Няня, с величайшей неохотой приехавшая в Прайори, теперь наслаждалась пребыванием здесь и не собиралась уезжать, пока с помощью Имберов, жены садовника и толстой девушки из деревни не поставит весь дом с ног на голову, как с негодованием характеризовал ее намерения Имбер. Впервые с тех пор, когда она царствовала в детской Андершо, няня обрела неограниченную власть и, придя к выводу, что Деймрела можно не опасаться, ослабила бдительность и бродила по огромному, беспорядочно сооруженному дому, теребя своих рабов и так глубоко погрузившись в хозяйственные дела, что не замечала блеска в глазах Венеции и не подозревала, что, когда ей казалось, будто ее воспитанница отправилась домой, та в действительности сидела с Деймрелом в саду, гуляла с ним по берегу реки или позволяла ему сопровождать ее в Андершо самым длинным маршрутом.
Конюх и слуга Деймрела были в курсе дел, но Нидд не рассказывал няне, сколько часов провела в конюшие Прайори лошадь, запряженная в двуколку Венеции, а Марстон не сообщал ей, когда Венеция уезжала домой в компании его хозяина.
Нидд считал положение несколько странным, но когда делился этими мыслями с Марстоном, получал в ответ непроницаемый взгляд. Однако Марстон тоже находил происходящее странным, так как соблазнять молодых невинных леди было совсем не в духе его лордства. Возможно, он был слишком связан традициями, чтобы путаться с девушками благородного происхождения, но за все годы служения лорду Деймрелу Марстон ни разу не видел, чтобы тот волочился за такой леди, как мисс Лэнион, или вел себя с кем-либо из своих возлюбленных так, как с ней. С того дня, как лорд Деймрел доставил в дом мистера Обри, он ни разу не скучал и не пребывал в мрачном настроении. До сих нор его лордство редко задерживался в Прайори больше чем на день-два, а сейчас даже написал лорду Флейвеллу, что не сможет приехать в его охотничий домик. Вернутся ли они в Лондон, когда мистер Обри покинет Прайори? Милорд не строил конкретных планов, но думал, что на какое-то время останется в Йоркшире.
Возможно, лорд Деймрел забавлялся новой разновидностью флирта, но это походило на серьезное ухаживание. Если так, то Марстона интересовало, знает ли мисс Лэнион, какую жизнь вел его лордство, и что скажет об их отношениях ее старший брат.
Марстон был бы шокирован, узнав, как много известно Венеции и как ее забавляли самые скандальные похождения Деймрела, и его поразила бы та непринужденная дружба, которая возникла между этой странной парой.
Незнакомый человек мог бы принять их за родственников, настолько откровенными и лишенными церемоний были их разговоры, абсолютно непохожие на праздный флирт. Приняв в качестве тактики хорошо известной ему игры роль fidus Achates, Деймрел вскоре стал давать Венеции советы по поводу ведения дел старшего брата или обсуждать с ней трудности, возникающие вследствие твердых намерений ее младшего брата позволить своему мощному интеллекту окончательно изнурить хрупкое тело. Впрочем, он прямо предупреждал, что у нее мало надежды отвлечь Обри от его всепоглощающей страсти к знаниям.
— Обри слишком долго был одинок. Если бы его удалось отправить в Итон, он, несомненно, завел бы там друзей, а сейчас у него их только двое — вы и тот старый пастор, я забыл его имя, о котором ваш брат рассказывал. Ему необходимо общаться со сверстниками и преодолеть страх оказаться жалким и презираемым.
Венеция бросила на него красноречивый взгляд:
— Знаете, вы первый человек, который понял, что Обри ненавидит свою хромоту именно таким образом. Даже доктор Бентуорт этого не понимает, а я могу только догадываться. Но ведь с вами Обри обсуждал это, не так ли? Он передал мне ваши слова — что, если бы вам предложили выбор между сильным телом и острым умом, вы предпочли бы ум, потому что он надолго переживет телесную силу. Очевидно, это его поразило, потому что Обри никогда не говорил мне о подобных вещах, и я была так вам благодарна, что могла бы вас обнять!
