То, в Невере?
– «Глаз рыси», вот как.
– Значит, ты сказал «да». И что потом?
– Мне все объяснили: в какой день я должен приехать, в какую гостиницу пойти, какой конверт мне дадут, название ресторана, где я буду работать. Я сделал все, как мне сказали, значит, буква «а», я приехал в четверг, и буква «b», я сразу пошел в гостиницу, и буква «с», мне сразу дали конверт с авансом.
– Как называется гостиница?
Клеман Воке молча пошевелил губами.
– Гостиница с шарами. Гостиница Трех Шаров, или четырех, или шести. В общем, много шаров. На станции Сент-Амбруаз. Я смогу ее найти. Там моя собственная фамилия в книге, Клеман Воке, телефон в номере и ванная. Он позвонил и сказал, что они задерживаются.
– Что это значит?
– Они задерживаются. Я должен был начать в субботу, но ресторан еще не был готов, потому что ремонт задержали на три недели. Он сказал, что я пока буду делать другую работу. Вот так я лично и стал следить за женщинами.
– Постарайся рассказать так хорошо, как только сможешь, – попросил Луи, наклоняясь к нему. – Это ты придумал насчет женщин?
– Придумал насчет женщин?
– Говори яснее, черт тебя возьми! – накинулась Марта на Луи. – Ведь видишь, что парню тяжело. И так история запутанная, представь себя на его месте.
– Это ты придумал найти этих женщин? – продолжил Луи.
– Придумал найти женщин для чего? – спросил Клеман.
Он замолчал, озадаченно раскрыв рот, держа руки на коленях.
– Что ты хотел сделать этим женщинам?
– Я хотел подарить им цветок в горшке и последить за их…
Парень нахмурился, шевеля губами.
– …за их нравственностью. Это слово сказали в телефоне. Я должен был следить за их нравственностью, чтобы ресторан был спокоен за их поведение, когда женщины будут там работать. Официантками.
– Ты хочешь сказать, – спокойно сказал Луи, – что этот человек попросил тебя следить за будущими официантками и докладывать ему?
Клеман улыбнулся:
– Ну да. У меня лично были два адреса и две фамилии. Я должен был начать с первой и продолжить со второй. Потом была бы третья.
– Постарайся вспомнить точно, что сказал тебе тот человек.
Последовала долгая пауза. Клеман Воке шевелил губами и прижимал палец к носу. Марку показалось, что так он пытается заставить мысли выйти из своей головы. И, как ни странно, у него, похоже, получалось.
– Я буду говорить его голосом, – сказал Клеман, нахмурив брови и прижав ноздрю. – У него голос ниже, чем у меня. Я буду говорить так, как мне лично запомнилось: «Первую девушку зовут так-то, с виду она ведет себя хорошо, но ни в чем нельзя быть уверенным. Она живет на улице Аквитании, дом такой-то, и ты пойдешь убедиться в этом. Прятаться необязательно. И ты не устанешь. Стой на улице и смотри, водит ли она кого-нибудь к себе, мужчин, например, ходит ли она покурить в кафе или выпить, ложится ли она спать поздно или как. Для этого надо смотреть на свет в ее окне. И рано ли она встает или как. Будешь следить пять дней, пятницу, субботу, воскресенье, понедельник, вторник. Потом купишь цветок в пластмассовом горшке и отнесешь ей подарок от ресторана, чтобы посмотреть, как у нее дома. Я тебе позвоню в среду, и ты мне все расскажешь, а потом будешь делать то же самое со второй девушкой, какой, я тебе скажу».
Клеман шумно вздохнул и взглянул на Марту.
– Он лучше говорит, – сказал он, – но я все точно повторил. Эту работу я должен был делать, пока ресторан не откроется. Но он гораздо лучше говорит. Значит, буква «а», я был в сквере Аквитании и делал мою работу. Хотя, впрочем, буква «b», девушка вела себя очень хорошо, что я сам лично заметил, и в среду я выбрал красивый папоротник в горшке и позвонил ей в дверь. Папоротники хорошо пахнут. Она очень удивилась, но цветок взяла, а меня к себе не пустила, она очень серьезная была, я не видел, как у нее дома, и огорчился. Потом, буква «b»…
Тут Клеман впервые запнулся, он явно был чем-то обеспокоен и повернулся к Марте.
– Я уже говорил букву «b», Марта? – прошептал он.
