Расул оставался у своей подруги на ночь, а утром за ним забегал его старший сынишка Аслан и звал отца домой. Между тем жена азербайджанца делала вид, что ничего необыкновенного в ее семье не происходит, и поражала окружающих своей восточной терпимостью и покорным молчанием. Другая бы баба, своя, мурмышская, вцепилась бы сопернице в волосы да хорошенько оттаскала бы мерзавку, чтоб неповадно ей было чужих мужей приваживать. А эта только зыркает черными глазами да молчит. А мужу - ни-ни, будто не муж он ей вовсе, а отец или дядя… Ну и что, что добытчик! Подумаешь, хозяин! Где это видано, чтобы при живой жене супружник на сторону ночевать бегал?
И осуждал весь Мурмыш Верку, но и чуток завидовал бабе. Шутка ли - троих детей одной поднять! А Расул мужик денежный, поможет детишек в люди вывести. Вон старшую, говорят, уже хорошо пристроил в Самаре. Младших опять же балует, как своих: то просроченных конфет им из ларька принесет, то мелочи полные ладони накидает - гуляй, ребятня! И для зазнобы своей ничего не жалеет. Недавно лосины ей трикотажные купил, блестящие, как кожа, изумрудно-зеленые, яркие, аж мушки в глазах скачут. Красота!
Идет Верка по поселку в новых лосинах, ноги ее так и сверкают, а окорока под гладкой тканью ходят ходуном, у мужиков даже слюнки текут. Удивительно, ни рожи ни кожи, как говорится, у самой Верки, морда вся красная, во рту - чернота вместо зубов, волосы - соломенная пакля, которую и корове на подстилку пустить жалко, а надо же, какого мужика присушила! И как только эта образина такую красотулю да умницу, как Маринка, смогла смастерить?
- Наверное, девчонка в отца пошла! - вздыхали бабы и начинали вспоминать давно сгинувшего Леньку, а потом принимались спорить, настоящий ли то был Маринкин отец или какой другой мужик тогда постарался, пока окончательно не погружались в дебри семейно-исторических преданий Мурмыша.
Однако были и такие злые языки, что в любовном отношении Расула к своей подруге видели не светлое и чистое чувство и даже не обыкновенную плотскую страсть, а, наоборот, одну только корысть и низменный расчет.
- На ихнюю половину барака метит, - утверждали эти языки, - прописаться хочет! Ему только бы старшую девчонку на сторону сплавить, а там уж он Верку ночной порой как есть уговорит на прописку.
Поэтому не могла Маринка хорошо относиться к Расулу, стыдно ей было за мать. Хотя к ней самой этот черноусый дядечка всегда относился хорошо, задабривал подарками, жвачками и лежалыми конфетами, однако Маринка неизменно передаривала их младшей жадноватой Ленке.
В то утро Расул что-то накорябал на грязноватом листке бумаги и, бурно жестикулируя, принялся объяснять, как проехать к его брату. Окончательно запутавшись в трудных русских словах, он вскоре махнул рукой и произнес:
- Ладно, ни к чему это. Все равно днем его дома нет. С вокзала иди сразу на рынок, там у людей спросишь, где Аслан Рафиев торгует. Тебе покажут. Мой брат человек известный! - с гордостью добавил он.
Маринка зажала в кулачке адрес и ушла не поблагодарив.
Брат Расула оказался точной копией своего мурмышского родственника, только по-русски говорил куда бойчее, - навострился ругаться с покупателями. Это был смуглый толстячок с густыми усами и крошечными глазками, тонувшими в желтоватой сдобе толстых, обметанных щетиной щек. Зимой и летом он ходил в синих спортивных штанах и потертой кожаной куртке, из которой гордо вываливалось наружу его обширное пузо.
Аслан обитал с женой, родителями и шестью крикливыми чернявыми отпрысками (двое старших уже помогали ему в торговых делах) в трехкомнатной хрущобе, которую купил по дешевке у уехавших в Израиль переселенцев. Маринке показали угол, где она будет спать, и предупредили, что за постель и еду у нее будут вычитать из недельного заработка. И что первые две недели она, как ученица, вообще ничего не получит.
- Ты не бойся, я добрый! - Аслан снисходительно потрепал работницу по щеке и довольно осклабился. - Другой бы с тебя еще за учебу деньги взял. Чего не сделаешь ради брата!
