Ни одна душа не подозревает о ее существовании. Если Жоффруа или его жена проболтаются о тайне моей смерти, ни он, ни его дети не смогут отыскать сокровища, которые Жоффруа часто видел.
Когда я возвращусь к бытию, этот конверт должен быть передан мне. В случае же, если судьба мне изменит и вы не сможете возвратить меня к жизни, — вы сами вскроете конверт, отыщете драгоценности и вступите во владение ими. Право собственности на них я признаю лишь за теми четырьмя потомками, что предъявят золотую медаль с моим девизом: «In Robore Fortuna». Никто не имеет права вмешиваться в их раздел, который они должны произвести по совести и без чьей-либо помощи или совета.
Такова моя воля. Теперь погружаюсь в молчание вечности и буду ждать вашего прихода. По властному зову золотой медали сойдетесь вы со всех концов земли на развалины фамильного замка Рош-Перьяк. В ваших жилах течет одна и та же кровь. Отнеситесь же друг к другу как братья и в сознании вашего долга приблизьтесь к месту отдыха вашего предка и вызовите его к жизни из царства вечной нирваны.
Написано моею собственной рукой в здравом уме и твердой памяти 12 июля 1721 года.
Жан-Пьер-Огюстен де ла Рош, маркиз де…»
Нотариус низко наклонился к пергаменту, с трудом разбирая подпись.
— Подпись неразборчива, — сказал он, — фамилия начинается либо с Б, либо с Р. Росчерк прошел по буквам. Ничего не разберешь.
Но Доротея и на этот раз выручила старика:
— Жан-Пьер-Огюстен де ла Рош, маркиз де Богреваль.
Нотариус был поражен.
— Да-да, вы правы. Как вы могли отгадать?
— Это одна из моих фамилий.
— Одна из ваших фамилий! Кто же вы такая, мадемуазель?
XII. Эликсир бессмертия
Доротея молчала, глубоко задумавшись. Молчали и молодые люди, но, видя, что никто не отвечает, Эррингтон заговорил первым:
— Ловкая шутка.
— Шутка не шутка, — встрепенулась Доротея. — Почему вы думаете, что это шутка?
— Слишком уж похоже на шутку. Воскресение из мертвых, эликсир бессмертия, таинственные драгоценности. Все это — сказка для детей.
— Да, для нашего века довольно неправдоподобно. И все-таки письмо дошло, и у нас есть золотые медали, о которых в нем говорится. И мы сошлись на свидание по приглашению, посланному двести лет назад. Наконец, оказывается, что все мы происходим от одного родоначальника. Пока все выходит по писаному.
— Значит, мы должны проделать все, что он требует?
— Обязательно. Это — наш долг.
— Благодарю вас, — вмешался нотариус, — я вам не попутчик. У меня нет ни малейшего желания идти с визитом к покойнику или смотреть на человека двухсот шестидесяти лет.
Доротея улыбнулась.
— Напрасно. Он совсем не так стар, как вы думаете. Двести лет отдыха не идут в счет. Ему шестьдесят лет, как и вам, господин Деларю. И знаете, что я вспомнила: Фонтенель умер почти столетним стариком… Не потому ли, что маркиз де Богреваль поделился с ним эликсиром?
Марко Дарио не выносил недомолвок и поставил вопрос ребром:
— Итак, верить нам или нет?
Доротея замялась.
— Гм! Дело не так просто, как кажется. Всему я не верю, но кое-что здесь все-таки есть. Скоро все выяснится. А сейчас мне очень хочется… Но это совсем из другой оперы…
— Что такое?
— Я… ужасно проголодалась. Так проголодалась, как сам маркиз де Богреваль, двести лет не евший ни кусочка.
У всех, кроме русского, оказались сумочки с провизией. Шумно и весело расставили яства на плоской каменной плите, сели и принялись за их уничтожение.
— Семейный завтрак на лоне природы, — пошутила Доротея.
