Как всегда, мысль его была лишена окраски, но Капитан готов был поклясться, что он удивлен. Еще бы: прозвище космонавта никак не соответствовало его внешности, а такое несоответствие было трудно понять не обладающему чувством юмора гедонийцу.
– Что ж поделаешь, – усмехнулся Малыш, – больше не вырос.
– Не понимаю, – равнодушно заметил Стойкий, – внешние качества исключают имя.
– И не поймешь, – подал мысль Капитан, – ты слов таких даже не знаешь – ирония, шутка. А кто ты в Аоре, вольный или подражатель?
Стойкий едва заметно усмехнулся, а может, это Капитану только показалось.
– Спроси у своих спутников. Они знают.
Малыш вопросительно посмотрел на ксора, и тот кратко и, как всегда, не очень понятно ответил:
– Сверхлюди, первая ступень.
Так вот они какие – сверхлюди! Капитан с интересом разглядывал вчерашнего школьника. Ничего особенного ни во внешности, ни в поведении. Даже одежда не изменилась. Значит, информация накапливалась за счет других качеств и, вероятно, никому не угрожающих. Да и в голосе ксора не было страха. И никто не обращал внимания на их столик, никто не пытался незаметно ускользнуть, как получасом ранее, когда в лепо резвились маги.
Капитан снова внимательно посмотрел на Стойкого, пытаясь разгадать его сущность. Тот сидел нагнув голову и полуприкрыв глаза, словно слушал неслышное ни Капитану, ни его собеседникам. Потом встал, чем-то озабоченный.
– Пошли, – мысленно приказал он. – В третьем порядке волнение. Не будем терять времени. – Он посмотрел на ксора: – Ты тоже пойдешь с нами, будешь нужен. – И добавил торопливо: – Один, один, без корпорантов. Нас и так слишком много.
Капитан снова отметил, что никто не обратил внимания на их уход: пришли люди, посидели, ушли. Что тут удивительного?
– Не отставайте. – Стойкий подхватил Капитана под руку, а его товарищ протянул руку Малышу:
– С нами. Скорее.
Они шагнули в уже привычную пустоту, на мгновение кольнувшую сердце, и снова вышли в городе, в каком-то «третьем порядке», который ничем не отличался от тех «порядков», какие они видели на открытых плоскостях Аоры. Та же ровная, чуть поблескивающая крыша-улица, та же замысловатая игра красок на стенах домов-туннелей, те же голубые площади внизу. И только не было тишины, привычной уже в Аоре, насыщенной шуршанием платьев женщин, всегда более изобретательных в одежде, мягкой поступью никуда не спешащих прохожих, еле слышным дыханием соседа рядом – тишины, чуть звенящей, как в летний полдень над полем клевера.
На этот раз на площади внизу гудела толпа – человек сорок – пятьдесят, да еще зрители на крышах, – гудела угрожающе и сердито мощным пчелиным ульем. А присмотревшись, можно было увидеть, что толпа не однородна, а разделена на две группы, медленно сближающиеся – стенка на стенку. И мелькали в сжатых кулаках матовые рукоятки «хлыстов», гаечные ключи «парализаторов» и дубинки-разрядники, черные и пружинящие, как и та, что висела на поясе у Капитана. Все походили друг на друга, как близнецы, отличаясь только одеждой. Женщины были чуть стройнее и тоньше и не столь атлетичные, как мужчины. Но и они не выделялись в толпе – так же вооруженные, одинаково яростные. Только гортанные выкрики выдавали эту ярость, и было непонятно, кто кричал, женщины или мужчины.
– Успели, – беззвучно сказал Стойкий и, выхватив неизвестно откуда черный «огурец» с воронкой на конце, послал вслед торопливый приказ: – Не упускать нас из виду.
– А это что? – полюбопытствовал Малыш, заинтересованный «огурцом».
– Дист. У вас есть оружие?
– Есть. Только другое.
– Сойдет. Шагайте.
– Как? Вниз?
Стойкий исчез и тотчас же возник внизу, пройдя свой короткий нуль-переход за какую-то долю секунды. За ним последовали и его спутники, в том числе и земляне, уже привыкшие к этому сказочному передвижению. Их было пятеро против пятидесяти, а те даже не заметили их появления.
– Что они не поделили? – спросил Капитан.
– Не знаю, – ответил Стойкий. – Возможно, площади.