— За чем же остановка? — быстро осведомился Деймрел.
Венеция засмеялась и покачала головой:
— Нет, я не шучу. Понимаете, вы сказали именно то, что нужно, а то, что Обри вообще говорил с вами об этом, показывает, как вы ему нравитесь. Обычно он очень скован с незнакомыми людьми, а когда леди Денни спрашивает о его здоровье или Эдуард помогает ему встать со стула, он просто кипит от бешенства.
— Могу себе представить! Меня бы тоже это взбесило.
— Я понимаю, что Эдуард делает это по доброте душевной, но…
— Очень нужна Обри его доброта!
— Именно это я говорила Эдуарду, но он слушать не хочет. А вот ваша доброта Обри нужна. Я имею в виду не только то, что вы вникаете в его интересы, но и то, что вы над ним смеетесь, обзываете его по-всякому и угрожаете сделать с ним нечто ужасное, если он не проглотит эту мерзкую валериану!
— По-вашему, это доброта? — с усмешкой осведомился Деймрел.
— Да, и по-вашему — тоже, иначе бы вы так не поступали. Очевидно, это заставляет Обри чувствовать, что он такой же, как другие парии, и что вы не придаете значения его хромой ноге. Ваше общество для него куда полезнее моего, ведь я всего лишь женщина. И к тому же сестра, что только осложняет дело.
— Вы хорошая сестра. И надеюсь, будете вознаграждены, хотя весьма в этом сомневаюсь. Не позволяйте ему обижать вас. Обри вас любит, но он законченный эгоист.
— Знаю, — весело отозвалась Венеция. — Но уверяю вас, он не так плох, как папа или Конуэй. В отличие от папы, Обри постарался бы угодить мне, если бы это пришло ему в голову, а Конуэй, по-моему, вообще не в состоянии думать ни о ком, кроме себя.
Это замечание, сделанное вполне серьезно, привело в восторг Деймрела, который назвал Венецию «радость моя». Она приняла этот титул с полным спокойствием, но попросила не произносить его при няне.
— Тогда вся ваша лесть по ее адресу пропала бы зря, а всем нашим беседам пришел конец.
— Уверен, что она бы не рассердилась. Миссис Придди верит, что на меня снизошла милость Божья.
— Нет, только начинает верить — и то потому, что вы поддержали ее в споре с Имбером. Возможно, вы не знаете, но вчера уронили себя в ее глазах, когда не позволили выбить пыль из ковра в библиотеке. Няня снова заговорила о нечестивых, а Обри клянется, будто она сказала ему, что один грешник способен погубить многих праведников.
— Но после этого я выразил восхищение ее кружевом, так что снова пользуюсь благосклонностью.
— Смотрите не переусердствуйте, иначе няня подарит вам свое кружево! Должно быть, она сплела его на целую милю, потому что занималась этим, сколько я ее помню, и очень редко кому-нибудь дарила. Самое ужасное, что она предназначает кружево для того из нас, кто первым вступит в брак.
— Пожалуй, мне и впрямь нужно быть поосторожнее, — задумчиво промолвил Деймрел. — Что бы вы посоветовали? Устроить оргию, скверно обойтись с Обри или назвать вас «моей радостью» в ее присутствии?
— Это может сработать. Скажите, что вы солгали ей, будто приехали в Йоркшир, чтобы выслушать жалобы ваших арендаторов. Вы так и сделали, я уверена, кто же еще мог вбить ей в голову такую нелепую мысль? Только не говорите, что приехали из-за состязаний в Тэттерсолле, потому что она считает бега нечестивыми.
— Ладно, не скажу. К тому же я приехал не на бега, а спасаясь от моих тетушек.
— Вы шутите? Что они вам сделали?