– Ты остановился на «с», – подсказала Марта.
– Буква «с», – продолжал Клеман, снова повернувшись к Луи, – я пошел к другой девушке и следил за ней с понедельника. Она вела себя не так хорошо, она жила на улице Башни Аббатис, и было совсем непохоже, что она скоро будет официанткой. Она не водила к себе мужчин, зато виделась с ними на улице, они вместе уезжали на синей машине, и она возвращалась очень поздно. Несерьезная девушка. И буква «d», я все-таки отнес ей цветок, но я выбрал папоротник поменьше из-за этого типа на синей машине, который мне не нравился. Она тоже взяла цветок, но тоже была удивлена и тоже не впустила меня к себе. И я закончил свою работу. По телефону тот человек из ресторана меня похвалил и сказал никуда не отлучаться, он мне скоро скажет, где живет третья девушка, я не должен был никуда выходить. Никуда.
– И ты сидел у себя в номере?
– Нет. Я через день вышел. Я пошел выпить кофе в кафе.
Парень умолк, раскрыв рот, и поглядел на Марту.
– Ничего страшного, – успокоила она его, – продолжай.
– Ну вот, а там, – запинаясь, проговорил Клеман, – были люди и газета, они ее читали. Они говорили название улицы и фамилию умершей девушки.
Клеман внезапно занервничал, встал и зашагал по комнате между кроватью и умывальником.
– Ну вот, – запыхавшись, сказал он, – это все.
– Но о чем ты подумал в кафе?
– Чтоб все провалилось! – закричал вдруг Клеман. – Не могу я больше рассказывать, хватит, слов больше нет! Я уже все самолично Марте объяснил, она может вам сказать! Не хочу больше, я устал от этих женщин. Когда я лично о них думаю, начинаю их хотеть.
Марта подошла к Клеману и обняла его за плечи.
– И он прав, – сказала она Луи, – ты парню всю голову заморочил своими вопросами. Знаешь что, малыш, – сказала она, повернувшись к Клеману, – пойди-ка ты прими душ, хотя бы минут пять постой под душем, я тебе скажу, когда хватит. И голову сполосни как следует.
Клеман кивнул.
– Раз уж так, – сказал Луи, открывая чемодан, – скажи ему, пусть наденет вот это. А мне пусть свои шмотки отдаст, мы их спрячем.
Марта протянула Клеману черную одежду и подтолкнула его к маленькой ванной. Потом недоверчиво взглянула на Луи:
– Отдать тебе его шмотки? Чтобы ты самолично их взял и передал полиции?
– Ты говоришь как он, – заметил Луи.
– А что я сказала?
– «Самолично».
– Ну и что? Кому какое дело?
– Просто сразу видно, что ты под его влиянием, старушка. Ты у него на крючке, если хочешь знать.
– Ну и что? Это мой паренек, разве не так?
– Это самолично твой паренек.
– Нечего надо мной издеваться.
– Я и не издеваюсь. Просто хочу тебе втолковать, что за этого мужика, которого ты шестнадцать лет не видела, ты готова своих друзей поубивать.
Марта села на кровать.
– Кроме меня никто ему не поможет, – тихо произнесла она, – вот что меня грызет, Людвиг. Я одна ему верю, но он говорит правду, потому что только Клеман мог согласиться на такую работу, следить за женщинами, не задавая вопросов, ни о чем не подозревая, не пытаясь понять, не читая газет… И еще он эти папоротники отнес, там полно его отпечатков… Это меня и гложет. Ты хоть представляешь, сколько там отпечатков? Это гиблое дело, Людвиг, гиблое! Клеман слишком глуп, а тот, другой, слишком хитер!
– Ты действительно считаешь его глупым?
– А ты думаешь, что он притворяется?
– Все может быть.
– Нет, Людвиг, нет… Он уже маленький таким был. Бог его знает, может, я слишком стара стала, но ты же сам видишь… Дурная наследственность, вот и все, и тут ничего не поделаешь.
– Где он так говорить научился?
Марта вздохнула.
– Он говорит, что это чтобы выглядеть пристойно… Скорее всего, нахватался этих словечек то там, то сям, а теперь и говорит их как попало. Но ему кажется, что это звучит солидно, понимаешь? Что… что ты о нем думаешь?
– Мало хорошего, Марта.
Марта понурила голову:
– Так я и знала. Он не производит хорошего впечатления.