Оказалось и вино. Пили за здоровье того, кто придумал собрать их всех на развалинах замка. Потом затеяли игры. Все наперерыв ухаживали за Доротеей. Вебстер и Эррингтон объявили схватку чемпионов Англии и Америки, с тем, что победитель имеет право поцеловать руку королевы турнира, то есть Доротеи. Дарио пел. Доротея вскочила на его лошадь и проделала несколько умопомрачительных акробатических трюков. К трем часам, устав от игр и смеха, снова уселись в кружок. На этот раз Доротея была центром внимания. Снова выпили и наконец решили отправиться с визитом к дедушке Богревалю.
Двинулись в стройном порядке. Впереди охмелевший нотариус со сдвинутым на затылок цилиндром. Красный, потный, он развязал галстук и, размахивая руками, пел куплеты о воскрешении Лазаря. Дарио аккомпанировал ему на губах, ловко подражая мандолине. За ними важно выступала Доротея. Вебстер и Эррингтон сплели зонт из папоротников и плюща и несли его над головой Доротеи, точно балдахин над головой королевы.
Миновав арку, обогнули угол стены, и перед ними раскинулась круглая площадка, осененная гигантским ветвистым дубом, похожим на дуб правосудия старобрабантской легенды. От дуба убегала вдаль тенистая дубовая аллея.
Нотариус, подражая тону профессиональных гидов, объяснял:
— Прошу уважаемых путешественников обратить благосклонное внимание: аллея дубов, посаженная отцом маркиза де Богреваль. Несмотря на свой возраст, они свежи и могучи. Особенно прекрасен этот дуб, своего рода патриарх полуострова. Немало поколений находило приют под его гостеприимным кровом. Мужчин прошу обнажить головы перед этим чудом природы.
В конце аллеи шествие остановилось. Когда-то здесь была ограда, от которой сохранились только кучи щебня и груды камней. А дальше, на пригорке, возвышалась круглая башня.
— Башня Коксэн, — объяснял окончательно охмелевший нотариус. — Самая древняя башня во всем департаменте. Построена в раннем средневековье. В этой башне спит зачарованный принц, вечно юный маркиз де Богреваль. Мы брызнем на него живой водой и разбудим от могильного сна.
Левая сторона башни обрушилась, превратилась в бесформенную груду развалин, зато правая была почти не тронута временем. В ее стенах могла действительно таиться и усыпальница маркиза, и лестница, ведущая в нее. Подножие башни так заросло кустарниками и травой, что компания с трудом пробилась к арке подземного моста и отыскала нишу опускной решетки.
— Это доказывает, что нас никто не опередил, — заметила Доротея. — Давно здесь не ступала человеческая нога.
Прежде чем выполнить приказ маркиза, компания осмотрела башню. Прошли сквозь арку во двор, некогда застроенный жилыми постройками. От крыши не было и следов, но сохранились стены комнат с просветами окон-бойниц и закоптелые дымоходы. Обрушившаяся часть башни полого спускалась вниз.
Доротея подошла к обрыву.
— Посмотрите, — показала она, — этим путем легко пробраться в башню. Вот тропинка, ведущая к перешейку. Сюда приезжают на пикники. Вот валяется газета и новенькая коробка от сардин.
— Странно, — заметил кто-то, — публика бывает, а дорога запущена.
— А зачем ее расчищать, раз есть удобная короткая тропинка?
Никто не торопился исполнять приказ маркиза, и компания вернулась к нише подъемного моста не для того, чтобы будить спящего, а для того, чтобы со спокойной совестью сказать: «Приключение окончено. Пора и по домам».
Доротея тоже настроилась скептически и, казалось, относилась к этой затее, как к остроумной мистификации.
— Кузены, — провозгласила она. — Объявляю себя вашим предводителем. Прошу беспрекословно исполнять мои распоряжения. Не для того приехали вы из России или Америки, чтобы сидеть сложа руки. Живо за работу. Выпалывайте траву из расселин. Докажем наше послушание достопочтенному маркизу Богревалю. На развалинах башни Коксэн мы завоюем право спокойно вернуться восвояси и больше не вспоминать о заветной медали. Теперь, синьор Дарио и мистер Эррингтон, отсчитайте третьи камни от земли по обеим сторонам ниши. Так. Готово. Почтительно преклонитесь перед памятью маркиза и толкните камни.
Камни были так высоко, что даже высокий Эррингтон едва доставал до них руками. Вебстер и Куробьев подсадили Дарио и Эррингтона.
— Приготовились? — спросила Доротея.