— Хотели восстановить мою репутацию в глазах общества. Их трое — двое не замужем и живут вместе; у одной жирная физиономия, а у другой лицо как сморщенное яблоко. Третья из них, старшая, — вдова, и самая жуткая особа, какую только можно представить. Она живет в мавзолее на Гросвенор-сквер, редко оттуда выбирается, зато устраивает приемы под стать королевским. Эта тетушка одевается как пугало, не имеет ни мозгов, ни обаяния, но каким-то непостижимым способом — очевидно, с помощью сильного характера, который я за ней признаю, — убедила ton, что она вторая леди Корк и быть приглашенным в ее салон — великая честь.
— Звучит ужасно.
— Она и сама ужасна. Настоящий дракон!
— А почему она хочет восстановить вашу репутацию?
— О, по двум причинам. Во-первых, каковы бы ни были мои грехи, я глава семьи, а это обстоятельство для нее много значит. Во-вторых, издав королевский приказ моему кузену Альфреду прибыть на Гросвенор-сквер для инспекции, она сделала удручающее открытие, что он первостатейный франт. Не имея понятия, что старая леди люто ненавидит щеголей с Бонд-стрит, глупец разоделся в пух и прах и явился на Гросвенор-сквер в светло-желтых брюках, сюртуке от Штульца, сапогах от Хоби, шляпе от Бэкстера и ярком галстуке. Добавьте к этому барселонский шейный платок, цветок размером с тыкву в петлице, сильный залах черкесского масла для волос, манеры учителя танцев, шепелявость, годами доводимую до совершенства, и вы поймете, как выглядел Альфред.
— Хотела бы я на него посмотреть! — рассмеялась Венеция. — А вы его видели или это игра воображения?
— Конечно не видел, но мне его подробно описала моя тетушка. Бедняга всего лишь хотел выглядеть получше, но все его надежды пошли прахом. Ведь ему было нужно положить конец долгой вражде — я забыл упомянуть, что мои тети поссорились с его матерью. Кажется, она их оскорбила на похоронах моего дяди, но я при этом не присутствовал. Впрочем, готов биться об заклад, что она не выказала должного почтения к их высокому рангу. Как бы то ни было, Альфред повиновался вызову моей тети Огасты, уверенный, что с помощью такта и своей изысканной внешности сможет убедить не только ее, но также тетю Джейн и тетю Илайзу сделать его их наследником, что привлекало кузена куда больше, чем мое наследство, et pour cause. Но увы, столкнувшись с выбором между щеголем и повесой, они выбрали повесу — вернее, выбрали бы, если бы я согласился…
— Вести себя достойно?
— Хуже! Жениться на женщине с плохими зубами, курносым носом и безобразной фигурой. Венеция снова рассмеялась:
— Естественно, они хотели, чтобы вы женились, так как это самый респектабельный поступок, который вы могли совершить, и из-за детей, чтобы избавиться от необходимости рассчитывать на вашего кузена, но я не вижу причин, почему невеста непременно должна была иметь плохие зубы и курносый нос.
— Я тоже, но она имела и то и другое, уверяю вас. Более того, оказалась жуткой кривлякой. Вы удивляетесь, что я сбежал?
— Нет, но я удивляюсь, что ваши тети были настолько глупы, чтобы предложить вам подобный брак, зная, что прежде вы влюблялись только в красавиц. Трудно ожидать, что человек сразу откажется от своих привычек.
— Вы абсолютно правы! — согласился он. — Тем более, что глаза мисс Амелии Абли так часто моргали, что походили на рыбьи.
— Тогда вам ни в коем случае не следовало на ней жениться! — заявила Венеция. — Мне жаль бедняжку, но она будет счастливее старой девой, чем вашей женой. Я бы не удивилась, если бы вы через несколько дней после свадьбы сбежали с другой женщиной. Представляете, каким унижением это стало бы для нее! Как только вашим тeтушкам пришло в голову подсунуть вам такую неподходящую женщину?
— Думаю, они считали, что я уже пережил возраст романтических увлечений, — с печальной усмешкой ответил Деймрел. — Во всяком случае, тетя Илайза говорила, что мне пора остепениться, рисовала трогательные картины упорядоченной жизни.
— Могу себе представить! В результате вы сбежали в Йоркшир. И каковы же были достоинства мисс Абли?