За ужином (сначала поели работающие мужчины, а потом женщины и дети) Маринка осмелилась нарушить торжественную тишину, разжижаемую только размеренным гудением телевизора и сытым чмоканьем ртов:
- Дядя Аслан! А вы, случайно, не знаете, где здесь в городе педагогическое училище?
- Какое еще училище-шмучилище! - Аслан облизал коротенькие волосатые пальцы и сыто откинулся на спинку стула. - Зачем тебе?
Маринка смутилась, сердце ее испуганно прыгнуло, поднявшись к самому горлу, и она быстро соврала:
- Подруга у меня там учится, повидаться хочу.
- Красивая подруга? - рассмеялся сытый Аслан. - Приводи ее ко мне. Вон у меня сколько сыновей, им жены нужны! Места всем хватит! - Обнажив в улыбке тусклые золотые коронки на коренных зубах, он гордо обвел рукой свой дружный выводок. Двое старших ребят, с едва пробившимся пухом над верхней губой, смущенно опустили глаза.
Ускользнуть Маринке удалось только на третий день. Целых три дня она тоскливо восседала за импровизированным прилавком из картонных коробок. Три дня мимо нее уныло тек поток покупателей - злых и добрых, пьяных и трезвых, вороватых и безалаберных, придирчивых и не очень. Три дня она помогала таскать коробки, училась раскладывать товар, нахваливать его и чуть-чуть обжуливать при расчете.
На третий день у соседки по торговому ряду ей удалось вызнать, где находится педучилище (продавщица жила поблизости), и, отговорившись перед хозяином, будто у нее схватило живот, девушка отправилась его искать. За пазухой, во внутреннем кармане куртки, нашитом матерью специально для перевозки будущего заработка, лежал выкраденный из дому аттестат, радующий глаз своим округлым пятерочным однообразием.
Оказалось, что она приехала как раз вовремя - экзамены начнутся через три недели. Тогда и заселиться в общежитие можно будет…
Внутри ее все пело - в Мурмыш она больше не вернется. Никогда! И если для этого нужно всего три недели от зари до зари вкалывать на рынке, то отчего же не постараться ради своей мечты?
Итак, нужно было вытерпеть еще целых три недели на рынке, и Маринка, сжав зубы, принялась за работу.
***
- «Ишь, шалава, намазалась вся!»
- Повторите еще раз «шалава»… Спасибо… Спасибо… Спасибо…
- «Шалава. Ха-ха-ха» (Студентка смеется, как будто ее щекочут.) «В подоле принесешь. Ох-ха-ха! Ох!» (Студентка дергается, будто в припадке.) Я вижу его. Он здесь! Скажите ему, пусть он уходит! Я не хочу его видеть! Я его ненавижу! Пусть он уйдет! Пожалуйста, пусть он уйдет! (Стрелка прибора скачет из стороны в сторону.) Не волнуйтесь, все будет в порядке. У вас сильный соматик. Вы себя плохо чувствуете?
- Да, да, да!
- Дайте мне следующую фразу! Один, два, три, четыре…
- «Лучше потом развестись, чем по поселку недокруткой прослыть…» «Зверяев - зверь. Сопромат…» Я вижу его! Это он!
- Кто он?
- Игореша!
***
Через десять дней, решив, что девушка уже довольно набралась торговой мудрости, Аслан поставил ее на точку, а сам отправился с сыновьями за товаром.
Маринка очень боялась оставаться одной за прилавком. Вещей у нее на многие тысячи, а ну как налетит шайка пацанов, расхватают товар, ограбят подчистую, кассу унесут, а она с ними ничего сотворить не сможет (охраны на рынке тогда еще не было). Да и с мелкими воришками, тырившими все, что плохо лежит, нужно было ухо держать востро, не то придется из собственного кармана возмещать ущерб…
Первые полдня Маринка только испуганно шарахалась от покупателей, то и дело ощупывая барсетку с деньгами на поясе.
А покупатели попадались не сахар. Измяв товар, дородная тетка решила отыграться на девушке за собственное безденежье и неудавшуюся жизнь. Заорала: «Спекулянты чертовы, всю страну продали! Это ж преступление, чтобы паршивая майка таких денег стоила!»
- Не хотите - не берите, - осмелилась заявить Маринка и тут же жестоко пожалела об этом.