– Дело не только в этом, Марта. Он нервный и, возможно, агрессивный. И не может себя держать в руках, когда говорят о женщинах. Его это смущает.
– Меня тоже, – сказал Марк.
Луи повернулся к Марку, который по-прежнему сидел на полу по-турецки и смотрел на него с улыбкой.
– Ты что-то совсем притих, – сказала Марта, – даже не похоже на тебя.
– Я слушал его, – объяснил Марк, кивнув в сторону ванной. – У него красивый голос.
– Что ты там говорил про женщин? – спросил Луи, взяв новую бутылку.
– Что меня тоже смущает, когда о них говорят, – ответил Марк, четко выговаривая слова. – Если в нем есть что нормального, так это оно. Зря Луи бросается на этого парня, он и так никому не нравится. Зато я очень даже понимаю его любовь к Марте.
Марк подмигнул старой Марте. Луи размышлял, развалясь в кресле и вытянув ноги.
– Возможно, тебя тоже обвели вокруг пальца, – сказал он, глядя в стену. – Это его голос на тебя действует. Он музыкант, и под звуки красивой музыки ты и воевать побежишь, как последний дурак.
Марк пожал плечами.
– Я просто думаю, что таких, как он, не часто встретишь, – сказал он. – Настолько тупого, чтобы выполнить все точь-в-точь, как ему велят, ни о чем не спрашивая. Настолько слепого, чтобы не видеть яму, которую роют у него под ногами, да он просто находка для мошенника. Над этим стоит задуматься.
В эту минуту из ванной с мокрой головой вышел Клеман, одетый в черную одежду Марка. В руке он держал ремень с серебряной пряжкой.
– Мне лично надо и это надеть? – спросил он.
– Да, – сказал Луи, – самолично надевай.
Клеман принялся вставлять ремень в петли, для него это было нелегкой задачей.
– Ты мне так и не ответил. О чем ты подумал в кафе, когда услышал про эту историю с убийствами?
Клеман что-то проворчал, потом прошлепал босыми ногами до кровати и уселся на прежнем месте, держа носки в руках. Он снова прижал пальцем ноздрю, потом принялся натягивать носок.
– Буква «а», что я знал женщину, которая умерла и которой я подарил папоротник. Буква «b», что я принес ей несчастье, потому что наблюдал за ней. И обо мне говорилось в газете. Это когда я лично обнаружил совпадение, тогда я и подумал, что я в ловушке, из которой я и пошел искать Марту.
Держа в руке носок, Клеман придвинулся вплотную к Луи.
– Это махина, – сказал он.
– Махинация, – поправила Марта.
– Из которой нет выхода, – уверенно продолжал Клеман, – меня специально выбрали и по телефону вызвали из Невера.
– И почему среди прочих выбрали именно тебя?
– Потому что я среди прочих дурак.
Последовало молчание. Парень старательно натягивал второй носок.
– Откуда ты знаешь? – спросил Луи.
– Да потому что мне всегда это твердили, – ответил Клеман, пожимая плечами. – Потому что я лично не понимаю, что люди говорят, и что вокруг происходит, и в газетах тоже что пишут, потому что мне читать трудно. Только Марта мне никогда так не говорила, но Марта-то добрая.
– Это точно, – отозвался Марк.
Клеман взглянул на Марка и улыбнулся ему. Он улыбался застенчиво, не показывая зубов.
– Ты знаешь, как умерли эти женщины? – не отставал Луи.
– Я не хочу про это говорить, я от этого волнуюсь.
Марк, наверно, хотел вставить «я тоже», но Луи взглядом удержал его.
– Ладно, Марк, пока хватит, – сказал он, вставая.
Марта поглядела на него с тревогой.
– Нет, – недовольно проговорил Луи. – Не знаю, Марта. Но пока, что бы там твой парень ни натворил, мы влипли, как последние идиоты. Постриги его покороче и перекрась. Только, ради бога, ничего кричащего, сделай из него красивого брюнета. Ни в коем случае не рыжего. Пусть отпустит бороду, мы ее тоже потом выкрасим, если нас раньше не сцапают.
Марта хотела что-то сказать, но Луи приложил палец к ее губам.
– Подожди, старушка, дай мне закончить и сделай в точности, как я скажу: ни под каким видом не дай ему выйти отсюда, даже если станет вопить, что пойдет выпить кофе в кафе.