— Да, — ответили они в один голос.
— Теперь толкайте; нажимайте медленно и сильно. Побольше доверия к словам предка. Пусть господин Деларю сомневается, сколько ему угодно. Он здесь — лицо постороннее, ему разрешено неверие.
Молодые люди с силой уперлись в камни.
— Так… Еще усилие. Крепче. Слова маркиза вернее заповедей. А он говорит, что середина ниши отодвинется внутрь. Еще разок. Да исполнится воля маркиза Богреваля, да сойдут камни с места.
— Мой камень покачнулся, — сказал англичанин.
— И мой, — ответил генуэзец.
Действительно, камни медленно сдвинулись с места, и через мгновение верх стены откачнулся внутрь, образуя покатую площадку, в глубине которой показались ступени.
Хладнокровие изменило долговязому британцу. И он удивленно воскликнул:
— О-о!.. Благородный джентльмен сказал правду. Вот и лестница.
Все невольно оцепенели. Не падающая стена их изумила: в старинных постройках часто встречаются потайные ходы, подземелья и тому подобное — поразило их то, что стена упала после выполнения всех указаний маркиза.
— Если здесь окажется сто тридцать две ступени — я окончательно уверую, — заявил Эррингтон.
Один нотариус крепко держался скептицизма и, пожав плечами, спросил:
— Неужто вы думаете, что маркиз?..
— Ожидает нас, как всякий живой человек, пригласивший гостей, — подхватила Доротея.
Но остальные прекратили их спор, и вся компания двинулась дальше. Вместо факелов зажгли два электрических фонарика и осветили узкую винтообразную лестницу, круто уходящую ввысь. Дарио пошел вперед.
— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, — считал он громко.
Для храбрости нотариус запел куплеты, но на тридцать пятой ступеньке умолк.
— Тяжело подниматься? — спросила его Доротея.
— Да… Крутенько. А главное — подкашиваются ноги при мысли, что идешь в гости к покойнику.
На пятидесятой ступени стало светло. В стене оказалась дыра. Доротея высунулась, но подножие башни не могла рассмотреть из-за широкого карниза под дырой.
— Сто… Сто десять… Сто двадцать… Сто тридцать, сто тридцать одна, — считал Дарио, — сто тридцать две. Дальше идти некуда. Лестница упирается в стенку.
— Посмотрите, есть ли на верхней ступеньке три плитки.
— Есть.
— И железный лом?
— И лом…
Доротея внимательно осмотрелась. Все совпадало с указаниями маркиза.
— Ломайте штукатурку, — скомандовала она.
Штукатурка действительно лежала тонким слоем и скоро осыпалась, обнажив невысокую дверь.
— Черт побери, — лепетал испуганный нотариус. — Все как по писаному.
— О, господин нотариус, — подтрунивала Доротея, — дайте открыть дверь, тогда ваш скептицизм исчезнет без следа.
— Уже исчез. Я уже уверовал: старый плут был прекрасным механиком и режиссером. В наше время его бы охотно пригласили для инсценировки страшных сцен.
— Напрасно вы думаете, что он умер.
— Ну, это уж, извините, абсурд. Я могу допустить, что он лежит за этой дверью, но чтобы он был жив — это уже ерунда.
Доротея наступила на средний камень, Дарио и Эррингтон на остальные. Дверь глухо скрипнула и стала медленно раскрываться.
— Santa Maria, — прошептал Дарио, — тут либо Божье чудо, либо дьявольское наваждение.
За дверью оказалась довольно большая комната без окон, со сводчатым потолком и совершенно гладкими стенами. Мебели в ней не было, но в левом углу виднелась занавеска, прибитая прямо к балке потолка. За нею должен был лежать покойник.
Они долго стояли молча, не шевелясь. Деларю был бледен, как стена, и едва стоял на ногах. Теперь никто не улыбался.
Не отрываясь, смотрела Доротея на занавеску. Значит, дело не кончилось чтением пакета и действие перенесено в полуразрушенную башню, в комнату, где двести лет не звучал человеческий голос. За занавеской — кровать, а на кровати либо груда полуистлевших костей, либо живой человек.