- Ой, глядите на нее! - с удовольствием заверещала тетка на весь рынок. - Из молодых да ранних! Обвешивать да обсчитывать еще в мамкином животе небось научилась!
Она долго кричала, ругалась, хаяла власть, торговцев и всех окружающих, пока ей самой не надоело. В конце концов она купила обруганную майку и ушла.
Рынок гремел и бурлил, похожий на стоглавое чудище - огромный, многолицый. Ближе к выходу, прямо на расстеленных на земле газетах торговали узбеки из Хивы. Черноголовые мужчины, жилистые и шустрые, как муравьи, таскали мешки со сладким товаром - дынями, арбузами, виноградом, курагой и изюмом. Их жены стояли за прилавком. Узбеки обожали торговаться и обычно сильно сбавляли цену против первоначальной.
Из молочных рядов слышался стук бидонов, доносился кисловатый запах творога. Торговки там были бойкие и ласковые и какие-то домашние. Они ласково и певуче упрашивали: «Берите творожку, пробуйте, девочки, вкусно! От своей коровки!» Из мясных рядов доносился размеренный стук топора и пронзительный голос верещал кому-то, обслуживая покупательницу: «Вася, разруби женщине ножку!»
Между рядами шныряли бойкие цыганята, попрошайничали. Пристали и к Маринке: «Теть, дай копеечку», но быстро сорвались с места, увидев невдалеке легкую добычу - пьяного мужика, качавшегося, как былинка на ветру, с толстым кошельком и отсутствующим туманным взглядом.
Какой-то юноша, проходивший мимо, как увидел девушку, словно прирос к месту. Подошел к прилавку, долго мял подкладку юбки, глядя не столько на саму вещь, сколько на ее хозяйку.
- А вы здесь всегда торгуете? - спросил он неожиданно.
- Вторую неделю, - смущенно поведала ему Маринка. - Но я здесь ненадолго. Я собираюсь в педучилище поступать, - нечаянно проговорилась она и оглянулась боязливо: не слышит ли кто.
- А вас как зовут?
- Марина.
- А меня… Игореша!
«Игореша!» - хихикнула про себя Маринка и хотела уже высказать свои соображения по этому поводу, как из толпы внезапно выкатился пузатый колобок в огромной кепке - Аслан.
- Ой, отойдите, пожалуйста, - испуганно попросила Маринка, поправляя товар. - Хозяин идет, а вы ничего не покупаете.
- Я завтра куплю, - пообещал Игореша. - А вы здесь будете?
- Конечно! - кивнула Маринка.
- Я завтра опять приду!
Просеменил к прилавку Аслан, солидный, важный - настоящий хозяин, уважаемый человек…
- Чего хотел этот тип? - осведомился на всякий случай.
- Размер спрашивал, - соврала Маринка. - Тридцатый для сестренки, а у нас таких нет.
На следующий день Игореша появился вновь, все такой же смешной - сутулый, робкий и вместе с тем привязчивый. Опять долго переминался с ноги на ногу, пока осмелился спросить:
- А вы гулять ходите?
- Не-а, - покачала головой девушка, - некогда. Да и не с кем.
- А со мной пойдете? - Игореша выглядел так трогательно, что Маринке стало его жалко расстраивать.
- Пойду, - пообещала она.
Они договорились встретиться в воскресенье вечером.
- А вы из Самары? - спросила Маринка. - А я здесь ничего не знаю, я ведь из Мурмыша.
- А где это - Мурмыш?
- Ой, семьдесят километров отсюда. У нас большая железнодорожная станция, второе место занимает в мире по разветвленности. Весь город на железке работает. Мне тоже предлагали пойти сцепщицей, а я отказалась. Я учиться хочу. На педагога.
В воскресенье Маринка сказала Аслану, что пошла к подруге, к той самой, из педучилища, и быстро выскользнула из дому. Стоя в подъезде, она быстро красила свои светлые ресницы, надеясь при помощи туши еще больше понравиться своему новому кавалеру.
А кавалер мок под дождем с букетом грубо наломанных астр под мышкой. Зонтика у него не было.
Они гуляли по блестящим от влаги улицам, и Игореша рассказывал о себе. Он представился студентом строительного института. Родом он был из Саратова, но учился в Самаре - захотел хоть на время учебы избавиться от навязчивой опеки родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37