– Я ему почитаю книжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– «Глаз рыси», вот как.
– Значит, ты сказал «да». И что потом?
– Мне все объяснили: в какой день я должен приехать, в какую гостиницу пойти, какой конверт мне дадут, название ресторана, где я буду работать. Я сделал все, как мне сказали, значит, буква «а», я приехал в четверг, и буква «b», я сразу пошел в гостиницу, и буква «с», мне сразу дали конверт с авансом.
– Как называется гостиница?
Клеман Воке молча пошевелил губами.
– Гостиница с шарами. Гостиница Трех Шаров, или четырех, или шести. В общем, много шаров. На станции Сент-Амбруаз. Я смогу ее найти. Там моя собственная фамилия в книге, Клеман Воке, телефон в номере и ванная. Он позвонил и сказал, что они задерживаются.
– Что это значит?
– Они задерживаются. Я должен был начать в субботу, но ресторан еще не был готов, потому что ремонт задержали на три недели. Он сказал, что я пока буду делать другую работу. Вот так я лично и стал следить за женщинами.
– Постарайся рассказать так хорошо, как только сможешь, – попросил Луи, наклоняясь к нему. – Это ты придумал насчет женщин?
– Придумал насчет женщин?
– Говори яснее, черт тебя возьми! – накинулась Марта на Луи. – Ведь видишь, что парню тяжело. И так история запутанная, представь себя на его месте.
– Это ты придумал найти этих женщин? – продолжил Луи.
– Придумал найти женщин для чего? – спросил Клеман.
Он замолчал, озадаченно раскрыв рот, держа руки на коленях.
– Что ты хотел сделать этим женщинам?
– Я хотел подарить им цветок в горшке и последить за их…
Парень нахмурился, шевеля губами.
– …за их нравственностью. Это слово сказали в телефоне. Я должен был следить за их нравственностью, чтобы ресторан был спокоен за их поведение, когда женщины будут там работать. Официантками.
– Ты хочешь сказать, – спокойно сказал Луи, – что этот человек попросил тебя следить за будущими официантками и докладывать ему?
Клеман улыбнулся:
– Ну да. У меня лично были два адреса и две фамилии. Я должен был начать с первой и продолжить со второй. Потом была бы третья.
– Постарайся вспомнить точно, что сказал тебе тот человек.
Последовала долгая пауза. Клеман Воке шевелил губами и прижимал палец к носу. Марку показалось, что так он пытается заставить мысли выйти из своей головы. И, как ни странно, у него, похоже, получалось.
– Я буду говорить его голосом, – сказал Клеман, нахмурив брови и прижав ноздрю. – У него голос ниже, чем у меня. Я буду говорить так, как мне лично запомнилось: «Первую девушку зовут так-то, с виду она ведет себя хорошо, но ни в чем нельзя быть уверенным. Она живет на улице Аквитании, дом такой-то, и ты пойдешь убедиться в этом. Прятаться необязательно. И ты не устанешь. Стой на улице и смотри, водит ли она кого-нибудь к себе, мужчин, например, ходит ли она покурить в кафе или выпить, ложится ли она спать поздно или как. Для этого надо смотреть на свет в ее окне. И рано ли она встает или как. Будешь следить пять дней, пятницу, субботу, воскресенье, понедельник, вторник. Потом купишь цветок в пластмассовом горшке и отнесешь ей подарок от ресторана, чтобы посмотреть, как у нее дома. Я тебе позвоню в среду, и ты мне все расскажешь, а потом будешь делать то же самое со второй девушкой, какой, я тебе скажу».
Клеман шумно вздохнул и взглянул на Марту.
– Он лучше говорит, – сказал он, – но я все точно повторил. Эту работу я должен был делать, пока ресторан не откроется. Но он гораздо лучше говорит. Значит, буква «а», я был в сквере Аквитании и делал мою работу. Хотя, впрочем, буква «b», девушка вела себя очень хорошо, что я сам лично заметил, и в среду я выбрал красивый папоротник в горшке и позвонил ей в дверь. Папоротники хорошо пахнут. Она очень удивилась, но цветок взяла, а меня к себе не пустила, она очень серьезная была, я не видел, как у нее дома, и огорчился. Потом, буква «b»…
Тут Клеман впервые запнулся, он явно был чем-то обеспокоен и повернулся к Марте.
– Я уже говорил букву «b», Марта? – прошептал он.