– Разве одна здесь такая площадь?
– Конечно, нет. Но они не рассуждают.
– А мы здесь зачем? Помешать драке?
Стойкий удивленно посмотрел на Капитана:
– Мешать! Зачем? Пусть дерутся. Лишняя информация.
– Для кого?
– Для всех. А мы здесь для того, чтобы предотвратить насилие над природой.
Капитан не понял:
– Убийство?
– Убийство – это только уничтожение одного «я», субъекта, повод для перекройки. Насилие над природой – нарушение циклического равновесия, когда объект уже нельзя перекроить из-за нарушенной фактуры.
– Что он имеет в виду? – спросил Малыш.
– Членовредительство, – бросил Капитан. – Руку тебе оторвут или голову срежут – фактура нарушена. А это бывает? – спросил он у Стойкого.
– Редко. И не должно быть. Для того мы и предназначены. Сохранение фактуры – максимум информации. – Он повернул рычажок на черной поверхности «огурца», и лепестки-воронки засветились голубоватым светом. – Отстегни дубинку и не лезь в драку сам. Наблюдай за мной. Когда надо, скажу.
А толпа сходилась с нарастающей яростью – нерассуждающей и бессмысленной. Кто-то должен был начать: половчее ударить «хлыстом» или парализовать выбранную наугад жертву и запустить механизм всеобщей драки, хорошо налаженной, бесперебойной. Драться здесь, видимо, умели и любили.
И нашелся смельчак. Взметнулся лучик «хлыста», полоснул кого-то в толпе, и пошла пляска голубых молний, словно длинных и гибких фехтовальных клинков. А потом к ним присоединились парализаторы. Драчуны начали валиться, как игрушечные солдатики, все смешалось в свалке – и победители и побежденные, если только можно было их различить.
Стойкий держался в стороне, поигрывая светящимся «огурцом», и смотрел на дерущихся – ленивый и равнодушный зритель; но вдруг напрягся, как сжатая пружина, и нырнул в толпу. Он пробирался сквозь нее, не обращая внимания на удары «хлыстов», ловко уклоняясь от лучей парализаторов, устремленный к долговязому гедонийцу с черной пиратской повязкой на глазу и каким-то рыжим «бруском» в руке. Должно быть, именно этот «брусок» и мог совершить насилие над природой, предотвратить которое обязан был Стойкий. Мог, но не совершил. Открытый раствор «огурца» извергнул струю синеватого газа, и гедониец сразу обмяк, тут же подхваченный Стойким. Тот вынес его, сбросил к расписанной стенке туннеля и потер щеку, на которой вспухал багровый рубец.
– Больно? – сочувственно спросил Малыш.
Стойкий равнодушно отмахнулся.
– Пустяки. Фактура не нарушена. – Он подкинул на ладони продолговатый рыжий «брусок». – Электронный нож. Легко режет любую ткань. Интересно, где он его достал.
– Сирги, – перебил мысль спутник Стойкого. – Их штучки. Дают, не подумав, кому. Здесь еще один с ножом.
– Откуда ты знаешь? – не поверил Малыш.
– Мы должны знать.
– Мистика, – процедил сквозь зубы Малыш и вгляделся в толпу. – У кого нож?
– У вольного в черной рубахе. Шестой сектор.
Малыш не понял, что значит сектор в гедонийском понимании и почему он шестой, а не пятый, но вольного увидел. Тот уверенно действовал «хлыстом», зажатым в правой руке, а левую засунул в прорезь черной рубашки.
– Нужно обезвредить, – послал мысль Стойкий. – Кто пойдет?
– Я, – сказал Малыш. – Давай дубинку.
– С ума сошел! – закричал Капитан. – Тебя же собьют в два счета.
Но Малыш уже ворвался в толпу. Ловко орудуя дубинкой, уклоняясь от встречных ударов, боднул кого-то в живот, вовремя заметил руку с «хлыстом», направленным на него, ударил ребром ладони по этой руке, успел подхватить рукоятку «хлыста» и с оттяжкой, словно «хлыст» был нейлоновый, а не электронный, полоснул по надвинувшимся лицам, рукам, шеям. Кто-то взвыл от боли, кто-то упал, и Малыш продвинулся еще метров на пять. Он уже мог достать «хлыстом» вольного в черном, но не спешил: в конце концов, дубинка вернее, а не дубинка, так кулак не подведет. И вдруг что-то сверкнувшее обожгло ему плечи. Он зашатался от боли, перед глазами завертелись огненные колеса: попали, гады!