Доротея вопросительно оглянулась на своих спутников. Никто из них не шевельнулся. Она шагнула вперед и снова остановилась, робко протянула руку, медленно приподняла занавеску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Когда я возвращусь к бытию, этот конверт должен быть передан мне. В случае же, если судьба мне изменит и вы не сможете возвратить меня к жизни, — вы сами вскроете конверт, отыщете драгоценности и вступите во владение ими. Право собственности на них я признаю лишь за теми четырьмя потомками, что предъявят золотую медаль с моим девизом: «In Robore Fortuna». Никто не имеет права вмешиваться в их раздел, который они должны произвести по совести и без чьей-либо помощи или совета.
Такова моя воля. Теперь погружаюсь в молчание вечности и буду ждать вашего прихода. По властному зову золотой медали сойдетесь вы со всех концов земли на развалины фамильного замка Рош-Перьяк. В ваших жилах течет одна и та же кровь. Отнеситесь же друг к другу как братья и в сознании вашего долга приблизьтесь к месту отдыха вашего предка и вызовите его к жизни из царства вечной нирваны.
Написано моею собственной рукой в здравом уме и твердой памяти 12 июля 1721 года.
Жан-Пьер-Огюстен де ла Рош, маркиз де…»
Нотариус низко наклонился к пергаменту, с трудом разбирая подпись.
— Подпись неразборчива, — сказал он, — фамилия начинается либо с Б, либо с Р. Росчерк прошел по буквам. Ничего не разберешь.
Но Доротея и на этот раз выручила старика:
— Жан-Пьер-Огюстен де ла Рош, маркиз де Богреваль.
Нотариус был поражен.
— Да-да, вы правы. Как вы могли отгадать?
— Это одна из моих фамилий.
— Одна из ваших фамилий! Кто же вы такая, мадемуазель?
XII. Эликсир бессмертия
Доротея молчала, глубоко задумавшись. Молчали и молодые люди, но, видя, что никто не отвечает, Эррингтон заговорил первым:
— Ловкая шутка.
— Шутка не шутка, — встрепенулась Доротея. — Почему вы думаете, что это шутка?
— Слишком уж похоже на шутку. Воскресение из мертвых, эликсир бессмертия, таинственные драгоценности. Все это — сказка для детей.
— Да, для нашего века довольно неправдоподобно. И все-таки письмо дошло, и у нас есть золотые медали, о которых в нем говорится. И мы сошлись на свидание по приглашению, посланному двести лет назад. Наконец, оказывается, что все мы происходим от одного родоначальника. Пока все выходит по писаному.
— Значит, мы должны проделать все, что он требует?
— Обязательно. Это — наш долг.
— Благодарю вас, — вмешался нотариус, — я вам не попутчик. У меня нет ни малейшего желания идти с визитом к покойнику или смотреть на человека двухсот шестидесяти лет.
Доротея улыбнулась.
— Напрасно. Он совсем не так стар, как вы думаете. Двести лет отдыха не идут в счет. Ему шестьдесят лет, как и вам, господин Деларю. И знаете, что я вспомнила: Фонтенель умер почти столетним стариком… Не потому ли, что маркиз де Богреваль поделился с ним эликсиром?
Марко Дарио не выносил недомолвок и поставил вопрос ребром:
— Итак, верить нам или нет?
Доротея замялась.
— Гм! Дело не так просто, как кажется. Всему я не верю, но кое-что здесь все-таки есть. Скоро все выяснится. А сейчас мне очень хочется… Но это совсем из другой оперы…
— Что такое?
— Я… ужасно проголодалась. Так проголодалась, как сам маркиз де Богреваль, двести лет не евший ни кусочка.
У всех, кроме русского, оказались сумочки с провизией. Шумно и весело расставили яства на плоской каменной плите, сели и принялись за их уничтожение.
— Семейный завтрак на лоне природы, — пошутила Доротея.
Оказалось и вино. Пили за здоровье того, кто придумал собрать их всех на развалинах замка. Потом затеяли игры. Все наперерыв ухаживали за Доротеей. Вебстер и Эррингтон объявили схватку чемпионов Англии и Америки, с тем, что победитель имеет право поцеловать руку королевы турнира, то есть Доротеи. Дарио пел. Доротея вскочила на его лошадь и проделала несколько умопомрачительных акробатических трюков. К трем часам, устав от игр и смеха, снова уселись в кружок. На этот раз Доротея была центром внимания. Снова выпили и наконец решили отправиться с визитом к дедушке Богревалю.