– Ты остановился на «с», – подсказала Марта.
– Буква «с», – продолжал Клеман, снова повернувшись к Луи, – я пошел к другой девушке и следил за ней с понедельника. Она вела себя не так хорошо, она жила на улице Башни Аббатис, и было совсем непохоже, что она скоро будет официанткой. Она не водила к себе мужчин, зато виделась с ними на улице, они вместе уезжали на синей машине, и она возвращалась очень поздно. Несерьезная девушка. И буква «d», я все-таки отнес ей цветок, но я выбрал папоротник поменьше из-за этого типа на синей машине, который мне не нравился. Она тоже взяла цветок, но тоже была удивлена и тоже не впустила меня к себе. И я закончил свою работу. По телефону тот человек из ресторана меня похвалил и сказал никуда не отлучаться, он мне скоро скажет, где живет третья девушка, я не должен был никуда выходить. Никуда.
– И ты сидел у себя в номере?
– Нет. Я через день вышел. Я пошел выпить кофе в кафе.
Парень умолк, раскрыв рот, и поглядел на Марту.
– Ничего страшного, – успокоила она его, – продолжай.
– Ну вот, а там, – запинаясь, проговорил Клеман, – были люди и газета, они ее читали. Они говорили название улицы и фамилию умершей девушки.
Клеман внезапно занервничал, встал и зашагал по комнате между кроватью и умывальником.
– Ну вот, – запыхавшись, сказал он, – это все.
– Но о чем ты подумал в кафе?
– Чтоб все провалилось! – закричал вдруг Клеман. – Не могу я больше рассказывать, хватит, слов больше нет! Я уже все самолично Марте объяснил, она может вам сказать! Не хочу больше, я устал от этих женщин. Когда я лично о них думаю, начинаю их хотеть.
Марта подошла к Клеману и обняла его за плечи.
– И он прав, – сказала она Луи, – ты парню всю голову заморочил своими вопросами. Знаешь что, малыш, – сказала она, повернувшись к Клеману, – пойди-ка ты прими душ, хотя бы минут пять постой под душем, я тебе скажу, когда хватит. И голову сполосни как следует.
Клеман кивнул.
– Раз уж так, – сказал Луи, открывая чемодан, – скажи ему, пусть наденет вот это. А мне пусть свои шмотки отдаст, мы их спрячем.
Марта протянула Клеману черную одежду и подтолкнула его к маленькой ванной. Потом недоверчиво взглянула на Луи:
– Отдать тебе его шмотки? Чтобы ты самолично их взял и передал полиции?
– Ты говоришь как он, – заметил Луи.
– А что я сказала?
– «Самолично».
– Ну и что? Кому какое дело?
– Просто сразу видно, что ты под его влиянием, старушка. Ты у него на крючке, если хочешь знать.
– Ну и что? Это мой паренек, разве не так?
– Это самолично твой паренек.
– Нечего надо мной издеваться.
– Я и не издеваюсь. Просто хочу тебе втолковать, что за этого мужика, которого ты шестнадцать лет не видела, ты готова своих друзей поубивать.
Марта села на кровать.
– Кроме меня никто ему не поможет, – тихо произнесла она, – вот что меня грызет, Людвиг. Я одна ему верю, но он говорит правду, потому что только Клеман мог согласиться на такую работу, следить за женщинами, не задавая вопросов, ни о чем не подозревая, не пытаясь понять, не читая газет… И еще он эти папоротники отнес, там полно его отпечатков… Это меня и гложет. Ты хоть представляешь, сколько там отпечатков? Это гиблое дело, Людвиг, гиблое! Клеман слишком глуп, а тот, другой, слишком хитер!
– Ты действительно считаешь его глупым?
– А ты думаешь, что он притворяется?
– Все может быть.
– Нет, Людвиг, нет… Он уже маленький таким был. Бог его знает, может, я слишком стара стала, но ты же сам видишь… Дурная наследственность, вот и все, и тут ничего не поделаешь.
– Где он так говорить научился?
Марта вздохнула.
– Он говорит, что это чтобы выглядеть пристойно… Скорее всего, нахватался этих словечек то там, то сям, а теперь и говорит их как попало. Но ему кажется, что это звучит солидно, понимаешь? Что… что ты о нем думаешь?
– Мало хорошего, Марта.
Марта понурила голову:
– Так я и знала. Он не производит хорошего впечатления.