Он стиснул зубы и двинулся уже наугад, почти не видя, туда, где маячило черное пятно. И когда оно вдруг выросло перед ним, превратившись в сетку-шнуровку на загорелой спине вольного, он не задумываясь хлестнул дубинкой по этой спине – с размаху, изо всех сил. Гедониец охнул и осел, а Малыш подхватил его на плечи и, пошатываясь, двинулся назад, – так же как и Стойкий прикрываясь от ударов безжизненным телом – пусть хлещут: все равно на перекройку пойдет. Так он выбрался из толпы, сбросил обмякшее тело на полированный пластик площади и, пошарив за бортом черной шнуровки, вытащил прямоугольный рыжий брусочек.
– Держи, – бросил он Стойкому, и тот, поймав нож на лету, одобрил:
– Неплохо. Эта информация поможет тебе перейти к нам.
– К кому?
– К сверхлюдям.
Малыш вытер вспотевший лоб.
– Спасибо. Что-то не хочется. – Он осторожно повел плечами; спина нещадно горела, обожженная скользнувшим ножом вольного.
– Кто дал им эти ножи? – спросил Капитан.
– Сирги. Кто же еще?!
– А откуда ножи у сиргов?
– Из пространства.
Капитан не понял, но переспрашивать не стал: все равно понятнее не будет, здесь не любят бестолковых и любопытных.
– Зачем они вооружают вольных? Разве сирги не знают, что это опасно?
– Знают. Но они против стабильности. Бунтари.
Капитан задумался. Кто же может бунтовать в этом отлаженном механизме? Выходит, что не так уж хорошо он отлажен. Кому-то что-то не нравится, кто-то пытается что-то исправить. Или поломать. Сирги. Тот человечек, который назвал себя колебателем пространства?
– Их много в Аоре?
– Не знаю, – пожал плечами Стойкий, – но они мешают стабильности.
– Так остановите их.
– Нельзя. Они неуловимы.
– Даже для вас?
– Мы не владеем пространством, а они хозяева колебаний. Они играют миражами. Ты не поймешь.
– Почему? – хотелось спросить Капитану – о миражах-то он знал наверняка больше Стойкого, но из осторожности промолчал.
– А можно где-нибудь встретиться с сиргами? – спросил Малыш.
– Встретишься. – Стойкий к чему-то прислушивался. – Может быть, очень скоро.
Он что-то сказал своему спутнику, но что именно. Капитан не «услышал»: мысль была заблокирована.
– Уйдем отсюда, мы уже не нужны. – Стойкий взял Капитана под руку. – Драка скоро закончится, а ножей у них больше нет.
– А что будет с ними? – Капитан кивнул на безжизненные тела гедонийцев.
– Отправят на перекройку.
– Когда?
– Ночью.
– Кто?
– Не знаю. Утром их уже не будет. Так всегда.
Капитан последовал за гатрами. Ксор давно уже исчез в толпе, предпочитая не оставаться в обществе сверхлюдей, а Малыш почему-то задержался на площади, внимательно оглядел ее, словно пытаясь запомнить что-то, и чуть было не прозевал своих спутников, которые шагали к центру города, избрав древний пешеходный маневр вместо сказочной телепортации.
А ярость оставшейся позади драки уже погасла, гедонийцы скучающе расходились, равнодушные к тем, кто не мог встать.
5. Охота на ведьм. Сирги
«Кто может здесь бунтовать? – думал Капитан. – И как? И зачем? И против кого? Только вопросительные знаки. Выходит, до тошноты логичная система Учителя оказывается нелогичной в самой основе. Все контролируется – и тревожат Аору бесконтрольные сирги. Не годишься для жизни в городе – на перекройку тебя! Ан нет: сирг-то неуловим, Стойкий сам признал это. И все-таки не верится что-то в революционность бунтарства сиргов. Что им, система не нравится? Чушь, не может быть: они к ней за тысячелетие привыкли, как к любому набору информации. Система – это они сами, и уничтожить ее – значит уничтожить их самих. А такое самопожертвование что-то очень сомнительно. Скорее всего, бунт – самоцель, бунт от скуки, от вседозволенности, бунт ради бунта. И кто знает, может быть, за эти „бунтарские“ выходки им инединицы отсчитывают не скупясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40