Двинулись в стройном порядке. Впереди охмелевший нотариус со сдвинутым на затылок цилиндром. Красный, потный, он развязал галстук и, размахивая руками, пел куплеты о воскрешении Лазаря. Дарио аккомпанировал ему на губах, ловко подражая мандолине. За ними важно выступала Доротея. Вебстер и Эррингтон сплели зонт из папоротников и плюща и несли его над головой Доротеи, точно балдахин над головой королевы.
Миновав арку, обогнули угол стены, и перед ними раскинулась круглая площадка, осененная гигантским ветвистым дубом, похожим на дуб правосудия старобрабантской легенды. От дуба убегала вдаль тенистая дубовая аллея.
Нотариус, подражая тону профессиональных гидов, объяснял:
— Прошу уважаемых путешественников обратить благосклонное внимание: аллея дубов, посаженная отцом маркиза де Богреваль. Несмотря на свой возраст, они свежи и могучи. Особенно прекрасен этот дуб, своего рода патриарх полуострова. Немало поколений находило приют под его гостеприимным кровом. Мужчин прошу обнажить головы перед этим чудом природы.
В конце аллеи шествие остановилось. Когда-то здесь была ограда, от которой сохранились только кучи щебня и груды камней. А дальше, на пригорке, возвышалась круглая башня.
— Башня Коксэн, — объяснял окончательно охмелевший нотариус. — Самая древняя башня во всем департаменте. Построена в раннем средневековье. В этой башне спит зачарованный принц, вечно юный маркиз де Богреваль. Мы брызнем на него живой водой и разбудим от могильного сна.
Левая сторона башни обрушилась, превратилась в бесформенную груду развалин, зато правая была почти не тронута временем. В ее стенах могла действительно таиться и усыпальница маркиза, и лестница, ведущая в нее. Подножие башни так заросло кустарниками и травой, что компания с трудом пробилась к арке подземного моста и отыскала нишу опускной решетки.
— Это доказывает, что нас никто не опередил, — заметила Доротея. — Давно здесь не ступала человеческая нога.
Прежде чем выполнить приказ маркиза, компания осмотрела башню. Прошли сквозь арку во двор, некогда застроенный жилыми постройками. От крыши не было и следов, но сохранились стены комнат с просветами окон-бойниц и закоптелые дымоходы. Обрушившаяся часть башни полого спускалась вниз.
Доротея подошла к обрыву.
— Посмотрите, — показала она, — этим путем легко пробраться в башню. Вот тропинка, ведущая к перешейку. Сюда приезжают на пикники. Вот валяется газета и новенькая коробка от сардин.
— Странно, — заметил кто-то, — публика бывает, а дорога запущена.
— А зачем ее расчищать, раз есть удобная короткая тропинка?
Никто не торопился исполнять приказ маркиза, и компания вернулась к нише подъемного моста не для того, чтобы будить спящего, а для того, чтобы со спокойной совестью сказать: «Приключение окончено. Пора и по домам».
Доротея тоже настроилась скептически и, казалось, относилась к этой затее, как к остроумной мистификации.
— Кузены, — провозгласила она. — Объявляю себя вашим предводителем. Прошу беспрекословно исполнять мои распоряжения. Не для того приехали вы из России или Америки, чтобы сидеть сложа руки. Живо за работу. Выпалывайте траву из расселин. Докажем наше послушание достопочтенному маркизу Богревалю. На развалинах башни Коксэн мы завоюем право спокойно вернуться восвояси и больше не вспоминать о заветной медали. Теперь, синьор Дарио и мистер Эррингтон, отсчитайте третьи камни от земли по обеим сторонам ниши. Так. Готово. Почтительно преклонитесь перед памятью маркиза и толкните камни.
Камни были так высоко, что даже высокий Эррингтон едва доставал до них руками. Вебстер и Куробьев подсадили Дарио и Эррингтона.
— Приготовились? — спросила Доротея.
— Да, — ответили они в один голос.