– Дело не только в этом, Марта. Он нервный и, возможно, агрессивный. И не может себя держать в руках, когда говорят о женщинах. Его это смущает.
– Меня тоже, – сказал Марк.
Луи повернулся к Марку, который по-прежнему сидел на полу по-турецки и смотрел на него с улыбкой.
– Ты что-то совсем притих, – сказала Марта, – даже не похоже на тебя.
– Я слушал его, – объяснил Марк, кивнув в сторону ванной. – У него красивый голос.
– Что ты там говорил про женщин? – спросил Луи, взяв новую бутылку.
– Что меня тоже смущает, когда о них говорят, – ответил Марк, четко выговаривая слова. – Если в нем есть что нормального, так это оно. Зря Луи бросается на этого парня, он и так никому не нравится. Зато я очень даже понимаю его любовь к Марте.
Марк подмигнул старой Марте. Луи размышлял, развалясь в кресле и вытянув ноги.
– Возможно, тебя тоже обвели вокруг пальца, – сказал он, глядя в стену. – Это его голос на тебя действует. Он музыкант, и под звуки красивой музыки ты и воевать побежишь, как последний дурак.
Марк пожал плечами.
– Я просто думаю, что таких, как он, не часто встретишь, – сказал он. – Настолько тупого, чтобы выполнить все точь-в-точь, как ему велят, ни о чем не спрашивая. Настолько слепого, чтобы не видеть яму, которую роют у него под ногами, да он просто находка для мошенника. Над этим стоит задуматься.
В эту минуту из ванной с мокрой головой вышел Клеман, одетый в черную одежду Марка. В руке он держал ремень с серебряной пряжкой.
– Мне лично надо и это надеть? – спросил он.
– Да, – сказал Луи, – самолично надевай.
Клеман принялся вставлять ремень в петли, для него это было нелегкой задачей.
– Ты мне так и не ответил. О чем ты подумал в кафе, когда услышал про эту историю с убийствами?
Клеман что-то проворчал, потом прошлепал босыми ногами до кровати и уселся на прежнем месте, держа носки в руках. Он снова прижал пальцем ноздрю, потом принялся натягивать носок.
– Буква «а», что я знал женщину, которая умерла и которой я подарил папоротник. Буква «b», что я принес ей несчастье, потому что наблюдал за ней. И обо мне говорилось в газете. Это когда я лично обнаружил совпадение, тогда я и подумал, что я в ловушке, из которой я и пошел искать Марту.
Держа в руке носок, Клеман придвинулся вплотную к Луи.
– Это махина, – сказал он.
– Махинация, – поправила Марта.
– Из которой нет выхода, – уверенно продолжал Клеман, – меня специально выбрали и по телефону вызвали из Невера.
– И почему среди прочих выбрали именно тебя?
– Потому что я среди прочих дурак.
Последовало молчание. Парень старательно натягивал второй носок.
– Откуда ты знаешь? – спросил Луи.
– Да потому что мне всегда это твердили, – ответил Клеман, пожимая плечами. – Потому что я лично не понимаю, что люди говорят, и что вокруг происходит, и в газетах тоже что пишут, потому что мне читать трудно. Только Марта мне никогда так не говорила, но Марта-то добрая.
– Это точно, – отозвался Марк.
Клеман взглянул на Марка и улыбнулся ему. Он улыбался застенчиво, не показывая зубов.
– Ты знаешь, как умерли эти женщины? – не отставал Луи.
– Я не хочу про это говорить, я от этого волнуюсь.
Марк, наверно, хотел вставить «я тоже», но Луи взглядом удержал его.
– Ладно, Марк, пока хватит, – сказал он, вставая.
Марта поглядела на него с тревогой.
– Нет, – недовольно проговорил Луи. – Не знаю, Марта. Но пока, что бы там твой парень ни натворил, мы влипли, как последние идиоты. Постриги его покороче и перекрась. Только, ради бога, ничего кричащего, сделай из него красивого брюнета. Ни в коем случае не рыжего. Пусть отпустит бороду, мы ее тоже потом выкрасим, если нас раньше не сцапают.
Марта хотела что-то сказать, но Луи приложил палец к ее губам.
– Подожди, старушка, дай мне закончить и сделай в точности, как я скажу: ни под каким видом не дай ему выйти отсюда, даже если станет вопить, что пойдет выпить кофе в кафе.
– Я ему почитаю книжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28