— Ну… целомудрие.
— Этого мало, если вы имеете в виду, что она обладала пуританскими наклонностями.
— Мне так показалось. Но тети сообщили, что, помимо респектабельности, она отличается здравомыслием, хорошим вкусом и умением себя вести. Ее состояние было таким, на какое я имел основание рассчитывать, и, не окажись она дурна собой и старше тридцати лет, ее родители и слышать не пожелали бы о браке дочери со мной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Конюх и слуга Деймрела были в курсе дел, но Нидд не рассказывал няне, сколько часов провела в конюшие Прайори лошадь, запряженная в двуколку Венеции, а Марстон не сообщал ей, когда Венеция уезжала домой в компании его хозяина.
Нидд считал положение несколько странным, но когда делился этими мыслями с Марстоном, получал в ответ непроницаемый взгляд. Однако Марстон тоже находил происходящее странным, так как соблазнять молодых невинных леди было совсем не в духе его лордства. Возможно, он был слишком связан традициями, чтобы путаться с девушками благородного происхождения, но за все годы служения лорду Деймрелу Марстон ни разу не видел, чтобы тот волочился за такой леди, как мисс Лэнион, или вел себя с кем-либо из своих возлюбленных так, как с ней. С того дня, как лорд Деймрел доставил в дом мистера Обри, он ни разу не скучал и не пребывал в мрачном настроении. До сих нор его лордство редко задерживался в Прайори больше чем на день-два, а сейчас даже написал лорду Флейвеллу, что не сможет приехать в его охотничий домик. Вернутся ли они в Лондон, когда мистер Обри покинет Прайори? Милорд не строил конкретных планов, но думал, что на какое-то время останется в Йоркшире.
Возможно, лорд Деймрел забавлялся новой разновидностью флирта, но это походило на серьезное ухаживание. Если так, то Марстона интересовало, знает ли мисс Лэнион, какую жизнь вел его лордство, и что скажет об их отношениях ее старший брат.
Марстон был бы шокирован, узнав, как много известно Венеции и как ее забавляли самые скандальные похождения Деймрела, и его поразила бы та непринужденная дружба, которая возникла между этой странной парой.
Незнакомый человек мог бы принять их за родственников, настолько откровенными и лишенными церемоний были их разговоры, абсолютно непохожие на праздный флирт. Приняв в качестве тактики хорошо известной ему игры роль fidus Achates, Деймрел вскоре стал давать Венеции советы по поводу ведения дел старшего брата или обсуждать с ней трудности, возникающие вследствие твердых намерений ее младшего брата позволить своему мощному интеллекту окончательно изнурить хрупкое тело. Впрочем, он прямо предупреждал, что у нее мало надежды отвлечь Обри от его всепоглощающей страсти к знаниям.
— Обри слишком долго был одинок. Если бы его удалось отправить в Итон, он, несомненно, завел бы там друзей, а сейчас у него их только двое — вы и тот старый пастор, я забыл его имя, о котором ваш брат рассказывал. Ему необходимо общаться со сверстниками и преодолеть страх оказаться жалким и презираемым.
Венеция бросила на него красноречивый взгляд:
— Знаете, вы первый человек, который понял, что Обри ненавидит свою хромоту именно таким образом. Даже доктор Бентуорт этого не понимает, а я могу только догадываться. Но ведь с вами Обри обсуждал это, не так ли? Он передал мне ваши слова — что, если бы вам предложили выбор между сильным телом и острым умом, вы предпочли бы ум, потому что он надолго переживет телесную силу. Очевидно, это его поразило, потому что Обри никогда не говорил мне о подобных вещах, и я была так вам благодарна, что могла бы вас обнять!
— За чем же остановка? — быстро осведомился Деймрел.
Венеция засмеялась и покачала головой:
— Нет, я не шучу. Понимаете, вы сказали именно то, что нужно, а то, что Обри вообще говорил с вами об этом, показывает, как вы ему нравитесь. Обычно он очень скован с незнакомыми людьми, а когда леди Денни спрашивает о его здоровье или Эдуард помогает ему встать со стула, он просто кипит от бешенства.
