего не читал. Времени нет да и привычки. Комиксы для ребятни да журнальчики иногда. И так голова набита всякой дрянью.
Шум голосов вокруг Марселя нарастал. На тренировку приходили новые парни, все говорили разом, тысячу раз повторяли одно и то же, громко, по-мужицки хохотали. Жан-Ми, Паоло и Бен поприставали немного к Марселю из-за его желтых трусов с ананасами, которые преподнесли ему дети на праздник отцов. Жан-Жан и Осел Руди удалились вразвалку, как ковбои.
3
С тарый голубой пикап остановился перед входом в здание. На другой стороне улицы светился циферблат часов, вмонтированный в стену над банком «Земельный кредит»: время 3. 15, температура — 27°. Пикап был пуст, пол накрыт толстым полиэтиленом.
Дверь на третьем этаже беззвучно открылась. Коротышка в черном непромокаемом плаще с надвинутым на лицо капюшоном, что никак не вязалось с чудной летней ночью, бесшумно вошел. Под плащом было жарко, как в бане. Коротышка вытер лоб, смахнул капли пота, застилавшие ему глаза. Мог бы подумать раньше и надеть бандану, как теннисисты, пожурил он себя.
В квартире царила ночь. Коротышка остановился, прислушался. Крадучись двинулся в комнату на звук. Распахнул дверь. В комнате раздавался спокойный мощный храп. Человек в плаще прошел в комнату, на мгновение, направив луч в пол, зажег карманный фонарь. Толстяк спал, похожий на переполненный контейнер для мусора. Коротышка склонился над ним — тень над тенью. Толстяк неожиданно открыл глаза:
— Кто здесь?
— Капитан Крюк, — прошептал коротышка, перерезая ему горло одним движением бритвы.
Кровь фонтаном ударила в потолок. Толстяк забил руками — так тонущий колотит по воде; потом руки стали опадать, судорожно подергиваясь. Пока толстяк испускал дух, коротышка, которого прекрасно защищала от крови клеенка черного плаща, старался охватить тело толстяка ремнями, которые используют грузчики при перевозке вещей, — он запасся ими заблаговременно.
По телу прошла последняя судорога. Перед уходом, исключительно ради развлечения, коротышка, вооружившись острейшей бритвой, извлек левый глаз и поместил его в стакан с водой, стоявший на ночном столике. Разве глаз не смешнее зубного протеза? Фараонам полезно иногда посмеяться…
Старик на третьем этаже заворочался во сне. Не открывая глаз, он задавался вопросом, кому могло прийти в голову играть на лестнице в огромный мяч. Потом, как раз когда пикап трогался с места, он снова заснул.
Марсель убеждал упрямую, но очаровательную девицу не ставить «порше» под знаком «грузовой транспорт», когда какой-то старик схватил его за рукав и потянул к себе.
— Г'осподин полицейский! Г-гсподин п'лицейский!
— Вы что, не видите, что я занят? Подождите! А вы убирайте свою машину, или я вкачу вам сейчас штраф по всей форме!
— Попробуйте! Муж вам покажет!
Тебе бы я тоже кое-что с удовольствием показал, цинично подумал Марсель, разглядывая новые диски на колесах машины этой нахалки.
— Г-гсподин полицейский! Мой сосед… он не отвечает… — не унимался старик.
— Ну и что вы хотите, чтобы я сделал? Мадам! Мадам! Постойте! Вы не имеете права ставить здесь машину! Вернитесь!
— Не могу! Опаздываю к зубному! Можете вкатить мне какой угодно штраф, если вам так хочется!
Девица исчезла в перестуке каблучков и золотистом позвякивающем облаке. Марсель вытер со лба пот. Старик упрямо теребил его за рукав.
— Меня зовут Анж Каретти, — уточнил он. — Я каждый день приношу ему хлеб, моему соседу, значит, а теперь он не отвечает… А ведь он сердечник…
— Ага… да… иду…
Кругом одни идиоты и истерики! Следуя за быстро семенящим старичком, Марсель вдруг понял, что нестерпимо хочет мороженого. Он с ненавистью воззрился на мальчишку, такого же рыжего, как и он сам: тот слизывал фисташковое мороженое, вылезавшее из трубочки. Всюду эти мерзкие туристы.
Старик уже почти бежал. Он направлялся к старому дому, до которого еще пришлось тащиться три улицы. По дороге Марсель отметил про себя поломанные почтовые ящики, побитую в подъезде плитку. Хорошо бы сделать ремонт. Они поднялись по лестнице, на выщербленных стенах во все стороны разбегались трещины. Марсель поднимался на цыпочках — для развития икроножных мышц. Уф! Каретти остановился на третьем этаже, перед дверью, за которой притаилась темнота. Марсель провел ладонью по шее.
— Так открыто же! Вы что, не могли войти, что ли?
— А если там злоумышленники?.. Входите, что вы cтоите…
Марсель пожал плечами и вошел, держа руку на кобуре.
— Полиция! Есть кто-нибудь?
Молчание. Тишина. В темный коридор с коричневыми стенами, вонявший затхлостью и прогорклым жиром, выходили три щербатые двери. От дурного предчувствия у Марселя зачесались руки: здесь точно пахло смертью. От квартиры веяло холодом. Марсель ненавидел смотреть на мертвецов, от этого его начинали мучить кошмары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25