— Теперь толкайте; нажимайте медленно и сильно. Побольше доверия к словам предка. Пусть господин Деларю сомневается, сколько ему угодно. Он здесь — лицо постороннее, ему разрешено неверие.
Молодые люди с силой уперлись в камни.
— Так… Еще усилие. Крепче. Слова маркиза вернее заповедей. А он говорит, что середина ниши отодвинется внутрь. Еще разок. Да исполнится воля маркиза Богреваля, да сойдут камни с места.
— Мой камень покачнулся, — сказал англичанин.
— И мой, — ответил генуэзец.
Действительно, камни медленно сдвинулись с места, и через мгновение верх стены откачнулся внутрь, образуя покатую площадку, в глубине которой показались ступени.
Хладнокровие изменило долговязому британцу. И он удивленно воскликнул:
— О-о!.. Благородный джентльмен сказал правду. Вот и лестница.
Все невольно оцепенели. Не падающая стена их изумила: в старинных постройках часто встречаются потайные ходы, подземелья и тому подобное — поразило их то, что стена упала после выполнения всех указаний маркиза.
— Если здесь окажется сто тридцать две ступени — я окончательно уверую, — заявил Эррингтон.
Один нотариус крепко держался скептицизма и, пожав плечами, спросил:
— Неужто вы думаете, что маркиз?..
— Ожидает нас, как всякий живой человек, пригласивший гостей, — подхватила Доротея.
Но остальные прекратили их спор, и вся компания двинулась дальше. Вместо факелов зажгли два электрических фонарика и осветили узкую винтообразную лестницу, круто уходящую ввысь. Дарио пошел вперед.
— Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, — считал он громко.
Для храбрости нотариус запел куплеты, но на тридцать пятой ступеньке умолк.
— Тяжело подниматься? — спросила его Доротея.
— Да… Крутенько. А главное — подкашиваются ноги при мысли, что идешь в гости к покойнику.
На пятидесятой ступени стало светло. В стене оказалась дыра. Доротея высунулась, но подножие башни не могла рассмотреть из-за широкого карниза под дырой.
— Сто… Сто десять… Сто двадцать… Сто тридцать, сто тридцать одна, — считал Дарио, — сто тридцать две. Дальше идти некуда. Лестница упирается в стенку.
— Посмотрите, есть ли на верхней ступеньке три плитки.
— Есть.
— И железный лом?
— И лом…
Доротея внимательно осмотрелась. Все совпадало с указаниями маркиза.
— Ломайте штукатурку, — скомандовала она.
Штукатурка действительно лежала тонким слоем и скоро осыпалась, обнажив невысокую дверь.
— Черт побери, — лепетал испуганный нотариус. — Все как по писаному.
— О, господин нотариус, — подтрунивала Доротея, — дайте открыть дверь, тогда ваш скептицизм исчезнет без следа.
— Уже исчез. Я уже уверовал: старый плут был прекрасным механиком и режиссером. В наше время его бы охотно пригласили для инсценировки страшных сцен.
— Напрасно вы думаете, что он умер.
— Ну, это уж, извините, абсурд. Я могу допустить, что он лежит за этой дверью, но чтобы он был жив — это уже ерунда.
Доротея наступила на средний камень, Дарио и Эррингтон на остальные. Дверь глухо скрипнула и стала медленно раскрываться.
— Santa Maria, — прошептал Дарио, — тут либо Божье чудо, либо дьявольское наваждение.
За дверью оказалась довольно большая комната без окон, со сводчатым потолком и совершенно гладкими стенами. Мебели в ней не было, но в левом углу виднелась занавеска, прибитая прямо к балке потолка. За нею должен был лежать покойник.
Они долго стояли молча, не шевелясь. Деларю был бледен, как стена, и едва стоял на ногах. Теперь никто не улыбался.
Не отрываясь, смотрела Доротея на занавеску. Значит, дело не кончилось чтением пакета и действие перенесено в полуразрушенную башню, в комнату, где двести лет не звучал человеческий голос. За занавеской — кровать, а на кровати либо груда полуистлевших костей, либо живой человек.
Доротея вопросительно оглянулась на своих спутников. Никто из них не шевельнулся. Она шагнула вперед и снова остановилась, робко протянула руку, медленно приподняла занавеску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25