— Могу себе представить! Меня бы тоже это взбесило.
— Я понимаю, что Эдуард делает это по доброте душевной, но…
— Очень нужна Обри его доброта!
— Именно это я говорила Эдуарду, но он слушать не хочет. А вот ваша доброта Обри нужна. Я имею в виду не только то, что вы вникаете в его интересы, но и то, что вы над ним смеетесь, обзываете его по-всякому и угрожаете сделать с ним нечто ужасное, если он не проглотит эту мерзкую валериану!
— По-вашему, это доброта? — с усмешкой осведомился Деймрел.
— Да, и по-вашему — тоже, иначе бы вы так не поступали. Очевидно, это заставляет Обри чувствовать, что он такой же, как другие парии, и что вы не придаете значения его хромой ноге. Ваше общество для него куда полезнее моего, ведь я всего лишь женщина. И к тому же сестра, что только осложняет дело.
— Вы хорошая сестра. И надеюсь, будете вознаграждены, хотя весьма в этом сомневаюсь. Не позволяйте ему обижать вас. Обри вас любит, но он законченный эгоист.
— Знаю, — весело отозвалась Венеция. — Но уверяю вас, он не так плох, как папа или Конуэй. В отличие от папы, Обри постарался бы угодить мне, если бы это пришло ему в голову, а Конуэй, по-моему, вообще не в состоянии думать ни о ком, кроме себя.
Это замечание, сделанное вполне серьезно, привело в восторг Деймрела, который назвал Венецию «радость моя». Она приняла этот титул с полным спокойствием, но попросила не произносить его при няне.
— Тогда вся ваша лесть по ее адресу пропала бы зря, а всем нашим беседам пришел конец.
— Уверен, что она бы не рассердилась. Миссис Придди верит, что на меня снизошла милость Божья.
— Нет, только начинает верить — и то потому, что вы поддержали ее в споре с Имбером. Возможно, вы не знаете, но вчера уронили себя в ее глазах, когда не позволили выбить пыль из ковра в библиотеке. Няня снова заговорила о нечестивых, а Обри клянется, будто она сказала ему, что один грешник способен погубить многих праведников.
— Но после этого я выразил восхищение ее кружевом, так что снова пользуюсь благосклонностью.
— Смотрите не переусердствуйте, иначе няня подарит вам свое кружево! Должно быть, она сплела его на целую милю, потому что занималась этим, сколько я ее помню, и очень редко кому-нибудь дарила. Самое ужасное, что она предназначает кружево для того из нас, кто первым вступит в брак.
— Пожалуй, мне и впрямь нужно быть поосторожнее, — задумчиво промолвил Деймрел. — Что бы вы посоветовали? Устроить оргию, скверно обойтись с Обри или назвать вас «моей радостью» в ее присутствии?
— Это может сработать. Скажите, что вы солгали ей, будто приехали в Йоркшир, чтобы выслушать жалобы ваших арендаторов. Вы так и сделали, я уверена, кто же еще мог вбить ей в голову такую нелепую мысль? Только не говорите, что приехали из-за состязаний в Тэттерсолле, потому что она считает бега нечестивыми.
— Ладно, не скажу. К тому же я приехал не на бега, а спасаясь от моих тетушек.
— Вы шутите? Что они вам сделали?
— Хотели восстановить мою репутацию в глазах общества. Их трое — двое не замужем и живут вместе; у одной жирная физиономия, а у другой лицо как сморщенное яблоко. Третья из них, старшая, — вдова, и самая жуткая особа, какую только можно представить. Она живет в мавзолее на Гросвенор-сквер, редко оттуда выбирается, зато устраивает приемы под стать королевским. Эта тетушка одевается как пугало, не имеет ни мозгов, ни обаяния, но каким-то непостижимым способом — очевидно, с помощью сильного характера, который я за ней признаю, — убедила ton, что она вторая леди Корк и быть приглашенным в ее салон — великая честь.
— Звучит ужасно.
— Она и сама ужасна. Настоящий дракон!
— А почему она хочет восстановить вашу репутацию?
— О, по двум причинам. Во-первых, каковы бы ни были мои грехи, я глава семьи, а это обстоятельство для нее много значит. Во-вторых, издав королевский приказ моему кузену Альфреду прибыть на Гросвенор-сквер для инспекции, она сделала удручающее открытие, что он первостатейный франт. Не имея понятия, что старая леди люто ненавидит щеголей с Бонд-стрит, глупец разоделся в пух и прах и явился на Гросвенор-сквер в светло-желтых брюках, сюртуке от Штульца, сапогах от Хоби, шляпе от Бэкстера и ярком галстуке. Добавьте к этому барселонский шейный платок, цветок размером с тыкву в петлице, сильный залах черкесского масла для волос, манеры учителя танцев, шепелявость, годами доводимую до совершенства, и вы поймете, как выглядел Альфред.
— Хотела бы я на него посмотреть! — рассмеялась Венеция. — А вы его видели или это игра воображения?
— Конечно не видел, но мне его подробно описала моя тетушка. Бедняга всего лишь хотел выглядеть получше, но все его надежды пошли прахом. Ведь ему было нужно положить конец долгой вражде — я забыл упомянуть, что мои тети поссорились с его матерью. Кажется, она их оскорбила на похоронах моего дяди, но я при этом не присутствовал. Впрочем, готов биться об заклад, что она не выказала должного почтения к их высокому рангу. Как бы то ни было, Альфред повиновался вызову моей тети Огасты, уверенный, что с помощью такта и своей изысканной внешности сможет убедить не только ее, но также тетю Джейн и тетю Илайзу сделать его их наследником, что привлекало кузена куда больше, чем мое наследство, et pour cause. Но увы, столкнувшись с выбором между щеголем и повесой, они выбрали повесу — вернее, выбрали бы, если бы я согласился…
— Вести себя достойно?
— Хуже! Жениться на женщине с плохими зубами, курносым носом и безобразной фигурой. Венеция снова рассмеялась:
— Естественно, они хотели, чтобы вы женились, так как это самый респектабельный поступок, который вы могли совершить, и из-за детей, чтобы избавиться от необходимости рассчитывать на вашего кузена, но я не вижу причин, почему невеста непременно должна была иметь плохие зубы и курносый нос.
— Я тоже, но она имела и то и другое, уверяю вас. Более того, оказалась жуткой кривлякой. Вы удивляетесь, что я сбежал?
— Нет, но я удивляюсь, что ваши тети были настолько глупы, чтобы предложить вам подобный брак, зная, что прежде вы влюблялись только в красавиц. Трудно ожидать, что человек сразу откажется от своих привычек.
— Вы абсолютно правы! — согласился он. — Тем более, что глаза мисс Амелии Абли так часто моргали, что походили на рыбьи.
— Тогда вам ни в коем случае не следовало на ней жениться! — заявила Венеция. — Мне жаль бедняжку, но она будет счастливее старой девой, чем вашей женой. Я бы не удивилась, если бы вы через несколько дней после свадьбы сбежали с другой женщиной. Представляете, каким унижением это стало бы для нее! Как только вашим тeтушкам пришло в голову подсунуть вам такую неподходящую женщину?
— Думаю, они считали, что я уже пережил возраст романтических увлечений, — с печальной усмешкой ответил Деймрел. — Во всяком случае, тетя Илайза говорила, что мне пора остепениться, рисовала трогательные картины упорядоченной жизни.
— Могу себе представить! В результате вы сбежали в Йоркшир. И каковы же были достоинства мисс Абли?
— Ну… целомудрие.
— Этого мало, если вы имеете в виду, что она обладала пуританскими наклонностями.
— Мне так показалось. Но тети сообщили, что, помимо респектабельности, она отличается здравомыслием, хорошим вкусом и умением себя вести. Ее состояние было таким, на какое я имел основание рассчитывать, и, не окажись она дурна собой и старше тридцати лет, ее родители и слышать не пожелали бы о браке дочери со мной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50